Россия вступает уже в третий этап своего развития после краха Советского Союза. Каждый из этапов не отрицает предыдущий, а опирается на него. Именно преемственность исторического курса делает модернизацию по Медведеву абсолютно реальной.

В ушедшем году задача развития, или, как теперь модно говорить, модернизации, встала перед страной со всей очевидностью. Статья президента Медведева «Россия, вперед!» стала самым жестким анализом положения дел, даже на фоне оппозиционной критики. В связи с этим надо понять: как и с чем мы пришли к такому положению? Может быть, в прошлые годы были сплошные ошибки? Или, как утверждают некоторые, ошибки были только при Путине, а в 90-х наблюдался расцвет демократии? Или правы другие, утверждающие, что Ельцин и Гайдар развалили страну?

В России принято быстро забывать историю или же на фоне общей забывчивости трактовать события исключительно в свою пользу. Поэтому придется совершить короткий исторический экскурс.

Задачи президента Путина

Владимир Путин, став президентом страны, решал три важнейшие проблемы.

Первая проблема — чеченский сепаратизм. Еще будучи премьер-министром, Путин не побоялся предельно жестко ответить на агрессию в Дагестане. Как он скажет позднее, выступая в Государственной думе (снова премьером), армия действовала неумело и грубо, залила Чечню кровью, но главная проблема была решена — сохранена целостность страны. Еще на некоторое время терроризм растекся почти по всей России — взрывали самолеты, захватывали театры, убивали детей. Однако к середине десятилетия острые, точнее сказать острейшие, проявления террора были подавлены, сегодня он почти полностью локализован на Северном Кавказе. До окончательной победы еще далеко — годы, может быть, десятилетия, — но успехи в этой работе отрицать невозможно.

Вторая проблема — региональные руководители, иногда напоминавшие феодальных князьков. Они взяли столько суверенитета, сколько им в свое время предложил президент Ельцин — «сколько сможете съесть». Губернаторы становились главной политической силой страны. «Разбиратели земель российских» — так назвали их мои коллеги Александр Привалов и Александр Волков в своей экспертовской статье. Местные и частные интересы региональных начальников противоречили интересам страны. Совет Федерации, где заседали губернаторы, мог стать главным политическим институтом, который был бы в состоянии заблокировать любые инициативы центра. Путин добился изменения порядка избрания в этот государственный орган, что назвали разгоном Совета Федерации, и тем самым пресек тенденцию на феодализацию политической системы страны.

Третья проблема — олигархи. Сейчас этот термин используется неверно, так называют просто крупнейших предпринимателей, магнатов. А в 90-х годах они были именно олигархами, то есть богатейшими людьми страны, во много определяющими политику — в обход или даже вопреки государственным и демократическим институтам. Путин сначала удалил Гусинского и Березовского — из страны, а затем «равноудалил» остальных олигархов. Дело Ходорковского стало апофеозом этой борьбы. Что сильнее: государственная власть или деньги? — вот главный вопрос этой драмы. Государство сильнее — этот ответ все поняли очень быстро.

Таким образом Владимир Путин остановил ставший вероятным развал страны и преодолел тенденции к феодализму и олигархии. В результате этих политических действий почти мгновенно выстроилась пресловутая «вертикаль власти», а по сути — собственно государство, сшитое на живую нитку, функционирующее со скрипом и огрехами, но все же действенное.

По ходу этих событий наблюдались и потери. На выборах в ГД в 2003 году провалились две либеральные партии — Союз правых сил и «Яблоко». Особенно неприятным был уход на обочину политической жизни СПС. Эта партия имела весьма многочисленную и влиятельную фракцию в ГД, она была опорой экономической политики Путина, она должна была бы представлять в политике интересы российского бизнеса и новых, передовых социальных групп.

Провал либералов стал звонком, сигнализирующим об упрощении общественно-политической системы, которое, конечно, опасно для демократической страны, что вкупе с восстановлением «вертикали власти» свидетельствовало о тенденции торжества бюрократии.

