1. Общие замечания

На нашей конференции основное внимание уделяется проблеме реставрации капитализма в России в конце ХХ века. Я хотел бы немного исправить этот уклон в современность и уделить внимание истории победы Октябрьской революции. Это внимание вызвано и тем, что конференция посвящена 95-летию Октября, и тем, что проблему реставрации капитализма в России в конце ХХ века нельзя рассматривать вне контекста истории начала века. В конце концов, речь идет о падении российского варианта социализма, созданного в результате Октябрьской революции.

В последние десятилетия консервативное крыло зарубежных историков и ряд бывших советских историков насаждают тезис о том, что Октябрь был «верхушечным переворотом», который не опирался на серьезный социально-экономический фундамент, а поэтому в принципе не мог привести к созданию стабильного и перспективного общественного строя. «Если, в конце концов, коммунизм», – пишет американский историк М. Малия, – «рухнул как карточный домик, то это потому, что он всегда был карточным домиком»[1].

О некоторых особенностях новейшей историографии Октября автор уже говорил на конференции в Доме Плеханова в ноябре 2009 года, уделив тогда внимание проблеме исторической необходимости пролетарской революции в России как способа преодоления отставания от Запада, гибельного в условиях империализма, в эпоху борьбы за передел мира[2].

В рамках темы нынешней конференции представляется важным рассмотреть другой круг вопросов: поговорить о предпосылках, причинах и механизмах победы большевиков в 1917 году. В целом эту проблему можно обозначить как проблему исторической обусловленности ухода России с пути капиталистического развития. Естественно, что многие сюжеты могут быть намечены только как тезисы с тем, чтобы показать логику развития революции. Высказывая свои личные суждения по затрагиваемым вопросам, автор опирается на ряд положений, которые являются общепризнанными среди серьезных российских и зарубежных специалистов в области истории русской революции. Автор стремится показать, что в новейшей историографии сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, группа реакционеров обрушилась на Октябрь с беспардонными и примитивными нападками, отрицая даже его право именоваться глубокой социальной революцией. С другой стороны, преодоление некоторых недостатков, присущих советской историографии, позволило серьезным исследователям более полно раскрыть корни Октября как глубоко народной и почвенной революции.

2. О предпосылках антибуржуазной революции

У историков существуют разные трактовки понятий «предпосылки» и «причины» применительно к событиям революционного 1917 года. Некоторые не делают между ними особых различий. Другие же, напротив, такие различия проводят. Мы будем говорить о предпосылках как о факторах, делавших социалистическую революцию в России объективно (потенциально) возможной, а понятие «причины» будем применять по отношению к факторам, которые делали ее необходимой или, по меньшей мере, порождали как одну из реальных альтернатив развития.

На фоне нынешних попыток огульного отрицания наличия объективных предпосылок для победы большевиков в ходе революции 1917 года важно подчеркнуть, что эти попытки противоречат основной тенденции, которая сложилась в рамках научной историографии. Никто из серьезных специалистов, как в России, так и за рубежом, никогда не считал такой исход революции простой случайностью.

Понимание исторической обусловленности краха буржуазного строя в России было подготовлено общим взглядом на ход российской истории, который сложился в предреволюционный период. Достаточно вспомнить фундаментальную работу П. Н. Милюкова «Очерки по истории русской культуры», где описываются экономические, социальные, политические и культурные особенности, отличавшие Россию от Европы[3]. До 1917 года П. Н. Милюков не оценивал эти особенности как факторы, закрывавшие возможность утверждения в России буржуазного строя. После опыта революции тезис об исторической обусловленности победы большевиков занимает центральное место в его «Истории второй русской революции»[4].

Следует отметить, что представители разных историографических школ по-разному трактовали предпосылки и причины победы социалистической революции в России. Для советской историографии было характерно стремление представлять их как закономерный результат развития капиталистических отношений. В то же время советские историки отмечали, что социалистическая революция в России не являлась результатом зрелости капиталистических отношений, как это предусматривалось классической марксовой теорией революции. Вслед за Лениным они говорили о зрелости мировой системы капитализма для начала социалистической революции в слабом звене. Россия рассматривалась как такое звено, располагавшее минимумом объективных предпосылок для перехода к социализму[5].

