Бузгалин Александр Владимирович – д.э.н., профессор, МГУ им. М.В. Ломоносова

Васина Людмила Леонидовна –к.э.н., главный специалист РГАСПИ, руководитель МЭГА

(Карл Маркс. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1. Процесс производства капитала.

Под ред. В.Я. Чеховского. Москва: РОССПЭН, 2015. 661 стр. ISBN 978-5-8243-2000-8)

Потрясший мир, казалось бы, совсем недавно глобальный экономический и финансовый кризис 2007-2009 гг. вызвал к жизни мощную новую волну интереса к марксизму вообще и «Капиталу» в частности. Но любая волна всегда на гребне несёт пену….

Мода на «Капитал» в мире все ещё господствующих постмодернистских дискурсов деконструкции, детерриализации и размывания «больших нарративов» не могла не обернуться игрой (ну кто же нынче не любит симулякры!) в обновление «Капитала». Но, как и всякая постмодернистская игра, она оказалась сконцентрирована в сфере текстов (точнее – слов) и их контекстов, уйдя от смыслов и поступков, от которых совсем недалеко до практик, а значит – до политически выверенных, идеологически ответственных и практически реально востребованных теоретически обоснованных тезисов. Последнее играющий в марксизм постмодернист не переносит вообще на дух.

К чему это публицистизированное предисловие?

К тому, что предпринятый В. Чеховским и как бы претендующий на новое слово в прочтении «Капитала» как бы новый перевод ряда терминов этого теоретического труда с немецкого на русский язык, выдаваемый рядом коллег этого интеллектуала за как бы новое слово в марксизме, на самом деле возвращает нас к давно ведущейся дискуссии (автор не случайно постоянно вставляет это постмодернистское словечко: речь идёт об именно «как бы» новациях, которые вроде бы и есть, а в то же время и отсутствуют – каждый понимает по своему, у каждого свой «контекст»). Ключевой ее момент, на первый взгляд и для неискушённого читателя, как бы незначительный, – перевод немецкого термина wert (в английском есть его точный эквивалент – value), который на русский язык может быть переведён и как стоимость, и как ценность. В подавляющем большинстве переводов на русский язык используется термин «стоимость». Чеховский в своей редакции перевода заменил его термином «ценность».

Казалось бы, пустяк. Но это только кажимость. На самом деле вопрос довольно серьёзный, ибо внесение в основу всего здания «Капитала» категории «ценность» существенно меняет смыслы очень многих положений Маркса.

1. 1.     Почему «спор о словах» оказался столь важен

(два вводных замечания)

Чтобы заострить проблему, сразу укажу на два принципиально важных момента.

Первый связан с ведущейся уже почти столетие полемикой между сторонниками марксизма и неоклассики о природе стоимости/ценности. Первые настаивают на трудовой основе стоимости. Вторые исходят из теории предельной полезности. В этом споре слова имеют значение. В русском языке, как известно, термин «ценность» в большинстве случаев используется для обозначения аксиологического и/или этического дискурса. Соответственно, по смыслу слово «ценность» оказывается гораздо ближе к слову «полезность», нежели к слову «стоимость» как понятию сугубо рыночному. В русском языке гораздо логичнее спрашивать, сколько стоит товар на рынке, нежели выражаться наподобие: «Как высоко ценится ваш товар?». И, напротив, использование понятия ценность в качестве близкого к понятию «полезность» вполне логично. Вопрос: «Сколь ценен Ваш товар?» для русскоязычного человека будет по смыслу гораздо ближе к вопросу «Сколь полезен Ваш товар?», нежели «Сколько он стоит?». Слово «ценность» в русском языке вообще мало связано с товарным миром, с миром рынка. Оно может быть использовано в полной мере для продукта нерыночного мира – как феодального, так и социалистического.