Бюрократия и кризис

«Почему до сих пор не умер русский народ?» — так называлась статья выдающегося социолога Теодора Шанина в аналогичном, «программном», номере журнала «Эксперт» ровно десять лет назад, — почему он не умер после катастрофического развала всего и вся в начале 90-х? Шанин отвечал на этот вопрос, используя понятие эксполярных/неформальных структур. Личные контакты, взятки, блат, целые сети взаимоотношений, возникших благодаря родству, дружбе, криминальные отношения и т. п. — вот разнообразные формы эксполярных отношений. Именно они, по мнению Шанина, позволили жить социальной среде и людям. Несомненно, с этим тезисом следует согласиться. Однако есть и другая сторона. В той же статье Теодор Шанин пишет: «Почти все функционирует: учителя учат, медики лечат, офицеры командуют, милиция регулирует дорожное движение, в большинстве случаев улицы городов чистятся, вода, электричество и газ подаются в дома…» Это «почти все, что функционировало» — милиция, школы, больницы, коммунальные конторы, местные органы власти и даже армия — суть бюрократические структуры, выполняющие заданную им работу. Эти структуры чрезвычайно сильны именно своей заданностью, определенностью действий, что позволяет им функционировать даже в чрезвычайных условиях и составлять основу социальной жизни.

Эффективная бюрократия, может быть, главное достижение государства модерна, несколько вольно трактуя Макса Вебера, будет всегда держаться до конца просто в силу своего внутреннего устройства. И мы наблюдали это в России.

Путинская «вертикаль власти» так быстро сложилась именно потому, что все элементы структуры продолжали работать и мгновенно отреагировали на сигналы президента.

Что дали нулевые

Рассмотрим сначала результаты уходящего десятилетия, а затем вернемся к бюрократии.

По возможности непредвзятый анализ (в России приживающийся с трудом) показывает удивительные результаты. В уже упомянутом номере «Эксперта» десятилетней давности было дано несколько тезисных прогнозов (Татьяна Гурова), своим оптимизмом вызвавших иронические насмешки многих читателей и аналитиков. Во-первых, было сказано, что в ближайшие два-три года в России начнется экономический бум. Можно придумывать сколько угодно объяснений наблюдавшемуся бурному экономическому росту — сырьевых, конъюнктурных, чудесных, — но факт налицо: бум в России случился. Во-вторых, как на один из главных факторов экономического роста мы указывали на экспансию крупных компаний в регионы, тиражирование технологий производства, продаж и управления. Полагаю, что такой прогноз вполне соответствует действительности, экспансия капитализма произошла (пока, конечно, в крупные города), что, кстати, весьма способствовало росту среднего класса. Наконец, мы предположили быстрый рост доходов населения, в среднем на 12% в год (в долларах), в следующие двадцать лет. Этот казавшийся оптимистичным до идиотизма прогноз оказался перевыполненным. Если после кризиса 1998 года средний месячный доход составлял порядка 50 долларов на человека, то перед последним кризисом, летом 2008 года, он равнялся 750 долларам (см. график). Таким образом, за десять лет доходы в долларовом исчислении выросли в 15 раз, а в рублевом (с поправкой на инфляцию) в 3,7 раза.

Вообще, график динамики подушевого дохода населения весьма показателен. Девяностые годы — низкий уровень и огромный размах колебаний, очевидное свидетельство нестабильности системы; последнее десятилетие — непрерывный устойчивый рост. Наивно объяснять эту бросающуюся в глаза разницу исключительно благоприятной конъюнктурой сырьевых рынков. Напомню, что в начале десятилетия, когда быстрый рост доходов уже наблюдался, нефть стоила порядка 25 долларов за баррель, и даже три года назад она была дешевле, чем сейчас. Развивались не только сырьевые отрасли, но и почти вся промышленность, торговля, финансовые институты. Полагаю также, что важным, а может быть, и главным фактором, обеспечившим экономический рост, было решение тех политических задач, которые обсуждались выше. Та самая ругаемая многими стабильность дала взрывной рост инвестиций, в том числе из-за рубежа, и колоссальный рост капитализации российских компаний.

Преемственность десятилетий

Означает ли этот панегирик последнему десятилетию, что только в эти годы происходили позитивные процессы, в противовес «проклятым» 90-м? Вовсе нет. Страна прошла в своем развитии два ясных этапа.

