Славин Борис Федорович – д.ф.н., профессор, Московский педагогический государственный университет, Горбачёв-Фонд

Давно прошли те времена, когда российские политологи и социологи увлекались идеей «деидеологизации», которая на самом деле означала неприятие постсоветским режимом исторически исчерпавшей себя советской идеологии. Напомню, именно тогда по отношению к левым (коммунистам, социалистам и социал-демократам) либеральными радикалами был приклеен ярлык «красно-коричневые». Его тогда навешивали даже на такого типичного антисталиниста, как историк Рой Медведев.

На мой взгляд, реальная деидеологизация в обществе, пронизанном политическими страстями, вообще невозможна. Дело в том, что идеология, по сути своей, есть концентрированное выражение политики. Она используется не только верхами общества, не только официозными СМИ, но и в обыденной жизни людьми, которые с идеологических позиций оценивают многие события в стране и мире.

Критерием жизненности любой идеологии всегда является ее конечное соответствие действительности. Каждый раз, когда идеология отвечала вызовам времени и потребностям масс, она стимулировала поступательное движение общества, и, напротив, отрыв идеологии от реальной жизни приводил к политическим ошибкам и человеческим трагедиям[1]. Именно такой «отрыв» способствует тому, что среди современных философов и политологов распространено мнение о «ложном» или «иллюзорном» характере любой идеологии. Есть идеология, и идеология. Так, с точки зрения основателей марксизма, «даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками»[2].

В идеологии, принадлежащей к сфере «идеального», или «духовного», отражается социальная практика человека с ее нравственными и правовыми нормами, политикой, мировоззрением, искусством, литературой и т. д. Являясь совокупностью идей и взглядов, в которых осознается отношение людей к окружающей их действительности и друг к другу, идеология выступает важнейшей стороной современного общества. Она во многом определяет смысл жизни людей, их духовную и гражданскую идентичность.

Сегодня стало модным обсуждение проекта «консервативного человека» для современной России[3]. Я думаю, что этот проект в 1990-е годы уже существовал в правительственных верхах (его целью была сохранить и по возможности защитить олигархические капиталы). Однако в повседневной действительности он стал проявляться относительно недавно, с приходом к власти В. Путина, который не случайно (может быть, под влиянием личных бесед с Никитой Михалковым) увлекся идеями Данилевского, Ильина, записок Деникина, других носителей русского консерватизма. Сегодня этот проект резко усилился, в том числе в связи с событиями на Украине.

Что же произошло за последние десятилетия в духовной жизни нашей страны? На мой взгляд, произошло два важнейших события. Это крушение некогда господствующей советской идеологии, которую в свое время разделяли многие наши соотечественники. Ее остатки до сих пор сохраняются в их сознании, притом не только среди старшего поколения. Если верить социологам, советские ценности присутствуют также в сознании молодых людей, которые на их основе пытаются оценивать различные явления современной жизни. Вместе с тем, как государственная идеология она, конечно, перестала существовать. На смену ей пришла идеология либеральная. Социологи говорят[4], что многие ценности либеральной идеологии присутствуют в сознании современного человека, уживаясь, как это ни странно, с наличием в нем некоторых советских ценностей. Например, исследования показывают, что такие противоречивые понятия и ценности, как «частная собственность» и «государственная собственность», «индивидуализм» и «коллективизм», «свобода» и «авторитаризм», нередко соседствуют в одной голове. Подобный эклектизм особенно присущ обыденному сознанию.

Что касается господства либеральной идеологии, в целом свойственного постперестроечному времени, то она с недавних пор тоже «приказывает долго жить». Примером здесь может служить известное отношение масс к главному понятию и ценности либерализма – «демократии». Вы знаете, как в народе переиначили это слово... Вопрос: почему? Почему демократия превратилась в «дерьмократию»? Почему массы россиян так негативно оценивают это слово, которое должно было их вдохновлять и окрылять, являясь по определению «властью народа, для народа и посредством народа». Но этого в России до сих пор не случилось. Почему? На мой взгляд, потому, что политика «шоковой» терапии 1990-х гг., проводимая демократами «первой волны», опустила многих россиян до уровня нищеты и других бед первоначального накопления капитала. Одним словом, массы не захотели принять «ценности демократии», основанные на «шоковой терапии» – методе, который, как известно, применяется в психиатрии к больным людям.

Вообще, изменение или иное прочтение идеологических ценностей происходит тогда, когда они начинают противоречить действительности. В итоге в обществе появляется потребность в новой идеологии и новых ценностях. Именно так и произошло на рубеже веков, когда на смену либеральной идеологии времен Ельцина – Гайдара в России пришла консервативная идеология Путина и его команды, описание которой можно найти в его выступлениях в Мюнхене, на Валдае и т. д. В рамках этой идеологии «хаос» 1990-х гг. начали противопоставлять «порядку» нулевых, «политический плюрализм» – «вертикали власти», «радикальным реформам» – «стабильность», наконец, «мировой цивилизации» – своеобразие «русского мира».