В силу этого использование термина «ценность» для перевода немецкого слова wert оказывается очень полезно для… сближения теории полезности неоклассики и трудовой теории стоимости Маркса, для трактовки стоимости не как специфически-исторической категории товарного производства, а как некой универсально-ценностной категории. Отсюда и теоретический вывод о том, что стоимость есть как бы внеисторическая, вечная категория и, продолжая эту цепочку, является атрибутом не товарного производства как «экономической клеточки» (К. Маркс) капитализма, а рынка как некой универсальной ценности любого «цивилизованного общества».

Сказанное, к сожалению, не натяжка. Сторонниками «ценностной» интерпретации марксистской категории wert неслучайно, как правило, являются интеллектуалы, для которых рынок есть как бы вечный и естественный атрибут цивилизации, которые как бы «забывают» о феноменах товарного и денежного фетишизма, которые «не акцентируют» проблему капиталистической эксплуатации и прибавочной стоимости и т. д.

О последнем хотелось бы сказать особо. Для человека, использующего русский язык как родной, словосочетание «прибавочная ценность» означает нечто, аксиологически и нравственно более ценное, нежели что-то иное. Если же перевести это словосочетание как дополнительная (добавленная) ценность, то смысл окажется уже недвусмысленно позитивным: нечто более ценное в глубинном, человеческом, общественном смысле.

В результате категория «прибавочная стоимость», отражающая в «Капитале» предельно аморальное (с общечеловеческой точки зрения) и антигуманное отношение эксплуатации, приобретает совершенно другую смысловую нагрузку, противоположную коннотацию и «работает» на систему ценностей, противоположную той, что развивает и обосновывает в своём главном труде К. Маркс.

Так мы выходим на ещё один важный вопрос перевода.

Второй аспект ещё более важен и гораздо более дискуссионен. Дело в том, что слово «ценность» применяется не только для обозначения аксиологического и/или этического дискурса (это мы уже отметили), но и имеет сугубо позитивную коннотацию. Ценности – это наши идеалы и мечты, это то, что должно отвечать нравственным императивам, это, в общем, что-то позитивное. Да, бывают и негативные ценности, но у большинства русскоязычных интеллектуалов негативные ценности являются исключением и по большому счёту аморальным феноменом.

Что же происходит, если мы ключевую категорию, лежащую в основе отношений товарного и денежного фетишизма, конституирующую основу капитала (напомню, капитал в его первом определении есть «самовозрастающая стоимость») переводим термином, имеющим аксиологически-этическую позитивную коннотацию? Получится этическое узаконение мира рынка и капитала. Получится (на уровне устойчиво существующих в языке и общественном сознании представлений) нравственное закрепление, как «естественного», бытия, в котором вещи и деньги правят человеком, где труд подчинён капиталу и эксплуатируется им, где собственник средств производства присваивает созданную работником прибавочную стоимость – мира, который сам Маркс подверг строгой теоретической критике и борьбе с которым он посвятил свою жизнь…

Сказанное, по-видимому, у многих читателей вызовет ассоциацию с временами сталинщины, когда в любом слове или академической фразе искали идеологические смыслы и идеологические диверсии, откуда начиналась прямая дорога для пишущих «идеологически не строго выдержанные фразы» в застенки НКВД.

Эта ассоциация неслучайна: сталинщина, действительно, выросла из гипертрофии классового подхода. Но так же как из наличия инквизиции не следует необходимость разрушения церквей, из наличия сталинско-сусловских преступлений (в том числе и интеллектуальных) не следует необходимость отказа от идеолого-политического, классово-партийного осмысления «текстов», которые пишутся в области общественных наук, ибо у каждого текста в области политической экономии (а мы говорим сейчас именно об этой науке) имеется (независимо от желания автора оного) объективный смысловой контекст.

Имеется этот «контекст» и у «Капитала» Маркса, который является не просто и не только академическим, сугубо научным трудом. Он является (именно в силу своей научной глубины) строгим доказательством того, что капиталистический способ производства основан на социальном отчуждении и порождает это отчуждение, что как таковой он исторически ограничен и подлежит смене другим общественным строем, что его производственные отношения не только развивают, но и уродуют производительные силы, загоняя их в узкий мирок общества потребления; что этой системе объективно присущи классовые антагонизмы и классовая борьба.

