Рудык Эмиль Николаевич – д.э.н., профессор Международного университета природы, общества и человека «Дубна» (Московская область)

«Русские долго запрягают, но быстро едут»

Отто фон Бисмарк

Решение национального вопроса в многонациональной и многоконфессиональной России является настоятельной потребностью. Особенно, когда речь идет о взаимоотношениях народов с разным менталитетом, принадлежащим к разным, хотя и равноценным цивилизациям.

Настоятельная потребность решения национального вопроса также определяется фактически бесконтрольным массовым наплывом в Россию «внешних» мигрантов. Прежде всего, из Средней Азии – легальных и нелегальных, с иным языком, иными ценностями, иной культурой, иными нормами, правилами и манерой поведения.

Наплыву «внешних мигрантов» в немалой степени содействует желание немалого числа местных предпринимателей и коррумпированных чиновников, независимо от их национальности, извлекать дополнительный доход (в явном и скрытом виде) от использования более дешевого труда мигрантов по сравнению с работниками из числа граждан РФ. К тому же регулирование труда нелегальных мигрантов выведено за рамки российского трудового законодательства.

Поток «внешних» мигрантов сопровождается существенным ростом, по экономическим причинам, потока «внутрироссийских» мигрантов, главным образом из приграничных регионов страны, что может привести и нередко приводит к резкому обострению межнациональных отношений, особенно в тех случаях, когда «входят в чужой монастырь со своим уставом».

Реальной перспективой может стать превращение русского народа, других коренных народов страны в национальное меньшинство на территориях своего традиционного проживания со всеми вытекающими последствиями.

Должны, в частности, быть учтены косовские уроки. В середине прошлого века подавляющее большинство жителей Косова – части Югославии – составляли сербы. В конце века цифры кардинальным образом изменились. Высокий рост рождаемости «косоваров» с иной этнической принадлежностью, культурой, иным менталитетом, вероисповеданием привел к их явному преобладанию над сербским населением. Финал косовского межнационального конфликта известен.

Кто даст гарантии неповторения подобного сценария в пока еще нашей стране, хотя бы с точки зрения удельного веса ее коренного населения? К чему могут привести призывы к левым силам противодействовать ужесточению миграционных барьеров, даже в рамках «разумной» миграционной политики? Притом не проводя различий между мигрантами с точки зрения степени совместимости (близости, приемлемости) культурных ценностей, норм и правил поведения, которых они придерживаются, с культурными ценностями, нормами и правилами поведения, исповедуемыми другими народами России.

Также нет должной ясности в вопросе финансирования (дотирования) федеральным центром республик Северного Кавказа. Данное обстоятельство в условиях массовой безработицы бурно растущего населения этих республик, отсутствия широкомасштабных программ его трудоустройства, как по месту жительства, так и в других регионах страны, которые испытывают острую нехватку трудовых ресурсов (Север, Сибирь, Дальний Восток), чревато «национальным иждивенчеством». Так, новый глава Дагестана Р. Абдулатипов заявил в феврале 2013 года: хватит кормить Дагестан, дагестанцам «стыдно жить за счет рязанского мужика»[1]. Заметим, во-первых, что не только за счет рязанского мужика. Во-вторых, немалая часть «кормовых» денег в условиях, когда коррупция в стране приобрела системный характер, «распиливается» коррупционерами федерального, регионального и местного значения и не доходит до рядовых жителей Северного Кавказа (не только Дагестана).

В журнале «Альтернативы» № 1 за 2013 год под новой рубрикой «Полемика» была опубликована статья «Национализация, социализация, демократизация власти (к постановке проблемы)». Ее автор – Э. Н. Рудык – в тезисной форме на трех страницах (из 28) предпринял попытку обосновать, во-первых, правомерность самой постановки «русского вопроса», отрицаемого немалым числом исследователей левого толка, которые в духе советских пропагандистов продолжают придерживаться методологического подхода (правда, по другому поводу): «евреи у нас есть – еврейского вопроса нет». Во-вторых, очертить возможные магистральные пути его решения, вектор и содержание которых в принципиальном плане зависят от выбора главного критерия «русскости».

Таким критерием может быть этнический (биологический) – «по крови» (его адептами выступают национально ориентированные авторы фундаменталистского толка) или социальный – «по почве»: территории, языку, культуре, психологическому складу, традициям, общности исторической судьбы, национальной самоидентификации.

