Роза Люксембург как политэконом

У страстной и порой неистовой Розы Люксембург много социальных ролей: революционер, партийный лидер и журналист, агитатор и пропагандист, ученый, марксист и т. п. Например, в предисловии Г. Малецкого и Ш. Дволайцкого к первому тому «Избранных сочинений» Люксембург, изданных в Москве в 1928 г., сказано, что Роза Люксембург – великая революционерка, которая сыграла выдающуюся роль в истории рабочего движения Германии и Польши, громадную роль во II Интернационале, «ее неутомимая борьба с реформизмом и оппортунизмом всяких толков, ее блестящий литературный талант, глубокое понимание марксизма, громадные знания, самоотверженная служба делу пролетариата, героическая жизнь и трагическая кончина» делают из Розы Люксембург одну из самых привлекательных фигур в истории революционного движения. «Сочинения Розы Люксембург должны быть настольной книгой, ибо, как всякий выдающийся ум, Роза Люксембург не перестает быть поучительной даже в своих ошибках» (1, с. 9)[1]. О, эти «ошибки» Розы Люксембург, которые уже почти 100 лет жуют интеллектуалы Европы и Америки! Любопытно и даже непонятно, как с течением времени, и чем дальше – тем больше, Роза Люксембург превратилась в интеллектуальную звезду эпохи, несмотря на ее «ошибки» и даже «люксембургианство»[2]. И еще более непонятно, что ее интеллектуальное величие зиждется главным образом на ее «ошибках», анализу которых посвятили многие страницы лучшие умы ХХ века.

Даже Г. Лукач в предисловии 1922 г. к своей бесподобной книге «История и классовое сознание» пишет: «Идейное направление Розы Люксембург было определяющим в области теории и отчасти остается таковым и сегодня – и с его плодотворными выводами, и с его ошибками. Всякий, кто из этого исходит, должен понять, что подлинно коммунистическая, революционная, марксистская позиция может быть завоевана лишь путем критического размежевания с теоретическими трудами Розы Люксембург»[3]. Странная ситуация получается. Оказывается, что концепция Розы Люксембург и не революционная, и не коммунистическая, и не марксистская. Зачем же тогда изучать ее теоретические труды? И как согласовать эти слова Лукача с его же следующими словами: «По моему мнению, Роза Люксембург была единственным учеником Маркса, кто действительно продолжил его жизненный труд как в содержательно-экономическом, так и в методологическо-политическом смысле…». И эти замечательные слова написаны Лукачем в той же самой работе, на той же странице и в начале того же самого абзаца. Т. е. по Лукачу получается, что Роза Люксембург – единственный ученик Маркса, продолживший его жизненный труд, но от ее работ надо отмежеваться, чтобы завоевать марксистскую позицию. Вот вам великий Лукач, перед которым расшаркивается половина интеллектуальной Европы. Да и сам Лукач во многих местах очень близок к этой самой концепции Люксембург, т. е. к «люксембургианству». Известный биограф Розы Люксембург Дж. Неттл небезосновательно замечает, что в книге Лукача «История и классовое сознание» «люксембургианство впервые появляется как система»[4].

Об «ошибках» Розы Люксембург поговорим потом, но в настоящем тексте она предстанет – прежде всего и исключительно – как политэконом. Несмотря на обильную литературу на всех языках читающего мира, посвященную Розе Люксембург, анализ ее политэкономических взглядов встречается крайне редко. К сегодняшнему дню прошло более 100 лет с тех пор, как появились фундаментальные политэкономические сочинения Люксембург, в которых множество людей и множество раз находили разные умные мысли и «ошибки». Но удивительное дело: до сих пор, как справедливо замечает О. Любан, «нет основательного обобщающего труда о ее взглядах на политэкономию»[5]. Роза Люксембург была не только пламенным революционером, но и холодным политэкономом. Скажем больше: сегодня трудно утверждать, что более для истории ценно – Роза как революционер или Люксембург как политэконом. Вклад ее в развитие политической экономии очень существенен и, как уже отмечалось, до сих пор оценен плохо или никак. Это не только ее книги «Накопление капитала» или «Введение в политическую экономию», но, прежде всего, глубина проникновения в суть рассматриваемых ею вопросов. Чего, например, стоит ее следующее очень точное и глубокое наблюдение: «Как неправдоподобно это ни звучит, несомненно, однако, что большинство специалистов по политической экономии имеет весьма туманное представление о действительном предмете своих ученых изысканий» (4, с. 27). Здесь нет возможности подробно освещать этот вопрос, но ведь действительно до сих пор нет толкового разъяснения исчезновения политической экономии не только в постсоветской России, но и в англоязычной литературе. Причем специалисты там и тут почему-то остались. Или вот еще: «Современные буржуазные ученые под видом политической экономии преподают бесформенный винегрет из обрывков всевозможных научных мыслей и тенденциозных заблуждений» (там же, с. 104). И это действительно так. Сегодня название «политическая экономия» выбросили, но винегрет и тенденциозные заблуждения остались.

Вернемся к Люксембург как политэконому. Так, она очень точно и самобытно характеризует такую политэкономическую категорию, как кредит и его роль в капиталистической экономике. Она пишет: «Одним словом, кредит воспроизводит все основные противоречия капиталистического мира, доводит их до высшей точки, он ускоряет шаги, какими мир этот движется навстречу собственному уничтожению – крушению. Для капитализма лучшим средством приспособления в отношении кредита было бы полное его уничтожение, отмена кредита» (1, с. 51). Действительно, недавний экономический кризис в 2008–2009 гг. был спровоцирован в основном неблагополучием в ипотечном кредитовании и существенно затронул главные страны капиталистического мира. Вот если бы не было кредита, то не было бы и формального повода для экономических кризисов. Но возможен ли капитализм без кредита? Такого не было, нет и, вероятно, быть не может. Значит, не может быть и капитализма без кризисов. Более того, кризисы, по Розе Люксембург, не помеха или недостаток капитализма, а «живая вода» для него. «Кризисы», – пишет Роза Люксембург, – «составляют единственно возможный на капиталистическом базисе, а потому вполне нормальный метод периодически разрешать столкновения между неограниченной расширяемостью производства и узкими пределами рынка сбыта…  кризисы надо считать неотделимыми, органическими явлениями капиталистического хозяйства в целом» (1, с. 74). Иными словами, бороться с кризисами – значит бороться с капитализмом.