В 90-х мы получили частную собственность, разделение властей, демократические институты, основные гражданские права. Были созданы тысячи частных компаний, которые не только делили социалистическую собственность, но и осваивали жизнь в новых рыночных условиях, что, в сущности, стало гигантской организационной инновацией для всего хозяйства страны. Именно готовность компаний к эффективной работе позволило перей­ти к быстрому экономическому росту, когда возникли благоприятные для этого условия. Однако сами по себе условия, сколь бы хороши они ни были, не могут дать продукта или услуги.

Одновременно с этим страну трясло. Она пребывала в перманентном экономическом и политическом кризисе. Социальная система была предельно не­устойчива, качество жизни снижалось, государственные институты использовались в своих целях узкой группой лиц. Было бы по меньшей мере наивно, как это делают сейчас некоторые публицисты, называть эффективной демократией то, что творилось в 90-х.

О позитиве нулевых уже говорилось. Добавим сюда заметное изменение социальной структуры — возник новый средний класс, и его доля составляет уже не менее 20%. Россия вернулась на мировую арену как самостоятельный игрок. Мало кто сейчас вспомнит, как зовут нынешнего директора-распорядителя МВФ, а вот г-на Камдессю, начальника МВФ в 90-х, знала каждая бабушка, он приезжал сюда как хозяин. Но при этом — привычная и тотальная коррупция (впрочем, ее корни, конечно, в 90-х), разложение некоторых институтов, например милиции, глубокая бюрократизация политической жизни, ослабление СМИ. Отрицательный ряд можно продолжить. Однако если взглянуть на последние два десятилетия непредвзято и с исторических позиций, представляется очевидным поступательное движение вперед, при том что сохраняется часть старых проблем и возникают новые.

Противопоставление двух прошедших десятилетий новой России несостоятельно. Нет никакого путинского государства. Заработало государство, демократическое государство, созданное в девяностых и начавшее — только начавшее реализовывать свой потенциал в нулевых. Скорость этого поступательного движения чрезвычайно велика. На протяжении даже не жизни, а деятельности всего одного поколения воссоздана новая страна, имеющая хорошие перспективы развития. В последнее время у нас принято указывать на Китай, как на пример быстрых позитивных изменений. Полагаю, что Россия демонстрирует не менее быстрые изменения, чем восточный сосед. Просто они носят иной характер и последовательность. Но повлиять на перестроечный развал, который и задал эту последовательность, мы теперь уж точно не можем.

Точно так же неверно противопоставлять президента Медведева и путинское правление. Перевод страны в состояние интенсивного развития подготовлен предыдущим десятилетием. Более того, именно Путин, еще будучи президентом, не раз заявлял, что стратегия инновационного развития — единственный для нас путь.

Характерной чертой стыка десятилетий в сегодняшней России являются как раз не разрывы, а, напротив, глубокая сущностная преемственность политики. Девяностые: создание основных социальных и государственных институтов (которые были ловко оседланы олигархами и региональными князьками); нулевые: «очищение» этих институтов, что дало мощный рывок экономике и социальным структурам; десятые: перевод страны в режим развития.

Опасность простых решений

Дефицит решительных и желающих что-то сделать людей — вот, может быть, главная сегодня проблема.

«Прогрессивные» публицисты указывают в связи с этим на «закатывание в асфальт» всех живых и независимых политических сил, осуществленное в недавние годы. С тем, что потери были, следует согласиться (пример — СПС). Однако этот процесс носил объективный характер, восстановление действенности государства обернулось его излишней бюрократизацией.

«Прогрессивные» публицисты призывают немедленно приступить к некой демократизации и либерализации политической сферы, что будто бы немедленно приведет к старту модернизации страны. Что подразумевается под демократизацией? Меры весьма простые, например, возврат к прямым выборам губернаторов или снижение проходного барьера в Государственную думу. То есть попросту отмена тех мер, что были приняты при президенте Путине. Решения легкие, но, к сожалению, не только бессмысленные, но и вредные.

