ИНТЕЛРОС > №3, 2015 > ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО ЛИБЕРАЛИЗМА

Александр Никифоров
ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО ЛИБЕРАЛИЗМА


22 декабря 2015

Никифоров Александр Леонидович –
д.филос.н., г.н.с., Институт философии РАН

Под «либерализмом» здесь понимается идеология, провозглашающая высшей ценностью права и свободы отдельного человека. Сейчас в мире существует множество течений и разновидностей либеральной идеологии, однако все они опираются приблизительно на одни и те же представления о человеке, обществе, свободе, равенстве и т. п. Вот об этих представлениях и будет идти речь ниже.

1. Исходный пункт: человек

По-видимому, одним из важнейших вопросов, которые должна разрешить организация общественной жизни, является вопрос о взаимоотношениях коллектива и индивида. О соотношении племени, народа, государства и личности. Вообще говоря, этот вопрос становится важным в Европе лишь в последние 500 лет – начиная с эпохи Возрождения и Реформации. Собственно, только в эту эпоху появляется индивидуальная личность в современном смысле этого слова. В предшествующие периоды человеческой истории индивид ещё не отделял и, тем более, не противопоставлял себя роду, племени, городской или сельской общине. Отдельный человек в глазах других людей имел значение не сам по себе, а как представитель определённого рода или сословия. Возможно, только в эпоху Возрождения индивид приобретает подлинную самостоятельность и начинает рассматриваться не просто как представитель какого-то рода, сословия, цеха, а как автономная самостоятельная личность, принимающая решения, руководствуясь только собственными целями и интересами. И с этого момента вопрос об отношениях личности и общества приобретает особую остроту.

Многочисленные решения этого вопроса укладываются, в общем, в одну альтернативу: элементаризм или холизм. Что важнее, что наиболее ценно, что должно быть отправным пунктом теоретического и практического построения – часть или целое, элемент или система? Размышляя о желанном общественном устройстве, можно исходить из убеждения в том, что высшей ценностью является человеческая личность – её самовыражение, ее благополучие, ее свобода и счастье. Общество же должно лишь предоставлять возможности для творческого проявления личности. Как мне кажется, именно это убеждение является стержнем любой либеральной идеологии.

Следует ещё раз обратить внимание на то, что либеральная доктрина, по признанию самих либералов, возникла сравнительно недавно. «Античный мир едва ли знал индивидуальную свободу как осознанный политический идеал (в отличие от его действительного осуществления). Уже Кондорсе отмечал, что понятие индивидуальных прав отсутствовало в правовых представлениях римлян и греков; в равной мере это верно и в отношении иудейской, китайской и всех последующих древних цивилизаций. Торжество этого идеала было скорее исключением, а не правилом даже в недавней истории Запада…Трактовка сферы частной жизни и личных отношений как чего-то священного в самом себе проистекает из концепции свободы, которая, если учесть ее религиозные корни, получила законченное выражение лишь с наступлением эпохи Возрождения и Реформации»[1]. В течение многих тысячелетий человечество жило и развивалось, не обращая особого внимания на права и свободы отдельного человека. Является ли осознание и отстаивание этих прав и свобод, провозглашение их высшей ценностью принципиально новым этапом в развитии человеческого духа или это отклонение от нормального роста, нечто подобное раковой опухоли, способной привести человечество к гибели?

В последние десятилетия дискуссии англо-американских политических либералов вращаются, в основном, вокруг книги Джона Ролза «Теория справедливости», опубликованной в 1971 году. «Сформулированная в этой книге теория справедливости как честности, – отмечает Л. Б. Макеева, – общепринято считается парадигмальным выражением современной либеральной философии»[2]. Посмотрим на основные черты этой теории.

Исходным пунктом теории справедливости Ролза является индивид, обладающий правами и свободами. И основным для Ролза оказывается вопрос: каким должно быть общество, обеспечивающее индивидам возможность в полной мере использовать их права и свободы? С точки зрения либеральной философии общество должно приспосабливаться к индивиду, а не индивид к обществу.