В буржуазной историографии, напротив, Октябрьская революция рассматривалась прежде всего как результат неразвитости российского капитализма, и основные предпосылки для нее выводились из своеобразного векового наследия российской истории. Советские историки критиковали эту позицию буржуазных историков, полагая, что она делает Октябрь сугубо национальной революцией. Однако стремление подчеркнуть международное значение Октября часто вело к недооценке почвенного характера и действительно уникальных национальных особенностей русской революции.

Тем не менее, историки разных школ без особых споров фиксировали предпосылки экономического характера (традиционно высокая роль государства в экономической жизни, высокая степень концентрации финансового капитала, монополизация промышленности, развитие государственно-монополистического регулирования в годы первой мировой войны). Все согласны с тем, что эти предпосылки сами по себе не вызывали революцию, т. е. не являлись ее причинами, но были теми объективными факторами, которые сделали победу большевиков возможной с экономической точки зрения. Они позволили быстро овладеть «командными высотами» в экономике (национализировать банки и крупную промышленность) и открыли путь для построения российского варианта социализма.

В трактовке социально-политических предпосылок также много общего. Историки отмечают социальную и культурную пропасть, которая существовала между «верхами» и «низами» российского общества. Признают политическую слабость российской буржуазии, которая в условиях самодержавного государства не смогла накопить опыта политической борьбы и государственного управления. В разных терминах, но, в общем-то, одинаково по смыслу оценивается роль российской интеллигенции, основные слои которой были проникнуты оппозиционным настроением по отношению к царизму. Все отмечали высокую степень концентрации рабочего класса в ключевых экономических и политических центрах страны, высокий революционный потенциал рабочих. Все признавали рост земельного голода и важность аграрного вопроса, нерешенность которого влияла на поведение крестьянства, т. е. большинства населения страны.

Однако в трактовке революционной роли рабочих и крестьян были существенные различия. Советские историки делали акцент на роль пролетариата как гегемона буржуазно-демократической и социалистической революций. Для зарубежной историографии был характерен акцент на роль крестьян. В 1970–1980-е годы новое поколение западных историков пришло к сбалансированному взгляду на роль рабочих и крестьян и подчеркнуло их способность рационально формулировать и защищать свои интересы. Тем самым тезис о том, что большевики манипулировали темными массами, был выведен за пределы научной историографии[6].

В свою очередь отечественные историки постепенно преодолели недооценку роли крестьян, характерную для советской историографии. В постсоветский период историки-аграрники предложили рассматривать все три революции в России прежде всего как крестьянские революции[7]. Крестьянство стало оцениваться как главная социальная сила, амировоззренческая позиция российских крестьян(крестьянский менталитет) –как важнейший фактор, обусловивший гибель капитализма и победу большевиков в революции и гражданской войне. По нашему мнению, это правильная точка зрения, но ее нельзя абсолютизировать и забывать о том, что основной социальной опорой большевиков в революции был рабочий класс. Нельзя и игнорировать процесс расслоения крестьянства. Но аграрники правы в том, что без особой мировоззренческой позиции большинства российских крестьян все другие факторы не могли привести к победе Октябрьской революции.

В чем же состояли особенности крестьянского мировоззрения и насколько они были весомым фактором в истории русской революции?

Важнейшей составной частью менталитета большинства русских крестьян являлось негативное отношение к праву частной собственности на землю. Это отношение сформировалось и поддерживалось особенностями процессов закрепощения и раскрепощения русского крестьянства, в ходе которых не только не разрушались, а напротив, укреплялись общинные традиции в русской деревне. После отмены крепостного права и наделения крестьян землей община укрепилась при активном содействии государства, которое могло собрать выкупные платежи за землю только с общины в целом, а не с отдельного крестьянского хозяйства. Именно поэтому по аграрной реформе землю в основном получила община, которая наделяла ею своих членов, связанных круговой порукой в выплате платежей и подушной подати. В общине происходили общие или частичные переделы надельных земель. Пастбища и луга находились в общем пользовании. Такая ситуация затрудняла формирование чувства частной собственности у крестьян по отношению к земле. К началу XX в. 83,2% крестьянских надельных земель в Европейской России состояло в общинном пользовании.

Современники прекрасно видели эту особую черту русской деревни. А. И. Герцен создал теорию русского крестьянского социализма, и несколько поколений народников пытались воплотить эту теорию в жизнь. В январе 1902 года Л. Н. Толстой направил царю письмо, в котором так ответил на вопрос о том, чего хочет народ России: «весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности»[8].