В итоге сегодня консервативная идеология активно внедряется СМИ в общественное и индивидуальное сознание людей. Она буквально сметает на своем пути обанкротившуюся либеральную идеологию в разных сферах общества. Отсюда ненависть некоторых представителей либеральной интеллигенции ко всему, что говорит и делает Путин и его команда. В этой ненависти она иногда доходит до парадоксов и даже прямых глупостей. Так после присоединения Крыма к России, которое произошло в результате мирного и демократического самоопределения абсолютного большинства крымского населения, она в унисон с новой украинской властью и ее западными друзьями продолжает говорить о насильственной «аннексии» полуострова. Одновременно она в упор не видит националистические и фашиствующие проявления и эксцессы этой власти, включая, например, символические и агрессивные факельные шествия неофашистов, варварское избиение кандидата в президенты депутата О. Царева, устроенную «Правым сектором» одесскую Хатынь. Вот лишь несколько призывов членов украинской Рады от нацистской партии «Свобода» и близкой к ней «Батькивщины»: «запретите компартию», утопите «русских в жидовской крови», истребите «кацапов атомным оружием» и т. д., и т. п.

Напомню, подлинные либералы и демократы всегда ставили принцип «самоопределения» народов выше принципа «целостности» унитарного, тем более националистического государства. Что касается российских радикал-либералов, то они сегодня, критикуя авторитаризм и традиционализм Путина, отстаивают незыблемость таких традиционных понятий, как «целостность» и «унитарность» Украины, несмотря на фактически идущую в ней гражданскую войну, в которой треть граждан, живущих на Юго-Востоке, хотят самостоятельности и независимости от национал-фашистской власти.

Как уже отмечалось, массы ценят слова, ценности и идеи только тогда, когда они подкрепляются конкретными делами. Это в первую очередь относится к Украине, где особенно наглядно проявляется расхождение демократической риторики власти и реальной жизненной ситуации. Приведу свежий пример. Утром 15 мая 2014 г. показали по телевизору, как Россия оказывает гражданам на юго-востоке гуманитарную помощь. Присутствующий при этом корреспондент спрашивает одну из жительниц Юга-Востока Украины: «Как вы относитесь к этой помощи?» Женщина отвечает: «У меня болеет ребенок, ему необходим инсулин, а мы не можем его получить от нашего государства уже нескольких месяцев, а вы, русские, его нам привезли». Так простые люди реагируют сегодня на помощь России. Они связывают ее внешнюю политику со спасением русских и русскоязычных граждан на Юго-Востоке. Отсюда же их соответствующее отношение к украинской власти, которая много говорит о патриотизме, о целостности и единстве нации, но не может решить элементарную проблему снабжения инсулином своих граждан, не говоря уже о других, не менее важных социальных проблемах. Можно проводить какие угодно социологические исследования ценностной ориентации граждан, но если власть не в состоянии решить проблему удовлетворения их основных жизненных потребностей, они будут решительно выступать против такой власти и ее идеологии.

Однако вернемся к России. Я ставлю вопрос: если в ней произошел крах двух прежних идеологий (советской, а затем либеральной), то где гарантии, что это же не случится с нынешней консервативной идеологией? Казалось бы, эта идеология не современна, особенно для человека светского, для человека, который далек от религии, который не в состоянии принять отжившие монархические ценности? Откуда же такое увлечение данной идеологией, и не только Путиным, но и широкими массами россиян? Что кроется за этим феноменом? Вроде бы современные люди не должны поддерживать консервативную власть, а они ее поддерживают. Как понимать ситуацию, когда, по данным социологов, ценностные ориентации многих людей ещё продолжают сохранять либеральную направленность (они говорят о ценности таких качеств, как «частная собственность», «конкуренция», «свобода»), и в тоже время они высказывают поддержку политике явного консерватора Путина с его ценностями «стабильности», «порядка», необходимости «вертикали власти», «православия» и т. д.?

При этом, нельзя игнорировать той явной поддержки, которая оказывается ему со стороны абсолютного большинства российского народа. Вопрос в том, почему это происходит? Почему консервативная идеология, которая, казалось бы, никак не связана с действительностью ХХI века, сегодня разделяется многими людьми, которые еще недавно во многом исповедовали либеральные и социалистические идеалы? Мы видим, как эти люди переполняют церкви, ностальгируют по самодержавию, всячески ругают либералов, социалистические идеи «справедливости», «социального равенства», «революции» и т. п. Виноваты ли в этом только СМИ, или здесь есть какие-то иные причины?