Такое общество, говорит Ролз, должно быть построено по принципам справедливости, ибо справедливость является высшей социальной ценностью по сравнению со всеми остальными. Один из комментаторов и критиков Ролза называет его концепцию «деонтологическим либерализмом» и выражает ее суть следующим образом: ««Деонтологический либерализм» – это, прежде всего, теория о справедливости и о приоритете справедливости над другими этическими и политическими идеалами. Его ключевой тезис можно сформулировать следующим образом: общество, состоящее из множества индивидов, каждый из которых имеет собственные цели, интересы и представления о благе, лучше всего обустроено, когда оно подчиняется принципам, которые сами не предполагают никакого конкретного представления о благе; преимущественным оправданием этих регулятивных принципов служит не то, что они максимизируют общественное благосостояние или как-то иначе способствуют благу, а то, что они согласуются с понятием права – моральной категорией, не зависящей от блага и имеющей приоритет над ним»[3].

Ролз предлагает нам представить гипотетическую ситуацию, в которой индивиду предоставляется возможность выбрать принципы справедливого социального устройства. В этой исходной ситуации все индивиды равны и равно свободны. Для обеспечения максимально полного равенства и беспристрастности участников этого, так сказать, «общественного договора», Ролз вводит допущение, которое называет «покровом неведения»: люди, выбирающие принципы справедливости, ничего не знают о том, каково их социальное положение и какими они наделены способностями, поэтому они не представляют себе, какое общественное положение могут занять. Этот «покров неведения» важен потому, полагает Ролз, что если человеку известно его социальное положение или известно, что он, скажем, обладает определёнными способностями, то это знание может повлиять на его выбор справедливого общественного устройства: он будет склонен выбрать такие принципы, которые позволят ему легче проявить свои способности и сохранить (либо изменить) своё социальное положение.

Если люди равны, свободны и ничего о себе не знают, то, по мнению Ролза, они выберут три следующих принципа справедливости.

1) Принцип равных свобод: каждый индивид имеет равное право на максимально широкую систему основных свобод, совместимую с аналогичной системой свобод для других.

2) Принцип равных возможностей: все должности и административные посты в обществе равно доступны всем членам общества.

3) Принцип дифференциации: социальные и экономические неравенства должны сглаживаться таким образом, чтобы они вели к наибольшей выгоде наименее преуспевающих.

Легко увидеть, что вся суть теории справедливости Ролза сводится к тому, что все люди должны быть свободны и иметь равный доступ к общественным должностям. Третий принцип присоединён для того, чтобы смягчить недовольство тех, кто оказался на самых нижних ступенях социальной иерархии.

Но что же представляет собой индивид – этот исходный пункт либеральной философии? Мы привыкли считать – и это согласуется с реальным положением дел, – что каждый человек, живущий на земле, принадлежит к какому-то народу, что в качестве родного он усвоил какой-то национальный язык, впитал определённую культуру, нормы общежития, стандарты поведения и т. п. Есть испанцы и китайцы, австралийские аборигены и немцы, русские и готтентоты, японцы и арабы. Однако мы видим, что либерализм говорит об индивиде вообще – о человеке, лишённом каких-либо национальных и культурных черт. Ясно, что такой человек представляет собой абстракцию, это какой-то «человек вообще», о существовании которого спорили средневековые схоласты. «Покров неведения» Ролза отчётливо выражает абстрактный характер либерального индивида. Да и другие либеральные авторы настойчиво исключают из рассмотрения религиозные, нравственные, ценностные ориентации людей, способные ограничить их свободу и повлиять на выбор принципов справедливости. В итоге, индивид либерализма становится похож на идиота, утратившего память, или на материальную точку классической механики – он столь же абстрактен. У него остаётся лишь одно свойство – он свободен в преследовании своих целей. При таком понимании общество оказывается лишь пространством, в котором индивиды проявляют свою свободу. Все это напоминает атомы Демокрита, носящиеся в пустоте: индивидуальные атомы носятся в социальном пространстве, а общество в лице государства следит лишь за тем, чтобы они не сталкивались.

Мне представляется, что исходная абстракция либерализма настолько бедна, настолько далеко оторвана от реальных человеческих существ и сообществ, что едва ли может служить плодотворным основанием для каких-то теоретических рассуждений о человеке, его правах и свободах. Более того, эта абстракция внутренне противоречива.

Если мы лишаем нашего индивида всех национальных, культурных черт и связей, то что же от него остаётся? Не более чем биологический организм, животное, руководствующееся в своём поведении биологическими инстинктами. Но разве животное свободно? Оно свободно в том смысле, что свободно следует своим инстинктам, но это не свобода человека. Человек становится свободным лишь тогда, когда благодаря своему разуму преодолевает власть инстинктов и страстей и в своём поведении руководствуется предписаниями разума. Таким образом, либерализм пытается установить принципы справедливого общественного устройства, опираясь на представление о свободном индивиде. Но, лишая индивида культуры, он низводит человека до уровня животного, следовательно, лишает его свободы. Свободный биологический организм либерализма – это нонсенс.