Исходя из последнего критерия (его придерживается автор статьи), русским может быть не только великоросс, малоросс или белоросс.

Разумеется, автор в постановке данной проблемы не только не претендовал на истину в последней инстанции, что было бы смешно, но и на проведение марксистского анализа «русского вопроса». Дело даже не в том, что позиция классиков марксизма в национальном вопросе претерпела существенную эволюцию, начиная с деления наций на «прогрессивные» («революционные») и «реакционные» («контрреволюционные), к которым, в частности, были отнесены славяне, за исключением поляков. Анализ подобной эволюции – тема специального исследования. Прежде всего, автор не хотел бы оказаться в компании французских «социалистов» конца 70-х гг. XIX века, ознакомившись с трудами которых, К. Маркс заявил: «я знаю только одно, что я не марксист»[2].

В статье, исходя из известного тезиса: «умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм»[3], приводится ряд пассажей из работ «националистически ориентированных» или причисляемых к таковым авторов (В. Д. Соловья и ряда других), в той мере, когда это требовалось:

– во-первых, для критики взглядов на царскую Россию как на империю. Она, по большому счету, таковой не являлась, если, конечно, исходить из классических характеристик империи. Прежде всего – не было «метрополии». В «императорской» России дивиденды от принадлежности к «имперской нации» имела лишь привилегированная часть русского населения страны, в отличие, например, от Великобритании, в которой все ее жители (естественно, далеко не в равном объеме) имели дивиденды от своей принадлежности к имперской нации.

Кроме того, «инородцы» в Российской империи, включая выходцев из ее национальных окраин, – в отличие от той же Великобритании, Голландии, Франции (список может быть продолжен), – составляли существенную часть ее государственной, военной, финансовой и интеллектуальной элиты. В нее входили: министр иностранных дел (1804–1806 гг.) поляк А. А. Чарторыйский; министр внутренних дел (1880–1881 гг.) армянин М. Т. Лорис-Меликов; князь, герой Отечественной войны 1812 г. генерал от инфантерии грузин П. И. Багратион; коммерц-советник, один из крупнейших чайных магнатов царской России еврей Д. В. Высоцкий (1861–1930 гг.). Подобный перечень также далек от исчерпания;

– во-вторых, для оценки правомерности определения царской России как «тюрьмы народов». Разумеется, политика власти по отношению к различным народам, населяющим страну, мягко говоря, была небезупречной. Если Россия и заслуживает подобный ярлык, равно как и немалая часть стран, определяемых ныне как «цивилизованные» (например, в Испании каталонцам летом 2013 г. было отказано в проведении референдума о независимости Каталонии), то, во всяком случае, она не была «кладбищем народов». Все вошедшие в нее народы (добровольно или насильственно – историю не перепишешь) сохранились, не были загнаны в резервации, как это было сделано, например, с коренным населением США и Австралии;

– в-третьих, для объяснения причин падения пассионарности русского народа, сыгравшего решающую роль в создании суверенного и до недавнего времени успешного государства во всех его ипостасях, за исключением периода татаро-монгольского ига (или – в новоязе – доминирования Орды) и «смутного времени» в начале XVII века.

Падению витальной силы русского народа способствовало использование практически на протяжении всей нашей истории мобилизационной модели развития со всеми тяготами для населения России, которые с этим связаны. Наконец, демографическая слабость русского народа, его деградация – физическая, нравственная и морально-этическая, во многом – результат реформ, проводимых в стране нынешним режимом.

Не надо лукавить. Автор статьи не в последнюю очередь преследовал цель: взяв огонь на себя, инициировать дискуссию среди левых по данной проблематике. Провокация удалась. Уже в следующем, третьем номере «Альтернатив» за 2013 год опубликована обстоятельная статья А. В. Бузгалина – многолетнего товарища в деле защиты прав и интересов людей труда, главного редактора журнала «Альтернативы», озаглавленная: ««Русский вопрос»: марксистский анализ (тезисы к дискуссии)».

Прежде всего, А. В. Бузгалин небезосновательно отмечает недостаточную определенность, неустойчивость и изменчивость самого понятия «русский», которое с трудом «нащупывается»: «мы выросли из слияния массы различных этносов и наций и постоянно живем на перекрестках взаимодействия народов, традиций и культур» (с. 9).