Это умонастроение крестьян ясно проявилось в 1905 году, когда в связи с выборами в Государственную думу крестьянские общества на мирских сходах принимали многочисленные «наказы» и «приговоры». В них доминировали идеи обобществления и уравнительного передела земли в пользование между теми, кто ее обрабатывает[9]. Эти идеи были отражены в проекте 104-х крестьянских депутатов, который они внесли в I Государственную думу^[10].

Как известно, царь разогнал первую и вторую Думы и предписал П. А. Столыпину проводить аграрную реформу, не затрагивая помещичье землевладение. Главная цель реформы Столыпина состояла в том, чтобы ослабить общину, укрепить чувство частной собственности среди крестьян и нейтрализовать их стихийно-социалистические воззрения. Удалось ли ему это сделать? Статистика показывает, что община устояла: к 1917 году в России было 43 млн. крестьян-общинников мужского пола и около 5 млн. крестьян-собственников, из которых на хуторах вели хозяйство около 300 тысяч и немногим более 1,5 млн. – на отрубах^[11]. Не удалось нейтрализовать и стихийно-социалистические воззрения крестьян. Напротив, неприятие частной собственности усилилось, потому что в ходе реформы зажиточные крестьяне выводили из общины лучшие земли, которые становились их частной собственностью. Кулаки скупили и основную массу помещичьих земель, проданных через Крестьянский банк. Общинники понимали, что земли уходят в руки новых крупных собственников и становятся орудием эксплуатации малоземельного крестьянства, вынужденного арендовать землю. Такая ситуация рождала требования уравнительного передела всей земли, в том числе и частной собственности зажиточных крестьян. Важно подчеркнуть: крестьяне хотели не просто переделить земли помещиков (они понимали, что этой земли не так много, и ее всем не хватит), они хотели устранить возможность использования земли как орудия эксплуатации. Вот почему крестьянин требовал уничтожения частной собственности и передачу земли только в пользование, причем только тем, кто ее обрабатывает собственным трудом.

Обратимся к свидетельству весьма компетентного современника – сенатора П. Н. Дурново, бывшего министра внутренних дел. За полгода до мировой войны, когда небо над империей казалось безоблачным, а рекордный урожай 1913 года снизил остроту социальных конфликтов в деревне, П. Н. Дурново направил Николаю II меморандум. Он предупреждал царя о крайней нежелательности участия России в войне против Германии на стороне Антанты, о возможности революции в России на фоне этой войны и предсказывал судьбу этой революции. Вот три главных тезиса письма:

– «особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия»;

– «народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма»;

– «всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое»^[12].

Следует отметить, что в силу своей осведомленности П. Н. Дурново оценивал ситуацию в стране куда более определенно, чем Ленин, находившийся в эмиграции и оторванный от российской действительности. Напомним, что на рубеже ХХ века Ленин критиковал народников, которые подчеркивали самобытность России и возможность «перепрыгнуть» через капитализм, опираясь на общину. Но опыт 1905 года и крестьянские требования уничтожения частной собственности на землю произвели на Ленина сильное впечатление. В марте 1917 года Ленин, формулируя концепцию перерастания буржуазной революции в социалистическую, писал: «В России победа пролетариата осуществима в самом близком будущем лишь при условии, что первым шагом ее будет поддержка рабочих громадным большинством крестьянства в борьбе его за конфискацию всего помещичьего землевладения (и национализацию всей земли, если принять, что аграрная программа «104-х» осталась по сути своей аграрной программой крестьянства)»^[13].

Из приведенного текста видно, что Ленин считал позицию крестьян необходимым условием победы пролетариата, но не был уверен в готовности крестьян отстаивать те радикальные требования, которые были сформулированы крестьянскими депутатами в I Государственной думе.

Вскоре Ленин получил ответ на этот вопрос. В мае 1917 года на первый съезд крестьянских депутатов были привезены сотни наказов, которые содержали требования конфискации всех помещичьих земель, уничтожения частной собственности на землю и передела всей земли по уравнительно-трудовой норме. Иными словами, искомая крестьянская предпосылка для победы пролетариата «в ближайшем будущем» была налицо. Как и предсказывал Дурново, народные массы исповедовали стихийно-социалистические принципы и требовали такого решения аграрного вопроса, которое закономерно выводило русскую революцию за рамки буржуазной.