2. Индивиды на рынке. Общество

Представители экономического либерализма вносят новые краски в абстрактный портрет индивида и наделяют его некоторыми реальными жизненными чертами. Схоластический «человек вообще» становится похож на реального человека.

Известный экономист Милтон Фридман представляет себе человеческое общество как один огромный рынок, на котором люди обмениваются товарами и услугами. По крайней мере, здесь уже признается, что люди нуждаются друг в друге и человек один существовать не может. Индивид для Фридмана уже не просто свободный атом, он ещё и товаровладелец. Товаром может быть все что угодно: знания, умения, земля, завод, рабочая сила, новая идея и т. п. Все отношения между людьми сводятся к отношениям обмена. «Буквально миллионы людей, – пишет Фридман, – заняты тем, что доставляют друг другу хлеб насущный, не говоря уже о ежегодных автомобилях. Поборник свободы стоит перед нелёгкой задачей: как совместить эту всеобщую взаимозависимость с индивидуальной свободой. В принципе, существует лишь два способа координации экономической деятельности миллионов. Первый – это централизованное руководство, сопряжённое с принуждением; таковы методы армии и современного тоталитарного государства. Второй – это добровольное сотрудничество индивидов; таков метод, которым пользуется рынок… Рабочей моделью общества, организованного при посредстве добровольного взаимообмена, является свободная частнопредпринимательская рыночная экономика, то есть то, что мы назвали основанным на свободной конкуренции капитализмом»[4].

Обеспечить свободу индивида – вот главная забота либеральной идеологии. Кажется, что рынок предоставляет такую возможность: «Потребителя ограждает от принуждения продавца наличие других продавцов, с которыми он может вступить в сделку. Продавца ограждает от принуждения со стороны потребителя наличие других потребителей, которым он может продать свой товар»[5]. Следует заметить, однако, что рынок лишь тогда может обеспечить свободу индивида, когда товаровладельцы свободно конкурируют друг с другом и государство не вмешивается в работу рынка. Но здесь вновь возникает противоречие. С одной стороны, либерализм настаивает на полном невмешательстве государства в функционирование рынка. С другой стороны, хорошо известно, что в реальной жизни товаровладельцы могут вступать между собой в сговор, что возможно образование монополий, лишающих покупателя свободы выбора. Для борьбы с этими неизбежными на рынке явлениями, для обеспечения свободы его функционирования приходится прибегать к государственному вмешательству. Таким образом, свобода рыночных отношений предполагает невмешательство государства и в то же время эта свобода быстро исчезает, если государство ее не охраняет.

Фридман и другие либеральные экономисты настойчиво подчёркивают то обстоятельство, что развитие частнопредпринимательской рыночной экономики принесло неисчислимые материальные блага не отдельным лицам, а самым широким слоям населения: «Все крупнейшие завоевания западного капитализма способствовали, в первую очередь, улучшению жизни рядовых граждан. Благодаря этим достижениям широким массам стали доступны те преимущества и удобства, которые прежде были исключительной привилегией горстки сильных мира сего»[6].

Краеугольным камнем рынка является частная собственность. Ну, конечно, если общество – это рынок и единственным связующим звеном между людьми является обмен, то каждый человек включается в общество либо как продавец, либо как покупатель. Но чтобы что-то продать, нужно этим владеть, поэтому каждый человек чем-то владеет: кто заводом, кто рудником или шахтой, кто нефтяной скважиной и т. д. А тот, у кого ничего этого нет, обладает все-таки способностью к труду, рабочей силой, которую он может продать желающему покупателю. Все люди считаются собственниками: «Наше поколение забыло, – пишет Фердинанд Хайек, – что система частной собственности – важнейшая гарантия свободы не только для владельцев собственности, но и для тех, у кого ее нет»[7].