И приведем еще одно политэкономическое положение Люксембург, которое по точности и интеллектуальной виртуозности можно отнести в золотой фонд политэкономических афоризмов. Она пишет: «Открытый Марксом абстрактный человеческий труд в своей развитой форме не что иное, как деньги» (1, с. 82–83). Здесь в очень емкой фразе, без лишних слов действительно передается самая глубинная сущность денег. Ибо деньги есть показатель, знак или символ отношений стоимости, т. е. особого социального отношения между людьми в рыночной экономике. Однако в современном товарно-капиталистическом хозяйстве деньги перестали размениваться на золото, т. е. оторвались от своей объективной основы и перестали быть символом абстрактного труда. Теперь они лишь символ политического соглашения в обществе между гражданами и правительством, которое просто печатает деньги по своему усмотрению. Тем самым подрывается объективный механизм существования и развития товарно-капиталистического хозяйства. И, как мы видим, в последнее время современные экономические кризисы – это не кризисы сбыта, перепроизводства товаров, а кризисы перепроизводства пустых, ничем не обоснованных денег.

Роза Люксембург достаточно точно определила границы и специфику политической экономии. Вопрос этот имеет определенную историю. О конце политической экономии в российской экономической науке много говорилось в 1920-х гг., вслед за немецкими социал-демократами, точнее, катедер-социалистами. Об этом писали В. Зомбарт, Р. Гильфердинг и др. Последний, в частности, вывел следующую очень емкую формулу: «Политическая экономия есть самосознание буржуазного общества». В этом же ключе писала и Роза Люксембург. «Политическая экономия … стала средством самоопределения и формулировкой классового сознания буржуазии, и в качестве таковой она дала толчок к революционным действиям. Идеи классической политической экономии вплоть до самых бледных эпигонов этого направления стали впоследствии знаменем народившегося и укрепившегося буржуазного строя Европы» (4, с. 97). Данная формулировка поразительно похожа на то, что и как сказал Гильфердинг. Конечно, взгляд, согласно которому политическая экономия изучает товарно-капиталистическое хозяйство, в те времена, видимо, разделяло подавляющее большинство марксистов. Но обращает на себя внимание, что тексты Гильфердинга и Люксембург очень близки. Вообще у них много общего. Они вместе состояли в немецкой социал-демократической партии, вместе преподавали политическую экономию в партийной школе в Берлине (точнее, Роза Люксембург преподавала вслед за Гильфердингом), по теоретическому резонансу в литературе они, можно сказать, равны. Но Роза Люксембург была на 7 лет старше Гильфердинга. Кто на кого влиял, кому принадлежит приоритет в вышеприведенной формулировке? Это стоило бы выяснить.

И вот еще одно важное положение Люксембург: «Политическая экономия возникает как одно из важнейших идеологических орудий буржуазии в борьбе против средневекового феодального государства, за современное капиталистическое классовое государство» (4, с. 93). Здесь просится аналогия с современным российским государством, которое отменило (или запретило?) преподавание политической экономии в наших вузах. Оно боится, что российская буржуазия использует политэкономию как «важнейшее идеологическое орудие» против феодального государства? Так что – Россия под лозунгами модернизации и инновации строит средневековое государство? Вот ведь какие ассоциации вызывает чтение политэкономических текстов Люксембург. Наверное, действительно, политическая экономия – опасная наука.

Итак, в своих лекциях еще перед первой мировой войной, которые она потом обобщила в работе «Введение в политическую экономию», она писала: «…если политическая экономия представляет собой науку о специфических законах капиталистического способа производства, то ее существование и функции связаны с последним, и она теряет свою базу, коль скоро прекращается этот способ производства. Иными словами: политическая экономия, как наука, отомрет с того момента, как анархическое хозяйство капитализма уступит место планомерному, сознательно организованному и руководимому всем трудящимся обществом хозяйственному строю. Победа современного рабочего класса и осуществление социализма означают, таким образом, конец политической экономии. Тут обнаруживается особая связь между политической экономией и классовой борьбой современного пролетариата» (4, с. 97–98). В начале 1920-х гг. среди марксистских теоретиков это был очень распространенный взгляд. Тогда политическую экономию в марксистской литературе прочно связывали с товарно-капиталистическими отношениями и рыночной экономикой. Вот что в этой связи писал Н. И. Бухарин, будучи одним из ведущих теоретиков большевистской партии: «Теоретическая политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т. е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве... Конец капиталистически-товарного общества будет концом и политической экономии»[6]. А вот что писал И. И. Рубин по этому вопросу: «Политическая экономия изучает определенную экономическую формацию общества, а именно товарно-капиталистическое хозяйство»[7]. Более того, Роза Люксембург объявила о конце политической экономии. «В марксистской теории», – пишет она, – «политическая экономия нашла свое завершение и свой конец как наука… Конец политической экономии как науки означает, таким образом, всемирно-историческое событие: претворение в действительность планомерно организованного мирового хозяйства. Последняя глава политико-экономического учения – это социальная революция мирового пролетариата» (4, с. 103). Казалось бы, после «пролетарской революции» 1917 г. в СССР нет места для политэкономии. И поначалу ее не было. Однако в конце 1920-х – начале 1930-х гг. в СССР придумали формулу о «политической экономии в широком смысле», что позволило сохранить ее, а заодно и политэкономов в советском социализме. Действительно, тут была проблема. С одной стороны, в советской жизни сохранялись все основные категории рыночной экономики (товар, деньги, цена, кредит и т. д.), которые изучает и объясняет политэкономия. С другой стороны, собирались строить коммунизм, где не будет товарного производства и рыночных категорий и, стало быть, политэкономия не нужна. Как соединить социализм и рынок, товарное производство? Поэтому и запустили в оборот формулу о политэкономии в широком смысле, т.е. о науке, которая с равным успехом изучает общие экономические законы, «свойственные всем общественным формациям». Выходит, что есть какие-то экономические законы, которые действуют, например, в рабовладельческом и коммунистическом обществе в равной мере. По мнению Люксембург, а также советских марксистских интеллектуалов 20-х годов (Н. Бухарина, Е. Преображенского, И. Рубина и др.) это был нонсенс. Но Роза Люксембург погибла в 1919 г., а советских марксистов, которые так думали, расстреляли в конце 1930-х гг. И до конца существования СССР в этом вопросе все было ясно и спокойно.