Следует отметить, что П. Н. Дурново не был единственным провидцем. Лидеры оппозиционного блока, сложившегося в Государственной Думе в годы мировой войны, также прекрасно понимали, что революция в России будет носить радикальный характер, что земельный вопрос будет главным и что он поставит под угрозу принцип частной собственности. Именно поэтому думцы свою главную задачу видели в том, чтобы предотвратить, а не развязать революцию: «Весь смысл существования Прогрессивного блока», – писал В. В. Шульгин, – «был предупредить революцию и тем дать возможность довести войну до конца»[14]. В первый день революции председатель Государственной думы, крупный помещик М. В. Родзянко, заявил: «Я не бунтовщик, никакой революции не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались»[15].

Подводя итог беглому рассмотрению вопроса о наличии предпосылок для победы антибуржуазной революции в России, сделаем выводы:

– для серьезных исследователей русской революции всегда было и остается очевидным наличие серьезных объективных предпосылок для победы большевиков в ходе русской революции;

– благодаря работе историков-аграрников, преодолевших характерную для советской историографии недооценку роли крестьянства в революции, современное представление о характере социальных предпосылок для социалистической революции в России стало более глубоким: сложилось понимание того, что уже в силу особой ментальности большинства русских крестьян русская революция должна была выйти за рамки обычной буржуазно-демократической революции.

3. Октябрьская революция: причины и механизмы

Причины. Октябрьская революция – финальная часть процесса, открытого Февралем. Февраль создал политические условия для Октября: 1) разрушил репрессивный аппарат, при помощи которого имущие классы могли держать неимущие слои населения под контролем; 2) разрушил психологический барьер – веру в незыблемость существующего порядка, которая веками насаждалась правящими классами; 3) поставил у власти партию кадетов, главную партию буржуазии, и показал нежелание этой партии, а затем и вступивших с ней в союз правых социалистов, выполнить требования масс.

Февральская революция началась как мирные антивоенные демонстрации рабочих, но ключевую роль в ней сыграли крестьяне в солдатских шинелях: солдаты петроградского гарнизона отказались стрелять в рабочих и превратили мирные демонстрации в восстание, а части, вызванные с фронта, остановились на подступах к столице. Легкость победы была обусловлена и позицией лидеров Думы, которые в глазах страны вполне легитимно взяли на себя руководство стихийной революцией. Подчеркнем, что восставшие солдаты сами пришли к Думе и потребовали, чтобы Дума взяла власть. Итак, самодержавная монархия в лице Николая II была сброшена совместными усилиями всех оппозиционных социально-политических сил. Власть перешла в руки Временного правительства, которое составили и возглавили кадеты как основная сила в думском оппозиционном блоке.

Однако уже через месяц стало ясно, что народ и Временное правительство по-разному смотрят на решение двух ключевых вопросов: о земле и мире. Из этих двух вопросов, аграрный был более фундаментальным и трудно разрешимым. Кадеты не могли принять крестьянские требования ликвидации частной собственности на землю и уравнительный передел земли, поскольку реализация этой программы наносила удар не только по помещикам, но и по финансовому капиталу, по принципу неприкосновенности частной собственности вообще. В этой связи достаточно упомянуть о том, что большая часть помещичьих земель была заложена в банках, а часть земли была куплена крестьянами и представителями средних городских слоев на кредиты, предоставленные банками. Последствия такой аграрной реформы не могли не вызвать цепную реакцию и в городской промышленности, вполне предсказуемую на фоне требований, популярных в рабочей среде: рабочий контроль, национализация банков и крупных монополий. В этой ситуации вопрос о мире не мог рассматриваться вне контекста аграрного вопроса. При всей важности для кадетов союза с Антантой, не верность союзническим обязательствам удерживала Временное правительство от сепаратного мира, а понимание того, что окончание войны, каким бы оно ни было, немедленно ставило в повестку дня радикальную аграрную реформу. Продолжение войны открывало возможность остановить революцию под флагом укрепления дисциплины на фронте и в тылу.