Свободный рынок, на котором конкурируют частные собственники, – это и есть то, что называют капитализмом. Представители либерализма объявляют капитализм наивысшей ступенью в развитии человеческого общества – ступенью, на которой возможны отдельные улучшения, но в целом социальное развитие человечества на этом заканчивается: «Типическим состоянием человечества, – пишет Фридман, – являются тирания, подъяремность и приниженность. Западный мир в девятнадцатом и начале двадцатого века есть разительное исключение из общей тенденции исторического развития. В данном случае политическая свобода явно пришла вместе со свободным рынком и с развитием капиталистических учреждений. <…>  История подсказывает лишь одно: капитализм есть необходимое условие политической свободы»[8]. Таким образом, в своих основаниях либерализм оказывается идеологией капитализма и все разговоры его представителей о свободах и правах человека, о демократии и прочих привлекательных вещах, по сути дела, имеют одну цель: защитить, оправдать, восславить капитализм как высший этап в развитии человечества. «Если бы кого-нибудь, – замечает по этому поводу Р. Дворкин, – удалось убедить отказаться от капитализма, то он перестал бы быть либералом; если бы большинство либералов отказалось от капитализма, то либерализм утратил бы своё значение как политическая сила»[9].

3. Свобода

Как известно, Великая французская революция написала на своих знамёнах воодушевляющий лозунг: «Свобода! Равенство! Братство!» Современные либералы, считающие себя наследниками Французской революции, продолжают твердить о свободе и равенстве, хотя братство куда-то незаметно исчезло. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», – гласила первая статья Декларации прав человека и гражданина», принятой 26 августа 1789 года. Свобода личности, свобода слова, свобода совести, безопасность и сопротивление угнетению были провозглашены священными и неотчуждаемыми правами человека и гражданина. Правда, столь же «священным» было объявлено и право частной собственности, что неявно вносило внутреннее противоречие в систему прав человека. Но это противоречие стало проявляться лишь позднее.

Как же понимают свободу и равенство современные либералы? «К сожалению, – пишет Р. Дворкин, – свобода и равенство часто противоречат друг другу: иногда обеспечить равенство можно только ценой ограничения свободы, а последствия свободы порой оказываются пагубными для равенства»[10].

Исайя Берлин различает два понимания свободы. «Первое из этих политических значений свободы я буду (следуя во многом прецеденту) называть “негативным”, и это значение подразумевается в ответе на вопрос: “Какова та область, в рамках которой субъекту – будь то человек или группа людей – разрешено или должно быть разрешено делать то, что он способен делать, или быть тем, кем он способен быть, не подвергаясь вмешательству других людей?” Второе значение я буду называть “позитивным”, и оно подразумевается в ответе на вопрос: ”Что или кто служит источником контроля или вмешательства и заставляет человека совершать это действие, а не какое-нибудь другое, или быть таким, а не другим?”»[11].

Это звучит несколько расплывчато, но кое-что можно понять. Вопрос о политической или социальной свободе имеет две стороны: каковы размеры области, в которой человек может действовать, не испытывая принуждения со стороны? Если же человек действует без принуждения, то чем он при этом руководствуется? Большая часть либералов, кажется, полагает, что область свободы индивидов не должна ограничиваться ничем. Область свободы одного индивида может быть ограничена только областью свободы другого индивида.

Позитивное значение свободы можно выразить вопросом: «Для чего нужна человеку свобода?» И когда либералы пытаются отвечать на этот вопрос, в их ответах начинает проявляться какой-то поистине животный эгоизм либерального индивида. «Позитивное значение слова “свобода”, – продолжает Берлин, – проистекает из желания индивида быть хозяином своей собственной жизни. Я хочу, чтобы моя жизнь и принимаемые мной решения зависели от меня, а не от действия каких-либо внешних сил. Я хочу быть орудием своего собственного волеизъявления, а не волеизъявления других людей. Я хочу быть субъектом, а не объектом; хочу, чтобы мной двигали мои собственные мотивы и осознанно поставленные цели, а не причины, воздействующие на меня извне. Я хочу быть кем-то: хочу быть деятелем, принимающим решения, и не хочу быть тем, за кого решают другие, я хочу сам собой руководить и не хочу подчиняться воздействию внешней природы или других людей, как если бы я был вещью, животным или рабом, не способным к человеческой деятельности: не способным ставить перед собой цели, намечать линии поведения и осуществлять их»[12].

Хочу, хочу, хочу… – вот надоедливо повторяемый рефрен либеральной идеологии, и всякая попытка поставить какие-то пределы этому «хочу» сразу же объявляется покушением на святое – на свободу.

