В 2010 году была опубликована книга известного советского, российского историка и публициста Бориса Федоровича Славина «Ленин против Сталина. Последний бой революционера». Казалось бы, вопрос относится к категории: «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Но для подобных мыслей автор не оставляет ни места, ни содержания. Иногда при чтении становится даже как-то неловко за наше время, так как злободневные проблемы 90-летней давности вдруг высвечиваются кровоточащей раной сегодняшней жизни нашей страны. Да и о какой стране речь? Руководители России суетливо один за другим заверяют, что мы живем теперь совсем в другой стране, полагая как нечто само собой разумеющееся, что эта нынешняя Россия несопоставимо лучше старой. Наш последний президент в одном из ежедневных появлений на телеэкране, желая показать вредоносность революций вообще, бросил фразу: «Вы помните, что было в 1917 году и что из этого вышло», – имея в виду, что ничего хорошего Октябрьская революция ни России, ни миру не принесла.

Но, как известно, сохранять перестоявшее самодержавие стало невозможно, и с царизмом страна рассталась в марте 1917 года. Отречение царя было добыто народом за неделю массовых демонстраций. Немедленно встал вопрос о форме управления в огромной многонациональной, воюющей России. Временное правительство ничего конструктивного не предложило: ни выхода из войны, ни передачи земли крестьянам. Благодаря тщательной подготовке председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Львом Давыдовичем Троцким Октябрьский переворот в Петрограде прошел почти без применения огнестрельного оружия. Через несколько дней того же октября захват большевиками власти под руководством Николая Ивановича Бухарина в Москве сопровождался тяжелыми боями и унес около тысячи жизней. Но в других городах России большевики сопротивления почти не встречали. Родилась Советская власть – и, действительно, в другой России.

Корни каждой исторической работы, так или иначе, независимо от воли автора сплетаются с современностью. Очень часто, повторяя ставшее ходульным выражение: «История не терпит сослагательного наклонения», автор все-таки подводит читателя к мысли – как бы надо было поступить тогда. И вот – «Последний бой» Ленина, почти одинокого Ленина. Вместе с ним из «товарищей по оружию» – только Л. Д. Троцкий. А против – и Зиновьев, и Каменев, и Бухарин. «Бой» разыгрывается на заседании Политбюро, где Ленина уже нет – тяжело болен, где в близком прошлом только его энергичный ораторский напор позволял первоначальное меньшинство превращать в большинство. Но ужас ситуации заключался в том, что предмет спора – оставлять ли Сталина на, казалось бы, чисто технической должности генерального секретаря партии – был по-настоящему понятен только больному Ленину. Опасность грядущей сталинской диктатуры разглядел парализованный, с почти потерянной речью, Владимир Ильич, у которого власти не было никакой. Ленин «приказать» никому не мог, а Сталин – мог, и к моменту вспыхнувшего на Политбюро конфликта Ленин был плотно окружен и изолирован сталинскими техническими службистами и, хоть и дома, фактически, арестован. При этом, конечно, произносились речи о любви и уважении к больному руководителю Совнаркома, но… рядовому члену Политбюро.

Ленин свой «последний бой революционера» проиграл. Он его физически не мог выиграть. Но как же революционер огромного масштаба – Л. Д. Троцкий, великолепный тактик в политической борьбе, позволил втянуть себя в лотерею голосования, где расстановка сил заранее была ясна? Да если бы и не просматривались результаты голосования, Троцкий не имел права доверять будущее огромной страны внешне вполне демократичному, законному акту – голосованию. Ленин так не поступал. Вспомним его поведение в споре по Брестскому миру: в случае несогласия большинства руководства страны с условиями мира он грозился выходом из партии и обращением к народу.

Там, где речь идет об опасности личной диктатуры, парламентские традиции неуместны. Что проку в разговорах о законности прихода Гитлера к власти в результате вполне демократических выборов? Как известно, цена этому демократическому акту – около 50 миллионов жизней. «Ленин обладал мощным творческим потенциалом в умении анализировать действительность, его антидогматизм порой поражает» (Б. Ф. Славин, стр. 7) . Где проходит граница между революционной необходимостью и беспринципностью силы? Ленин знал эту границу и поэтому объяснял неизбежные жестокости революции в борьбе с кулаком, но – решительно не допускал разрыва с середняком. Гениальный НЭП являет собой пример научного решения вопроса о формировании конструкции не-силового построения экономической политики посткапиталистической страны. Да, именно так: капитализм был революцией сметен, но до социализма было еще очень далеко. Во всех вопросах конструирования нового государства Ленину противостоит Сталин. Противостоит идеологически и практическими действиями. Сколько было в Царицыне среди пленных белых офицеров, утопленных Сталиным в барже на Волге, возможных, но несостоявшихся полководцев Великой Отечественной войны?