Теперь другой расклад. Теперь вполне свободно можно подвергнуть сомнению тезис, что в обществах с принципиально различной экономикой может действовать один и тот же экономический закон. В чем же тогда их принципиальное отличие?

В связи с этой ситуацией возникает ряд вопросов. Известно, что в СССР была политическая экономия, и даже политическая экономия социализма, и в тоже время говорили, что в СССР была победа рабочего класса и был осуществлен социализм. Значит ли это, что все политэкономические упражнения Розы Люксембург, в том числе и это, были неправильны и ничего не стоят? Так примерно и отвечали в советский период. Например, советский профессор И. Д. Лаптев в предисловие к книге Люксембург «Введение в политическую экономию» писал: «Ошибочные воззрения Розы Люксембург по ряду теоретических вопросов политической экономии не могли не отразиться на ее политической деятельности… Система ошибочных теоретических и политических воззрений Розы Люксембург квалифицировалась марксистами-ленинцами как «люксембургианство», являющееся отступлением от марксизма-ленинизма» (4, с. 24). Это мнение, высказанное в 1960 г. одним из самых догматичных советских экономистов, очень точно передает смысл советского официального отношения к теоретическому наследию Розы Люксембург. А вот мнение другого исследователя, высказанное на 6 лет позже, но объективно отражающее современную оценку творческого наследия Розы Люксембург: «Национальный вопрос», – пишет Ханна Арендт, – «единственная тема, по поводу которой Розу Люксембург можно упрекнуть в самообмане и нежелании смотреть фактам в лицо»[8]. Хотя и в этом вопросе, по большому счету, Роза Люксембург была права. Если пользоваться терминологией тех лет, то не очень понятно – от кого и для чего будет отделяться пролетариат, ища национальное самоопределение. Эксплуатируемый класс готов отделиться от своих эксплуататоров, но не от людей другой национальности или веры. Почитаем саму Розу Люксембург по этому вопросу: «Ничто не имеет столь решающего значения для всего уклада жизни, как резкое противоречие между все возрастающей экономической общностью, связывающей народы и страны в одно общее целое, и политической государственной надстройкой, которая посредством пограничных столбов, таможенных рогаток и милитаризма стремится искусственно разъединить народы на множество чужих и враждебных частей» (4, с. 70). Любопытно, что советский официоз, издавая работу Люксембург в 1960 г., на это место не обратил внимания и оставил без комментариев. Хотя здесь Роза Люксембург совершенно недвусмысленно доказывает противоречивость и искусственность лозунга о «праве наций на самоопределение». Национальное самоопределение – это императив буржуазного общества, лозунг буржуазной революции. В вопросе о праве наций на самоопределение Роза Люксембург с точки зрения марксизма, да и с общечеловеческой точки зрения, была права, оставалась последовательным марксистом.

Дебаты о ревизионизме

Возможно, первым, чем Роза Люксембург прославилась и, так сказать, сделала себе имя в социал-демократическом движении и литературе, были ее выступления, направленные против ревизионизма Эдуарда Бернштейна, которые потом вошли в брошюру «Социальная реформа или революция?». Бернштейн в своих статьях в немецком социал-демократическом журнале «Neue Zeit» подверг ревизии некоторые догмы марксизма, имевшие популярность в интерпретации К. Каутского, и писал, что капитализм имеет еще мощные основы для своего развития и преодоления противоречий, а социал-демократическая партия должна превратиться в партию реформ. Профессиональная и политическая борьба за социальные реформы, считал Бернштейн, приведут к постепенному расширению общественного контроля над условиями производства и путем законодательного ограничения прав владельца капитала «низведут его к роли управляющего». Таким образом, делает вывод Бернштейн, «помышлять о том, что в скором времени удастся перейти от буржуазного общества к обществу коммунистическому с иной физиономией хозяйства и иной психологией человека, – значит предаваться безусловно утопической фантазии… Социальная реорганизация произойдет по типу медленного и постепенного органического развития»[9]. И сегодня надо честно признать, что Бернштейн оказался прав. За более чем 100 лет после этих слов так и не появилось общества с «коммунистической физиономией хозяйства». Но эволюция, проделанная европейскими странами, в первую очередь под давлением классовой борьбы, которую возглавили социал-демократические партии, оказалась весьма существенной.

Таким образом, в конце ХIХ века в немецкой (и не только в немецкой) социалистической печати, а также и на съездах партии, развернулась дискуссия между сторонниками эволюционного пути достижения социалистического общества (путем реформ) и сторонниками революционного пути (социальная революция). Роза Люксембург в полемике с Бернштейном, не отрицая значения реформ, в первую очередь делала упор на революционный путь развития. Но сильная сторона позиции Розы Люксембург состояла в аргументации, в научно-методологическом аспекте ее логических доводов. Хотя практически Бернштейн оказался прав, Роза Люксембург выставила настолько глубокие научные аргументы, что ее логическая конструкция весьма интересна и сегодня. Люксембург была на голову выше Бернштейна как теоретик. По всем основным пунктам высказываний Бернштейна она выставила свои возражения и опровержения.