А чего же хочет либеральный индивид? Для чего ему свобода? Мы видели, что либеральный индивид – это атом, который свободен и хочет. Он владелец частной собственности и связан с другими индивидами лишь товарно-денежными отношениями, отношениями обмена. В эти отношения он вступает лишь с одной целью – получить для себя какую-то выгоду и конкурирует с другими индивидами за величину этой выгоды. Единственная цель такого индивида, единственный мотив его поступков, единственное, чего он хочет, – это личная выгода. Поскольку либерализм освобождает индивида от культуры, нравственности, семейных и дружеских связей, превращая его в животное, постольку на всех окружающих такой индивид смотрит лишь с одной точки зрения: а какую выгоду смогу я извлечь для себя из общения с ними? Животный инстинкт потребления – вот что руководит действиями такого индивида. И требование неограниченной свободы – это требование не мешать индивиду руководствоваться исключительно своими животными инстинктами. По-видимому, этим и исчерпывается «позитивное» содержание либерального понимания свободы.

4. Равенство

Как же совмещается понимание свободы в либеральной философии с пониманием равенства, которое также было одним из важнейших понятий классического либерализма? Рассуждения либералов о равенстве часто отталкиваются от Декларации независимости США, принятой в 1776 году. Второй абзац этой Декларации гласит: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определёнными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Это звучит прекрасно: действительно, перед Богом все люди равны. Но этот отголосок христианской морали, проникший в Декларацию, чужд либеральной идеологии и остался не более чем пустым звуком. Признавая равенство всех людей перед Создателем, авторы Декларации отнюдь не готовы были согласиться с их социальным равенством. Как известно, многие из авторов Декларации были рабовладельцами, и статья, осуждавшая работорговлю и рабовладение, была изъята из первоначального текста Декларации. Перед Богом-то все мы, возможно, и равны, но в реальной жизни одни из нас равнее других! Декларация прав человека и гражданина Французской революции была направлена против сословного разделения общества и истолковывала равенство людей, как имеющих равные права на свободу слова, свободу совести, на защиту закона и т. п. Люди равны не только в религиозном, но и в социальном смысле – как обладающие равными социальными правами, следовательно, равными возможностями в своём стремлении к счастью.

«Равенство все чаще интерпретировалось как “равенство возможностей”, – пишут М. и Р. Фридман, – в том смысле, что никто не имеет права произвольно препятствовать другим индивидуумам в использовании их возможностей для достижения поставленных ими перед собой целей. Таков основной смысл, который и сейчас вкладывает в это выражение большинство граждан Соединённых Штатов»[13]. Здесь интересно то, что сначала «равенство» интерпретируется как «равенство возможностей», а затем это равенство возможностей подменяется «равенством в использовании своих возможностей».

А ведь всем нам прекрасно известно, что никакого равенства возможностей – в смысле одинакового набора каких-то благ, имеющихся у каждого человека с момента рождения, – не существует: один ребёнок родился в бедной семье и у него уже заведомо нет возможности получить качественное образование, избрать ту сферу деятельности, которая ему нравится и в которой он наилучшим образом сумел бы проявить свои способности, и т. д.; у ребёнка же из состоятельной семьи все эти возможности имеются. Один родился в глухой деревушке, другой – в столице или крупном культурном центре; один – сын сенатора, другой – сын безработного. Ясно, что при равенстве использовать свои возможности никакого равенства самих возможностей не существует и не может существовать, если сохраняется частная собственность и институт наследования.

Надо сказать, что Фридман это вполне осознает: «…Когда дети богатых родителей от рождения оказываются в привилегированном положении по отношению к своим сверстниками – это несправедливо. Безусловно, это правда, и спорить здесь не приходится. Однако несправедливость в нашем мире может проявляться по-разному. Например, одним детям достаются в наследство от родителей облигации, акции, дома и заводы; другие наследуют музыкальные способности, физическую силу, математическую одарённость; а третьи – ни того, ни другого. Наследование имущества представляет собой более очевидную мишень для критики, чем наследование таланта, но разве с моральной точки зрения между ними есть какая-то разница?»[14]

Странное рассуждение, почти софизм! Как можно не понимать, что между наследованием имущества и наследованием таланта имеется громадная разница именно с моральной точки зрения? Разнообразные способности – как и рост, цвет глаз или волос, форма носа – являются результатом случайно игры генов – игры, в которую человек пока ещё вмешаться не может. Наследование же имущества обусловлено общественными отношениями, нормами права, которые складываются в результате деятельности людей, поэтому-то общественное устройство, при котором уже с рождения какие-то люди наделены определёнными привилегиями, кажется большинству людей несправедливым. Но либеральная философия, назойливо твердящая о равенстве людей, фактически оправдывает это очевидное и вопиющее неравенство.