Ленин отлично понимал, в частности, что человек, способный подлейшим образом потопить ТАКУЮ баржу, не может быть допущен к высшим эшелонам власти.

Нельзя, да и не нужно сравнивать современных руководителей нашей страны с революционной «гвардией». Масштабы несопоставимы.

Ленин многократно предупреждал о недопустимости командования в руководстве страной, об опасности разрывов в том тончайшем слое руководителей большевиков, который существовал в реальной жизни. После смерти Владимира Ильича и после так называемого ленинского призыва в партию большевиков этот тонкий слой просто растворился. Система демократического управления в виде диктатуры пролетариата (хотя, фактически, в виде диктатуры Центрального комитета партии) почти автоматически превратилась в систему приказную. Именно этого боялся Ленин. Этот «призыв» превратил демократическую структуру в некое подобие современной «Единой России». (Пусть читатель простит мне это сравнение сегодняшних случайных людей, собранных для поддержки действующего президента во имя их личной корысти, с энтузиастами первых лет революции.)

Б. Ф. Славин начинает свою книгу с определения характерных черт Ленина: «… он был ученым в революции и революционером в науке и жизни» (стр. 6). Для нынешнего периода жизни страны эта отсылка читателя к необходимости научной базы управления государством представляется крайне важной. Существует ряд прописных истин: чтобы управлять автомобилем, надо учиться, за руль нельзя садиться пьяным. А для управления миллионами сограждан России теперь, у нас, оказывается, ни науки, ни опыта, ни трезвого ума не надо!

НЭП представлял собой совершенно новую политическую и экономическую конструкцию. НЭП не прописан у Маркса. Его надо было создавать с идеологического нуля. Еще вчера вполне уместным было: «На фонарь аристократов!». А чуточку позже, конечно, после многочисленных обсуждений предлагалось восстановить капиталистическое производство, но – под контролем государства, при национализации крупных заводов и отраслей хозяйства, при частном мелком землепользовании, но с противостоянием крупноземельным, использующим наемных работников сельским производителям.

«Можно спорить, кому впервые принадлежала идея НЭПа: меньшевикам, Троцкому или Ленину; но ясно одно – Ленину удалось ее не только выдвинуть, не только теоретически обосновать, но и блестяще осуществить на практике» (Славин, стр. 9). Сегодня, когда наша страна ничего, кроме тотального разорения, от ельцинского прыжка в капитализм не имеет, вопрос об экономической политике переходного периода становится очень важным. Из нашей правящей верхушки настоящих ученых устранили давно. Сами управители исповедуют приказной – сталинский метод руководства, забывая, что план индустриализации России был к моменту прихода к власти Сталина уже не только намечен, но и запущен к исполнению. Сегодня на экономическом фронте ничего похожего нет.

На два традиционных российских вопроса: «кто виноват и что делать?», ответы есть. Виноват ельцинский контрреволюционный переворот. А «что делать?» требует серьезного осмысления сложившейся обстановки переходного периода. «Переходного» наоборот тому, что составляло задачу большевиков в 20-е годы. Сегодня Россия оказалась между социализмом (пусть и плохим, но за его «качество» должно было отвечать тогдашнее руководство страны) и, безусловно, разрушительным капитализмом, которым никто формально не управляет.

«Переходный период» между капитализмом и социализмом (или – наоборот) представляет большой интерес. В европейских устоявшихся парламентских республиках (изредка – с условной, безвластной монархией) национализированы крупные промышленные предприятия, добыча полезных ископаемых, но сохраняется регулируемый прогрессивным налогообложением капитализм, о котором, например, финны говорят с гордостью: «У нас нет очень богатых, но нет и бедных». Такой строй реализован, в частности, в скандинавских странах, в большинстве стран Европы. Социальная обеспеченность граждан там примерно одинакова: бесплатное образование и медицинская помощь, отсутствие бездомных, беспризорных, минимальная зарплата покрывает необходимые расходы.

По-видимому, социалистическая революция в этих странах не будет иметь под собой ни политической, ни экономической базы, по крайней мере, в ближайшее время. А об их социалистической эволюции пока говорить рано.