Кадеты, несмотря на свое либеральное мировоззрение, очень быстро пришли к выводу о необходимости установления военной диктатуры. Это очень важный момент. Он говорит о том, что российские либералы вынуждены были признать, что либеральными методами удержать революцию в рамках буржуазной демократии не получится. На роль диктатора определили генерала Л. Корнилова. Однако «корниловский мятеж» провалился по той же причине, что и карательный поход на Питер в февральские дни: солдаты не поддержали офицеров. Огромная пропасть между верхами и низами опять сыграла свою роль. Кадеты, как главная корниловская партия, полностью потеряли доверие рабочих и крестьян.

Дальнейшая судьба революции зависела от позиции эсеров и меньшевиков. После горячих споров правые социалисты отказались взять власть и возобновили поддержку правительства А. Ф. Керенского, который, по сути, проводил кадетскую политику, откладывая решение вопросов о земле и мире. Но возможность проведения такой политики уже исчерпала себя. Осенью крестьянство приступило к массовому захвату помещичьих земель. Правительство Керенского не могло противостоять захватам и не хотело их узаконить.

Крайне важен вопрос: почему эсеры в условиях массовых захватов помещичьих земель сами не осуществили свою аграрную программу? Есть точка зрения, что лидеры эсеров хотели сделать это законно через Учредительное собрание, и большевики их просто опередили. Но она не смотрится убедительной. Напомним, что Временное правительство, не дожидаясь Учредительного собрания, сразу провозгласило «политические свободы» и отменило сословные привилегии. После корниловщины Керенский провозгласил Россию республикой, предрешив тем самым вопрос о государственном устройстве, который считался прерогативой Учредительного собрания. Почему эсеры не заставили Керенского провозгласить и радикальную аграрную реформу, хотя они вполне могли это сделать?

 Ответ дает анализ всей деятельности эсеров в 1917 году: чем дальше, тем больше эсеры шли на уступки кадетам, стремясь найти компромисс с ними и в самом трудном – аграрном – вопросе. Наиболее наглядно это показал законопроект, который 11 августа внес в правительство лидер эсеров В. М. Чернов. В законопроекте сохранялась частная собственность на землю, и в ведение земельных комитетов переходили только те земли, которые их владельцы и арендаторы отказывались обрабатывать. Проект был заблокирован кадетами. Через два месяца министр земледелия эсер С. Л. Маслов внес в правительство еще более умеренный законопроект, но он был также отклонен. Тем не менее, эсеры продолжали искать возможность сохранить союз с кадетами. Поведение эсеров можно объяснить только одним: в 1917 году, когда вопрос о переходе к социализму встал в повестку дня, лидеры эсеров пришли к выводу о том, что такой переход в условиях России является преждевременной авантюрой, разделив позицию меньшевиков. И поскольку аграрная программа эсеров, отражавшая требования крестьян, объективно выводила революцию за рамки буржуазной, постольку они встали на путь ее пересмотра, на путь поиска компромиссов с кадетами. О своем признании сути русской революции как буржуазной В. М. Чернов, самый авторитетный лидер эсеров, откровенно заявил в конце ноября 1917 года на 4-м съезде партии, поставив задачу «работать и существовать в рамках господствующей хоз. системы, в рамках капитализма»[16].

Нежелание правительства Керенского и поддержавших его эсеров и меньшевиков решать вопросы о земле и мире открыло большевикам путь к власти. Иными словами, именно эти проблемы стали непосредственными, конкретно-историческими причинами Октябрьской революции. И они отнюдь не носили конъюнктурного характера. Напротив, они отразили коренную особенность русской революции: аграрные требования крестьян выводили ее за рамки буржуазной, поэтому только та партия, которая была готова выйти за эти рамки, получала поддержку широких масс.

Большевики: механизмы взятия власти. Ленин умело создал и использовал открывшуюся на II съезде Советов возможность от имени большевиков провести декреты о земле, мире и переходе государственной власти в руки Советов. Это позволило сформировать большевистское правительство. Правительство большевиков формально было временным, до созыва Учредительного собрания. Ленин превратил его в постоянное. Пятого января 1918 года уже на первом заседании он лишил Учредительное собрание необходимого кворума, добившись ухода большевиков и левых эсеров. Отметим, что в этой ситуации эсеры устами В. М. Чернова стали говорить о социализме как о своей цели, и Учредительное собрание начало принимать первые пункты закона о земле, в которых частная собственность на землю отменялась без выкупа. Иными словами, после большевистских декретов, принятых на II съезде Советов, позиция эсеров резко полевела. Но большевики им власти не отдали. Учредительное собрание было распущено.

