Завершение трилогии Б.Б.Родомана – основание для очерка теоретической географии в России, нового общегеографического научного направления. Указан предмет и подход теоретической географии, её общегеографическое, междисциплинарное и методологическое значение. Кратко представлена сама трилогия. Выделена проблема институализации направления. Теоретическая географии Б.Б.Родомана подвергнута конструктивной критике. Указана программа исследований.

Завершено издание первого в современной России крупного труда по теоретической географии. Б.Б.Родоман (1931 г.р.) - отечественный теоретико-географ, основатель на­уч­ной школы. Три тома серии «Теоретическая география и культурный ландшафт» [20, 21, 22] представляют теоретическую географию систематически, полно и четко – ее осно­вания и подход, главные идеи и результаты, способы работы, разнообразные приложения.

Теоретическая география в России - научная дисциплина малая и малоизвестная; новая, но продолжающая университетскую научную географию ХIХ века. Родословная теоретической географии проста: немцы-современники А.Гумбольдт, путешественник, географ, общественный деятель и К.Риттер, кабинетный географ и прозорливый теоретик - независимо экономист И. фон Тюнен, оказавшийся гениальным географом - П.П.Семенов-Тян-Шанский – его сын-ученик В.П.Семенов-Тян-Шанский [23] - не теоретики А.Н.Ракитников, Н.Н.Баранский и еще ряд лиц – Родоман – далее. По непрерывной цепи интеллектуальных и отчасти личных контактов передавались программы исследования и способы работы, частью и профессиональный образ жизни. Теоретико-географов немного (их не может быть много), но уровень и объем результатов, их теоретическое, методологическое, междисциплинарное значение, значительная программа исследований, широкая сфера самостоятельных приложений вполне достаточен, чтобы говорить о состоявшейся научной школе, даже дисциплине.

Теоретическая география: предмет и подход

Обыденный мир земной поверхности - не склад, свалка или смесь отдельных предметов на пустом или бесформенно-безразличном фоне, а сплошная многослойная ткань, целостный ковер культурных ландшафтов, сопрягающих природные и культурные компоненты. Объекты - узелки на ткани, имеющей целостный рисунок; места осмыслены лишь как детали этого рисунка. Он сложен, но имеет регулярности, подчиняется определенным закономерностям. Таково исходное предположение всей географии и теоретической географии, предпосылка и условие ее осмысленности, научная вера в упорядоченность и закономерность объекта, основание конструкции научного предмета.

Это – теоретическая морфология культурного ландшафта в самом широком смысле, как природно-культурного ландшафта. В этом подходе природный и культурный компоненты ландшафта и/или природный и культурный ландшафт объединены двояко: они рассматриваются единым образом, общегеографически, структурно сходно (ареалы, сети, районы) и рассматриваются как разные «слои» и места одних и тех же территорий в рамках единых схем.

Теоретическая география представляет всё в своем предмете пространственно, как территориальные системы, как районы и зоны, центры, линии и сети, пронизывающие, нанизывающие и структурирующие эти районы и зоны; культурный ландшафт – это переплетение линий движения и границ. Теоретическая география осуществляет редукцию всей сложности ландшафта к его морфологии; последняя редуцируется к пространству, все отношения сводятся к пространственным, а последние – к отношениям ареалов и сетей. Именно за счет столь сильных идеализаций удается выстроить научный предмет, все содержание которого уже становится объяснимым, а в ряде случаев и точно структурно-количественно описываемым.

Сложные формы объясняются и описываются через наложение форм относительно простых; линии трактуются либо как границы ареалов и зон, либо как элементы их морфологических и функциональных каркасов. Огромное значение имеет позиционный принцип – методологическое утверждение, гласящее, что позиционные, связанные с пространственным положением свойства столь же существенны, что и все остальные; позиционная редукция предполагает возможность и необходимость сводимости свойств объектов к производным от их географического положения и выведению свойств объектов и мест из их географического положения.

Система идеальных пространственных форм, лежащих в основе покрова культурных ландшафтов - содержание теоретической географии. Сложный рисунок складывается из простых элементов на основе симметрий, соседство не случайно, каждое место производ­но от его расположения в целостном рисунке ландшафта. Отклонения от логики рисунка ска­зываются на красоте (качестве) ландшафта. Теоретическая география выводит слож­ные формы из простых, исходя, прежде всего из логики положения в пространстве и кон­тек­стов соседства, рассматривает и конструирует наложение, пересечение, взаи­мо­дей­ствие слоев и линий ткани, сосредотачиваясь на пучках нитей и сквозных узорах; мак­си­ма­льно опирается на простые фигуры и их отношения. Теоретическая география выра­щи­ва­ет концептуальные приложения, конструирует ландшафтные сети определенного на­зна­чения, например, оптимального взаимного переплетения сетей цивилизации и биосферы.