В главе «О двух моделях советского социализма» Б. Ф. Славин подчеркивает ленинскую мысль о главной, решающей позиции, обеспечивающей выигрыш социализма в соревновании с капитализмом, – производительности труда: необходимо все позитивное взять с Запада и помножить на советскую власть. Сегодня на фоне компьютеризации производств, стирания информационных границ у социализма остается лишь один козырь – опирающаяся на всенародную поддержку советская власть, гарантирующая определенную степень плановости производства товаров и тем самым перекрывающая возникновение разрушительных кризисов. Что же касается производительности труда, обеспечиваемой изобретательской активностью, интенсификацией работы, то эти составляющие в промышленности разных стран более или менее сопоставимы. Тут много не выиграешь.

Б. Ф. Славин приводит ленинскую мысль: «…если Россия покроется густою сетью электрических станций и мощных технических оборудований, то наше коммунистическое хозяйственное строительство станет образцом для грядущей социалистической Европы и Азии». Сегодня электростанции у нас есть, мощнейшие заводы – тоже. И все наши проигрыши в одном: вместо советской демократии – примитивная, все парализующая тирания. Речь идет о прямом следствии боя, проигранного 90 лет назад, так как из-под пресса тирании страна не ушла по сей день. А наша власть, ее идеологический фронт, отрицая все полезное в советском прошлом, явно или исподволь приподнимает Сталина.

Обсуждая складывавшуюся на заре советской власти структуру управления, Б. Ф. Славин показывает попытки Ленина обсудить объединение партийного и чисто чиновничьего аппарата в виде слияния наркомата рабоче-крестьянской инспекции и соответствующих структур Центрального комитета партии (что-то похожее будет пытаться делать Н. С. Хрущев). Ленин отлично понимал, что производительность труда при социализме одной из важнейших своих составляющих будет иметь и качество работы чиновников, и их количество, разросшееся до немыслимых размеров в наше время. (Вообще, в книге Б. Ф. Славина что ни слово, то – в глаз, а не в бровь нашей современности.) Как показывают примеры истории, революционные преобразования в стране почти всегда сопровождаются приходом к власти диктатора. Обстоятельства заставляют его энергично твердить риторику революционных лозунгов, хотя суть преобразований может оставаться в стороне от ранее провозглашенных задач. Людские же массы при этом, видя в человеке некую твердую власть, убирающую с дороги неизбежную революционную анархию, поддаются его авторитету, довольно легко принимая новое руководство. Скромное участие этой личности в становлении новой власти отступает на задний план. Главное – обещания, устранение с политической арены ряда вчерашних вождей, как будто бы гарантирующее успокоение от потрясений. Таковы первые шаги Сталина. «Историческая диалектика уже подхватила его своим крючком и будет его поднимать вверх. Он нужен всем: бюрократам, нэпманам, кулакам, выскочкам, пройдохам, все тем, которые прут из почвы, унавоженной революцией. Он способен возглавить их. Он готов возглавить их, у него есть заслуженная репутация старого революционера. Он даст этим самым прикрытие им в глазах страны. У него есть воля и смелость. Он не побоится опереться на них и двинуть их против партии. Он уже начал эту работу. Он подбирает вокруг себя пройдох партии. Конечно, большие события в Европе, Азии и у нас все это опрокинут. Но, если все пойдет автоматически дальше, как идет теперь, то Сталин автоматически станет диктатором». (Б. Ф. Славин, стр. 91 – цитата из работы Л. Д. Троцкого «Сталин», где Троцкий передает свой разговор с И. Н. Смирновым в 1924 г.).

В книге Б. Ф. Славина подробно описывается достаточно неожиданная и странная смерть Владимира Ильича. Трудно анализировать это изложение событий, очень мало похожих на повторный ишемический инсульт (официальная версия смерти Ильича). К моменту смерти Ленина хозяином положения был Сталин. Грубейшим образом оскорбить жену вождя революции – Надежду Константиновну Крупскую – хитрый, необычайно расчетливый Сталин мог себе позволить только при одном условии: у него было все готово для устранения Владимира Ильича.