Неужели Фридман не понимает того очевидного обстоятельства, что в реализации унаследованного имущества и унаследованного таланта существует громадная разница? Получив в наследство имущество, я могу для его сохранения и преумножения нанять каких-нибудь «эффективных менеджеров», а сам буду пользоваться всеми благами жизни, не ударив пальцем о палец. А вот если я унаследовал только талант к какому-то виду деятельности, то мне самому нужно очень и очень много потрудиться, чтобы развить этот талант и реализовать его. Фридман в качестве примера ссылается на Мохаммеда Али, который благодаря унаследованному таланту получает миллионы долларов за одно выступление на ринге, и говорит о том, что вот, дескать, можно получить в наследство миллионы в акциях и облигациях, а можно получить в наследство талант, который принесёт те же миллионы. И ни словом не упоминает о том, какую огромную часть своей жизни Али должен был отдать тренировкам и какой образ жизни он вынужден был вести, чтобы держать себя в форме. Странно, что приходится говорить о столь тривиальных вещах.

Наконец, Фридман мимоходом упоминает о тех, кто не унаследовал «ни того, ни другого» – ни имущества, ни таланта. Создаётся впечатление, что с его точки зрения, этим людям лучше уж и вовсе не родиться, ну а если они все-таки появились на свет, то лишь для того, чтобы служить тем, кто что-то унаследовал. Ясно, что здесь подразумеваются те, у кого ничего нет, кроме так называемой «рабочей силы».

Я не хочу здесь говорить о том, что такая позиция, которой, впрочем, придерживается большинство либеральных философов, вызывает моральное отвращение. Она попросту неверна теоретически. По-видимому, с большой долей уверенности можно утверждать, что всякий клинически здоровый человек обладает какими-то способностями. С точки зрения христианского мировоззрения, Господь никого не обделил своими дарами и каждому дал какой-то талант:

Кто – речистый                             Так Он поровну,

Песнопевец известный,                 Господь, разделяет

Кто – спорщик отменный.             Дарования человеческие,

Кто прославился                            И вовеки Ему за это

Звероловством,                              Хвала и слава

Хитрый охотник…                         Всевластному жизнеподателю

 Милосердному ко всем людям[15].

С этим согласится и современная наука. Однако возможности развития и проявления человеческих способностей заданы обществом – уровнем его культурного и технического развития. Общество признает и ценит лишь тех, кто сумел проявить свои способности, но сколько остаётся таких, способности которых остаются незамеченными и невостребованными! Родись Никколо Паганини во времена Карла Великого, кто бы узнал о том, что он гениальный скрипач? Родись Наполеон на 50 лет раньше, смог бы он проявить свои способности гениального полководца и государственного деятеля? Если бы Пеле родился до того, как футбол получил всемирное распространение, он так и остался бы безвестным бразильским крестьянином. Поэтому, как мне представляется, не только безнравственно, но и ошибочно относиться к тем, кто не смог проявить себя в деятельности на каком-либо поприще, как к людям второго сорта.

Но Фридман, как и другие либералы, с этим категорически не согласен. Пусть неудачник плачет! Государство не должно вмешиваться и пытаться как-то помочь тем, кто обделён имуществом и талантом. «Попытка осуществить равенство в широких масштабах, – пишет он, – провалилась в Великобритании не потому, что правительством были приняты ошибочные меры… Эта попытка провалилась по гораздо более фундаментальной причине: она шла вразрез с одним из самых основных инстинктов, свойственных всем людям. Адам Смит определяет его как «постоянное, непрерывное и непрекращающееся стремление каждого человека улучшить своё положение» – и, можно добавить, – «положение его детей и потомков»[16].

