ИНТЕЛРОС > №3, 2014 > ЛИНИЯ РАЗЛОМА (Об украинской трагедии 2014 года)

Андрей Колганов
ЛИНИЯ РАЗЛОМА (Об украинской трагедии 2014 года)


21 декабря 2014

Колганов Андрей Иванович – д.э.н., профессор, зав. лабораторией по изучению рыночной экономики эконом. ф-та МГУ им. М.В. Ломоносова

История вопроса

Чтобы понять истоки нынешних трагических событий на Украине, необходимо хотя бы немного заглянуть в историю. Хотя бы в тот момент, когда возникло первое украинское государство – УССР (об эфемерных образованиях, ей предшествовавших, я распространяться не буду).

На территории этого государственного образования на тот момент проживали две основные этнические группы – украинцы и русские. При этом украинцы были представлены в основном крестьянами Центральной Украины и небольшим слоем связанной с ними украинской интеллигенции в городах. Националистическое движение (наиболее сильной ветвью которого было петлюровское) имело антисоветскую окраску, поскольку не желало никакой формы интеграции с другими народами России. Соответственно, победа Советской власти на Украине привела к разгрому этого движения. Однако значительная доля его участников пошла на компромисс с Советской властью, питая надежды хотя бы отчасти удовлетворить свои чаяния через работу в государственных структурах УССР.

Чтобы укрепить позиции сторонников социалистического строительства на крестьянской Украине, правительство СССР включило в состав УССР территорию Донецко-Криворожской республики, где было значительным влияние русского пролетарского элемента. Сегодня это решение всячески охаивается. Не буду защищать его правильность, но замечу: последовательное проведение даже не самого удачного решения лучше, чем постоянные метания. К сожалению, руководство СССР не стало последовательно проводить избранный им поначалу классовый подход и стало метаться, то делая уступки националистам («украинизация» 20-х годов, перенос столицы из Харькова в Киев и т. п.), то преследуя активистов «украинизации». Это только укрепляло подспудные националистические настроения.

Национальное движение украинцев развивалось и за пределами УССР – на Западной Украине, находившейся под властью Польши. Это движение делилось на два враждебных потока. Один, в лице Компартии Западной Украины (КПЗУ), боролся за объединение украинцев в Украинской советской республике. Влияние коммунистов было довольно заметным в 20-е годы, но затем, под воздействием внутрипартийной борьбы в ВКП(б), разногласий по национальной политике, конфликтов, связанных с проведением в УССР коллективизации, голода 1932–33 годов, в организации произошел раскол, многие ее активисты и руководители подверглись репрессиям как со стороны польской власти, так и со стороны СССР. В конечном итоге Коминтерн распустил КПЗУ.

Другой поток опирался на традиции националистического движения, формировавшегося еще до первой мировой войны на Львовщине под плотной опекой спецслужб Австро-Венгрии и потому носившего антирусскую направленность. После включения Львовщины в состав Польши этот национализм получил еще и антипольскую ориентацию. Участники этого движения, не имея ясной и реалистичной позитивной программы, могли объединить сторонников только на платформе ненависти к врагам. Поэтому Организация украинских националистов (ОУН) Евгена Коновальца имела выраженный русофобский, полонофобский, антисемитский и антисоветский характер. Воспитание ненавистью неизбежно вело организацию и к применению радикальных террористических методов. ОУН заполнила вакуум, образовавшийся с ослаблением и исчезновением КПЗУ, приобретя заметное влияние на Западной Украине.

Такая идеологическая начинка логично вела к сближению лидеров ОУН с захватившими власть в Германии нацистами. Во время Великой Отечественной войны украинские националисты, представленные ОУН-мельниковцами, ОУН-бандеровцами и УПА Бульбы-Боровца выполняли функции коллаборационистов, прислуживая гитлеровским оккупантам, главным образом терроризируя мирное население, чтобы лишить поддержки советских партизан, а также участвуя в уничтожении евреев.

Питая беспочвенные иллюзии о возможности формирования автономной украинской государственности под германским протекторатом, ОУН, конечно, не могла воспылать любовью к Германии, когда эти иллюзии были безжалостно раздавлены. Тем не менее, не имея серьезной опоры на территории Украины, кроме ее западных районов, украинские нацисты не могли отказаться от помощи германских покровителей. Лишь Бульба-Боровец осмеливался выражать свое недовольство их действиями (впрочем, довольно робко), за что и поплатился: конкуренты – мельниковцы и бандеровцы – с одобрения гитлеровцев охотно разгромили его организацию, подмяв под себя оставшиеся кадры.

Разгром нацистской Германии заставил бандеровцев уйти в подполье и искать новых покровителей, которых они нашли в лице спецслужб США и Великобритании. Несмотря на свирепый террор против мирного населения, оуновское подполье на Украине и в Польше было закономерно разгромлено, и даже на Западной Украине остатки его продержались лишь до середины 50-х годов ХХ века.