В самом начале Роза Люксембург справедливо указывает, что реформу и революцию нельзя противопоставлять, одно переходит в другое. Большинство исследователей считает, что суть спора («дебатов о ревизионизме») сводилась к тому, что Бернштейн пропагандировал эволюционный марксизм, а Роза Люксембург продолжала отстаивать революционный марксизм. Но, откровенно говоря, позиция Люксембург была глубже, сложнее и, если угодно, противоречивее.

Вот общее представление Розы Люксембург о социализме: «Как известно, научное обоснование социализма опирается на три основные факта капиталистического развития: прежде всего, на растущую анархию капиталистического хозяйства, которая делает неизбежной его гибель, во-вторых, на прогрессирующее обобществление производственного процесса, которое создает положительные зачатки будущего социального строя, и, в-третьих, на растущую организованность и классовое сознание пролетариата, которые составляют активный фактор предстоящего переворота» (1, с. 46–47). По мнению Розы Люксембург, Бернштейн «устраняет первый из названных устоев научного социализма» и тем самым «отрицает не только определенную форму гибели капитализма, но и саму эту гибель» (Там же, с. 47). Вот тут уже содержится зародыш, и очень спорный зародыш, теории Розы Люксембург. Она специально подчеркивала, что «крушение буржуазного общества является краеугольным камнем научного социализма» (1, с. 102). Это, конечно, верно. В крушении или преодолении капитализма должны сойтись две силы. С одной стороны, объективный ход экономического развития, делающий невозможность дальнейшего существования капитализма без каких-либо модификаций. С другой стороны, социальные силы, которые готовы осуществить эти радикальные модификации. Но вопросы остаются.

Если сама анархия капиталистического производства делает неизбежным гибель капитализма, то зачем «прогрессирующее обобществление производственного процесса» и тем более «классовое сознание пролетариата»? Капитализм и так погибнет. Бернштейн же, снимая первый тезис (автоматическое крушение капитализма), как раз подчеркивал роль и значение социал-демократической партии, ее просветительскую, организационную и политическую работу. Тем самым Бернштейн обосновывал реальную борьбу в реальных условиях за переделывание (реформирование) капитализма. Кстати сказать, в современной литературе отмечается, что «Бернштейн в конечном счете лишь высказал то, что и без него думали, но не признавали публично многие социал-демократические парламентарии и в еще большей степени лидеры профсоюзов»[10]. Сегодня же в социал-демократической литературе считается общепризнанным, что не революционный, а реформистский путь позволил европейской социал-демократии превратится в мощную политическую силу современности. Один из ведущих теоретиков немецкой социал-демократической партии В. Айхлер писал так: «Социал-демократы ценой неслыханно тяжелых жертв в ходе борьбы добились многих побед и потерпели много поражений; они не осуществили революцию, которой ждал Маркс, но своей борьбой они начали процесс, который в конечном итоге эволюционным путем революционизировал экономику и общество»[11].

Интересно другое. Если внимательно читать работу Розы Люксембург «Социальная реформа или революция?», то можно обнаружить положения, очень близкие к ревизии Бернштейна. Например, она пишет: «Повседневная практическая борьба за социальные реформы, за улучшение положения трудящихся в рамках существующего строя, борьба за демократические учреждения, вот единственный способ, которым социал-демократия может вести пролетарскую классовую борьбу и идти к конечной цели – к захвату политической власти и упразднению системы наемного труда» (1, с. 42). Здесь важно подчеркнуть слова – в «рамках существующего строя». Конечно, Роза Люксембург не предлагала рабочему классу вечно оставаться в рамках буржуазного общества, но ведь она прямо пишет о «социальных реформах», которые лишь в конечном счете приведут к «устранению системы наемного труда». В другом месте она даже пишет так: «Наша политика может и должна стремиться лишь к тому, что при данных условиях возможно» (1, с. 111). Это явно реформистский путь достижения социалистического общества. Но это – умный реформизм.

Еще немного о реформистском уклоне Розы Люксембург. Так, в ряде мест она пишет не об абсолютном обнищании рабочего класса, на что напирали сторонники революционного марксизма, а об относительном обнищании. «Только анархисты спекулируют на обнищании масс», – пишет Люксембург. – «Исходной точкой агитации является для социал-демократии не абсолютное обнищание рабочего класса, а относительное сокращение его доли в созданном им общественном богатстве, при чем это сокращение может идти и фактически идет рука об руку с абсолютным повышением жизненного уровня» (1, с. 169). Здесь внутри самой Розы Люксембург политэконом взял верх над революционером. За такой ход мысли в советской литературе ее жестко критиковали. Тезис об абсолютном обнищании пролетариата был догмой советской идеологии, ничего общего не имевшей с реальной действительностью капиталистического мира уже с конца ХIХ века. И Роза Люксембург была права, когда вслед за Бернштейном обратила на это внимание.

Но здесь интересно другое. Она пишет, что социал-демократия борется за улучшения положения рабочего класса: «Для социал-демократии базисом служит всегда подъем рабочего класса, улучшение его положения» (1, с. 169). Это основа социал-демократической практики. И вполне мыслима ситуация, когда рабочий класс добивается впечатляющих результатов в улучшении своего материального положения в рамках буржуазного общества. Это явно реформистский путь. И из него никак не вытекает теория крушения капитализма. Роза Люксембург же считает, что «материальное укрепление рабочего класса» будет способствовать его политической организованности и «подготовлять его к устранению капиталистического общества и водворению социализма путем политического и социального переворота» (1, с. 169–170). Возникает, однако, один капитальный вопрос. Зачем же рабочему классу устранять капитализм, если он и в нем может жить хорошо? Здесь имеется явное противоречие. Обычно революционные марксисты говорят, что существенное улучшение положения рабочего класса в капиталистическом обществе невозможно. Поэтому и нужен переворот (революция). Роза Люксембург же считает, что улучшение положения возможно, но переворот будет непременно, ибо сам капитализм содержит в себе такие внутренние противоречия, которые обеспечивают его автоматическое крушение. Сложная диалектика – но логика в такой постановке вопроса есть.