На мой взгляд, о политической власти надо судить не столько по ее словам, сколько по делам. Это в первую очередь относится к современной путинской власти. Хотим мы этого, или нет, но приходится признать за ней некоторые позитивные результаты деятельности. Так, если мы обратимся к уровню благосостояния людей в нулевые годы, то увидим, его существенное отличие от уровня жизни людей в последнее десятилетие ХХ века. Нулевые годы дали по сравнению с 1990-ми годами заметное улучшение их жизни. Например, если преподаватели и профессора в вузах начала 1990-х гг. получали менее 100 долларов в месяц, то сегодня их заработок вырос в разы. Подобное произошло и с другими слоями населения России. На мой взгляд, путинская команда, в отличие от ельцинской, научилась «делиться» с обществом доходами от сырьевой экономики, что привело к общему росту заработной платы и повышению жизненного уровня большинства граждан страны. Это и стало той основой, на которую ложится сегодня консервативная идеология с ее главной идеей «стабильности» государства. Отсюда же и странный, на первый взгляд, рейтинг Путина, который все время колеблется между 60 и 80 процентами.

«Консерватизм» как идеология сам по себе, конечно, не может дать гарантии стабильности государства. Тем не менее, следует отметить, что в годы путинского правления почти исчез сепаратизм регионов, нет оголтелого антикоммунизма в официозных СМИ, началось признание отдельных позитивных сторон советской действительности, что совершенно не было присуще «демократическим» временам эпохи Ельцина и его либерального окружения. Да, в России по-прежнему отрицается позитивность революционных преобразований и идеализируются монархические порядки, сохраняется пропасть в уровне жизни богатых и бедных слоев общества, коррупция продолжает «править бал» во властных структурах, наблюдается свертывание политических свобод; тем не менее, нынешняя Россия, например, отличается от Украины тем, что в ней нет тех социальных и политических крайностей, тех открытых проявлений фашизма и воинствующего национализма, которые стали доминировать на Украине сначала на Майдане, а затем и в официальных структурах власти.

Говорят, что сегодня киевляне в своей массе находятся в «прострации» потому, что они начинали антиолигархическую революцию против режима Януковича, а получили суперолигархическую власть в лице Коломойского, Таруты, Ахметова и др. Как известно, в истории аналогичные метаморфозы случались неоднократно, начиная с Великой французской буржуазной революции ХVIII века, и кончая гражданской войной в Испании в 1930-е гг. ХХ века, когда на смену инсургентам приходили диктаторы.

Нежданность – характерная черта многих революционных преобразований в мировой истории. Это происходит тогда, когда идеалы и цели участников революции не совпадают с ее результатами. Здесь наглядно проявляется ирония истории: хотели одного, а получили прямо противоположное. Не революционеры Майдана, а олигархи сегодня стали губернаторами многих областей Украины. И это не только простые олигархи, а олигархи с явно националистическими, и даже профашистскими лицами. (Наглядным примером здесь может служить тот же Коломойский, олигарх Днепропетровской области, который оплачивал зверства фашистов «Правого сектора» в Одессе и других городах Украины.) После заживо сожженных одесситов в Доме профсоюзов, я уверен, уже нельзя говорить в ироническом ключе о наличии фашизма на Украине. К сожалению, до сих пор это не хотят понять ни на Западе, ни в наших российских либеральных и оппозиционных СМИ.

Однако, как показывает продолжающийся кризис на Украине, революционные процессы там не закончились. После февральского политического переворота, на смену Майдану пришел Антимайдан, т. е. возникла «вторая революция», свидетелями которой мы сейчас являемся. Назовите ее «пророссийской», или «просоветской» революцией (в противоположность «антисоветскому» Майдану), назовите ее восстанием народа Юго-Востока против существующей власти, это не меняет ее революционной сути. Если вы посмотрите на требования, которые сегодня выдвигают лидеры этого низового народного движения против центральной власти в Киеве (а это требования «самоопределения», «федерализации» и свободного владения русским языком на всей территории Украины), то вы поймете, что их удовлетворить сегодня может только реальная социально-политическая борьба с существующей нелегитимной властью на Украине. Данный вывод подтверждается и майским референдумом, который прошел в Донецкой и Луганской областях, показав, что абсолютное большинство граждан этих областей поддерживает борьбу за политическое самоопределение Юго-Востока Украины. Можно насмехаться над практикой проведения этого референдума, можно его игнорировать или не признавать его результаты, но умалить его политическое значение уже невозможно.