Моей задачей в данном случае не является анализ преступлений украинских нацистов против своего собственного народа и других народов, как в СССР, так и за его пределами (в Польше и Словакии). Меня интересует другой вопрос – какое влияние оказала идеология украинского нацизма на дальнейшую судьбу украинской государственности.

Националистические настроения в республиках СССР никуда не исчезли за годы Советской власти, и Украина в этом смысле вовсе не является исключением. Этот национализм питали как идеологическая инерция накопившихся исторических обид, бытовая ксенофобия (неприятие чужих этнокультурных особенностей), так и стремление элит национальных республик к самостоятельности от Москвы. Формирование национально-обособленных правящих этнических кланов в союзных республиках было одной из грубых ошибок СССР в области национальной политики. Эти кланы стремились полностью подмять под себя собственность и ресурсные потоки на своей территории, используя демагогию о том, что Москва высасывает ресурсы, либо препятствуя преодолению экономического отставания республики, либо не давая полностью реализовать имеющийся потенциал (последний аргумент как раз был характерен для Украины и Прибалтики).

На фоне кризиса социалистической модели именно этот национализм правящих элит послужил основной причиной распада СССР.

Такова, вкратце, история вопроса.

В результате подписания Беловежских соглашений 1991 года и референдума 1992 года образуется независимая Украина. В этнокультурном отношении она делится на три основные части: Юго-Восток, населенный преимущественно людьми, осознающими себя русскими, и говорящими на одном из диалектов русского языка; население Центральной Украины, в большинстве считающее себя украинцами, владеющее одним из диалектов украинского языка, но говорящее в основном по-русски; население Западной Украины, в большинстве считающее только себя настоящими украинцами, говорящее на галицийском диалекте украинского языка, но в качестве языка повседневного общения нередко использующее русский.

Такая этнокультурная пестрота (а к ней можно добавить евреев, болгар, греков, венгров, закарпатских русин и много кого еще) требовала от нового государства очень осмотрительной национальной политики. В принципе становление буржуазной государственности не обходится без идеологии буржуазного национализма, однако эта идеология может приобретать различные формы – от разнузданной ксенофобии до идеи государственного патриотизма. И в выборе такой формы правящий класс Украины совершил стратегическую ошибку – он решил сплотить государство за счет опоры на украинское этническое ядро, при этом не выработав позитивную составляющую проекта становления единой украинской нации и не дав представителям других этнических групп никаких позитивных перспектив от поддержки этого проекта.

В отсутствие позитивной программы единственным средством сплочения оказался лозунг «Украина – це не Россия». Фактически правящий класс шагнул в сторону идеологии ОУН, сделав ставку на использование самых примитивных русофобских настроений, развивавшихся по нарастающей. Сначала это была лишь пропаганда преимуществ украинцев и Украины по сравнению с русскими и Россией, затем она стала приобретать все более оскорбительный и фальсификаторский по отношению к русским характер, в ход пошло постепенное выдавливание русского языка, началось открытое идеологическое заимствование у бандеровцев, а их возродившимся организациям был включен «зеленый свет» в деле пропагандистского оболванивания населения.

Это привело к растущей напряженности в юго-восточных регионах Украины, не желавших отказываться от своей этнокультурной идентичности и не желавших смириться с героизацией украинских нацистов, с которыми их предки воевали во время Великой Отечественной.

Масла в огонь подливала неспособность правящей украинской элиты справиться с экономическими проблемами хотя бы столь же плохо, как это сделали их братья по классу в России. Политические амбиции мешали поддержке производственной кооперации с Россией, а экономические успехи России (пусть и весьма относительные) подогревали русофобию, замешанную на конкуренции украинского и российского капитала. На обывательском уровне для этого использовались настроения банальной зависти к более успешному соседу.

Не следует недооценивать влияния на эти процессы и внешних факторов. Правящие круги развитых стран Запада старательно поддерживали националистические движения на всем постсоветском пространстве – за исключением России. Причина этого проста: Россия по своим ресурсным и военным возможностям представляла собой потенциальный региональный центр влияния и в какой-то мере обладала потенциалом конкурентного экономического противостояния. Запад же не желал ни на пядь отступать от своих претензий на глобальное лидерство и не хотел превращения потенциального вызова в реальный. Поэтому антирусские националистические движения поддерживались, а русские – клеймились позором. Это было тем проще, чем больше некоторые крайние русские националисты, скатывавшиеся к фашизму, давали для этого реальные предлоги.