Таким образом, можно сделать следующий противоречивый вывод. С одной стороны, Роза Люксембург активно включилась в «дебаты» о ревизионизме и выступила одним из наиболее ярких и страстных противников Бернштейна. С другой стороны, она сама воспроизводила некоторые положения Бернштейна в других словах и контекстах. Указания на совпадение некоторых позиций Люксембург и Бернштейна можно уже обнаружить в современной литературе[12]. Притягательность концепции и позиции (можно даже сказать, учения) Розы Люксембург состоит в том, что она как-то органично соединила реформистский и революционный марксизм, представления о неизбежном крахе капитализма и о созидательной роли партии рабочего класса. Такой подход с точки зрения педантов и начетчиков от марксизма может содержать «ошибки», но он интереснее и ближе к исторической правде и к самой сути марксизма.

Да, Роза Люксембург критиковала некоторые положения К. Маркса. И она сама об этом не раз писала: «Мои положения о накоплении покоятся на изложении Маркса и в то же время с ним критически расходятся…» (3, с. 372). В другом месте она призывала «выйти за рамки Маркса» (5, с. 209). Но ведь для нормального научного подхода критика – это нормально. И если Маркс гениальный ученый, то это совсем не значит, что гениальна каждая его страница. Многие марксисты не раз отмечали противоречия, несогласованности и т. п. в текстах Маркса. Например, крупнейший российский политэконом и марксист И. И. Рубин, делая поистине виртуозный анализ теории стоимости Маркса, тем не менее отмечал, что в «Капитале» (особенно во 2-м и 3-м томах) «встречаются несогласованные места, терминологическая неясность и отдельные противоречия»[13]. Кстати сказать, И. И. Рубин в этом труде ставит Розу Люксембург как политэконома в один ряд с Плехановым, Каутским, Лениным и Гильфердингом.

Теория накопления капитала

Итак, книга «Накопление капитала». Это главная теория и книга Розы Люксембург, которая за 100 лет еще не прочитана как следует[14]. Выделяя Розу Люксембург среди «100 великих экономистов до Кейнса», Марк Блауг писал о книге «Накопление капитала», что она «дала начало великому «расхождению во мнениях» среди немецких и австрийских марксистов о том, что подразумевалось под схемой воспроизводства Маркса»[15]. Добавим, что эта дискуссия в результате охватила не только немецкоговорящих экономистов и не только марксистов, но и всех, кто задумывается о перспективах капитализма[16].

Суть теории накопления капитала Розы Люксембург сводится к тому, что для существования капитализма нужны внешние рынки. Капитализм должен накапливать капитал и где-то реализовывать прибавочную стоимость. Накопленный капитал нужно инвестировать, и не куда-либо, а именно в некапиталистические зоны экономики (колонии, экономически отсталые страны, некапитализированный аграрный сектор и т. п.). Инвестиции капитала внутри капиталистического хозяйства, т. е. в пределах капиталистического класса, лишь перегоняют, как мячик, прибавочную стоимость от одного капиталиста к другому. Капитал в этих условиях перенакапливается в замкнутом пространстве и, как сжатый пар без выхода, может (или должен) разорвать капиталистическую оболочку. Дело не только в том, чтобы извлечь прибавочную стоимость, но и в том, чтобы ее реализовать. Собственно, это один и тот же процесс. Поэтому для Розы Люксембург «существование некапиталистических покупателей прибавочной стоимости является прямым условием существования капитала и его накопления» (3, с. 256). Таким образом, «решение проблемы в духе марксова учения заключается в диалектическом противоречии: капиталистическое накопление для своего движения нуждается в некапиталистических общественных формациях, как в окружающей его среде; оно прогрессирует в постоянном обмене веществ с этими формациями и может существовать лишь до тех пор, пока оно находит эту среду» (Там же, с. 257). Из этого положения можно сделать несколько выводов, большинство из которых делали критики Розы Люксембург, но не она сама.

Первый. Главное в капитализме не только эксплуатация рабочего класса (хотя сама Роза такого вывода не делала и, видимо, не могла делать), но и эксплуатация колоний и других отсталых территорий и обществ.

Второй. Капитализм жив и процветает в силу существования неэквивалентного обмена. Если же существует эквивалентный обмен, то капиталу негде реализовать прибавочную стоимость. Замкнутое капиталистическое общество существовать не может, ибо обмен внутри капиталистического производства эквивалентен (на основе равновесной цены), существует экономическое равновесие, а накапливаемую прибавочную стоимость реализовать негде. Происходит перенакопление капитала.

Третий. Невозможность существования замкнутого капиталистического общества (или превращения всех стран в развитые капиталистические страны) ведет к автоматическому краху капитализма. Капитализм сам себе роет могилу.

Четвертый. Рабочий класс и социал-демократическая партия могут помочь вырыть могилу, но главное – это неспособность капитализма развиваться при капитализме. В противном случае капитализм мог бы существовать вечно.

Пятый. Теория Розы Люксембург ставит под сомнение роль и значение прибавочной стоимости, роль рабочего движения и рабочей партии, солидаризируется (в некоторых пунктах) с неоклассическим направлением современной экономической теории и в целом «с обратной стороны» является ревизионистской.

Так, например, В. Мотылев в «Предисловии к четвертому изданию» книги «Накопление капитала» писал: «Если капитализм автоматически, механически, сам по себе идет к гибели, то роль пролетариата как могильщика буржуазного строя стушевывается. Раз буржуазный строй должен погибнуть сам по себе в силу автоматических процессов, то роль сознательной борьбы пролетариата не является решающей» (3, с. ХХIII). Так считали и писали многие ее критики в то время. Но ведь сегодня мы можем сказать, что Роза Люксембург была значительно ближе к научной истине и исторической правде, чем ее критики.