Теоретическая география - поиск, выявление, исследование, обобщение, предъ­яв­ление, объяснение, концептуальной морфологии природно-культурного ландшафта равно на основании взаимных связей (прежде всего территориальных) и отношений (сходства и различий) вплоть до изоморфизма разных компонентов культурного ландшафта. Теорети­ческая география, разумеется, учитывает и сопряженность природных и культурных ком­понентов культурного ландшафта, и наследование и сложное воспроизведение культур­ным ландшафтом рисунка природноголандшафта, но представляет морфологию культур­ного ландшафта как автономную, самозаконную, подчиняющуюся собственным – со­вер­шен­но независимым от природных – закономерностям. Их открыл еще в начале ХIХ века Тюнен. Это – концентрические зоны разнотипного использования земель убывающей интенсивности вокруг города-центра по направлению «центр – периферия». Теоре­ти­чес­кая география Родомана – не общая теория география, не одна из теорий частных (от­рас­ле­вых) географических наук; это теоретическая рефлексии общей географии, общегеографическое теоретизирование, в идеале завершающееся предъявлением системы общегеографических эвристических принципов и закономерностей.

Методологическая специфика теоретической географии – выражение отноше­ний мест как отношений общих понятий; представление всех концептуальных понятий и их отношений как пространственных. Отношения и структуры понятий передаются структурами и отношениями районов – все отношения и структуры районов кон­цеп­туа­ли­зи­рованы. Таково ядро теоретико-географического мышления и исследова­ния, его гран­и­цы применимости определяются лишь эвристичностью и оправданностью ука­занных ин­терпретаций. Структура понятий и их систем представляется, интерпретиру­ется, изу­ча­ется как форма некоторого пространства; пространство ландшафта – самый ос­во­енный тео­ретической географией тип пространства, но заведомо не единственный. Глав­ное для Ро­домана представление ландшафта использует дополнительность вер­ба­ль­но­го и гра­фи­чес­кого языка. Именно в этом состоит значительная эвристичность этого на­прав­ления, но и кроется причина затруднений трансляции результатов. Опростанствление ка­те­го­ри­а­ль­но­го мышления и работа с любым объектом как закономерно ви­зуа­ли­зи­руе­мым про­ст­ран­ством делает теоретическую географию одновременно и архаичной и ультрасовременной (визуализация как доминанта современного представления данных и знаний).

Структура концепций Родомана – взаимное прояснение и дополнение понятийных тек­стов и текстов графических - картоидов, карт идеальных пространств. География суть на­учное сказание о видимом посредством карты, атрибут географии - картографическая на­глядность ландшафта, особенность теоретической географии Родомана - си­сте­ма­ти­чес­кая визуализация концептуальных форм ландшафтов. У такой теоретической географии есть методологически интересный аналог: теория административного рынка С.Г.Кор­дон­с­кого выстроена как развертывание диалога двух разных семиотических средств [17]. Ана­лог картоидов - веерные матрицы, особые многомерные категориальные таблицы, раз­ворачивающиеся подобно вееру. Их сходство с картоидами существенно: не­од­но­мер­ность, полимасштабность, множественность интерпретаций, некоторая (абстрактная) на­г­ляд­­ность, трансформируемость, серийность применения. Гораздо важнее то, что они а) пред­­ставляют, даже задают и определяют конкретный научный предмет как некоторое про­странство, б) правила работы с которым уже достаточно автономны и в определенном смы­сле формальны. Веерные матрицы – картоиды фазовых концептуальных пространств; пред­ставив себе, что текстовое заполнение ячеек веерной матрицы заменено на ква­зи­кар­тографические многоцветные условные знаки, мы получим просто картоид. Именно кар­тоиды и веерные матрицы задают предметы соответствующих теорий. Уже со­зда­ны и применяются (автором) гибриды картоидов и веерных матриц, они разрабатываются и применяются на пересечении теоретической географии и теории административного рын­ка (пространство России). Поскольку аналогичны работы Кордонского по ме­тодологии науки [18], а исследования С.В.Чебанова по биогерменевтике и культурологии также основаны име­н­но на веерных матрицах [25, 26, 28], то здесь, по-видимому, есть общее поле мето­до­ло­ги­чес­ко­го размышления. А.Моль, используя именно атласы (комплекты взаимосвязанных карт и картоидов фазовых пространств культуры) выстроил версию культурологии, школа Ю.Гар­филда представила пространства науки, структурированные сетями цитирования, Р.М.Фрум­кина выявила специфику классификационного поведения человека, состоящую от­нюдь не в формировании однородных классов на основании сходства (клас­си­фи­ци­ро­ва­ние) [26], но в формировании и обычными людьми и учеными разнородных систем на ос­но­вании дополнительности или связей (узловое районирование семантических прост­ранств [5]). С.М.Ловягин создал «философию в картинках». (Упомянутые российские уче­ные – члены одного междисциплинарного «невидимого колледжа»). Упомянем и обиль­ную графику методологов школы Г.П.Щедровицкого, где изображения играют клю­чев­ую роль, но их статус не обсуждается. Применение картографических изображений (обоб­щение понятий карт, картоидов, анамор­фи­ро­ван­ных карт, mental map [14]), дости­гаю­щее в теоретической географии и аналитической осоз­нанности и художественности – не примитивное, упрощенное иллюстрирование - это бо­лее богатое и, возможно, более пол­ное представление, нежели обычный текст: кар­то­гра­фи­ческие изображения минимум дву­мерны, обычный текст одномерен [16]. Э.М.Мирский, далекий от этих сфер, подч­ер­ки­вал, что в междисциплинарных исследованиях представление о новом научном пред­мете часто задается именно картой.