Слабость украинской экономики и как следствие – слабость украинского частного капитала делали правящий класс Украины весьма уязвимым для манипуляции из-за рубежа, со стороны экономически более сильных партнеров. Поначалу украинский правящий класс балансировал между Западом и Россией, пытаясь извлекать преференции с обеих сторон. Но с течением времени Украина все заметнее склонялась в сторону Запада как более сильного. Отчасти же украинский правящий класс оказался заложником собственного радикального национализма. При этом Запад всячески поддерживал политику украинского правящего класса, неблагоприятную для экономических связей с Россией, и политическое давление на Россию, связанное с судьбой главной базы Черноморского флота РФ в Севастополе.

Такому развитию событий Россия на первом этапе практически ничего не могла противопоставить из-за целиком прозападной политики администрации Бориса Ельцина и остроты собственных внутренних проблем. Однако и впоследствии политика российского правящего класса на Украине отличалась полной невнятностью, отсутствием четко заявленной позиции, попытками свести разрешение любых противоречий только к закулисному торгу с отдельными фигурами из правящей верхушки и украинского олигархата. Сколько-нибудь действенной поддержки населению, приверженному русской культуре, не оказывалось, и пространство русского языка и культуры на Украине усилиями украинских властей неумолимо сжималось.

Слабость политических позиций России на Украине отчетливо проявилась в 2004 году, во времена первого Майдана. Сделав ставку на коррумпированную фигуру главы олигархического клана, владевшего капиталами главным образом в Юго-Восточных регионах страны, – Януковича, Москва заняла очень уязвимую позицию. Янукович и связанные с ним коррумпированные чиновники и бизнесмены возбудили против себя немалое недовольство населения, и оппозиционные политики прозападной ориентации смогли организовать массовые выступления в Киеве, приведшие к выбытию Януковича из борьбы за власть. Впрочем, прозападная фигура Ющенко, в конечном итоге, оказалась в глазах народа Украины ничем не лучше, и на следующих выборах Янукович был все же избран президентом.

Тем временем Украина в экономическом смысле все более ориентировалась на западные страны и ставила своей целью интеграцию в Европейский союз.

Что касается России, то примерно с середины 2000-х годов в политике российского правительства, сначала лишь на уровне риторики, а затем и в некоторых практических вопросах, наметился определенный поворот. Я связываю этот поворот с заметным укреплением экономических позиций российского олигархического капитала, который вырос в масштабах, вышел в качестве самостоятельного игрока на мировой рынок… и обнаружил, что тут ему, мягко говоря, не рады. Такие действия Запада, как срыв целого ряда сделок по приобретению российскими олигархами зарубежных активов, как регулярные угрозы замораживания или даже наложения ареста на зарубежные счета, отчетливо показывали российскому олигархату, что им необходим дополнительный ресурс для укрепления их переговорной силы в отношениях с транснациональным капиталом Запада и его правительствами. Такой ресурс можно было найти только в укреплении позиций собственного национального государства. Отсюда проистекают и некоторые подвижки в деле обеспечения армии, и более самостоятельная внешнеполитическая позиция, впервые отчетливо проявившаяся при нападении грузинских войск на российских миротворцев в Цхинвале 8 августа 2008 года.

На таком фоне и происходило обострение противоречий в комплексе российско-украинско-европейских отношений, связанное с тем, какую интеграцию предпочтет Украина: развитие экономических связей на постсоветском пространстве через Таможенный союз или подписание договора об ассоциации с ЕС?

Колебания в этом вопросе президента Януковича, стремившегося выторговать для Украины более выгодные условия ассоциации с ЕС, оставлявшие возможность развития экономического сотрудничества и в рамках Таможенного союза, вызвали резкое неприятие в руководящих кругах объединенной Европы. Перспектива сближения Украины с Россией не устраивала и правящие круги США, видевшие в этом один из шагов к формированию в перспективе Евразийского альянса в союзе в Китаем. Эта позиция Запада наложилась на желание ряда оппозиционных украинских политиков воспользоваться данным конфликтом для прихода к власти. Подогреваемая идеологической и материальной помощью Запада разношерстная оппозиция – от правых либералов до крайних националистов – пошла на открытое противостояние с властью. Так в ноябре 2013 года начался второй Майдан – Евромайдан.

Первоначально выступления прослойки украинского населения, питавшего надежды на пути интеграции в Евросоюз улучшить свое материальное положение, не смогли серьезно покол позиции президента. Тогда риторика организаторов Евромайдана стала радикализироваться, их главным требованием стало отстранение Януковича от власти. Но, поскольку президент не собирался отступать, в ход пошли не только более радикальные лозунги, но и более радикальные действия – Майдан пополнился организованными «сотнями» боевиков правонационалистических организаций (подготовленных не без участия зарубежных спонсоров), вплоть до откровенно нацистских, а стычки демонстрантов с сотрудниками МВД стали все более ожесточенными. На Украине за 23 года «незалежности» был воспитан националистами широкий слой молодежи, отравленной ядом шовинистической пропаганды, и теперь эта молодежь была брошена на баррикады. В западных и центральных областях Украины ультраправые националисты начали захват административных зданий, управлений милиции с арсеналами оружия. Янукович, не имея надежной поддержки со стороны правящей верхушки Украины, колебался, не решаясь применить силу, шел на уступки, но уходить все же не собирался. Оппозиция же, подписав, при гарантиях западноевропейских политиков, компромиссное соглашение с президентом, пустила в ход огнестрельное оружие, «неизвестных снайперов» и совершила насильственный государственный переворот.