Кроме того, как было отмечено в моей статье (с. 118), происходит раскол русского народа на «старорусских» – «униженных и оскорбленных» и «новорусских» – не только по имущественному критерию. Это дает основание ряду исследователей говорить, помимо потребности внесения уточнений относительно самого понятия «русский», о появлении нового феномена – так называемой «новой русской нации» (НРН) – «особой социальной группе, обладающей… мобильностью, индивидуализмом, новаторством, изобретательностью, инициативностью, предпринимательским духом… Это преимущественно молодежь 18–30 лет, проживающая в городах, имеющая или получающая высшее образование, люди с доходами выше среднего»[4], которых власть не без основания оценивает как один из компонентов (хотя и не главный) ее социальной базы в условиях реставрации капитализма в стране.

С целым рядом замечаний А. В. Бузгалина в принципиальном плане автор склонен согласиться, тем более, что в тексте статьи отсутствуют многие критикуемые им положения. А именно, «русские – те, кто тяготеют к православной системе ценностей», «являются носителями лишь добродетелей», не сливаются с «инородцами» (нерусскими) и «никогда в истории не выступали агрессорами» (с. 7). Далее, «отрицание взаимопомощи разных народов в советском периоде нашей истории», в частности, безвозмездной помощи народов Средней Азии беженцам разной национальности в годы Великой отечественной войны; подсчет того, какой народ больше заплатил за разрушение СССР, которое ударило не только по русским; наличие социально-экономических причин современной массовой российской внешней и внутренней миграции и ряд других положений (с. 13–14).

Разумеется, некоторые определения, подвергнутые критике, в редакционном плане небезупречны. Прежде всего, квалификация русского народа, как «главного народа страны» только по критерию его численности – порядка 80% ее населения считают себя русскими (с. 100), а не по его «рангу». Речь в статье шла не о наделении русского народа – самого многочисленного народа страны – какими-либо преференциями национального порядка в качестве «старшего брата», а лишь об «обеспечении равного с другими народами доступа к здравоохранению, образованию, к распределению доходов страны» (с. 103).

Естественно, требование соблюдения законных прав и интересов русского народа, принадлежность к которому, повторим, определяется не по расовому, а по социальному критерию, в экономическом плане должно быть увязано с борьбой всех народов России против, прежде всего, беспрецедентного роста имущественного неравенства. По экспертным оценкам, соотношение доходов 3% самых богатых и 3% самых бедных разной национальности различается более чем в 800 раз (с. 103).

Наконец, решение русского вопроса в немалой степени зависит от обеспечения пропорционального представительства русского населения (естественно, не только русского) и так называемых «титульных наций» в органах власти и местного самоуправления в немалой части национально-территориальных образований страны. Так, в Адыгее, в которой численность адыгов не превышает 20% ее населения, их представители занимают 70% руководящих постов.

В сущностном плане позиция автора отлична от взглядов его оппонента:

(1) признанием самого наличия русского вопроса и необходимости его решения;

(2) неправомерностью определения досоветской России как «тюрьмы народов»;

(3) критикой призыва оппонента к левым силам противодействовать ужесточению любых миграционных барьеров в постсоветском периоде ее истории. Тем более в условиях, когда нынешняя власть планирует привлечение ежегодно более 300 тыс. иммигрантов трудоспособного возраста на постоянное место жительства в стране[5], независимо от их национальности, ментальности, степени комплементарности (термин, введенный в научный обиход Л. Н. Гумилевым) – «взаимного притяжения» или «взаимного отталкивания» иммигрантов и коренных народов России;

(4) неприятием утверждения А. В. Бузгалина о том, что «мы, граждане РФ, можем выступать (и уже сейчас отчасти выступаем) не только как объекты, но и субъекты эксплуатации» по отношению «ко многим своим более отсталым соседям по пространству СНГ» (с. 14). В этом вопросе оппонентом не проводится разделение граждан России различной национальности на богатых и бедных, «старых» и «новых русских» (и не только русских);

(5) отношением к русофобии. Автор выступил за приравнивание русофобии (особенно в ее крайних форма) к наказуемым законом деяниям, как это, например, имеет место по отношению к антисемитизму (с. 103). По мнению оппонента, это приведет лишь «к дополнительным преследованиям активистов оппозиции (из числа ярых русофобов? – Э. Р.) и росту произвола в отношении рядовых граждан» (с. 18). Между тем, всемирная и отечественная история, включая новейшую, неоднократно свидетельствует о том, что безнаказанное национальное унижение любого народа, не только русского, чревато ответными действиями с самыми непредсказуемыми последствиями.

Уроки истории в этом вопросе должны быть учтены.