Ответ на вызов Большого Пространства России

Наша государственно, пространственно, ландшафтно огромная, весьма и разнообразная и своеобразная, уникальная держава, труднодоступный для обследования, исследования, понимания мир империи - вызов для исследователя; ее культурный ландшафт слабо, поверхностно, фрагментарно изучен. Ситуация здесь куда хуже, нежели дефицит знаний - место знания / незнания заняли мифы; мифология стала методологией; плоский и вульгарный географический детерминизм правит бал; используя облагораживающий эвфемизм, его называют геополитикой... Теоретическая география приняла вызов Большого Неизвестного Пространства: ответила интеллектуально продуктивно и честно. Школа Родомана научно осваивает это пространство – особенно как целое, вырабатывает концептуальный портрет российско-советского пространства, эксплицирует общую специфику культурного ландшафта страны[1].

Массивность и гипертрофия государства, особенно советского, пронизывающего и струк­турирующего всё пространство и всю обыденную жизнь, гиперцентрализация и ги­пер­регламентация, доводящая пространство до абсурда и абсолютного, но иллюзорного по­рядка, неотличимого от хаоса, всевластие административно-территориального деления, ост­рые конфликты с природой и местной жизнью не были для Родомана поводом для бес­плод­ных сетований, ламентаций, уныния, апатии, советско-интеллигентского брюзжания или интеллектуального эскапизма. Напротив, это были острые стимулы творческого по­ис­ка, поле теоретического исследования, материал для изящных теоретических моделей боль­шой эвристичности и общности; это особенность всей российской теоретической геог­рафии. Именно отсюда берут истоки концепция узловых районов, модель абсолютно мо­ноцентрического ареала (хорошо описывающая как формы городов, так и формы лис­т­ь­ев растений), исследование логики и форм административных районов, концепции поля­ризации ландшафта и собственно поляризованного ландшафта, представления о пози­ци­он­ном принципе и давлении местоположения, эксцентриситете и дисторсии районов etc. Раз­вивая идеи Родомана, структурируя одновременно зыбкий и жестко-парадоксальный ма­териал нашего пространства, автор статьи различил «страна – территория государства», пре­образовал схему «центр – периферия» в тетраду «центр – провинция – периферия – гра­ница», прояснил диалектику барьерной и контактной функции границ и обнаружил пер­манентные инверсии «центр – граница» и «центр – периферия», разработал понятие ха­рактерного направления etc [3, 7, 8, 9, 10]. Совместно была выдвинута идея экологической кон­версии территориальной структуры [15]; в ее развитие автор сделал вывод о спонтанной эконетизации административных границ [11]. При отсутствии, недоступности, сис­тематической ошибке, заведомой лжи, идеологических функциях официальной ин­фор­мации и дефиците карт, притом искаженных, Родоман сумел открыть большое интеллектуальное поле, независимое от государства - и собирать с него богатые урожаи смыс­ла. Создание научной дисциплины, независимой от государства, но его опи­сы­ваю­щей – значительная интеллектуальная и социальная ценность, это повышает устойчивость геог­рафии как науки и придает ей столь необходимые черты независимости. Советская же эко­номическая география – область государственная, государственническая и само­ого­су­дар­ствленная по установке, методологии, технике работы; именно экономгеографы в со­вет­ское время даже порицали власть с сверхгосуддарственнических позиций, упрекая ее в не­достатке регламентации пространства, настаивая на еще более жестком единстве и цент­рализованном управлении всеми видами районов. Теоретическая география – самая не­государственная часть отечественной географии. Равно и в своей теории ад­ми­ни­стра­тив­ного рынка Кордонскому не была нужна какая-то государственная «информация» и «ста­тистика» – они оба теоретизируют на основе личностного знания, включенного на­блю­дения; вместо наивной веры в то, что «сообщает» объект – или не менее наивного отвержения этих «сообщений» - они доверяют своей силе наблюдательного рассуждения и дерзости концептуальной визуализации. Но ведь и для государственного строительства и для общественной экспертизы могут быть осмысленно использованы только независимые научные знания. Автор статьи, развивая Родомана в направлении теоретической географии как концептуальной герменевтики ландшафта, усмотрел в нашем пространстве не хаос, множество случайностей, мир административно-восторженного абсурда, а четко и жестко структурированное как тип особое советское пространство; дал структурное объяснение его специфики и трансформации, включая и распад СССР вплоть до ряда современных событий именно используя и развивая теоретико-географические схемы, представив советское пространство как особое состояние культурного ландшафта. Был сформулирован вывод, что культурный ландшафт России – ландшафт природно-государственный [7, 11]. Выросшие из теоретической географии С.А.Тархов и В.А.Шупер (мы пришли к Родоману еще студентами) развили большие концепции, строго показали закономерности саморазвития транспортных сетей [24] и самоорганизации сетей центральных мест [30] даже для СССР. Теоретическая география доказала закономерность культурного ландшафта и при социализме.

Теоретическая география, по-видимому, - особая герменевтика культурного ландшафта, концептуальное чтение общества по ландшафту. В этом культурный смысл малой науки о большом пространстве…

Для работ Родомана характерна методологическая искушенность и про­дук­тивная рефлексия. Всякий конкретный результат оказывается методологическим сред­ством или предметом нового исследования; изолированных работ нет. При создании рай­о­нис­тики были разработаны картоиды как новое методологическое средство. Ис­поль­зуя имен­но картоиды автор создал и представил концепцию поляризованного ландшафта. Обоб­щение представлений об экологической поляризации и уместная онтологизация кон­цеп­т­уального образа узлового района позволила Родоману кратко и емко представить само российское пространство. Родоман имеет вполне целостное и достаточно не­про­ти­во­ре­ч­ивое представление о науке вообще, науке географии, своей деятельности и проч.; со­гла­сие с ними не обязательно, но то, с чем можно / нельзя / не нужно соглашаться - предъявлено.