Целью ЕС и США в этом конфликте было поставить ресурсы Украины и ее рынок под свой контроль, обеспечить себе дополнительные военные преимущества путем приближения баз НАТО к границам России, сорвать попытки экономической реинтеграции на постсоветском пространстве. Однако примененные в ходе захвата власти средства – мобилизация праворадикальных националистических организаций и политиков – подорвали достижение, по меньшей мере, первых двух целей. А ведь уже первый Майдан 2004 года поставил Украину на грань раскола, и все трезвомыслящие аналитики рассматривали такую опасность как вполне реальную.

Евромайдан превратил этот раскол в свершившийся факт. Воинствующая русофобия пришедших к власти в Киеве политиков, открыто вышедшие на улицы банды с нацистскими лозунгами, насилие по отношению к неугодным политикам, журналистам и просто гражданам вызвали резкое неприятие на Юго-Востоке.

Таким образом, ЕС вместо освоения нового рынка и новых ресурсов получал у своих границ очаг напряженности. Это не устраивало Евросоюз, но устраивало многих политиков в США: если не удался план «А» по установлению политического и военного доминирования на Украине, то сгодится и план «Б» – создание гниющей язвы под боком у ЕС и РФ.

Новые киевские власти в силу своего марионеточного характера оказались неспособны на проведение расчетливой и эффективной политики. В экономической сфере они пошли на поводу у МВФ, толкая страну на повторение печального опыта «лихих 90-х», но в условиях, когда накопленный за советские годы экономический потенциал был уже растрачен. В политической сфере они не сумели противопоставить весьма вялому поначалу возмущению Юго-Востока никаких внятных шагов. Пестрый конгломерат бывших оппозиционных политиков, захвативших власть в Киеве, не сумел ни начать поиски компромисса, ни обеспечить жесткое подавление волнений. Полный отказ киевских марионеток от диалога с весьма умеренными и трусливыми представителями местных властей юго-восточных регионов – что наглядно было видно по поведению съезда представителей органов власти этих регионов в Харькове 22 февраля – перевел противостояние в плоскость массовых выступлений населения. Произвольные преследования активистов прорусских движений, нападения националистических боевиков на митингующих, приведшие к человеческим жертвам, только разжигали протест, и первой ответной реакцией Юго-Востока стало практически единодушное решение населения Крыма вернуться в Россию.

Киевские власти спохватились и прибегли к организованному силовому давлению. Но, поскольку легальных оснований для применения вооруженных сил против участников политических протестов не было, Киев стал раздувать истерию вокруг якобы имеющейся агрессии России и угрозы вторжения российских войск, объявив под этим предлогом мобилизацию. От использования армии все же на первом этапе воздерживались – для начала в ход были пущены банды нацистских погромщиков, развернулась политическая травля и активизировались репрессии против политических активистов, выступавших под лозунгами федерализации Украины. Возможности легального протеста тем самым были парализованы. Ответом на это стали захваты помещений администраций в ряде городов Юго-Востока. Первоначально эти захваты преследовали лишь цель открыто заявить свою позицию и вынудить Киев к началу диалога о федерализации. Но чисто силовой ответ на эти акции привел к усилению накала противостояния и формированию на Юго-Востоке отрядов самообороны, а кое-где – и зародышевых структур альтернативной власти. 7 апреля 2014 года была провозглашена Донецкая народная республика

В ответ и.о. президента Александр Турчинов 7 апреля 2014 года объявил о начале «антитеррористической операции». Главную роль в ней играли внутренние войска (переименованные в Национальную гвардию, пополненную боевиками националистических организаций). На основе нацистских банд началось формирование иррегулярных военных отрядов с сомнительным правовым статусом – фактически наемников. Но за спиной у них стояла уже отмобилизованная армия, на боеспособность которой, впрочем, Киев мог положиться лишь с очень большими сомнениями. В ответ в отдельных населенных пунктах на Юго-Востоке началось формирование вооруженного ополчения для самозащиты. Эти отряды были невелики по численности и ничтожны по вооружению, опираясь главным образом на оружие, захваченное в отделениях милиции. Нарастало и политическое отчуждение от Киева – 28 апреля была провозглашена Луганская народная республика.