Та политическая реформа имела свою логику и цели, в том числе усиление политических партий, для чего, в частности, и был повышен барьер. Реформа в целом своих целей достигла (здесь нет места подробно обсуждать ее результаты), а предлагаемые меры, в сущности, имеют в виду возврат к политическому положению, существовавшему лет десять назад, как к более демократичному. За этими предложениями стоят опасения части общественности, что страна будет двигаться к авторитаризму, к сокращению свобод. При этом игнорируется важность самого государства, именно более исправное функционирование которого и обеспечило успехи прошлого десятилетия. Опасаются авторитаризма, а метят в государство. Конечно, если не будет сильного государства, не будет и авторитаризма. Но никогда не будет и эффективной демократии. Потому что путь к ней лежит только через сильную государственность. Этот тезис давно стал общим местом в исследованиях ведущих современных и европейских, и американских социологов. Именно по этому пути и движется Россия.

Упрощенная демократизация подменяет сложнейшие многоплановые проблемы перехода страны к развитию одним несложным решением — проведем политическую реформу (по сути, пересмотрим недавние решения) и будем ждать результатов; некоторые умники это называют институционализмом, а другие — перестройкой-2, полагая ее исключительно позитивной и забывая о том, что она привела не только к гибели коммунизма, но и к краху огромной страны, гражданским войнам, социальной деградации и т. д.

Усилить политическую сферу

Где же взять источник покрытия дефицита деятельных людей? Возможно, ответ в усилении политической сферы (не путать с «демократизацией»).

Соотношение бюрократии и политики вообще фундаментальная проблема, и вовсе не только у нас. Например, Европейский союз, этот великий проект, строится на бюрократической основе. Многочисленные критики указывают на попирание бюрократией самых основ европейской демократии, и в этих упреках есть правда.

Макс Вебер утверждал, что современное государство, основой которого является бюрократия, все же не может рассчитывать на развитие, если в нем нет политиков. Основу армии составляют офицеры, но сражения ведут полководцы; компаниями управляют менеджеры, но создают их, обеспечивают прорывы или внедряют те же инновации предприниматели. Так же и в государстве. Только политики, то есть те, кто борется за власть для реализации некоторых общественно важных целей и не боится взять на себя ответственность, могут менять страны и мир. В сегодняшней России политическая сфера слаба, что является естественным следствием событий прошедших десятилетий.

Переводить страну в режим развития можно двумя путями. Первый — цезаристский (намеренно не использую термин «авторитарный», он не вполне точен и уместен), когда лидер берет на себя всю ответственность, а то, что было или могло стать сферой политического, переводится в бюрократический исполнительный режим. В полном объеме такой путь демонстрировал Бисмарк в Германии второй половины XIX века. Путинское правление в некоторых аспектах имело цезаристский характер. Однако склонен ли Владимир Путин к цезаризму? Вряд ли. Во-первых, он отказался от третьего срока, хотя поправить Конституцию несколько лет назад ему было бы очень легко; во-вторых, он выдвинул на пост президента Дмитрия Медведева, человека вполне определенной, «штатской», ментальности, чем указал на необходимость коррекции курса в сторону развития демократических институтов.

Второй путь — усиление политической сферы, поиск и выдвижение новых ответственных лидеров. На нем остановимся чуть подробнее.

Партия «Единая Россия» сегодня доминирует и в парламенте страны, и практически во всех регионах. Отчасти замысел и состоял в том, чтобы создать сильную партию, через которую можно было бы проводить законодательные изменения и в центре, и на местах. Однако на негативной стороне процесса заметны по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, ЕР чрезмерно бюрократизировалась, во-вторых, она фактически монополизировала путь политической карьеры: хочешь чего-то добиться — вступай в ЕР. Президент Медведев уже дал внятные сигналы, что его не устраивает такое положение. Но что же делать «Единой России»? Отступать, сдавать позиции конкурентам, проигрывать выборы, наконец? Такой способ выглядит странным для политической силы, естественной задачей которой и является борьба за власть и победа на выборах. Кроме того, многие представители нашего неустойчивого в политическом плане чиновничества за последние восемнадцать лет уже не раз меняли партии, они только и ловят сигналы — какое место будет теплее. Если они вдруг решат, что ЕР уже не в безусловном фаворе у руководителей страны, они вполне могут из нее ломануться, начнут прыгать с лодки и, того и гляди, ее перевернут. Поэтому лидерство «Единой России» должно быть сохранено.