Большевики поступили так по ряду причин. Во-первых, они не поверили заявлениям В. Чернова о готовности эсеров строить социализм, поскольку эсеры упорно отвергали этот курс в дооктябрьский период. Во-вторых, лидеры большевиков помнили, что в послеоктябрьские дни, в период так называемого ультиматума Викжеля, эсеры требовали не просто расширения состава советского правительства, но создания правительства с эсеровским перевесом и без Ленина и Троцкого. В-третьих, в октябрьские дни большевики установили неформальный блок с левыми эсерами, который затем стал формальным, поскольку левые эсеры оформились в самостоятельную партию. Левые эсеры быстро набирали силу и серьезно помогли большевикам на крестьянских съездах всех уровней. В-четвертых, Ленин пришел к выводу о том, что разгон Учредительного собрания не поссорит большевиков с большинством крестьян. Об этом говорили результаты губернских и уездных крестьянских съездов. В ноябре–декабре 1917 года на большинстве местных съездов крестьяне поддержали декрет о земле, а многие высказались и за разгон Учредительного собрания в том случае, если он этот декрет не одобрит. Ленин оказался прав: никаких массовых крестьянских выступлений в защиту Учредительного собрания, несмотря на все старания эсеров, не последовало.

Однако разгон окончательно рассорил большевиков с умеренными социалистами и толкнул правых эсеров и меньшевиков на путь вооруженной борьбы с большевиками. Это была принципиально новая ситуация: в июльские дни 1917 года эсеры и меньшевики дали согласие на репрессии против большевиков, но не дали уничтожить их как политическую силу, а в дни корниловского мятежа все социалисты действовали вместе. Октябрьское восстание и разгон Учредительного собрания превратили бывших товарищей по социалистическому движению во врагов. Это создавало серьезные трудности для реализации курса социалистического строительства и стало одним из факторов, который способствовал развязыванию гражданской войны.

Тем не менее, следует подчеркнуть, что большевистская тактика взятия власти (свержение Временного правительства без санкции съезда Советов) и тактика удержания власти (разгон Учредительного собрания) сами по себе не вызвали гражданскую войну: политические противники большевиков не смогли организовать серьезного вооруженного сопротивления большевистской власти. Очаги гражданской войны вспыхнули только в казачьих регионах и были быстро подавлены. Этот успех большевиков по стране был обеспечен тем, что именно из их рук крестьяне получили землю.

В исторической литературе часто встречается тезис о том, что осуществление большевиками крестьянских требований было всего лишь тактической уловкой со стороны большевиков. Но это – вольное или невольное упрощение проблемы. Оно во многом связано с упрощенным пониманием ленинской концепции социалистической революции в России. И сам Ленин, и другие лидеры большевиков так много говорили о русской революции как составной части мировой социалистической революции, что интернациональный аспект русской революции затемнил ее национальный аспект, заключенный в тезисе «догнать или погибнуть». Однако внимание, которое на протяжении всего 1917 года Ленин уделял разработке концепции переходных шагов к социализму в условиях России, ясно говорит о том, что он не ставил судьбу русской революции в зависимость от темпов развития мировой социалистической революции. Моментом истины стала позиция Ленина в вопросе о мире. В отличие от Троцкого и Бухарина Ленин с самого начала выступал за сепаратный мир, не питая иллюзий в вопросе о возможности скорой революции в Германии. Сепаратный мир создавал условия для проведения аграрной реформы и овладения «командными высотами» в экономике, т. е. для осуществления переходных шагов к социализму в самой России. И в этом контексте крестьянское требование ликвидации частной собственности на землю было важнейшей предпосылкой, позволявшей осуществлять эти шаги. Без декрета о земле ленинская стратегия перерастания революции в социалистическую лишилась бы своей главной экономической основы.