Массовые убийства нацистскими бандитами антифашистских активистов в Одессе 2 мая, совершенные с немыслимой жестокостью, и расстрел Национальной гвардией сотрудников милиции и безоружных граждан в Мариуполе 9 мая еще более углубили разлом, оторвавший две части Украины друг от друга. Началась эскалация конфликта, окончательно перешедшая в фазу военного противостояния, развивающегося по нарастающей. Когда пишутся эти строки, киевские власти уже пустили в ход артиллерию, авиацию и танки, обстреливающие и бомбардирующие жилые кварталы непокорных городов, убивая мирных жителей, разрушая школы, детские сады, больницы, системы жизнеобеспечения, промышленные предприятия.

Чем определяется накал противостояния?

Тем, в первую очередь, что среди активных политических сил, поддержавших киевскую власть, на первый план вышли праворадикальные, русофобские и прямо нацистские группировки. Администрация Турчинова – Яценюка без их поддержки не смогла получить достаточную опорную базу, а теперь и вновь избранный президент Петр Порошенко во многом вынужден следовать их линии.

Вторая причина – внешняя: часть западных политиков, прежде всего – в США, устраивает кровавое противостояние у границ РФ и ЕС, и они всячески подталкивали и подталкивают киевские власти к неуступчивости, к отказу от переговоров с представителями Юго-Востока и от любых договоренностей с Россией. Это внешнее влияние особенно наглядно выступает в риторике президента Порошенко, в постоянных визитах на Украину высокопоставленных руководителей США: вице-президента, директора ЦРУ, заместителя министра обороны, открыто проводящих инструктаж киевских политиков.

Не следует снимать со счета и многолетнюю интенсивную работу пропагандистской машины, обрабатывавшей граждан Украины в шовинистическом и русофобском духе, что на фоне политической индифферентности и слепоты основной массы населения дает преобладание активному пронацистскому меньшинству.

Формирование Луганской и Донецкой республик, а затем и их объединения – Новороссии – ставит вопрос о природе и о дальнейшей судьбе этого протогосударственного образования, как и о судьбе украинского государства.

Я очень далек от позиции тех, кто безапелляционно заявляет, что Украина с самого начала была искусственным нежизнеспособным созданием, а «украинство» – чисто русофобским проектом. Заявление «Украина – це не Россия» по своему объективному смыслу было не столько проявлением русофобии, сколько глубокой системной ошибкой. На самом деле Украина – это Россия в некотором смысле в еще большей степени, чем сама Россия. И если в России русские образуют явно преобладающую этнокультурную группу, то на Украине такого явного преобладания ни у одной из групп нет, что делает ситуацию еще более сложной. Ведь, как и нынешняя Российская Федерация, Украина – осколок более широкой полиэтнической государственности, имеющей корни в Российской империи и в СССР.

В России этот факт все же не только начал понемногу осознаваться, но и хотя бы отчасти учитываться – не сразу, через ошибки и через кровь, – в практической политике. В результате наша полиэтническая государственная конструкция сумела выжить.

Украинская элита, также осознавая этот факт, не желала с ним считаться, а вознамерилась превратить страну в однородное в этнокультурном отношении государство, избрав даже не путь постепенной ассимиляции разнородных элементов, а путь ускоренной принудительной украинизации с отчетливо выраженной антирусской направленностью. Не из-за природной ненависти к русским, а просто потому, что русское население и русская культура были самым крупным препятствием на пути тотальной украинизации. Однако отрицание русского языка и культуры резко обедняет саму украинскую культуру, лишая ее серьезных исторических корней, которые не могут быть полноценно заменены спешно состряпанными мифами.

В пользу этой ошибки сработал не только выбор самой украинской элиты – наследников национальных бюрократических кланов позднего СССР, – но и старательный подогрев с Запада любого антирусского национализма. Тем самым был упущен единственный шанс создания на территории Украины государственного образования, жизнеспособность которого могла основываться только на поиске приемлемого компромисса разнородных в этнокультурном отношении частей (что означало неизбежно и договоренность с Россией). Кто знает, может быть, из этого конгломерата, имевшего бы надежную сцепку с Россией, и смогла бы через несколько десятков лет вырасти «едина краина». Ведь и экономические, и культурно-языковые, и чисто семейно-бытовые связи между разными частями Украины были довольно сильными, несмотря на все различие этих частей.

Но элита сделала свой выбор и смогла увлечь этим выбором, или хотя бы заставить смириться с ним, большинство населения своей страны. Тем самым на судьбе государства Украина образца 1992 года сразу же после ее образования был поставлен жирный крест.

Теперь прежней Украины – независимо ни от каких мыслимых вариантов исхода нынешнего противостояния – не будет. Даже при полном подавлении сопротивления Юго-Востока.

