Дмитрий Слободянюк: Я хотел бы начать с вопроса, который, наверное, задает себе растерянный народ: куда надо пойти 4 ноября, чтобы ощутить себя среди своих? Куда? День народного единства, с моей точки зрения, во многом должен напоминать 1 Мая. Так где же та демонстрация, на которую ходили с большой охотой? А тут какие-то люди – сравнительно небольшое меньшинство «политических активистов» – зовут на улицу, собирают марши, потом дерутся с милицией… А для человека неактивного, каких большинство, для человека, занятого работой, дачей, семьей, все это лишь повод почувствовать душевный дискомфорт. Ну, праздник становления народа и государственности. Ну, еще один выходной. Но от чего тут испытывать ликование или хотя бы праздничное настроение? «Что отмечаем?» – задают себе вопрос массы. И ответ на этот вопрос не столь прост и прозрачен, как, например, на Новый год или на 9 Мая. Почему так происходит? Слишком много официоза. И слишком многие воспринимают 4 ноября как искусственное торжество, плод каких-то кремлевских технологий. Нельзя ли поднять «общественный рейтинг» этого праздника вопреки верхам, помимо кремлевских политтехнологов? Кроме того, хотелось бы, чтобы в этот день русские люди могли собраться среди своих, чтобы не дрались, не ругались и не кричали: «Хайль Гитлер!» Многим простым обывателям это совершенно неблизко. Воевали с немцами не раз, били их, в каждой семье есть погибшие на войне родственники. У меня один дед пропал без вести, другой до Берлина дошел…

Что получается? То ли нам подарили какой-то недопраздник, то ли его подарили, а потом исказили? Вышел непонятный день календаря с неясными, хотя и интересными перспективами.

Владимир Тор: Полагаю, правильнее всего воспринимать этот праздник не только как религиозный, но как день рождения русского гражданского общества. 4 ноября отмечается годовщина победы над иноземными оккупантами, которых русский народ, собравшись с силами, изгнал из сердца России. Причем изгнал не мобилизованный верховной властью, а самостоятельно, в рамках того, что сейчас умные люди называют гражданским обществом. Очень похожая ситуация сложилась и в 2005 году. Формально назначенный «красный день календаря» был создан не ради праздника, а ради вытеснения политического конкурента с общественного поля. Иными словами, был направлен на подрыв позиций КПРФ. Но он оказался перехваченным русским национальным движением. Власть это очень быстро поняла и в прошлом году попыталась праздник отобрать. Причем отобрать его не формально, а растоптать, уничтожить. Отсюда – запреты на массовые шествия. По нашей статистике, более 3000 людей в Москве было задержано. Тем не менее Русский марш состоялся. Эта борьба не прошла напрасно. В 2007 году создалась другая ситуация. Власть поняла, что спорить бесполезно, и марш разрешила. Он, кстати, прошел без особых эксцессов. Это государственное движение в правильную сторону. Я думаю, что пройдет некоторое время, и этот праздник станет революционным. За это тоже предстоит побороться. Дело в том, что на сегодняшний момент мы видим профанацию парламентской борьбы. Выборы носят формальный характер. Победитель предрешен не народными симпатиями, а инструментами «управляемой демократии». При таком развитии ситуации неизбежность низовой политической активности очевидна. За свое видение жизни необходимо бороться, в том числе и на уличных шествиях.

Дмитрий Володихин: Я согласен с Владимиром в том, что праздник изначально был официально введен правительством как таран против 7 ноября. Иными словами, как средство борьбы с шествиями коммунистов, с идеологическим влиянием КПРФ. Разумеется, правящей элите нужно было, чтобы появился некий официальный праздник, перехватывающий 7 ноября, но… не несущий в себе какого-либо острого идейного заряда. Однако другим источником этого праздника стала деятельность Русской Православной Церкви, давно предлагавшей заменить отмечание 7 ноября на празднование дня Казанской иконы Пречистой Богородицы. А третьим источником – работа ряда патриотических групп, также предлагавших выбрать этот день для торжества в память о победе над польско-литовскими оккупантами в 1612 году. Одна из таких групп связана с Нижним Новгородом, воспоминания о ее деятельности мне не раз приходилось слышать от журналиста, координатора «Народного собора» Сергея Скатова. Поэтому, скажем так, появление 4 ноября было «оформлено» и сверху, и снизу. Только сверху хотели в этом празднике видеть формальность, а снизу искали в нем нечто более живое.