В теории накопления капитала (или автоматического краха капитализма) Розы Люксембург имеются две противоречивые составляющие, которые до сих пор вызывают споры и дают некоторые основания для обвинения ее в ошибках. Откровенно говоря, тут до конца нет полной ясности. Первая составляющая – экономического порядка, вторая – общесоциологического.

Итак, первая. Если капитализм живет и развивается за счет эксплуатации колоний или некапиталистической периферии, то как понять утверждение Розы Люксембург, что там он реализует прибавочную стоимость? Кто-то ведь должен оплачивать эту прибавочную стоимость. Колонии, покупая что-либо из капиталистической страны, должны переплачивать за этот товар, т. е. не только оплачивать труд рабочих и других непосредственных участников производственного процесса, но и доставлять прибыль капиталисту. Более того, приходится покупать этот товар выше его стоимости, ибо рынки слабо капитализированных стран и территорий, как правило, сильно монополизированы. Но колонии намного беднее капиталистической страны и переплачивать в принципе не могут. Розу Люксембург можно понять так, что обмен между метрополией и колонией происходит не на основе эквивалентов, а за счет «ограбления» колоний. Т. е. метрополия продает туда товар выше стоимости, а покупает ниже. Но это, опять же, не реализация прибавочной стоимости, а ее получение. Значит, опять встает проблема реализации. К тому же, процесс «ограбления» колоний не может длиться вечно, когда-нибудь богатства колоний должны закончиться. А за последние 100 лет мы не можем констатировать массовые случаи банкротства именно колоний или слабо капитализированных территорий.

Вторая составляющая. Автоматическое крушение капитализма действительно ставит под сомнение решающую роль в этом процессе рабочего класса и его партии. Тут критики Розы Люксембург правы. Но с другой стороны, если отрицать формулу Розы Люксембург, то придется считать, что капитализм сам по себе тверд и бодр и не содержит никаких объективных причин для своей смерти. Тогда остается надеяться только на внешние причины насильственного его ниспровержения. Скажем, социал-демократическая партия убедит трудящиеся классы, что, если она придет к власти, то жизнь их будет намного лучше, чем при вечно загнивающем капитализме. И произойдет социальная революция как внешнее ниспровержение капитализма. Однако формула Роза Люксембург более логична: капитализм сам по себе не может быть вечным, но нужен и его могильщик. И тут Роза Люксембург права. Такова диалектика противоречивой теории накопления капитала Розы Люксембург, которая, откровенно скажем, плохо освоена современной экономической наукой.

При всей невероятности для марксистского уха теории накопления и империализма Розы Люксембург, она получает некоторые подтверждения современной практикой. Особенно это становится ясно при анализе мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. «Этот кризис» – пишет Люфт Криста в полном соответствии с концепцией Розы Люксембург, – «больше, чем банковский и экономический, это системный кризис. Капитализм демонстрирует свою неспособность решать обостряющиеся экономические, социальные, экологические проблемы человечества, проблемы его развития»[17]. И важно отметить, что этот кризис произошел благодаря не какой-либо «стратегии левых сил», а почти обычному для позднего капитализма перенакоплению капитала. То есть произошло то, о чем писала Роза Люксембург 100 лет назад.

Рабочий класс за ХХ столетие нигде не совершил социалистической революции, а, наоборот, в лице своих партий встраивается в буржуазное общество. Бернштейн писал по этому вопросу: «Несмотря на успехи в умственном, политическом и промышленном отношении, сделанные рабочим классом со времени появления трудов Маркса и Энгельса, я все-таки не считаю этот класс достаточно развитым для того, чтобы принять в свои руки политическую власть»[18]. Вообще говоря, сама Роза Люксембург, даже критикуя Бернштейна, была сама не очень далека от такой позиции. Еще лучше и точнее написала Роза Люксембург об английском рабочем классе: «Английский рабочий в борьбе со своим предпринимателем встречает поддержку со стороны английского буржуазного общества, как член буржуазного общества, как буржуазный политик, буржуазный избиратель, и эта поддержка делает его и впредь верным членом этого общества» (1, с. 119). Правда, при этом Роза Люксембург считала, что немецкий рабочий класс, в отличие от английского, еще не утратил революционного потенциала в силу некоторого отставания германской промышленности от английской. В данном случае аргумент Люксембург явно слаб. Ибо нельзя объяснять революционность рабочего класса его отсталостью. Этим можно объяснить менее цивилизованные формы классовой борьбы, да и меньший эффект от самой этой борьбы. Есть объективный закон, что экономически более развитая страна создает более организованный, более культурный и более политически сознательный рабочий класс, который способен добиваться значительно бóльших результатов в своей борьбе. Сегодня экономическое развитие Англии и Германии сравнялось, и мы видим, что и немецкий рабочий, в конце концов, превратился в «буржуазного избирателя». А что ему еще остается делать?

Более того, есть мнение современных исследователей буржуазного общества, «что промышленный пролетариат существует только как продукт этой системы... Он не обладает достаточным потенциалом для формирования системы общественного и экономического устройства принципиально нового типа, поскольку не включен в эти принципиально новые отношения, не обладает знаниями, навыками и культурой участия в таких отношениях...»[19]. Значит, пролетариат не является могильщиком капитализма. И тут Роза Люксембург вместе с Э. Бернштейном и А. Колгановым права. Сегодня так считают многочисленные авторы научных работ, которых можно отнести к последователям неомарксизма, франкфуртской школы, еврокоммунизма и т. п. И действительно, сегодня численность рабочего класса в странах ОЭСР существенно сократилась, да и качественно он уже совсем не тот, что был в начале ХХ века. Но важно подчеркнуть, что одной из первых вслед за Э. Бернштейном на это обстоятельство обратила внимание Роза Люксембург в своей теории накопления капитала.