Следует ясно осознать, что либеральная философия принципиально отвергает равенство[17]. Если главная цель всякого человека (даже непреодолимый инстинкт) заключается в стремлении к приобретению и сохранению материальных благ, к улучшению своего положения при условии, что на первом месте должна стоять свобода в достижении этой цели, то равенство – в смысле равной доступности для всех материальных благ – невозможно. Признавая равенство всех людей, мы должны были бы признать справедливым такое распределение социальных благ, при котором каждый получает равную долю с другими; если же кто-то получает больше, то это должно быть заслужено – большими усилиями, большими способностями, большим вкладом в общее дело. Либерализм же говорит о равенстве только в том смысле, что люди должны иметь равные права стремиться к своим целям. Однако, признавая частную собственность, либерализм оправдывает неравенство стартовых условий у разных людей, следовательно, оправдывает неравенство в достигаемых ими результатах и, в конечном счёте, социальное неравенство.

Действительно, либеральные мыслители легко мирятся даже с сохранением остатков старого сословного неравенства во многих странах Европы. Королевская власть сохраняется в Англии, Нидерландах, Испании, Швеции и т. д. Что собой представляет палата лордов в Англии? Феодальный институт, членами которого становятся по праву рождения! Всем известен принц Чарльз, наследник английского престола. В десятилетнем возрасте он был награждён орденом Подвязки, сейчас у него более двух десятков высших орденов разных стран. Он имеет воинское звание адмирала флота, маршала ВВС и фельдмаршала. За какие, спрашивается, заслуги? А как обстоит дело с равенством в США? В Соединённых Штатах сейчас живёт несколько более 300 млн. человек. Этнический состав населения, как известно, очень пёстрый – это немцы, итальянцы, афроамериканцы, мексиканцы, поляки, евреи и т. д. Англосаксов насчитывается примерно 25 млн. человек, то есть где-то чуть больше 8 процентов всего населения. Джордж Буш был 43-м президентом США. Из 43-х президентов 35 были англосаксами. Из 100 членов сената – верхней палаты Конгресса – 64 являются англосаксами. Из 50 губернаторов штатов 35 – англосаксы. Можно ли, имея перед глазами эту картину, говорить о равенстве прав и возможностей? Но либеральные философы продолжают лукаво греметь этой погремушкой.

5. Краткий итог

Итак, если суммарно представить философские основания либеральной идеологии, то какую же картину мы получим?

Исходным пунктом либеральной философии является не Бог, не Космос, не общество, а отдельный индивид. Причём либерализм говорит о человеке вообще, об абстрактном человеке. Он лишает его каких-либо национальных, культурных, исторических черт. Но что такое абстрактный человеческий индивид? Просто биологический организм, наделённый животными инстинктами – самосохранения, размножения и т. п. Таким образом, говоря о человеке, либерализм имеет в виду только его биологическую природу.

Никакого общества как некоего органического целого, скреплённого общим языком, культурой, историей, семейными, родственными, дружескими и прочими связями для либерализма нет. Существуют только обособленные, живущие рядом индивиды. Общество в представлении либералов – эта куча песка, в которой каждая отдельная песчинка никак не связана с другими песчинками.

Единственное, что как-то связывает индивиды-песчинки, собирает их в кучу – это отношение обмена: индивиды обмениваются какими-то благами, извлекая из этого взаимную выгоду. Все общество мыслится как один большой рынок, на котором люди обмениваются товарами. Один варит мыло и обменивает его на шило, которое изготавливает другой. Каждый человек на этом общественном рынке должен чем-то владеть, чтобы вступить в обмен. Если какой-то индивид ничем не владеет – чем-то таким, что он мог бы обменять, – то он должен умереть, ему нет места в либеральном обществе. Все является товаром: земля, вода, человеческий труд, знания, сам человек. Если завтра Луна и планеты начнут осваиваться человечеством, то они немедленно превратятся в товар, будут включены в отношения обмена. Свободный рынок и частная собственность – краеугольные камни либеральной идеологии.

Высшей ценностью провозглашается свобода индивида. Человек имеет право преследовать любые цели и ни общество, ни государство не должны препятствовать ему в этом. Либералы много и настойчиво говорят о неотчуждаемых правах человека, но никогда – о его обязанностях. С их точки зрения отдельный индивид никому и ничем не обязан. Никакого вмешательства государства в свободный обмен не допускается. Государство должно исполнять только полицейские функции – охранять собственность одних от посягательств со стороны других. Для чего нужна свобода либеральному индивиду? Для удовлетворения его животных, биологических потребностей, ибо никаких других у него нет, поскольку он лишён культуры.