Следует подчеркнуть, что и «похабный» мир с Германией не поссорил большевиков с крестьянством. Напротив, русское крестьянство продемонстрировало желание мира даже ценой потери Украины и Прибалтики. Крестьянин не видел в этом мире угрозы коренным национальным интересам России, а антивоенная пропаганда на фронте помогала солдатам осознать тот факт, что первая мировая война в принципе не отвечала интересам русского народа, что в этой войне русском солдату отводилась роль «пушечного мяса». (По нашему мнению, участие России в этой войне следует трактовать как важнейшую внешнеполитическую ошибку правящих классов России. Выступив против Германии, своего традиционного экономического партнера, Россия защищала интересы Англии и Франции, а не свои собственные.)

Известна точка зрения, согласно которой Октябрьская революция была по своему содержанию не социалистической, а общедемократической, поскольку она решила общедемократические задачи о земле и мире. Опираясь на отдельные ленинские высказывания, некоторые историки делают акцент на то, что Октябрь якобы только доделал буржуазную революцию. Не считаю ее правильной. Если бы речь шла о том, что в результате Октября русский крестьянин захватил и разделил земли помещиков в частную собственность, то можно было бы говорить о том, что большевики доделали буржуазную революцию. Однако декрет о земле наносил сильнейший удар по принципу частной собственности и на фоне антибуржуазного менталитета рабочих и крестьян становился важнейшим шагом к социализму. И еще одно соображение по этому поводу. Главный вопрос любой революции – вопрос о власти. Суть революции определяется тем, кто и с какой целью взял власть. Большевики взяли власть, чтобы строить социализм.

4. Причины и уроки гражданской войны

Итак, большевики декретами о земле и мире обеспечили себе возможность взять и удержать власть. И вплоть до лета 1918 года противники большевиков не могли развязать против них широкомасштабной гражданской войны. Почему же она началась летом?

Важнейшим фактором, который дал толчок к гражданской войне, стала иностранная интервенция. Она проявилась в двух последовательных формах: как германская интервенция и как интервенция Антанты. Германская интервенция весной 1918 г. привела к оккупации Украины и утверждению на Дону атамана П. Краснова, заключившего с немцами соглашение. Потеря этих регионов лишила центральные районы России угля, металла и хлеба. В конце мая 1918 г. запасы в Центре были полностью исчерпаны, и большевики принимают чрезвычайные продовольственные декреты: начинают изымать хлеб из деревни при помощи продотрядов и комбедов. Такая политика не могла найти поддержку середняцких масс и настроила их против большевиков.

Иными словами, внешний фактор в виде германской интервенции запустил внутренний: чрезвычайные декреты, которые создали более широкую базу для внутренней контрреволюции.

Важно подчеркнуть то обстоятельство, что крестьянский менталитет и здесь сыграл свою роль, но на этот раз отрицательную для большевиков. Дело в том, что для крестьянского менталитета были характерны не только антипомещичьи, но и антигородские настроения. Город и деревня были разными мирами. Деревня веками кормила город в рамках неэквивалентного обмена, в ущерб себе. Труд многих категорий горожан рассматривался крестьянами как легкий, а зарплата – как высокая. В условиях революции и краха старого строя крестьянин почувствовал свою силу. Эта сила была вполне реальной и вооруженной: солдаты вернулись в деревню с оружием. Получив землю, крестьяне не были готовы снабжать города хлебом на безвозмездной основе, в форме государственного налога или продажи хлеба по низким фиксированным ценам в условиях инфляции бумажных денег. А материального ресурса для взаимовыгодного обмена с деревней советское правительство не нашло: городская промышленность стояла без сырья и топлива.

Дальнейшая логика развития событий такова. На фоне роста крестьянского недовольства Антанта принимает решение использовать части чехословацкого корпуса для свержения Советской власти. При поддержке белочехов на Волге возникает Комуч, правительство правых социалистов, и открывается Восточный фронт – первый крупный фронт гражданской войны. Первый этап гражданской войны получил название «демократическая контрреволюция». Но уже осенью 1918 г. стало ясно, что правые социалисты противостоять большевикам не могут. Главную роль в поражении правых эсеров сыграла аграрная политика: они не поддержали аграрную реформу, более того – стали посылать в деревню отряды для возвращения собственникам земель, поделенных крестьянами. Крестьяне стали переходить на сторону большевиков. Красные выбили войска Комуча с Волги на Урал.