Родоман – профессиональный географ, он глубоко распознает специфику мест и умеет ярко ее представить, блестяще находит сходство непохожих мест и различия мест весьма сходных, ценит карту и глубоко ее читает, продуктивно путешествует. Но Родоман – еще и профессиональный теоретик, профессионал продуцирования идей, спекулятивного мышления и рассуждения. Ремеслом теоретика Родоман владеет мастерски – длинные цепочки рассуждений не теряются, не путаются, не обрываются - а плодотворно пересекаются, порождая новые смыслы; предпосылки выявляются все глубже и глубже; кажущиеся простыми отправные точки выводов и наблюдений раскрываются широкими веерами следствий; теоретические рассуждения органично переходят в прямые рецепты «терапии» пространственных форм культурных ландшафтов. Каждая отдельная мысль рано или поздно встраивается в общую канву, сшивается рассуждениями и метафорами, обобщается или неожиданно интерпретируется. Книги – замечательный пример единства разнообразной научной деятельности на всем протяжении длинной научной жизни, единства по предмету, по типу работы, стилю; единства органического. Родоман не когнитивно манипулирует с информационным образом ландшафта, но и не произвольно продуцирует и комбинирует образы ландшафта (противоположный полюс): он осознанно и креативно живет в ландшафте.

Трилогия Б.Б.Родомана

Первая книга – сама теоретическая география, о чем выше и шла речь [20].

Вторая – теоретическая морфология культурного ландшафта. Ее композиционная и концептуальная основа – это изобретение, как называл Ф.Хайек свою идею частных денег [22]. Изобретение вписывается в картину реальности, но не выводится прямо из картины реальности. Исходя из постулата, что биосфера не может существовать как совокупность отдельных фрагментов произвольных размеров, и предположив, что сеть антропогенного ландшафта и биосфера могут и должны уживаться и совмещаться на любой территории – от городской агломерации до планеты в целом - Родоман выдвинул и развил идею поляризованной биосферы. Девственная природа и центры человеческой деятельности – противоположные полюса единого ландшафтного ковра, опосредуемые спектром переходных зон. Природные и антропогенные сети совмещаются в каждом месте с минимумом пересечений, как двойственные сети. Разработка конструкции на основе этого изобретения – географическая инженерияв точном смысле слова – для разных типов территорий, для разных задач - и составляет основное содержание книги. Родоман разработал рецепт экологической конверсии территориальной структуры страны, опираясь именно на негативные аспекты структуры пространства страны , показывая, как их можно использовать, не переделывая в лоб, что и невозможно.

Третья книга внешне разнородна, вбирая тексты за полстолетия по общей методологии географии, особенно методологии географического описания, единой географии, районистике и языку картоидов (и теоретической картографии вообще) [21]. Достигнутый Родоманом в юности высочайший научный и литературный уровень – курсовая работа IV курса – в целом держится, а намеченная исследовательская программа реализуется. В книге воспроизведены классические, глубокие и технически сложные работы по районистике раннего периода; их следует реинтерпретировать (об этом ниже). Полно представлены картоиды – одно из важнейших изобретений картографии; другое – анаморфированные карты Л.И.Василевского; оба вяло восприняты картографами. Интересен и взгляд на единую географию, точное определение ее предмета, объема и функций; она – как это замышлялось в 1960-е гг. - не состоялась, но состоялось ее теоретическое ядро – теоретическая география; возможна ли иная единая география – вопрос открытый. Но если центром дисциплины является теория, а периферия этим ядром структурируется, то возможно говорить о реальном, недекларативном создании единой географии, особенно учитывая развертывание разнообразных исследований культурного ландшафта, который явно лежит в предметном поле именно единой географии.

Вклад теоретической географии в географию и междисциплинарные исследования

Согласно теоретико-географическим моделям отношений районов их основные, интенсивные связи идут отнюдь не через общие периферии, но через центры, по связывающим их магистралям, через контактные границы. Научные дисциплины – (узловые) районы пространства науки, теории – их центры: они интегрируют научные дисциплины и представляют их как целое в междисциплинарных контактах; это обычная и главная функция любого центра района. У дисциплины, как и многих районов, бывает и несколько центров, один внутренний, а второй внешний, обычно на контактной границе дисциплины. Теоретическая география – очень малая часть географии, но это ее контактный центр в месте касания географической традиции и междисциплинарной сферы. Теоретическая география - активное звено междисциплинарных исследований и взаимодействий: герменевтика, охрана природы и экология, комплексное россиеведение, теория классификации, теоретическая биология; отчасти семиотика. В этих контактах Родоман сотоварищи возвысил, углубил, облагородил интеллектуальный образ географии. Благодаря теоретической географии сотня крупных ученых разных областей получила, обогатила или изменила представление обо всей географии…

Родоман продолжает активно работать - новые результаты в самой теоретической географии, концепции культурного ландшафта России, эколого-ландшафтная инженерия; существенна и интеллектуальная публицистика. Постоянно работает в этой сфере автор - логика районирования, проблема границ, культурный ландшафт и советское пространство, специфика ландшафта России. Но в основном работы Родомана оплодотворили и оплодотворяют и смежные и далекие сферы географии и экологии; это воздействие было заметно или даже значительно. Идеология, подход, результаты теоретической географии, творческое общение заметно обогатили деятельность ряда географов и экологов - А.Д.Арманд, Ю.А.Веденин, М.И.Карпель, М.П.Крылов, Е.Е.Лейзерович, Т.Г.Нефедова, Л.В.Смирнягин, С.А.Тархов, А.И.Трейвиш, Е.А.Шварц, В.А.Шупер, В.П.Чижова, Б.М.Эккель и следующее поколение (список неполон).