Слова «либерально-демократическое общество» стали привычным штампом, однако либерализм по своему существу враждебен демократии. Если под «демократией» иметь в виду пусть не власть народа, но хотя бы власть большинства, то либерализм отвергает власть большинства и защищает право на свободу от всяких ограничений любых меньшинств – религиозных, сексуальных и т. п. Вот, например, Р. Дворкин прямо пишет о том, что либералы «против регламентаций в сфере сексуального поведения и публикаций на сексуальные темы, даже если такие регламентации получают поддержку большинства»[18] (курсив мой. – А.Н.). Демократия проявляется только в том, что правительство избирается волей большинства, однако это правительство не имеет права навязывать волю большинства разнообразным меньшинствам.

Либерализм отвергает и равенство людей. Люди равны только в том смысле, что имеют равные права стремиться к достижению своих целей: черный имеет такое же право стремиться стать членом Конгресса, как и белый; живущий в трущобах мексиканец имеет такое же право стремиться стать миллиардером, как родственник Рокфеллера. Равенство в мечтах – единственное равенство, которое допускает либерализм, но любую попытку внести в социальную жизнь какое-то реальное равенство в получении благ он категорически осуждает как покушение на свободу. Суть дела проста: и волкам, и овцам либерализм говорит: «Все вы равны в своём стремлении питаться мясом». И когда волк пожирает овцу – это либерализм приветствует. Но когда овца пытается сопротивляться и требует защиты от волков, либерализм это осуждает как покушение на свободу.

Итак, подводя итоги, мы можем сказать: либерализм – это проповедь индивидуалистического эгоизма хищников, направленная на разрушение всех культурных связей между людьми, направленная вообще против всякой культуры, низводящая человека на уровень хищного животного. Если либерализм получит всеобщее распространение, то это приведёт не только к уничтожению национальных культур и к всеобщей нивелировке, это приведёт к уничтожению человечества.



[1] Берлин И. Две концепции свободы. – Современный либерализм: Ролз, Берлин, Дворкин, Кимлика, Сэндел, Тейлор, Уолдрон. Пер. с англ. Л.Б. Макеевой. М.: Дом Интеллектуальной книги. Прогресс-Традиция, 1998. С. 27. В дальнейшем я буду часто ссылаться на эту книгу, в которой представлены взгляды современных англо-американских либералов на суть либеральной идеологии. – Прим. автора.

[2] Макеева Л.Б. Предисловие.   Там же. С. 10.

[3] Сэндел М. Дж. Либерализм и пределы справедливости. Там же. С. 191.

[4] Фридман М. Капитализм и свобода. Пер. с англ. В. Козловского и А. Гальперина. Chalidze Publications, New York. Гл. 1. «Взаимосвязь между экономической и политической свободами». – Фридман и Хайек о свободе. Пер. с англ. под ред. А. Бабича. Cato Institute, 1985. С. 16.

[5] Фридман М. Там же. С. 18.

[6] Фридман М. и Р. Хозяева своей судьбы. (Milton&Rose Friedman, Free to Choose, Hartcourt Brace Jovanovich, New York, 1980). Пер. с англ. А. Бабича. – Там же. С. 36. О «преимуществах и удобствах» широких масс, о трущобах Ист-Энда, работных домах, проституции и т. п. можно посмотреть в книге: Коути Е. Недобрая старая Англия. СПб., 2014. Автор – американка. Думаю, все, о чем пишет эта американка, Фридману известно.

[7] Хайек Ф. Дорога к рабству. Пер. с англ. Нины Ставиской под ред. А. Бабича, изд-во Nina Karsov, Лондон, 1983.  Там же. С. 107.

[8] Фридман М. Капитализм и свобода. С. 12.

[9] Дворкин Р. Либерализм. – Современный либерализм. С. 50.

[10] Дворкин Р. Там же. С. 54.

[11] Берлин И. Там же. С. 19.

[12] Берлин И. Там же. С. 30.

[13] Фридман М. и Р. Хозяева своей судьбы. С. 73.

[14] Там же. С. 83.

[15] О дарованиях человеческих. – Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 32–39.

[16] Свобода, равенство и эгалитаризм. Гл. 5 из книги М. и Р. Фридман «Хозяева своей судьбы». С. 96.

[17] Несовместимость либерализма с равенством и демократией ясно выражена в статье С.Н. Мареева «Либерализм и демократия о равенстве и справедливости». – Альтернативы, № 4 (85), 2014.

[18] Дворкин Р. Там же. С. 53. 


Вернуться назад