В период розового благодушия социал-демократических иллюзий, когда, действительно, в некоторых странах «центра» значительная часть прибавочной стоимости, присваиваемой капиталом, шла на нужды общественного развития, эти положения казались как бы устаревшими.

Но в современном мире неолиберального реванша и обостряющегося социального неравенства, нового империализма и непрекращающихся войн, нарастания угрозы правого национализма и фашизма – в этом мире пора заново вспомнить многие положения классического марксизма. Вновь пора вспомнить о политической и идеологической ответственности академических работников и университетской профессуры, интеллектуалов-фрилансеров и журналистов. Ответственности не перед КГБ, а перед трудящимся большинством земного шара (ни больше – ни меньше). Слова не безобидны. Ещё более небезобидны подмены слов, имеющих социально-негативную (с точки зрения марксиста, т. е. человека с социалистической идеологией) коннотацию, на слова, имеющие с той же точки зрения коннотацию позитивную.

Эта постановка вопроса, повторю, неслучайно напоминает по своему стилю и языку марксизм начала прошлого века. В начале XXI столетия нам, пройдя по спирали отрицания, пора вспоминать слова «империализм», «милитаризм», «классовая борьба» «антифашизм», «идеология».

В этом «контексте» замена понятия «стоимость» на слово «ценность» становится не столько стилистически-филологическим вопросом тонкостей перевода, сколько проблемой смысла и содержания ключевых категорий «Капитала» и потому заслуживает внимательного рассмотрения.

А посему вернёмся на академическую почву и разберёмся с тем, что же и почему сделал Чеховский с русским переводом «Капитала».

1. 2.     Так что же все-таки [не]сделал Чеховский

и как это соотносится с теорией стоимости Маркса

Итак, в конце 2015 г. в Москве вышел из печати первый том «Капитала» К. Маркса в авторской редакции В. Я. Чеховского. Подчеркнём: это не новый перевод, а своеобразная редакция текста первого тома «Капитала» в томе 23 второго издания Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса на русском языке[1]. В. Чеховский воспользовался одним из переизданий этой редакции перевода ‑ отдельным изданием 1978 года, ‑ ошибочно указав при этом, что основой для его перевода был сам вышедший в 1960 г. том 23, причём в редакции И. И. Скворцова-Степанова, а не московского Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В качестве немецкого оригинала Чеховский использовал текст четвёртого издания первого тома «Капитала» в редакции Ф. Энгельса (1890 г.), опубликованного в т. 10 второго отдела Полного собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса на языках оригинала (МЭГА) в 1991 г.[2]

Операция по сопоставлению текстов обоих изданий оказалась не бесполезной. Чеховский выявил несколько разночтений между текстом тома 23 и томом II/10 МЭГА, которые, однако, ни в коей мере не являются ошибками советского издания, а связаны с уточнением некоторых дат и фактов в тексте «Капитала» в процессе работы над изданием МЭГА. Отдельные предложения, фрагменты фраз или слова переводчик предложил в иной редакции. В некоторых случаях с ним можно согласиться. Однако в целом проделанная работа подтвердила высокий профессиональный уровень «традиционного» перевода первого тома «Капитала», поскольку предложенная Чеховским так называемая «новая» редакция более чем на 90% воспроизводит текст советского издания, то есть, строго говоря, является плагиатом.

Профессионализм советского издания становится особенно очевидным при анализе так называемых «ошибок» тома 23, декларируемых Чеховским. Например, он заменил перевод выражения „in den La Plata Staaten“[3], дословно означающее «в штатах Ла-Плата», но переведённое в прежних русских изданиях « в Аргентине»[4], на «в странах Ла-Плата»[5], утверждая (по-видимому, на основе данных интернета), что речь идёт об Аргентине, Уругвае и Парагвае[6]. На самом деле Маркс говорит о реалиях начала XIX в., когда «La Plata Staaten» («Соединённые Штаты Ла-Платы») являлось названием Аргентинской федеративной республики, или конфедерации, включавшей ряд независимых штатов и провинций.[7] Поэтому перевод в томе 23 соответствует историческим реалиям, а редакция этого места Чеховским означает наложение современных понятий на исторические реалии XIX века, что абсолютно неприемлемо и свидетельствует о непрофессионализме переводчика. Таким же образом можно прокомментировать и ряд других редакционных изменений, выдаваемых Чеховским за ошибки советского издания.