Именно после анализа Родомана неясное противопоставление «типологическое / региональное» районирование (в основном в ландшафтоведении) сменилось четкой оппозицией «индивидуальное / типологическое» районирование. Работа с узловыми районами всерьез началась в СССР после соответствующей статьи Родомана, различающей и соотносящей однородные и узловые районы; районирование Лейзеровича было бы невозможно без концепции узловых районов. Язык картоидов не привлек большого внимания, но постепенно расходится на графические цитаты. Представление о районировании как расчленении непрерывного сплошного пространства на дискретные объекты-районы было обобщено, эксплицировано и экспортировано теоретической географией, а ныне демонстрирует общность и применимость и далеко от географии. Ре­зуль­таты Родомана и продолжающие разработки автора по выявлению логико-ме­то­до­ло­гической специфики районирования признаны и развиты в теории классификации (клас­сио­логии) и применены к иным пространствам; мы - участники клас­си­фи­ка­ционного дви­же­ния [5, 6, 26, 16, 27, 29]. Экологические проекты Родомана – один из важных концептуальных источников разработки эконета (напр., одна из программных основ ра­боты Фонда Дикой Природы), экологического проектирования и эколого-географической ин­женерии в целом (напр. [31]); подход теоретической географии обогатил рекреационную географию и даже географию обслуживания (старая работа предсказала размещение и эволюцию постсоветской торговли в мегалополисах). Возникающие и намечаемые новые направления российской географии - география природного и культурного наследия, геоиконика, исследование культурного ландшафта, гуманитарная география, социальная география - опираются на разные, но продуктивные интерпретации теоретической географии и развивают ее идеи.

Проблема институализации теоретической географии

Важно издать серию академических трудов по теоретической географии, включая труды ее предшественников и классиков направления – К.Риттера (провозгласившего два столетия назад программу разработки и использования картоидов для представления идеальных форм ландшафта [19]), И.Тюнена, В.П.Семенова-Тян-Шанского [13, 23]. Важны труды Б.Н.Книповича, замалчиваемого методолога районирования; «районная школа», все еще господствующая в отечественной экономической географии, взросла на «госплановском районировании» - Книпович же подверг его уничтожающей критике еще в 1925 г., но отвечать ему «районщики» не стали…

В России немного самобытных научных школ мирового уровня, укорененных в национальной культуре, выросших на материале России, впитавших и кристаллизовавших его, развивающих ее научные и культурные традиции, представляющих Россию как целое в теоретическом знании. Теоретическая география пока жива, хотя и испытывает бо­ль­шие трудности институализации; именно поэтому она нуждается прежде всего в полном из­да­нии своих трудов и достойных каналах постоянных публикаций. Необходим альманах об­щей и теоретической географии, семинар, сайт, серия спецкурсов. Всякая полноценная, то есть и теоретическая дисциплина, то неизбежно предполагает и университетскую ка­фед­ру - общей и теоретической географии. Теоретики вырастают индивидуально, в тес­ном вза­им­ном общении и им самим кафедр не нужно – такие кафедры нужны другим. Воз­можна ли подготовка профессионала без цикла общетеоретических курсов? – школа же Родомана уже разработала и опубликовала вполне законченные, согласованные тео­ре­ти­ко-гео­г­ра­фи­чес­кие интерпретации методологии географии, теории районирования и ли­мо­логии (уче­ния о границах), ландшафтно-географической экологии, концепции куль­тур­но­го ланд­шаф­та, общей географии России, рекреационной географии. Не менее важно и то, что пред­ставление географических знаний, методологических, теоретических, ме­то­ди­чес­ких тех­ник, эвристик, средств критической рефлексии географии для смежных дис­цип­лин – преж­де всего экологии (особенно ландшафтной экологии), социологии и культурологии - эф­фективно лишь на основе целостной концептуальной картины. Однако ны­нешняя  ситуация Географического факультета МГУ таково, что рассчитывать на это не приходится. Но такая кафедре была бы полезна Высшей Школе Экономики или РГГУ. Сейчас же и на родной кафедре Родомана (и автора), где Саушкин провозгласил теоретическую географию, она не преподается и даже не излагается (курс апробирован [12]). А ведь теоретическая география Родомана вырастала именно из тщательнейшей, развернутой, картоидно-наглядной рефлексии самой географической классики – статуса и содержания единой географии, методологии и методики комплексного географического описания, способов картографирования и логики географического положения (любимые сюжеты Баранского), ландшафтного районирования на материале их работ именно в МГУ. Если проявление несанкционированной новизны в советской географии было опасно, то анализ постулатов, методологическая рефлексия основ была совершенно недопустим.