Что в результате получилось? Первые два года празднования 4 ноября сверху лилась какая-то манная каша вроде «дня добрых дел», когда вся Россия должна была в течение суток прибивать скворешник, а если хватит сил, то, может быть, еще помочь бабушке перенести авоську из магазина домой. Вот, собственно, то значение, которое придавалось Дню народного единства верхами. Правда, в 2007 году кое-какие серьезные мероприятия власть провела: позволила выставку «Православная Русь», двинула президента РФ на возложение цветов к памятнику Минину и Пожарскому…

Теперь то, что касается «снизу». Появление Русского марша и выступление целого ряда неформальных общественных групп показало, что народ воспринимает этот праздник как родной, как свой, когда на улицу выходят, что называется, наши. Разумеется, сейчас существует великое множество шествий, маршей, митингов, которые проходят в рамках 4 ноября, – как официальных, так и неофициальных. И значение 4 ноября для разных общественных групп варьирует в широком диапазоне. Для одних «наши» – эти, а для других – те… Однако эта раздробленность, на мой взгляд, временное явление. Для того чтобы у народа появился полноценный праздник, воспринимаемый огромным количеством людей в качестве естественного повода для радости, для хорошего настроения, да хотя бы и для того же единения, должно пройти много лет. Праздник должен устояться.

В этом смысле необходимы и усилия государства, и усилия тех же самых неформальных общественных групп. Что касается государства, хорошо уже исчезновение лажи о скворечниках из эфира, хорошо уже составление более или менее адекватной праздничной ТВ-программы на 4 ноября. На перспективу: прежде всего, необходимо официальное позволение проводить большой крестный ход. Так, например, в 2007 году крестный ход, на который подали заявки несколько православно-патриотических организаций, получил визу «не рекомендовано». И это, может быть, одна из самых крупных ошибок, сделанных чиновниками столичной мэрии. Тем более что верующие все равно проигнорировали решение власти и прошли крестным ходом по всему Бульварному кольцу... Властям следует не только разрешить большой крестный ход в 2008-м, но также всеми силами способствовать тому, чтобы он набрал как можно больше народу. 4 ноября в очень значительной степени воспринимается как «белый» православно-патриотический праздник. Как день патриота. Или, как правильно сказал Владимир, день солидарности русских, день любви к Отечеству. Следовательно, крестный ход просто обязан быть в этот день.

Если бы правительство относилось к новому празднику со здравым прагматизмом, давно было бы принято решение проводить в этот день военный парад на Красной площади. Ведь в этот день мы вспоминаем о последнем сражении с интервентами, в ходе которого из Китай-города силами ополчений были отброшены польско-литовские интервенты. Кремль сдастся на несколько дней позже, но последнее боевое столкновение произошло именно 4 ноября, если смотреть по новому календарю.

Я согласен с Дмитрием: 4 ноября должно происходить нечто вроде демонстрации. Для начала пусть эта инициатива исходит от правительственных кругов, а впоследствии народ подхватит, потому что выйти на веселое праздничное шествие, которое доставляет людям удовольствие, которое выводит на улицу и стариков, и детей, – это отличная вещь.

Ну а что касается инициативы со стороны неформальных общественных групп, то здесь все просто. Именно в результате их колоссальной активности День народного единства запомнился людям, стал в их сознании недюжинным событием – не чета блеклому Дню России... Сейчас необходимо постепенно переходить от хаоса к объединению усилий, от огромного количества небольших мероприятий к двум-трем действительно крупным. Условно говоря, их может быть два: большой крестный ход и марш оппозиционеров, которые могли бы в этот день высказать в нормальной цивилизованной форме претензии к правящей элите со стороны национального движения, и, таким образом, со стороны русского народа. Это будет неплохая платформа для того праздника, который действительно нужен стране.

Петр Акопов: Чем можно наполнить День народного единства? Мне кажется, может быть три варианта ответа на этот вопрос. Вариант первый: праздник постепенно вырождается и превращается в совершенно официозные торжества, которые не близки никому, кроме нанятых движений. Этот вариант наименее вероятный, но он существует. Он существует в том случае, если 4 ноября будет окончательно потеряно со стороны как народа, так и политически активной части патриотического движения.

Второй вариант: праздник получает чисто политическое значение. Это то, что мы наблюдаем сегодня. Я не стал бы называть его народным: не следует переоценивать влияние политически активной части правого крыла на весь народ. То есть оно есть, но… все равно, как в 2005–2006 годах, так и в 2007-м 4 ноября – праздник актива. Для него не характерно широкое народное празднование. Сидя у телевизоров, на протяжении трех лет люди наблюдали нечто непонятное: то ли это выступление националистов, которые требуют очистить Москву от инородцев, то ли искусственно спровоцированные стычки оппозиции с ОМОНом, но только не «Другой России», а, наоборот, правых людей. Вот и получается «политический праздник»… В такие условия ставит нас власть. И есть риск, что празднование 4 ноября радикальными общественными организациями выльется в антигосударственное, антивластное действие. Собственно, это уже в какой-то степени и происходит. Подобное развитие событий я считаю совершенно неправильным.