Главные «новации» Чеховского, как уже было сказано, связаны с понятием «стоимость». Проследим за логикой аргументации названного выше изменения.

Исходя из этимологической близости слов «стоимость» и «стоить» (в переводе на немецкий «kosten»), Чеховский смешивает обыденное значение слова «стоить» (на рынке) с научным содержанием термина «стоимость». Он утверждает, что раз слово «стоимость» происходит от слова «стоить», то это недвусмысленно означает меновое отношение и поэтому якобы в русском языке «стоимость» и «меновая ценность» – это одно и то же. Такой подход является грубейшей теоретической ошибкой. Совершив подмену понятий, Чеховский делает вывод о том, что слово «стоимость» полностью совпадает с немецким «Tauschwert», и поэтому для перевода немецкого «Wert» не остаётся иного варианта, кроме как «ценность».

Однако.

Как мы уже отметили выше, в современной экономической терминологии термин «ценность» ассоциируется прежде всего с теорией предельной полезности австрийской школы, являясь мерилом «настоятельности потребности». И уже в силу этого данный термин не подходит для перевода термина «Wert» в тексте «Капитала» Маркса. Против использования термина «ценность» в русском переводе «Капитала» говорит также этимологическая связь между понятиями «ценность» и «цена», в то время как у Маркса между сущностной категорией «Wert» и категорией «Preis» («цена») нет непосредственной связи.

«Wert», по Марксу, это внутренняя субстанция товара, выражающая общественно-необходимый труд, затраченный на его производство и проявляющаяся в форме меновой стоимости. Товар обнаруживает стоимость не в момент непосредственной трудовой затраты, а только в том случае, если он продан, признан обществом нужным, полезным. Процесс создания стоимости происходит в масштабе всего капиталистического общества объективно, независимо от желания, воли или действий производителя отдельного товара. Поэтому категория «стоимость», воспринимаемая русскоязычным читателем как нечто объективное, более адекватно выражает именно объективный характер описанного процесса, нежели категория «ценность», соотносимая скорее с субъективными ценностями человека.

Много вопросов возникает при чтении пространного изложения переводчиком его понимания категории «Wert» в соответствующем разделе «Введения». В нем в основном воспроизводятся положения предыдущих публикаций Чеховского.[8] Некоторые утверждения переводчика даже трудно комментировать, ибо здесь проявляются именно те аспекты, о которых мы писали в первой части наших размышлений: „Wert“ (стоимость)  из категории товарного производства превращается в некое расплывчатое понятие, описывающее все, что угодно, в любой общественной системе. В результате не случайно появляются рассуждения о «законе ценности» (Wertgesetz) как «универсальном экономическом законе», по которому «жила древнеиндийская община», а также «Робинзон Крузо на необитаемом острове», и «должно жить предсказанное Марксом будущее коммунистическое общество»[9]. «Ценность» оказывается в понимании Чеховского внеисторической категорией, присущей любому продукту человеческого труда.

Между тем, Маркс жёстко и однозначно связывал бытие «Wert» в качестве выражения общественно-необходимых затрат труда на производство товара лишь с исторически определённым обществом – с товарным производством. Напомним также, что у Маркса стоимость – это одно из двух качеств товара, атрибутом которого является противоречивое единство не только абстрактного и конкретного, но и частного и общественного труда. В основе последнего, соответственно, лежит обособленность производителей и общественное разделение труда. Только продукты частных, обособленных производителей становятся товарами – недвусмысленно подчёркивает Маркс в 1 главе I тома «Капитала»[10]. Никакой «Робинзон», никакая «индийская община», никакой «коммунизм» не совместимы с противоречивым единством частного и общественного труда, обособленности производителей и общественного разделения труда. Все это тем более верно, что в «Капитале» Маркс говорит не только о становлении товарного производства, но и воспроизводстве последнего в его развитой форме – капиталистическом товарном производстве, основным законом которого, по Марксу, является производство прибавочной стоимости.