Критика теоретической географии Б.Б.Родомана

Нас с Родоманом связывает долгое сотрудничество; именно поэтому нужно быть объективным: многие выводы приняты быть не могут, иногда вместо них - проблемы.

Родоман одновременно развивает три разных концепции культурного ландшафта, недостаточно различая их.

Первая настолько привычна, что кажется естественной и потому единственной. Но этот ландшафт уже явно уходящий - слитный природно-культурный, несложно-зональный, сплошной, представленный в основном зонально-однородными районами, с плавными переходами между ними, с четким простым рисунком крупных несложных деталей; в этом ландшафте резко различающиеся места почти всегда далеки друг от друга, а сходные обычно близки (высокая корреляция сходства и территориальной близости), места дифференцированы расстояниями, поэтому экзотика и «глушь» - на периферии. Человеческая деятельность здесь в основном вписана в природную основу и нанизана на природный каркас, а частью представлена простыми узловыми районами с центрами в узлах однородных районов. Именно для этого концептуального образа ландшафта Родоман и развил представления об основах пространственной дифференциации, главных способах её исследования, универсальности районирования, его формах и логике, типах районов, позиционном принципе и зональности etc. Но сформировав эти представления, Родоман сам же предъявил радикально иные пространства.

Второе пространство – «современное». Это прежде всего сложные узловые районы, нанизанные на нескольких разноскоростных сетей магистралей. Поэтому пространство дискретизовано и фрагментировано, оно часто «дырявое и рваное», почти целиком сложено сетями (а не ареалами), крайне поляризовано, географические системы (напр. города или геосистемы в смысле Д.Л.Арманда [2]) сплошны лишь в фазовых, а не в территориальных пространствах. Но ведь именно и только для первого типа пространства главный, почти полный способ его представления - районирование, тогда как для второго проблема такого представления остается совершенно открытой. Явно неслучайно и то, что в выверенных и виртуозно представленных картоидами формах пространства «второго типа» почти нет ареально-районных структур как таковых.

Третье пространство – наше советско-российское – утрирует черты второго пространства. Его главный каркас – транспортные полимагистрали, начиняющие и организующие универсальные районы административно-территориального деления; статусное, «вертикальное» пространство важнее ландшафтного. Морфология этого пространства парадоксальна, оно нередко инвертировано; в нем полярно-различающиеся места часто соседствуют, направления куда более значимы, чем расстояния, экзотика не далеко, а рядом (Внутренняя Периферия) [7].

Для первого и отчасти второго типа ландшафта действует позиционный принцип - детерминирующая роль географического положения, для третьего, напротив, статусная детерминация (хотя положение в пространстве статусов можно трактовать как вид пространственного положения). Именно последняя объясняет присущие советскому пространству «ландшафтные аномалии» – зависимости приграничных территорий не от близких зарубежных соседей, а от далекого Центра, наличие изолированных «закрытых городов» и т.п. Именно восстановление действия позиционного принципа – фундаментальная черта современной радикальной трансформации пространства.

Неразличенность концепций ландшафта породила жесткие декларации: центры, коммуникационные сети, границы должны рассматриваться лишь как пространственные компоненты районов, а не сами по себе. Тем самым Родоман усомнился в признании важности сетевой морфологии ландшафта вплоть до автономии сетей. Ландшафт как дополнительно-взаимопронизывающие сети – важный общегеографический тезис с явными возможностями и для фазовых пространств, поскольку модель коммуникационных сетей Тархова, похоже, универсальна.

Типологическое районирование Родоман свел к типологии районов, но различие, ясное практикам районирования, состоит в том, что при типологическом районировании работа идет с возможно более малыми «порциями» территории, что невозможно и чего не нужно при типологии даже малых районов. Поскольку логический статус этих «порций территории» неясен, необходимы различения с фоновым способом картографирования, а цели однородного типологического районирования и картографирования способом качественного фона различны вплоть до фиксации этого в технических заданиях карт, то проблема логико-методологической специфики типологического районирования остается нерешенной. Ситуация с индивидуальным районированием, по крайней мере, с простейшими его формами, уже иная: его логика в общем выявлена и четко отличена от логики классификации, хотя эти старые результаты [5, 6, 28, 29] внимания не привлекли.

Логика однородного районирования представлена Родоманом как сложная, даже изысканная, изучена досконально (на уровне знаний того времени – современной теории классификации и семиотики еще не было) и кажется, что она в основном эксплицирована. Однако и тут отнюдь не все сложности выявлены: Ю.К.Ефремов подчеркивал важность различения факторов «комплексообразующих» и «контурообразующих», притом что вторые куда заметнее первых, и получается, что районы задаются по одним основаниям, а оконтуриваются по другим [4]. Родоман же анализировал лишь картографически зафиксированные и притом опубликованные районирования, уделяя мало внимания реальной практике районирования и его трансформации в картографически-представляемое районирование; никогда сам сложных районирований не проводил и включенно почти не наблюдал работу над ними. Исследование же практикуемых при районировании форм и норм систематизации возможно только при полной реконструкции его деятельности, в которой стандартно представленные результаты будут лишь (небольшой) частью материала, но так методология районирования только начинает изучаться [10]. Родоман сам оказался в плену у стандартов представления результатов деятельности районизации и рефлексии районизаторов. Несоответствий реальных и предъявляемых форм и процедур районирования очень много.