По мнению специалистов, за последние 20–30 лет в мире накопились колоссальные финансовые ресурсы, которые по большому счету некуда девать. Существует перенакопление капитала, и тем самым капитализм если не подходит к своему концу, то, безусловно, переходит в какую-то иную стадию.

«Ошибки» или противоречия Розы Люксембург

Максим Горький как-то заметил, что все великие люди всегда страшно противоречивы. Противоречива и Роза Люксембург. Главное и основное ее противоречие состоит в приверженности к догматическому марксизму и каутскианскому учению о политической борьбе, что проявилось в ее статьях против Бернштейна, с одной стороны, и в ее теории автоматического краха капитализма, с другой стороны. Вот ее текст: «С точки зрения научного социализма историческая необходимость социалистического переворота выражается прежде всего в возрастающей анархии капиталистической системы, которая толкает капитализм в безвыходный тупик. Но если согласиться с Бернштейном, что капиталистическое развитие не находится на пути к собственной гибели, тогда социализм перестает быть объективно необходимым» (5, с. 23). Ведь если держаться теории Люксембург о перенакопления капитала и автоматического краха капитализма, то социализм придет сам собой. За это ее и обвиняли критики. Так, Отто Бауэр писал в статье, посвященной разбору книги Розы Люксембург: «Капитализм разобьется не о механическую невозможность реализовать прибавочную стоимость. Он падет от восстания, на которое он толкает народные массы» (3, с. 357). Но Роза Люксембург нигде и никогда не отрицала роль и значение социалистической партии и ее борьбы за переустройство общества. Но, по ее мнению, одной партии мало, нужен и автоматический крах капитализма. Нужны объективные предпосылки неизбежности крушения капитализма. А социалистическая партия лишь культурно оформит это крушение. Сама Люксембург говорила на партийном съезде в Штутгарте в 1898 г.: «Мы будем играть роль стряпчего, ликвидирующего дела обанкротившегося общества» (1, с. 134). Очень любопытное высказывание. Ведь тогда получается, что никакой революции не надо. Капиталистическое общество само собой исчезает, а социалистическая партия, наблюдая за этим процессом и направляя его в нужную сторону, просто на этих развалинах все приводит в порядок. Если же держаться позиции Бернштейна, что капитализм в себе самом не содержит смертельного противоречия, то тогда нужна политическая партия, которая переделает капитализм в социализм. Роза Люксембург была и за партию, и за автоматический крах. Она критиковала Бернштейна, но по сути дела была солидарна с ним. Это все интересно, но требует специального обсуждения.

Итак, ошибки. Кто только не писал об ошибках Розы Люксембург. В нашей литературе традиция копаться в ошибках Люксембург идет, как водится, от Ленина. У нас все или почти все идет от Ленина или Сталина. Вот что писал Ленин по этому вопросу в 1922 г.: «Роза Люксембург ошибалась в вопросе независимости Польши; ошибалась в 1903 году в оценке меньшевизма; ошибалась в теории накопления капитала; ошибалась, защищая в июле 1914 года, рядом с Плехановым, Вандервельдом, Каутским и др., объединение большевиков с меньшевиками; ошибалась в своих тюремных писаниях 1918 года (причем сама же по выходе из тюрьмы в конце 1918 и начале 1919 года исправила большую часть своих ошибок)». Но, добавляет далее Ленин, «несмотря на эти свои ошибки, она была и остается орлом»[20]. Сейчас нет возможности разбирать в подробностях каждую претензию Ленина к Люксембург. Поэтому скажем так: в отношении половины претензий, если не больше, сегодня представляется, что ошибался Ленин, а не Роза Люксембург. Так, в тюремных записках о русской революции права была Роза Люксембург, права она оказалась и в оценке меньшевизма, ее теория накопления капитала сегодня выглядит существенно менее спорной, чем 100 лет назад и т. д. Однако легенда об ошибках Розы Люксембург прочно вошла в нашу литературу, стала как бы обязательным блюдом при анализе ее работ. Сказал тут свое слово и Сталин: «Парвус и Роза Люксембург… высказались против большевиков. При этом брошено обвинение по адресу большевиков в ультрацентрализме и бланкистских тенденциях»[21]. Для Сталина главное было – против, а раз против, значит не права.

В общем, Роза Люксембург была очень неудобна большевикам. Немецкий исследователь Й. Шютрумпф пишет: «Розу Люксембург, еще в начале господства большевиков резко критиковавшую Маркса, надлежало заставить замолчать даже после смерти»[22]. Этот автор несколько увлекся, ибо Роза Люксембург действительно критиковала Маркса, но совсем не резко, а как раз в меру. Но по существу он прав. Действительно, в своей последней работе «Рукопись о русской революции» Роза Люксембург пишет такие вещи, что они никак не могли понравиться ни большевикам, ни советским идеологическим властям. Роза Люксембург отдает должное Ленину, Троцкому и их товарищам в том, что они проявили «мужество, решительность, революционную дальновидность и последовательность» в Октябрьском восстании, что «спасло русскую революцию» и «честь международного социализма». «Большевики были олицетворением революционной чести и способности к действию, которые утратила социал-демократия Запада» (5, с. 314). И вместе с тем она считает, что «устранение демократии вообще», которое применили большевики, «еще хуже, чем тот недуг, который оно призвано излечить». Ленин и Троцкий решают вопрос «в пользу диктатуры в противовес демократии и тем самым диктатуры горстки людей, т. е. буржуазной диктатуры», – пишет Роза Люксембург. И, пожалуй, самое главное в этом анализе. В конце этой работы Роза Люксембург пишет, что «проблема осуществления социализма» в России «могла быть только поставлена. Она не могла быть решена в России, она может быть решена только интернационально» (5, с. 324, 330, 333). Вот, с точки зрения сталинистов и вообще сторонников теории строительства социализма в отдельно взятой стране, это, конечно, была крупная ошибка Розы Люксембург. Ведь, по сути дела, она выступила против этой теории, и с еще большей силой – против соответствующей практики. Такой подход Люксембург полностью соответствует классическому марксизму, позиции меньшевиков, да и теории того же Троцкого. Не зря люксембургианство иногда называют «мягким троцкизмом». Любопытно, что, когда впервые в Германии была опубликована эта работа Розы Люксембург, лидер меньшевиков Ю. О. Мартов, будучи уже в Берлине, в одном письме писал так: «Здесь – сенсация… Пауль Леви издал, наконец, антибольшевистскую брошюру Розы (писана в сентябре 1918 г.), которую коммунисты скрывали 3 года и в которой она ругательски их ругает не только за Брестский мир, но и за разгон Учредительного Собрания. В постановке вопроса о диктатуре и демократии она почти буквально сходится с Каутским, так что впечатление от этой публикации колоссальное»[23].

