В статье изучаются причины распространения негативных образов духовенства, запечатленных в годы Первой мировой войны в письмах обывателей, а с 1917 г. — в визуальных источниках. Автор исследует состояние системного религиозного кризиса в Российской империи, проявлявшегося на разных уровнях: во взаимоотношениях ждавшего созыва Поместного собора высшего духовенства и откладывавшего его созыв императора, внутриклерикальных конфликтах между представителями низших и высших степеней иерархии, между приходским духовенством и прихожанами, в духовных поисках религиозных философов. Отмечается, что Первая мировая война способствовала распространению мистических и эсхатологических настроений среди представителей разных социальных групп, росту популярности сект при одновременном расцерковлении россиян, что характеризовало феномен «народной религиозности».

Трансформация общества, начатая Великими реформами 1860-х годов, отразилась и на Православной церкви. После освобождения 1861 года бывшие крепостные нашли новые возможности в качестве рабочих, предпринимателей и даже священников, монахов и святых. Василий Карпович Подгорный был одним из таких крепостных, ставших успешным предпринимателем. Вдохновленный традиционным благочестием, он использовал свои предпринимательские навыки для создания сетей религиозных общин, состоящих в основном из благочестивых женщин. Отношение к успеху Подгорного резко раскололо церковную иерархию. Некоторые консервативные иерархи смотрели на этого бывшего крепостного как на подозрительную фигуру и легко убеждали себя, что он извращенец, который пользуется своим влиянием на женщин из его общин. Из-за этих обвинений Подгорный провел десять лет в монастырской тюрьме. Но при этом некоторые священнослужители, в том числе монахи, надзиравшие за содержанием Подгорного в тюрьме, стали его сторонниками и в конечном итоге смогли освободить его из тюрьмы. Движение Подгорного продолжало вызывать острые споры в церкви вплоть до большевистской революции.

Природа советского обновленчества не является очевидной, что привело к появлению различных историографических концепций. Автор опирается на широкий круг источников, как изначально находившихся в открытом доступе (обновленческая публицистика 1920-x гг.), так и ранее засекреченных (в первую очередь документы органов госбезопасности, а также вышестоящих партийно-советских инстанций). Особое внимание обращается не на декларативную, а на практическую сторону дела: реальный характер взаимодействия «Живой Церкви» с ГПУ и его восприятие в церковной среде, как в 1920-e, так и в последующие годы. Показывается, какое место в деятельности актива советских обновленцев занимала борьба с так называемой церковной контрреволюцией (по сути дела — доносительство). Церковные реформы, о которых заявляли руководители обновленцев на начальном этапе распространения раскола, фактически свелись к неканоническому допущению женатого епископата и второбрачия духовенства. Разрешенная обновленцам миссионерская деятельность в основном имела «антитихоновский» характер. В целом обновленческий раскол стал негативным результатом затронувшего церковную среду процесса обмирщения, усугубленного реалиями жестоких политических репрессий и социальных трансформаций.