ИНТЕЛРОС > Выпуск 11, 2012 > Учение о материи у Василия Кесарийского и Григория Нисского и его истоки в античной мысли

Д.С. Бирюков
Учение о материи у Василия Кесарийского и Григория Нисского и его истоки в античной мысли


20 января 2014

канд. филос. наук, научный сотрудник
Института истории христианской мысли при Русской христианской гуманитарной академии;
научный руководитель Научно-образовательного центра проблем философии, религии,
культуры при Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмического приборостроения

В этой статье мы коснемся темы понимания материи в учении Каппадокийского кружка, где осмысление этой тематики послужило важной ступенью для формирования учения о материи в средне- и поздневизантийской мысли. Конкретно, мы затронем некоторые аспекты учения о материи у Василия Кесарийского и Григория Нисского.

Как представляется, речь о материальной сущности в творениях Василия Кесарийского двояка — он может говорить о ней в ракурсе как платонической, так и стоической традиций. Стоический дискурс просматривается в известном месте из «Против Евномия» Василия:

«Но кто из здравомыслящих согласился бы с той мыслью, что у тех, у кого имена (τὰ ὀνόματα) различны, с необходимостью также должны различаться и сущности (τὰς οὐσίας)? У Петра и Павла и вообще у всех людей названия (προσηγορίαι) суть разные, но сущность у всех одна. Поэтому мы во многом одинаковы друг с другом, но отличаемся один от другого только особенностями (τοῖς ἰδιώμασι), которые усматриваются в каждом. Посему и названия (αἱ προσηγορίαι) означают не сущности, а свойства (τῶν ἰδιοτήτων), характеризующие (χαρακτηρίζουσιν) каждого в отдельности. Так, услышав «Петр», мы не разумеем из этого имени сущности Петра (сущностью же называю здесь материальное подлежащее (τὸ ὑλικὸν ὑποκείμενον), которое имя вовсе не означает), а только запечатлеваем понятие об особенностях, в нем усматриваемых. Ведь тотчас при этом слове мыслим Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбаков призванного на апостольское служение [и] за превосходство веры принявшего на себя созидание Церкви. Ничто из этого не есть сущность, которая могла бы мыслиться как ипостась (ἡ ὑπόστασις). Таким образом, имя (τὸ ὄνομα) выделяет (ἀφορίζει) для нас характер (τὸν χαρακτῆρα) Петра, но никоим образом не представляет его сущности. В свою очередь, услышав «Павел», помыслим схождение (συνδρομήν) других особенностей (ἰδιωμάτων) — тарсянина, еврея, фарисея согласно закону, ученика Гамалиила, из ревности гонителя Церквей Божиих, страшным видением обращенного к познанию, апостола язычников. Ибо все это определяется одним словом — Павел. Впрочем, если это правда, что те, у кого различаются имена (τὰ ὀνόματα), имеют противоположные сущности, то надлежало бы и Петру, и Павлу, и вообще всем людям быть иносущными (ἑτερουσίους) друг другу. Но поскольку не найдется ни одного человека, который бы был настолько груб и несведущ об общей всем нам природе (τῆς κοινῆς φύσεως), чтобы решился сказать это, ибо сказано: «От брения сотворен еси ты, якоже и аз», и эти слова означают не что иное, как единосущие (τὸ ὁμοούσιον) всех людей, — то лжет тот, кто умствует, будто из различия имен (τῶν ὀνομάτων) следует и различие сущности»


Вернуться назад