Я бы воздержался от детального анализа версии (разбираемой Б. Ф. Славиным): «Сталин убил (отравил) Ленина». В исторической ретроспективе всех времен и народов Сталин безо всяких сомнений остается самым страшным палачом мировой истории, и смерть Ленина к его – Сталина – образу ничего не добавляет. Открытую борьбу с В. И. Лениным он начал практически сразу после случившегося у Ильича первого ишемического инсульта весной 1922 года. Сталинская КГБ-шная версия о возможном сифилисе мозга у Ленина от начала и до конца безграмотна и по клиническим и анатомическим (на вскрытии) данным (хотя психологически – на людские массы – она срабатывает). Детально описанная очевидцами картина умирания В. И. Ленина не соответствует таковой при отрыве тромба от стенки левой сонной артерии (рядом с которой лежала пуля Каплан). Очень похоже, что Ленин умер не от повторного ишемического инсульта. Найденные в корнях его волос следы яда (о которых говорит Б. Ф. Славин – стр. 100) нуждаются в судебно-медицинской экспертизе. Как известно, лечащий врач В. И. Ленина – доктор Гетье – медицинское заключение о смерти Владимира Ильича не подписал.

Преступлений Сталина так много, они по вызываемой ими реакции столь ужасны, что у любого читателя возникает подспудное чувство: «Да хватит уже!». Но ясность, пусть запоздалая, нужна. Сомнительно, чтобы нынешняя власть стала поднимать Сталина на щит, если бы наряду с хронологией и механизмом сталинского захвата основных рычагов власти в 1923 году, наряду с описанием его контактов с царской охранкой, был бы дан подробный (по фактам) анализ сталинских действий в эпопее смерти В. И. Ленина.

Свой последний и единственный бой с Лениным Сталин выиграл потому, что, опираясь на лично ему, а не Ф. Э. Дзержинскому, подчиненную охрану, «бил лежачего», сумев изолировать его от окружающего мира.

Книга Бориса Федоровича Славина посвящена узловому вопросу нашей истории – механизму становления диктатуры. Написанная чистым литературным русским языком, так не похожим на «новояз» современной журналистики, она нуждается в переиздании – и в расширенном варианте. Может быть, именно сегодня она востребована в наивысшей степени.

Заканчивается книга так: «Более справедливого и возвышенного идеала, чем демократический и гуманный социализм, человечество не выработало. Нужно только не повторять тех ошибок, о которых предупреждал Ленин – и о чем забыли его исторические преемники.

 Сегодня опять возникает стратегическая задача соединения социалистического идеала с массовым движением трудящихся. От того, сумеют ли ее решить современные левые силы, будет зависеть их политическое будущее и будущее современной России».

В. И. Ленин никогда не отрывался от реальных задач своей страны. Сегодняшняя Россия не только по названию, не только по состоянию своей промышленности и сельского хозяйства резко – и в худшую сторону – отличается от Советского Союза. Существующая власть активно и последовательно низводит культуру страны, ее искусство, науку к уровню позапрошлого века. Из России продолжается отток наиболее способной молодежи научных учреждений не только из-за низкой зарплаты, но и из-за отвратительной организации научной работы. В зеркале нашей теперешней культуры – откровенное религиозное мракобесие, имеющее мало общего с религией. В массовое киноискусство активно внедряется пошлейший боевик, мордобой, скандал. Трудно себе представить, что «Летят журавли», «Проверка на дорогах», да хоть «Волга-Волга» были когда-то созданы у нас. Советский Союз закрывала мощная ракетно-ядерная крыша. Теперь мы лидируем по аварийности самолетов; похоже, что и ракет. Сваливать вину за происходящее разложение страны на былую советскую власть, конечно, можно. Но виновник – очевиден: государственный переворот в 1991 году и им порожденный воровской капитализм.

Что же делать, когда сложившееся гибельное положение страны устраивает и ее современное руководство, и ее потенциального противника – широкий блок НАТО? Для начала надо хотя бы приступить к обсуждению, – широкому, публичному, – предложения Г. А. Зюганова, лидера единственной левой партии страны – КПРФ, о создании левого центристского движения. Существующая в стране власть учла свою непопулярность в народных массах и предупредила: начнем сажать в тюрьму. Поддержка средств информации и решающего большинства Думы, находящихся на «коротком поводке» у власти, ей гарантирована.

Но позитивных предложений у власти нет. Следовательно, она должна рухнуть. Ясно, что она может увлечь за собой в пропасть и страну, и ее народ. Прогнозы здесь невозможны. Рассчитывать на готовые рецепты в трудах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, на поддержку международного движения трудящихся нельзя.

Если произойдет объединение левых движений в России, в них немедленно (как в РСДРП, в ее Центральный комитет и Политбюро во времена В. И. Ленина) будут внедрены агенты госбезопасности. Но это, как показал революционный опыт, не имеет принципиального значения.

Таковы исходные позиции левого движения в нашей стране сегодня.