В начале мая 2014 года была упущена возможность сохранить Украину в форме федеративного или конфедеративного государства. Однако я не стал бы хоронить Украину совсем. Признание сецессии (отделения) Новороссии еще открывает возможность второй попытки построить независимую Украину. Но, похоже, нынешняя политическая верхушка в Киеве вознамерилась лишить Украину и этого шанса, упорно желая решить проблему Новороссии военным путем и нагнетая истерию против «сепаратистов и террористов», начисто отрезая тем самым путь не только к «единой краине», но и ставя на кон судьбу самого Киева. Избрав путь военной конфронтации и откровенной русофобии, киевские власти, похоже, вознамерились похоронить украинский проект также и экономически. Бремя военных расходов, усугубляемое повальным воровством и коррупцией, разрыв экономических связей с Россией, капитуляция перед требованиями МВФ – все это уже привело к сокращению социальных расходов, замораживанию заработных плат, росту цен, массовым увольнениям, росту внешней задолженности, падению курса гривны… А ведь самые серьезные последствия этой политики еще впереди.

Похоже, Киев теперь не рулит своей судьбой – она складывается в противостоянии воли заокеанских попечителей киевских политиканов и народа Новороссии. При этом значительная часть населения Украины, охваченная украинским патриотизмом, – в противовес прорусским устремлениям другой ее части, – на деле играет на весах мировой политики роль пассивно вовлеченного в этот процесс субъекта. Это проявляется в том, что украинские патриоты, рьяно поддерживающие практическую политику Киева, протекающую под лозунгом «единой краины», в большинстве своем не осознают реальную роль этой политики в углублении раскола страны и ожесточении конфронтации. Осознают это лишь украинские нацисты, не скрывающие цели террористическими методами очистить территорию Украины от прорусски настроенного населения.

Можно задать вопрос: а что же, Россия тут вовсе ни при чем? Разумеется, «при чем». Но ее позиция влияет в данном случае только на судьбу Новороссии, и лишь через нее – на будущее Украины. От России в первую очередь зависит, каков будет уровень поддержки сопротивления Юго-Востока и какие формы может принять взаимодействие с республикой Новороссия, если той удастся выстоять: негласное сотрудничество с самопровозглашенной республикой, официальное признание или вхождение ее в состав РФ.

Судьба Новороссии зависит от того, сумеет ли всколыхнувшееся на Юго-Востоке общественное движение овладеть государственной властью, то есть сформировать, взять в руки и привести в движение свой собственный государственный аппарат. Вопрос здесь не столько в его персональном составе, сколько в том, кому он будет служить, кто его будет контролировать и в чьих интересах будет осуществляться процесс управления.

Процесс становления государственности Новороссии пока протекает очень медленно, поскольку сталкивается с серьезными объективными и субъективными трудностями. Функционирование экономики региона в условиях растущей изоляции от территорий, остающихся под властью Киева, требует формирования собственной банковской и налогово-бюджетной системы. Этот вопрос очень непрост в техническом отношении и требует квалифицированных кадров. Возникает вопрос о создании собственной денежной системы, ибо ориентироваться на гривну, когда эмиссионные возможности полностью зависят от Киева, скоро будет просто невозможно. И таких вопросов, в том числе и военно-административных (например, организационное обеспечение мобилизации), возникает и будет возникать множество.

Но решение этих организационно-технических проблем напрямую зависит от позиции Новоросии в гораздо более фундаментальных вопросах. Уже сейчас перед Новороссией во весь рост встала проблема выработки социально-экономических основ новой государственности.

Основные производственные активы на ее территории контролируются крупными капиталистами (Ахметов, Тарута и другие), отнюдь не настроенными дружественно к новой республике, а иные, как днепропетровский олигарх Коломойский, и вовсе организуют против Новороссии вооруженные банды. В то же время для национализации крупного частного капитала в республике нет мало-мальски серьезных предпосылок ни с какой стороны вопроса – ни политической, ни социальной, ни управленческой, ни организационно-технической. А регулировать работу частного капитала в интересах нового государства власти республики пока тоже не умеют, да и не обрели еще необходимых для этого рычагов в виде собственной кредитно-финансовой и бюджетно-налоговой системы.

Дело в том, что массовое движение Юго-Востока за отделение от националистов, совершивших государственный переворот в Киеве, имеет в основе политический (антифашистский) и этнокультурный (в том числе языковой) конфликт, но не базируется на каких-то отчетливо выраженных социально-экономических устремлениях и не имеет соответствующего политического и идеологического оформления. Конечно, в этот поток вовлечены различные политические и общественные организации, со своими идеологическими пристрастиями, но ни одна из них не определяет в сколько-нибудь существенной степени лицо этого движения. Само это движение не имеет за своей спиной какой-либо крупной общественной структуры, которая бы его подготовила и повела за собой народ. Движение оказалось в значительной степени спонтанным, и потому власти Новороссии не имеют возможности опереться на влиятельную партийную или общественную организацию, которые могли бы выступить стержнем формирующейся новой государственности.