Фундаментальной ошибкой Чеховского является его утверждение об отождествлении Марксом в первом издании первого тома понятий «Wert» и «Tauschwert», что якобы повлияло на терминологию первого русского перевода. Здесь затронута проблема соотношения исследования и изложения в экономической теории Маркса, в том числе вопрос о степени соответствия развития терминологии уровню содержательного анализа. Это – предмет специальных марксоведческих исследований. Показывая знакомство с одним из них – статьёй Р. Хеккера «Развитие теории стоимости от первого до третьего издания первого тома «Капитала»», где вполне определённо говорится о том, что сущностная разница между стоимостью и меновой стоимостью Марксу была «давно известна, просто не все категории получили ещё ясные терминологические определения»,[11] – Чеховский тем не менее утверждает, что «Wert» (стоимость) и «Tauschwert» в первом издании первого тома – одно и то же.

Между тем, Маркс в первом издании первого тома специально подчеркнул необходимость различать форму стоимости и стоимость как таковую: «Независимо от их менового отношения, или формы, в которой товары появляются как меновые стоимости [Tausch-Werthe], они должны быть, следовательно, сначала рассмотрены просто как стоимости [Werthe]»[12]. Чеховский основывает свою аргументацию наподстрочном примечании Маркса к данному месту, оставляя при этом без внимания принципиально важную формулировку Маркса в основном тексте.

Во втором немецком издании первого тома Маркс изменил формулировку этого места, и в этой редакции она сохранялась в последующих изданиях: «Таким образом, то общее, что выражается в меновом отношении, или меновой стоимости товаров, и есть их стоимость. Дальнейший ход исследований приведёт нас опять к меновой стоимости как необходимому способу выражения, или форме проявления стоимости; тем не менее стоимость должна быть сначала рассмотрена независимо от этой формы.»[13] Это место было хорошо известно переводчику «Капитала» на русский язык Н. Ф. Даниельсону. Второе и третье издания русского перевода первого тома (оба 1898 г.) были им подготовлены на основе четвёртого немецкого издания 1890 г. Таким образом, вывод Чеховского о том, что «Даниельсон, трижды переиздавая I том на русском языке …, прогресс в науке проглядел» и поэтому «продолжал держаться ‚традиционного‘, образца 1872 года перевода Wert»[14] как «стоимость», абсолютно несостоятелен.

Главным аргументом в споре о предпочтительности или, наоборот, неприемлемости термина «ценность» по сравнению с термином «стоимость» в русском переводе «Капитала» может быть анализ последовательного применения термина «ценность» в «новой редакции» Чеховского. Как показывает изучение данного перевода, произведённые переводчиком терминологические замены и другие лексические новации затронули целый ряд ключевых терминов «Капитала». Их новая редакция повлекла содержательные изменения в переводе некоторых принципиальных положений экономической теории Маркса. В частности, простая замена термина «стоимость» на «ценность» привела к изменению перевода всех немецких терминов, содержащих в качестве части слова немецкое «Wert». В результате редакции Чеховского терминология Маркса, по сравнению с предшествующими русскими переводами, была существенно изменена. Речь идет не только о предсказуемом изменении «потребительной стоимости» на «потребительную ценность», «стоимости» на «ценность», «прибавочной стоимости» на «прибавочную ценность», но и замене, например, при переводе терминов «Verwertung» и «Verwertungsprozess», формулировок «увеличение стоимости» и «процесс увеличения стоимости» на термин «реализация» и, соответственно, на «процесс реализации ценности или процесс производства прибавочной ценности».