А вот узловое районирование предстало куда более простым, почти очевидным. Но дело здесь в том, что сложность однородного районирования уже выявлена, а узловое рай­о­нирование просто еще не изучалось, да нет развернутых методик сложного по­ли­аспектного многоуровенного узлового районирования. Включенное наблюдение того, как именно Л.В.Смирнягин в простых формах районировал изученную, хорошо обеспеченную материалами, известную территорию США в мелком масштабе (ход его районирования многократно обсуждался на нашем общем семинаре по районированию в МГУ в 1980-е гг.) показало ряд неописанных форм районирования. Еще более сложно экономическое микрорайонирование Е.Е.Лейзеровича, но его методика четко отрефлектирована и предъявлена. По-видимому, проникновение в методологическую кухню реальной практики районирований (как и географии вообще) распахнет их сложность и достаточно сильно изменит наши представления о районировании и методологии географии вообще.

Родоман размыл грань путешествия и туризма вплоть до их отождествлени, нотуризм лишь в редчайших случаях, в самых элитарных формах восходит до уровня путешествия - как у самого Родомана или, видимо, у Д.Л.Арманда, через туризм и пришедшего в географию. Но в своих преобладающих формах туризм и путешествие противоположны! Путешествие – включение в немногие места ради постижения если не всех мест, то многих, тогда как туризм – исключение подавляющего большинства мест ради получения удовольствия от совсем немногих мест. Путешествуют в терминологически точном смысле единицы – туризмом заняты сотни миллионов людей. Обычный массовый, особенно «организованный» туризм не способствует, но напротив, препятствует диалогу мест, постижению разнообразия ландшафта; его инфраструктура стандартизует места, разрушая их специфику [9]. Чрезвычайно показательно, что главный способ постижения многих дисциплин остается непостигнутым; возможно, это и хорошо: путешествия не нормируются, в отличие от экспедиционных исследований.

Районирование поставлено всей логикой работ Родомана заведомо выше путешествия, поскольку именно районирование дает полное представление территории, ставя в соответствие каждому месту некоторую характеристику. Это фундаментальное суждение само по себе ограничено и уязвимо, оно верно лишь для однородного районирования; о каждом месте узлового районирования можно утверждать лишь его принадлежность к некоторому району. Путешествие дает серию маршрутов, характеризуя немногие места. Действительно, на уровне плана выражения районирование дает полное представление, но зато на уровне плана содержания представления путешествия (не маршрутного сканирования!) заведомо глубже. Путешествием постигается подлинная специфика мест, хотя бы и заведомо не всех. Если бы вся дифференциация ландшафта была именно такова, как предполагается простым ландшафтным районированием, то в путешествиях и нужды бы не было – но и природный и культурный ландшафт не таковы. Немаловажно и то, что приоритет районирования над путешествием очевидно предполагает тождественность исследователей или, по крайне мере, существенное их сходство в познавательном отношении, универсализацию позиций. Путешествия позволяют продуктивно использовать результаты индивидуального, иногда шокирующе-экстравагантного видения ландшафта, каковое нельзя применить при стандартизованных методиках районирования. Районирование, давая полное представление территории, дает его как интерсубъективное, с заведомо усредняющей и тем самым сильно упрощающей и непременно с единой позиции, тогда как для подлинного постижения действительно сложного пространства – именно таков ландшафт – необходимо личностно-вовлеченное, экспертное постижение, заведомо полипозиционное. Существенно, что идеи и ключевые наблюдения Родомана – итог исключительно путешествий. А.Н.Ракитников, сторонник традиционного районирования (сельского хозяйства) на строгой методической основе и больших массивов данных, будучи уже пожилым человеком, весьма сожалел, что он сам, лично, уже не может вести полевые исследования (устное сообщение), хотя были им самим обученные квалифицированные исполнители.

Разумеется, немало и более мелких – но существенных - недоработок.

При эвристичности модели поляризованной биосферы обязан стоять вопрос о месте в ней неизбежно загрязняющих производств – промышленности, интенсивного сельского хозяйства и транспорта – или же это утопия! Казалось бы, эта зона где-то посредине – но тогда она нарушает логику монотонного снижения антропогенной нагрузки по направлению «центр – периферия» и разрывает культурный ландшафт. Значит, либо внеиндустриальная утопия – или трехполюсная схема: но как тогда ее реализовать или хотя бы нарисовать в плоскости ландшафта? Он тогда поляризуется по трем осям – производственной, культурной, экологической!

Родоман не раз писал, что отграничение единичного узлового района условно, поскольку сфера влияния центра уходит в бесконечность. Это мнение ошибочно: внешняя граница единичного узлового района - не условно-произвольная линия «несущественного влияния», нолиния смены характерных направлений: от радиального, присущего именно узловому району – к зональным направлениям. Так, пригородные районы, в том числе сельского хозяйства, отграничиваются характерной линией, внутри которой главным является отношение «центр – периферия», расстояние от центра, а вне его – широтная зональность, хотя общий градиент «центр – периферия» действует повсюду.

Крупный недостаток трехтомника – отсутствие общего теоретического очерка ландшафта России, хотя отдельных замечаний немало.

Главный недостаток цикла – созданное ощущение законченности; Родоман поставил точку там, где надлежит быть двоеточию. Теоретическая география – мощная, богатая, открытая, в большой мере междисциплинарная исследовательская программа.