Поэтому основные административные (а отчасти и политические) посты в Луганской и особенно Донецкой народной республиках заняли поначалу выходцы из старых административно-политических структур, связанные главным образом с Партией регионов или с представителями местного крупного капитала. Значительная часть административно-управленческого аппарата, не оказывая активного сопротивления властям Новороссии, пассивно продолжает ориентироваться на волю Киева.

Тем не менее, массовое пророссийское движение на Юго-Востоке уже показало свою способность к самоорганизации, к самостоятельному формированию структур новой власти (организация отрядов ополчения, обеспечение их снабжения, эвакуация беженцев и т. д.) и к выдвижению лидеров из своей среды. При аморфности социально-классового состава движения, вовлекающего в свои ряды представителей самых разных социальных слоев, трудно было бы ожидать появления у Новороссии какой-то отчетливо выраженной социально-экономической позиции. Но необходимость решать насущные социальные проблемы новой республики при явном противодействии представителей олигархических кланов уже заставляет некоторых лидеров движения смещаться влево, выдвигать популистские и антиолигархические лозунги. Однако официальная позиция властей Новороссии остается очень осторожной, приверженной скорее сохранению статус-кво. Это определяется также и необходимостью сотрудничества с РФ, где влияние олигархического капитала очень велико.

Судьба Новороссии, в том числе и военном отношении, во многом теперь зависит от того, сумеют ли власти республики использовать ресурсы на ее территории для противостояния карательным операциям Киева. Разумеется, не меньшую роль будет играть и позиция Российской Федерации.

Россия: позиция власти и позиция левых

Те формы помощи со стороны России, которые были возможны в случае с Крымом, не могут быть применены в отношении Новороссии. Быстрота и неожиданный для Киева накал вспыхнувшего движения за воссоединение Крыма с Россией вызвали паралич киевских властей, не оказавших этому движению сколько-нибудь заметного сопротивления, ограничившись политической истерикой. А раз Киев сам не оказал сопротивления, то и на внешнюю помощь в этом случае он не мог рассчитывать. В Новороссии же Киев уже ведет боевые действия, и в таких условиях прямое вмешательство России возможно лишь в совершенно исключительных обстоятельствах.

Но будут ли власти РФ достаточно последовательны не только в политической поддержке новой республики, но и организации ей экономической и гуманитарной помощи? Как власти РФ будут относиться к формам добровольной поддержки Новороссии со стороны граждан своей страны? Ответы на эти вопросы пока носят достаточно неопределенный характер, поскольку имеются достаточные причины как для поддержки Юго-Востока, так и для настороженного отношения к разворачивающимся там процессам.

С точки зрения мировой политики российская элита сталкивается с опасностью формирования у своих границ откровенно враждебного государства, несущего угрозу подрыва военных и экономических позиций РФ (базы НАТО у границ, газовый шантаж и т. п.). Буферная Новороссия отодвигает эту угрозу. На Юго-Востоке размещен ряд промышленных производств, работающих в кооперации с российскими производителями, и поставить эту кооперацию под свой контроль весьма заманчиво для российского капитала, а в той части, в какой это связано с оборонной промышленностью, работают и государственные интересы. Кроме того, явный отказ от поддержки русского населения Юго-Востока чреват внутренними политическими проблемами. Эти факторы заставляют российский правящий класс благосклонно относиться к выживанию проекта Новороссии.

Однако есть факторы, вызывающие неприязнь нашего правящего класса к движению Юго-Востока. Далеко не вся российская элита готова зайти достаточно далеко по пути конфронтации с Западом – есть и те, кого вполне устраивает подчиненная роль по отношению к транснациональному капиталу и поддерживающим его государствам. Настораживает наш правящий класс и сама демонстрация возможностей массового вооруженного движения народа, противостоящего государственной машине и выстраивающего собственный аппарат управления. Имеются и опасения, связанные с намерениями некоторых лидеров Новороссии создать те или иные формы контроля над крупным капиталом, вплоть до национализации. Поэтому, не имея пока возможности поставить вооруженное сопротивление Новороссии под свой контроль, власти РФ проявляют большую осторожность в оказании ему действенной помощи.

Несколько обнадеживает постепенно происходящий разворот общественного мнения России в пользу активной поддержки движения русского населения юго-восточных территорий украинского государства. Хотя наши власти не раз демонстрировали свою готовность идти поперек общественного мнения, цена вопроса в данном случае слишком высока. Даже с чисто прагматической точки зрения поражение Новороссии создаст для РФ не меньше проблем, чем возможные санкции в случае расширения ее поддержки.