Однако другие партии могли бы получить свою долю ответственности. Подчеркиваю: именно ответственности, а не только права критиковать принимаемые решения. Необходимо, условно говоря, квотирование ответственности. Например, если политическая партия получила на региональных выборах приличное число голосов, то пусть она получит определенное количество должностей (комитетов) в местном парламенте, что, кстати, практикуется. Но пусть она получит и должности в исполнительной власти, тем самым разделив ответственность за состояние дел в регионе с правящей партией.

Оппозиционные партии могли бы не только критиковать действующую власть, но и готовить собственные доклады по ключевым проблемам, а местные правительства обязаны были бы на них реагировать.

Речь здесь идет о региональной власти, однако в будущем подобные механизмы можно внедрять и на федеральном уровне.

Подобная более тесная связь результатов выборов и дележа должностей (если говорить цинично) дала бы активным гражданам альтернативы своего продвижения, освежила бы содержательную политическую борьбу и в конечном счете подняла бы эффективность управления. При этом доминирование ЕР было бы сохранено (конечно, если эта партия будет побеждать на выборах).

Другой пример усиления политической сферы, которое может дать новых лидеров, сколь бы удивительным это ни показалось, — президентская комиссия по модернизации. Она как раз вовлекает в конкретную работу многих людей, их которых в будущем выделятся новые лидеры. Принцип работы комиссии не институциональный, по сути бюрократический — примем новые законы и разные инструкции, призванные изменить в благоприятную сторону среду, и будем ждать, когда что-то само вырастет, а если и не вырастет, то отчитаемся параграфами из законов. Принцип работы комиссии — целевой. Как отмечает член комиссии Михаил Прохоров в интервью «Эксперту» (см. стр. 18), комиссия работает как хорошая бизнес-система: сначала выделены пять направлений, затем выбраны приоритетные проекты, запланированы инвестиции. И только затем комиссия приступила к снятию «системных патологий». Таким образом, институты меняются под конкретные задачи, для достижения конкретного результата.

Начатая работа по переводу страны на инновационный путь займет лет десять. Это, по сути, только старт проекта! Если через десять лет инновационная сфера будет заметной в экономическом отношении, а не микроскопической, как сейчас, если будут запущены проекты, имеющие мировые перспективы (русские «Самсунги»), значит, цели этапа достигнуты. На мой взгляд, вероятность этого весьма велика.

О чаадаевщине

Россия ничего не дала миру, все, что есть в ней приличного, из Европы, ждать иного не следует, такова уж наша страна и судьба — вот краткое, до некоторого даже искажения, изложение тезиса знаменитого нашего «философа-оппозиционера» Петра Чаадаева. Его «Философические письма», написанные в конце двадцатых годов XIX века, как известно, вызвали острую реакцию властей, да и неприятие большей части просвещенной публики. Однако этот взгляд на собственную страну становился все более популярным и к концу века тотально охватил русскую интеллигенцию.

Странным образом это мировоззрение продолжает процветать и едва ли не доминировать в нашей стране и сейчас. Я говорю «странным образом», потому что Чаадаев абсолютно очевидно ошибся. Когда он писал свой труд, уже расцвел гений Пушкина (кстати, вполне определенно осудившего мысли Чаадаева); совсем скоро произошел взлет великой русской литературы, музыки, чуть менее значимой для мира, чем литература, но все же весьма заметной; в начале следующего века мир увидел русский авангард — живопись, дизайн, балет, кино… Наконец, надо сказать о грандиозном социальном эксперименте — Великой русской революции, смысл и значение которой можно оценивать по-разному, но по масштабу и влиянию на мировые процессы все серьезные историки и социологи ставят ее рядом с революцией французской.

Что еще надо для доказательства значимости собственной страны, ее истории, ее культуры? Но нет, все раздается стон российско-советской интеллигенции, изнывающей под очередным «гнетом». Важен ли этот стон, может ли он не только влиять на медийную атмосферу, что происходит с успехом, но определять события на политическом и глубинном социальном уровнях? Вряд ли. Похоже, процессы, развернувшиеся в нашей стране в последние десятилетия, столь мощны, а вектор столь определенно задан самой историей, что остановить их или развернуть невозможно.