В ноябре в Сибири Антанта поставила у власти адмирала Колчака, а на юге – генерала Деникина, который после поражения Германии и ухода немцев с Дона прогнал атамана Краснова как германского ставленника. Армии Колчака и Деникина составили основную силу второго – белогвардейского – этапа гражданской войны. Несмотря на помощь Антанты, белые проиграли. Причины известны: аграрные программы Колчака и Деникина были весьма туманны и не предусматривали отказа от права частной собственности на землю, а практика их действий не оставляла у крестьян сомнений, что речь идет о восстановлении прежних аграрных порядков. Большинство крестьян выбрало большевиков как «меньшее зло».

В результате разгрома белых «большее зло» исчезло, и в этих условиях крестьянин не хотел мириться с продразверсткой. Начинается третий этап гражданской войны: серия разрозненных крестьянских восстаний. Восстания в Тамбовской губернии и Кронштадте заставили большевиков в марте 1921 года отказаться от политики «военного коммунизма» и перейти к нэпу, который Ленин прямо оценил как возврат к исходной концепции «переходных шагов» к социализму в России.

Последствия гражданской войны. Основным политическим итогом войны являлось утверждение в стране власти большевиков как однопартийной диктатуры. Этот результат был во многом обусловлен ошибкой левых эсеров, которые в июле 1918 г. попытались произвести переворот, выступив против Брестского мира и продовольственной политики большевиков. Переворот был подавлен, но Советы из органов власти двух партий превратились в органы власти одной партии.

Внутри правящей партии в годы гражданской войны внутрипартийная демократия эпохи революции было заменена системой «боевых приказов». Курс на восстановление внутрипартийной демократии, провозглашенный на Х съезде РКП(б) в марте 1921 года, носил ограниченный характер и был ослаблен в условиях острой фракционной борьбы. После 1929 года начал формироваться культ личности Сталина, который превратил нормы партийной демократии в пустую формальность. Русская политическая традиция и крестьянский менталитет стали главной базой для становления единоличной власти Сталина.

Борьба в партии была не только борьбой за власть, но и борьбой за выбор стратегии и тактики построения социализма. И выбор пути объективно шел на фоне столкновений двух концепций социализма.

Первая концепция отражала стихийно-социалистическую психологию русского крестьянства: патриархальную, общинную, локальную, не готовую подняться до осознания общегосударственных интересов. Как было показано выше, крестьянский менталитет играл противоречивую роль в истории русской революции: с одной стороны, он привел большевиков к власти и позволил им победить в гражданской войне, а с другой стороны, он стал одним из факторов, позволившим развязать крупномасштабную войну.

Вторая концепция отражала идеологию индустриального социализма, теоретически оформленную и принятую в качестве программы действий правящей партии. Она представляла собой инструмент ликвидации отставания России от передовых стран Запада. Эта идеология несла в себе много вариантов ее осуществления, и выбор варианта, в конечном счете, зависел от субъективного фактора. Нэп открывал возможность для проведения той или иной компромиссной линии между двумя концепциями, и в 1920-е годы было историческое время для такого развития. Носителями компромиссной линии были представители «правого уклона» в ВКП(б). Но в итоге победила жесткая линия. Избранная Сталиным тактика проведения форсированной индустриализации и насильственной коллективизации отражала политические традиции как российской истории в целом, так и недавней гражданской войны. Результатом сталинской тактики стала огромная цена первой пятилетки, отраженная в голоде 1932–33 годов. Вина Сталина породила оппозицию его власти. Сталин удержал власть при помощи масштабных репрессий. В результате Сталин построил модель советского социализма чрезмерной ценой, которая осталась в памяти народа.

*   *   *

Наследники Сталина имели историческое время и объективные возможности для постепенного реформирования сталинской модели социализма. Это реформирование шло, но непоследовательно и медленно. Субъективный фактор вновь оказался не на высоте. Попытка быстрого перехода к новой модели социализма в эпоху «перестройки» завершилась реставрацией капитализма, которая проходила под лозунгами борьбы с номенклатурными привилегиями, за социальную справедливость. Главная причина ухода с пути социалистического развития – все тот же субъективный фактор. В ХХ веке России явно не везло на лидеров.

В 1991 году народы России не выбрали капитализм, этот выбор сделала часть элиты. Современный российский капитализм вновь восстановил огромную социальную пропасть между народом и новой буржуазией. И сегодня, как и в 1917 году, большинство населения страны сохраняет антибуржуазную ментальность.