Теоретическая география как открытая исследовательская программа

Перечислим лишь важнейшие сюжеты (позже они будут развернуты).

1. Новая районистика на основе теории классификации и семиотики:

• Выявление специфики типологического районирования,
• Логика районирования и ее многочисленные следствия:
  • реинтерпретация большинства «классификаций»,
  • невыявленные типы систематизаций в географии,
  • новые методы классификации,
  • объяснение принципов районирования.
• Альтернативные принципы районирования и соответствующие им его формы,
• Формы районирования узловых районов,
• Новые типы географических районов,
• Пучок проблем границ.

2. Теория культурного ландшафта

• Характерные направления,
• Ландшафты меньшинств и сетевые ландшафты,
• Модели культурного ландшафта разных типов обществ и стран.

3. География фазовых пространств. Теоретическая география как междисциплинарная методология:

• Фазовые ландшафты,
• Обобщение понятия картографического изображения,
• Реинтерпретация карт и картоидов,
• Масштаб. Масштабирование и семиозис,
• Сравнимость и уникальность. Типы эталонов. Меры уникальности,
• Размер архетипа. Размер. Интенсиональный размер,
• Карты науки,
• Районирование как структура классификационного поведения,
• Элементы иконической семиотики,
• Теория путешествия.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Арманд А.Д. Ландшафт как конструкция // Изв. ВГО, 1983. вып.2., с. 120 – 125.

2. Арманд Д.Л. Наука о ландшафте (Основы теории и логико-математические методы). М.: Мысль, 1975. - 286 с.

3. Географические границы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

4. Ефремов Ю.К. Два логических этапа в процессе физико-географического районирования // Вестник МГУ, география, № 4, 1960.

5. Каганский В.Л. Классификация как знание и знание о классификации // Язык и структура знания. М.: Ин-т языкознания, 1990, с.123-140.

6. Каганский В.Л. Классификация, районирование и картирование семантических пространств // Научно-техническая информация, сер. 2, 1991, № 3, с. 1 -8.

7. Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001, 576 с..

8. Каганский В.Л. Этюды о границах. I. Ситуация границы и граница // Мир психологии, 1999, № 4 (20), с. 103-116.

9. Каганский В.Л. Путешествие в ландшафте и путешествие в культуре // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. 2001, вып.2., с. 3 – 18.

10. Каганский В.Л. Основные практики и парадигмы районирования // Региональные исследования, № 2, 2003, с. 16 – 30.

11. Каганский В.Л. Пространственные аспекты культурного ландшафта современной России. Авт. дис… к.г.г. М.: ИГ РАН, 2009 (в печати).

12. Каганский В.Л. Теоретическая география постсоветского пространства (программа спецкурса) // www.ecoross.ru/files/kagansky-programm.doc.

13. Каганский В.Л., Полян П.М., Родоман Б.Б. "Район и страна" В.П. Семенова-Тян-Шанского: современное звучание и значение // Изв. АН СССР, сер. географ., 1979, №3, с. 123 - 129.

14. Каганский В.Л., Казанцев Н.Н. О специфике языка картоидов // Новое в тематике, содержании и методах составления экономических карт. М.: МФГО, 1979, с.43-49.

15. Каганский В.Л., Родоман Б.Б. Экологические блага российского милитаризма // Отечественные записки, 2004, № 1, с. 369 - 377.

16. Каганский В.Л, Шрейдер Ю.А. Карта как общий способ представления знаний // Научно-техническая информация, сер. 2, 1992, № 5, с. 1-6..

17. Кордонский С.Г. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000. – 238 с.

18. Кордонский С. Циклы деятельности и идеальные объекты. М.: Пантори, 2001, 176 с.

19. Риттер К. Замечания о графических способах изображать пространственные отношения фигурами и числами // Магазин землеведения и путешествий. Геогр. сб., т. 2. - М., 1853.

20. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойкумена. 1999. 256 с.

21. Родоман Б.Б. География, районирование, картоиды. Сб. трудов. – Смоленск, Ойкумена. – 2007. – 368 с.

22. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера: Сб. статей. Смоленск: Ойкумена. 2002. 336 с.

23. Семенов-Тян-Шанский В.П. Район и страна. М.-Л.: Гос. изд-во, 1928.- 311 с.

24. Тархов С.А. Эволюционная морфология транспортных сетей. М.: ИГ АН СССР, 1989, - 158 с.

25. Теоретическая география. - Вопросы географии. 88. - М.: Мысль, 1971.

26. Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство (аспекты психолингвистического анализа). М.: Наука, 1984.

27. Чебанов С.В. Сведения об авторе. Библиография // С.В. Чебанов. Петербург. Россия. Социум. Вильнюс: AB VLANI, 2004, с. 707 -719.

28. Чебанов С.В., Мартыненко Г.Я. Семиотика описательных текстов. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999.

29. Шрейдер Ю.А. Районирование с логико-методологической точки зрения // Изв. ВГО, 1986. вып.5, с. 439 - 444.

30. Шупер В.А. Самоорганизация городского расселения. М.: Изд-во РОУ, 1995.

31. Эккель Б.М. Рациональное природопользование как принцип территориальной организации жизни общества // Вестник МГУ, география, № 3, 1979. 

---