Наконец, специально рассмотрим политэкономическую «ошибку» Розы Люксембург, которую ей приписывали некоторые советские исследователи. Так, например, в небольшой книжке Е. И. Рузавиной «Роза Люксембург», изданной в серии «Из истории экономической мысли» в 1989 г., автор, относясь с искренней симпатией к своей героине считает ошибочной, тем не менее, трактовку Розой Люксембург соотношения обмена и производства. Прицепившись к фразе Розы Люксембург, что «обмен управляет обществом», автор делает вывод о «небрежении к главному постулату научной политической экономии – примату производства по отношению к сфере обращения»[24]. Но в данном случае Роза Люксембург абсолютно права, ибо в товарно-капиталистическом хозяйстве именно обмен управляет производством. Обмен, т. е. рынок, решает, что производить, как производить и сколько производить. От этого, конечно, примат производства никуда не исчезает, так как для обмена сначала нужно что-нибудь произвести. Сама же Роза Люксембург в другом месте пишет: «Чем точка зрения ближе к самому процессу производства, тем понимание ближе к истине. И чем больше исследователь подвигается к рынку обмена, к сфере полного господства конкуренции, тем более перевернутой вверх ногами оказывается видимая им картина общества» (1, с. 155). Просто эти вещи нужно рассматривать в разных плоскостях. Одно дело – экономическая цепочка: производство – обмен – потребление. Другое дело – регулирование этого процесса в рыночной экономике, которое осуществляется через обмен, закон стоимости. Поэтому данные возражения автора брошюры можно квалифицировать как придирку или плохое знание марксистской политэкономии.

В этой связи любопытно другое. Оказывается в 1920-х годах крупнейшего советского политэконома того времени И. И. Рубина обвиняли примерно в тех же самых грехах. Рубин, анализируя теорию стоимости Маркса, писал, что «только обмен превращает «скрытый» общественный труд в действительный общественный труд»[25]. Иными словами, только пройдя через обмен, труд, воплощенный в каком-либо продукте, становится нужным обществу, становится общественным. И в подтверждение своих слов Рубин ссылается не только на Маркса, но и на работы «известных марксистов». Первая ссылка идет на политэкономическую работу Люксембург – и как раз на то место, которое стало предметом критики советского экономиста в 1989 г. Но обвинять Люксембург и Рубина в том, что они плохо знали или плохо изучили марксизм, просто смешно. Видимо, авторы, которые искали политэкономические ошибки у Розы Люксембург в 1989 г. и у Рубина в 1929 г., сами плохо разбирались в марксистской политической экономии или выполняли чей-то социальный заказ.

Место Розы Люксембург в мировой социальной мысли

Удивительное дело: Роза Люксембург как партийный деятель, революционер успела сделать не так уж много, но имя ее не сходит со страниц разной интеллектуальной литературы более ста лет. Литература, посвященная Карлу Либкнехту, ее товарищу и соратнику по созданию Коммунистической партии Германии, погибшему вместе с ней, во много раз тоньше и меньше. Любая серьезная книга, посвященная европейской социальной мысли или социальным движениям, содержит больший или меньший раздел о трудах и мыслях Розы Люксембург. В этой литературе еще недавно больший упор делался на роли Розы Люксембург в революционном движении, на ее защите революционного марксизма. Так, Э. Мандель писал в 1977 г., что «современный революционный марксизм в громадном долгу перед Розой Люксембург. Она была первым марксистом, кто поставил главные проблемы стратегии и тактики революционного пролетариата и приступил к их решению»[26]. Здесь Роза Люксембург – прежде всего революционер. В последнее десятилетия все больше появляется литературы, где отмечаются заслуги Люксембург в постановке и решении общегуманистических и социологических проблем. Например, К. Лаваль пишет, что Роза Люксембург «способствовала тому, что позднее получит свое развитие во «Франкфуртской школе», идеи которой как раз выражались в том, что вся совокупность условий человеческого существования подчиняется логике товарооборота»[27]. Думается, надо по-иному посмотреть и на термин «люксембургианство». Этот красивый термин надо освободить от «марксистско-ленинского» уничижительного смысла и понимать под ним комплекс взглядов Розы Люксембург, ее учение об общественном развитии. Здесь Роза Люксембург предстает в том числе и как политэконом. В целом, сегодня Роза Люксембург – это прежде всего социальный мыслитель мирового масштаба.

И в конце приведем цитату Х. Арендт о Розе Люксембург: «Она прожила слишком мало, чтобы увидеть, как права она была…»[28]. Пожалуй, добавить к этим словам нечего.

 

 

Основные произведения Розы Люксембург

1. Люксембург Р. Избранные сочинения. Т. 1. Против реформизма. Ч. I.  М.-Л.: Московский рабочий, 1928.
2. Люксембург Р. Избранные сочинения. Т. 1. Против реформизма. Ч. II.  М.: Московский рабочий, 1930.
3. Люксембург Р. Накопление капитала. Том I и II. Изд. 4-е.  М.–Л.: Государственное социально-экономическое изд-во, 1931.
4. Люксембург Р. Введение в политическую экономию.  М.: Соцэкгиз, 1960.
5. Люксембург Р. О социализме и русской революции.  М.: Политиздат, 1991.