Вариант третий: 4 ноября становится настоящим народным праздником… Правда, для этого сам народ должен понимать, что именно он празднует. Как уже говорилось, твердого понимания нет. День народного единства… Власти надеются на то, что народ прочитает в таком словосочетании следующее: все встали за други своя, все объединились, все радеют друг за друга, а президент в Кремле отчитывается перед Россией, как много он сделал для нее за последние годы. Патриотизм становится почти всеобщим. Но при нынешнем положении дел все видят фальшь такого патриотизма. У народа пока нет оснований объединяться с властью. Он может лишь объединиться сам с собой против власти. Именно такова главная дилемма, вскрытая 4 ноября: каким будет характер объединения? Либо массы объединяются для того, чтобы заставить власть переменить политическую стратегию, а если не получится, то и свергнуть ее. Это одно народное единство. Либо произойдет объединение, при котором народ увидит: власть с ним, она ему не чужая. Это совсем другое народное единство.

Какую модель народного единства мы призываем и какую идеологию мы в нее вкладываем? Народное единство вопреки власти, помимо власти, а в итоге против власти или все-таки народное единство во главе с властью? Пока наша правящая элита столь многослойна и пестра, что, кажется, сама не вполне понимает, чего хочет и куда идет. Верхи тянут в разные стороны, как Лебедь, Рак и Щука. А ведь позиция масс в очень значительной степени зависит от того, какую в конечном итоге позицию займет сама власть. И лучшее, что возможно для людей «снизу», – тащить власть к себе, к России, к ее глубинной жизни. Хочется надеяться на удачу таких действий.

Илья Бражников: Я могу оценивать ситуацию как человек, который принимал непосредственное участие в организации русских маршей 2005 и 2006 годов, хотя и не входил в оргкомитет. В прошлом году произошло трагическое событие: политизация марша и его раскол. Мне пришлось отказаться от участия в нем. А в 2007-м я пошел на крестный ход.

Петр предложил замечательную схему трех вариантов. Каждый из этих вариантов соответствует определенному времени. Третий вариант – по-настоящему народное празднование – соответствует первому маршу, 2005 году. «Политический праздник» – это 2006 год. А первый, то есть полное вырождение, – это то, что нас ожидает в будущем. Праздник этот может стать никому не нужным.

Праздник действительно был убит в прошлом году. И убит он был целенаправленно. Я был тому свидетелем и в какой-то мере участником – вины с себя не снимаю. В результате произошло то, что произошло. Я не могу согласиться с утверждением Владимира, что марш 2006 года состоялся. Я считаю, что в прошлом году он не состоялся, а вот в 2005 году он состоялся безусловно. Это был единый порыв, это была колонна людей, которые в базовых вещах были друг с другом согласны. Русский марш первоначально назывался «Правым маршем». Таковым он и был. В нем участвовали и русские люди, и, я думаю, не только русские. Прежде всего, те, кто разделял ценности нашей общей великой Родины, великой империи.

2006 год был полностью срежиссирован. К делу подключился Александр Белов. Начались расколы, марш разбился на «русскую» и «православную» части… пошло и поехало деление по тем скрепам, которые связывают нашу страну в целом. Если западная спецслужба захочет окончательно расколоть нашу страну, то она будет действовать именно таким образом: отделять русских от православных, православных от мусульман, русских от нерусских. Это те швы, которые скрепляют полотно России. Я надеялся в 2005 году, что мы взрослее, что не будем рваться по этим швам, но потом оказалось: мы успешно по ним рвемся. Единства у нашего народа нет, и в ближайшей перспективе оно не появится. Любое искреннее проявление, даже ненавистная демократия, подлежит технологическому регулированию. Все легко управляется. У власти достаточно средств, чтобы всех развести…

Повторюсь: я не верю в единство русского народа, я считаю, что это абстрактная категория, имеющая историю, но не имеющая настоящего. Я не верю в гражданское общество, это просто химера. Я верю в то, что развести национализм можно. Использовать ненависть к нерусским можно в политических целях. В это я верю. Если это будет необходимо, то так и сделают. Я выбираю роль наблюдателя за этим процессом, участвовать в таком безобразии я больше не собираюсь. Как православный человек, я принял участие в крестном ходе. Мне Казанскую икону Божией Матери никто не отменит, никакие русские марши. Крестный ход моему сердцу милее, чем марш или демонстрация первомайская.