Вообще, значение второй антиолигархической и антифашистской революции на Украине выходит далеко за ее пределы. Я уверен, она окажет и уже оказывает значительное влияние на внутреннюю политику в России, которая должна эволюционировать в сторону большего антиолигархизма и большей социальной справедливости в стране. На мой взгляд, современная Россия не сможет справиться со своим постепенно ухудшающимся экономическим положением, если не пересядет в этой сфере с «нефтяной иглы» на новейшие промышленные технологии, если не перейдет к прогрессивной шкале налогообложения граждан, если не остановит скатывание к авторитарным методам управления страной, т. е. не даст всем российским людям и оппозиционным политическим партиям больше прав и свобод. Одним словом, украинские события, на мой взгляд, подтолкнут Россию рано или поздно стать лево-демократической страной.

В этой связи я хочу высказать свое отношение к пессимистическим прогнозам, все чаще звучавшим в публичных выступлениях некоторых представителей нашей отечественной интеллигенции, которая «не видит выхода» из сегодняшней тяжелой ситуации в стране[5]. К сожалению, так думают многие представители российской интеллигенции демократического и либерального толка. По моему мнению, эта часть интеллигенции видит, что ее либеральные идеалы и демократические ценности не пользуются сегодня спросом у большинства российского народа, которому, как показывает практика, ближе консервативные ценности. Однако здесь не нужно впадать в отчаяние: сознание русских людей может быстро меняться под влиянием жизни.

Если мы посмотрим на процент, который фиксируется в социологических исследованиях российского общества, то меня поражает устойчивость двух цифр 20 и 80. 20% – это та часть общества, которая в 1990-е гг. усвоила либеральные ценности, приняла радикальные гайдаровские реформы, определенно выиграв от них. И другая часть, составляющая 80%, т. е. абсолютное большинство народа, которая в 1990-е гг. их не приняла. Почему? Потому, что жизнь этих людей резко ухудшилась в ходе этих реформ. Потому, что полностью обесценились денежные накопления граждан, катастрофически выросли цены на продовольствие и продукты массового спроса. Потому, что начались длительные перебои с заработной платой, потому, что закрылись тысячи заводов и фабрик, породив массовую безработицу и разгул криминала. Фразы о демократии тогда стали пустышкой, фейком на фоне расстрела Белого дома в 1993 году и последующего вооруженного конфликта в Чечне. Как уже говорилось, отсюда глубокое разочарование людей в либеральной идеологии и демократических ценностях, которые призваны были заменить собой прежнюю советскую идеологию.

Нечто похожее начинает происходить и сегодня, но уже в условиях господства консервативной идеологии. Падает экономика, растут цены, обесценивается рубль, начались сбои в оплате труда, жизнь становится все труднее, коррупция во властных структурах и криминал не сдают свои позиции. Терроризм дает о себе знать взрывами на транспорте и в местах большого скопления людей, растет бюрократизм, сужаются политические права и свободы граждан. В стране усилилась частота межэтнических конфликтов, не прекращаются внешние угрозы и продолжающиеся санкции со стороны США и Евросоюза. К сожалению, господствующая консервативная идеология, как и прежняя либеральная, предлагает искать людям выход из ситуации не в будущем, а в прошлом. Власть не понимает, что консерватизм и необходимая модернизация России – разные и плохо совместимые вещи. Все эти факты говорят о том, что патриотический потенциал этой идеологии, простимулированный успешной Сочинской олимпиадой и присоединением Крыма, не может сохраняться вечно. Уверен: хотя современный «каток» консерватизма в России и мире еще продолжает катиться, но уже проглядывают существенные барьеры на его пути – как в экономике, так и в социальной сфере.

Какой же проект может прийти на смену современному политическому консерватизму? Некоторые идеологи считают, что прогрессивная интеллигенция должна заниматься просвещением и отстаивать демократические ценности. Все так, но этого мало. Обществу нужна современная альтернативная идеология, которая могла бы помочь создать конкретную программу выхода из наметившегося нового кризиса российского общества. И такая идеология существует. Эта идеология третьего, социал-демократического пути развития, которая в свое время обозначалась в годы перестройки, но не смогла позднее реализоваться по известным экономическим и социально-политическим причинам. Думаю, Россия, в конечном итоге, должна встать на этот путь, который, я уверен, станет действенной альтернативой как современным неосталинистским и консервативным тенденциям в обществе, так и исторически исчерпавшему себя либеральному фундаментализму.

Итак, нынешняя прогрессивная интеллигенция, на мой взгляд, должна отбросить в сторону свои пессимистические настроения. Она может и должна выработать новый социал-демократический проект для России, который, выразив глубинные интересы нашего народа, сумеет ответить на вызовы современности.