Какой же должна быть наша позиция в этом вопросе? Для этого надо дать четкую оценку событиям, происходящим на Украине.

Во-первых, украинские события – это один из многих элементов продолжения политики капиталистической глобализации, направленной на утверждение однополярного мира с глобальным лидерством США и в качестве их сателлита – ЕС. Это, кстати, достаточно хорошо поняли многие западные левые, выступающие за иной проект глобального сотрудничества народов, и правые, выступающие как антиглобалисты с консервативно-националистических позиций. Поэтому мы видим очень пестрый хор политиков, выступающих против интересов США и евроинтеграторов в украинском вопросе. Разумеется, и с нашей стороны должна быть четко заявлена линия на противостояние глобальной гегемонии транснационального капитала под эгидой США. «Украинский проект», исходящий из претензии США на глобальное лидерство, должен быть разрушен.

Ни европейские правые националисты, ни российские политические прислужники олигархического капитала не являются и не могут быть нашими союзниками. Но в данном вопросе их позиция является для нас объективно выгодной.

Во-вторых, конфронтация на Украине носит не национальный и не классовый, а политико-идеологический и культурный характер. Это – общедемократическое движение населения Юго-Востока за политическое и культурное самоопределение, против фашистских тенденций в развитии украинского государства. И как таковое оно должно получить нашу поддержку. Тот факт, что это движение получило поддержку со стороны правонационалистических и даже фашизоидных организаций в России, нисколько не удивителен. Российский национализм, как и украинский, – неизбежное следствие становления буржуазного национального государства, и неизбежной также является конфронтация националистических организаций, вытекающая из противоречия экономических и политических интересов правящих классов России и Украины.

Российский национализм – объективный факт, и с ним следует считаться, в том числе и путем борьбы против его перерастания в шовинизм и откровенный фашизм. Постольку, поскольку русские националисты оказывают помощь в борьбе против украинского нацизма, в этом вопросе они не являются нашими противниками, что не отменяет идейно-политической борьбы с ними по другим линиям. Однако формы этой борьбы в данный момент должны избираться таким образом, чтобы не ослаблять общий фронт поддержки Юго-Востока. Тем не менее, нам надо четко заявить, что борьба народа Новороссии – это не борьба между русскими и украинцами, а борьба и русских, и украинцев против нацистской идеологии и практики, против того, что разделяет народы, за право свободного выбора своей судьбы, против идеологии мракобесия и за сохранение общих исторических и культурных корней и русских, и украинцев.

Хотя власти Украины, выступая под флагом радикального украинского шовинизма, сумели заразить им значительную часть населения этой страны (в том числе и русских), это ни в коем случае не дает права на огульные обвинения украинского народа и на объявление его противником русских. Реальный разлом пролегает совсем по другой линии.

Какие уроки мы можем извлечь для себя из событий на Украине?

Первый урок – значительная слабость и неопределенность позиций левых практически исключает их действенное влияние на становление государственности Новороссии, отдавая пальму первенства правонационалистическим организациям, действующим более активно и формулирующим свою позицию более определенно. Некоторые же группы левых договорились до того, что факт нахождения у власти в России представителей олигархического капитала есть основание… для поддержки пронацистской политики украинских властей. При это игнорируется то простое обстоятельство, что конфликт развивается прежде всего не между группировками олигархического капитала России и Украины. В этом конфликте российский капитал противостоит западному транснациональному, а украинский олигархат нацистскими методами подавляет свободу демократического самоопределения населения Юго-Востока Украины (не столько из ненависти к русской культуре, сколько в интересах установления тотального политико-идеологического контроля на этой территории в интересах того же транснационального капитала).

Второй урок – в народах наших стран жива способность к самостоятельным действиям и к самоорганизации. Ею нельзя пренебрегать, но и степень ее не следует переоценивать. В условиях отсутствия эффективных политических и общественных организаций, структурирующих массовое движение населения, его самоорганизация сталкивается с множеством препятствий и имеет относительно узкую социальную базу – как на Украине, так и России. В то же время можно заметить, что стремление к самоорганизации привело к достаточно заметному овладению участниками этого движения современными сетевыми технологиями (по части организации информационной войны, сбора и доставки помощи, мобилизации добровольцев и т. д.).

Третий урок – в общедемократическом движении народа Юго-Востока Украины отчетливо прослеживается социальная составляющая, однако ничего даже близко похожего на широкое выдвижение требований системных политических и социально-экономических преобразований нет. Это значит, что ни в экономическом, ни в политическом, ни в идеологическом отношении кризис на Украине далеко еще не подошел к революционной ситуации. Необходимо учитывать этот факт при дальнейшей выработке нашей позиции в украинском кризисе.


Вернуться назад