На протяжении нескольких десятилетий многие верили, что слова о философах, которые прежде старались объяснить мир, а отныне будут его менять, и о философии, которая прежде ломала голову над смыслом сущего, а отныне будет занята изменением мира, сказал Карл Маркс. Но уже Маркс знал, что задолго до него и задолго до его философского предтечи Гегеля было на свете по меньшей мере три философа, которые не только ставили, но и по мере сил эту якобы новую задачу решали. Об одном из этих философов мне и хочется сказать. Правда, я буду говорить не вообще о Платоне, а об одном-единственном аспекте платонизма, который почти непосредственно связывает нас, сегодняшних, с самым интимным опытом греков и, осмелюсь предположить, может быть — пусть эскизно — представлен в самом сжатом виде

Судьба мысли Платона в Советской России, как и судьба многих культурных символов, ассоциированных с дореволюционным миром, была легко предсказуема. Но, несмотря на очевидность финала, реальный процесс превращения Платона в persona non grata был все же более сложен и предполагал различные оценки его социально-политиче ской мысли с одной стороны и его теоретической философии — с другой. Проект идеального государства Платона, рассмотренный в качестве далекого прообраза коммунизма, был сопоставлен с марксистской программой построения социальной гармонии и вскоре отвергнут как ретроградный и элитарный. Однако перспективы выживания Платона в ранге «отца идеализма» были долгое время гарантированы его существованием, во-первых, в качестве негативного, но необходимого в советской философии дополнения к материалистической «линии Демокрита», а во-вторых, в качестве бенефициария ряда изолированных попыток реабилитации некоторых аспектов платонизма в позднюю сталинскую и постсталинскую эпохи.

Статья Фрaнсeс Незеркотт, публикуемая ниже в переводе, позволяет читателю в какой-то мере составить представление о ее книге «Платон в России» (F. Nethercott Russia’s Plato. Plato and the Platonic Tradition in Russian Education, Science and Ideology, 1840 – 1930, Aldershot et al.: Ashgate), опубликованной в 2000 г. Текст статьи является сокращенной версией пятой главы («Вопрос о русском платонизме») — самой острой и содержащей выводы, репрезентативные для всего исследования. Следует сразу отдать должное английской исследовательнице: в отечественной литературе до сих пор отсутствует работа, по охвату материала и добросовестности проработки отдельных вопросов сопоставимая с ее книгой. И вместе с тем эта книга, написанная «западным» автором (специалистом по «интеллектуальной истории России», а не по Платону) для «западного» читателя, имеет характерные особенности, заметные для русского глаза.