Хотя и симпатична идея выхода жен с детьми… если бы так вышло, я бы с радостью воспринял этот день. Когда мы говорим о 1 Мая, о ликующем чувстве демонстрации, мы говорим о советском народе, который был очень сплочен. А 4 ноября в нынешним условиях – совсем другое дело. То живое, что родилось в 2005 году, было убито в 2006-м. Думаю, крестные ходы будут продолжаться, а все остальное сгинет.

Владимир Тор: Почему такая предубежденность против Александра Белова? Что он такого сделал? Кроме того, как Русский марш может отменить крестный ход? Как Русский марш может противопоставить себя «православной части»? Никоим образом. Русский марш не в состоянии отменить празднование Казанской Божией Матери. Более того, Русский марш никогда не ставил перед собой таких целей.

На сегодняшний момент стоит множество актуальных политических задач, которые властью не решаются. Поэтому политическая составляющая у Русского марша есть, и она останется. Идея перетянуть власть на свою сторону нами поддерживается, только хотелось бы уточнить, что понимается под словом «власть». Если мы говорим о том, что сильная национально ориентированная власть России необходима, то кто ж с этим спорит! А если мы говорим о конкретных носителях… Им, к сожалению, можно поставить лишь очень низкую оценку. Сегодня в России отсутствует национальный ориентир власти. На сегодняшний момент власть проводит политику россиян против русских. Нас это не устраивает. До тех пор пока такая ситуация сохраняется, естественно, Русский марш будет поддерживать оппозиционную компоненту. Сейчас не время на политических праздниках увлекаться шашлычком. Когда в России будет национальное государство, когда в России будет национально ориентированная власть, тогда и будет праздник. Праздник семейный, домашний.

Илья Бражников: То, что озвучивал Владимир, и есть идеология марша 2006 года. Этой идеологии сочувствует очень небольшое количество людей. Я бы постеснялся говорить о чем-то «национальном». Идеология образца 2006-го строится по следующим принципам: она должна быть очень простой и включать в круг своих сторонников неправославных людей…

Дмитрий Слободянюк: Российская Федерация, как она на сегодня сложилась, это по большому счету консенсус нерусских национальных и интернациональных элит, которые договорились, что русские будут главным объектом эксплуатации в нашей стране. Что она станет открытой территорией охоты для всех ловких американцев, европейцев, китайцев, индусов и коренных нацменьшинств. Для всех, кто пожелает рискнуть. Защищает ли власть свой народ от этих флибустьеров? Нет. Наоборот – она защищает «инвесторов» от коренных жителей. И это большая общенародная проблема. И до Марша 2005 года об этом не принято было говорить вслух. А после первого Марша эта тема стала заметна не только в СМИ… Оппозиционность Русского марша так или иначе послужила целям защиты русского населения. Но проблема все еще далека от решения, и на ее грандиозном фоне, боюсь, русским людям совершенно все равно, кто будет артикулировать правильные национальные идеи и организует народ на собственную самозащиту. Кто организует, тот и поведет. Будет ли это Белов или кто-то из Кремля.

Илья Бражников: Я согласен с исходным тезисом относительно антирусской власти. Но… именно не «все равно», ведь мы живем в мире информационных технологий! Совершенно не все равно, кто будет озвучивать, и вообще не все равно, как бороться. Я считаю, что Русский марш – это не способ борьбы в глобальном противостоянии. Если против русских работает некая система, с ней и бороться надо системно. Русский марш – это не система, он имеет свои пределы, свои границы. Из него нельзя выжать то, чего нельзя выжать. Русский марш предъявляет выступления в основном молодежи, молодежи приятно агрессивной, но малоинтеллектуальной. Молодежная агрессивность демонстрируется в телеящиках и работает против дела. Минусов получается больше, чем плюсов. С антирусским режимом надо бороться системно и, возможно, даже на уровне спецслужб. Тайной, незаметной, но очень эффективной работой. А русские марши представляют собой слишком сложный и не особенно достойный способ борьбы с антирусским режимом. Скорее, это способ дискредитации «русской партии» во власти.

Дмитрий Володихин: Праздник 4 ноября получил, как большой корабль, серьезную пробоину в 2006 году. И в 2007 году его положение усложнилось. Усилия неформальных общественных групп русского национального движения оставили впечатление хаоса. Однако унывать не стоит. У праздника будущее есть, будущее это никто не отменит, будущее это зависит от наших усилий. Полагаю, главной идейной составляющей Дня народного единства постепенно станет Православие. Оно и сейчас заставляет себя услышать в разноголосице 4 ноября. У праздника сохранится также элемент национальной оппозиционности по отношению к существующей власти. Если власть не дура, она будет позволять этой оппозиционности выливаться в цивилизованные формы. Иначе формы будут иные, революционные…

Но будущее 4 ноября – подчеркну – все-таки не в Русском марше, а в крестном ходе. Не в оппозиционности, а в солидарности всех русских.