Последним терминам Чеховский уделяет в своём «Введении» особое внимание.[15] Термин «Verwertungsprozess» входит в заголовок 5-ой главы первого тома «Капитала», которая в существующем «традиционном» переводе называется «Процесс труда и процесс увеличения стоимости». Глава имеет важнейшее значение для понимания теории Маркса, поскольку именно здесь Маркс начинает изложение своей теории прибавочной стоимости. В редакции Чеховского глава получила название «Процесс труда и процесс производства прибавочной ценности».[16] На первый взгляд, с таким заголовком можно было бы согласиться, поскольку такой заголовок выражает главное содержание главы.

Однако далее в тексте Чеховский переводит термин «Verwertung des Werts» как «реализация ценности». В результате такой редакции известное место из 5-ой главы, где Маркс резюмирует своё обоснование процесса производства прибавочной стоимости,[17] получило следующую формулировку: «Если мы сравним теперь процесс создания ценности и процесс реализации ценности, то окажется, что процесс реализации ценности есть не что иное, как процесс создания ценности, продолженный далее известного пункта. Если процесс создания ценности продолжается лишь до того пункта, когда уплаченная капиталом ценность рабочей силы будет возмещена новым эквивалентом, то это будет простой процесс создания ценности. Если же процесс создания ценности продолжается далее этого пункта, то он становится процессом реализации ценности».[18]

Термин «реализация» в данном случае ставит читателя в тупик. Поскольку в экономической терминологии «реализация» означает «продажу», получается, что источником прибавочной стоимости является сфера обращения. А если соотнести вышеприведённый фрагмент из 5-й главы с заголовком этой главы в редакции Чеховского, выходит, что процесс производства прибавочной ценности является процессом реализации ценности – полный абсурд, с точки зрения теории Маркса. Таким образом, изменение содержания принятой в российской экономической науке терминологии привело, в результате редакции Чеховского, к искажению теории Маркса, причём в ключевом пункте.

Редакция Чеховского коснулась также таких русскоязычных слов, как «промышленность», «промышленное производство», «сельское хозяйство», «накопление», «воздержание» и др., которые переводчик заменил на их иностранные эквиваленты. Полагая, что таким образом он приближает перевод к немецкому оригиналу, переводчик использует термины «индустрия», «индустриальное производство», «агрикультура», «аккумуляция», «абстиненция», «имманентный», «трансмиссия» и пр. Как представляется, следовало бы проявить в этом вопросе большую осторожность, поскольку, как и в других случаях, неизбежно затрагивается экономическая терминология.

Так, один из важнейших отделов первого тома «Капитала», известный как «Процесс накопления капитала», получил в редакции Чеховского название «Процесс аккумуляции капитала». «Теория воздержания» Сениора превратилась в «теорию абстиненции», формулировка «размеры накопления капитала» была изменена на «объем аккумуляции», «всеобщий закон капиталистического накопления» – на «всеобщий закон капиталистической аккумуляции», «так называемое первоначальное накопление» – на «так называемую первоначальную аккумуляцию», а «историческая тенденция капиталистического накопления» стала «исторической тенденцией первоначальной аккумуляции». Заголовок параграфа 2 главы 23 «относительное уменьшение переменной части капитала в ходе накопления» стал в новой редакции звучать как «относительное уменьшение переменной части капитала в процессе продолжения аккумуляции».

Даже если не касаться изменений по существу понимания теории Маркса в такой редакции, приведённые случаи новых формулировок вызывают недоумение и абсолютно неприемлемы с точки зрения русского языка. Но самое главное – они разрушают сложившуюся систему понятий и категорий, принятых в российской экономической науке, по крайней мере, в отношении экономической теории Маркса. Кроме того, эти не-русские эквиваленты ещё более усложняют понимание и без того непростого текста «Капитала», вытесняют русский язык его зарубежными аналогами, продолжая логику безудержной и, главное, абсолютно не нужной с содержательной точки зрения вестернизации российской культурной среды, что вызывает вполне заслуженное и нарастающее отторжение в России – стране немало пострадавшей и страдающей от «макдональдизации» всех сфер жизни. Но наиболее важно здесь то, что будучи во многих случаях (в случаях, не связанных с заменой «стоимости» на «ценность»), как правило, чистой вкусовщиной, эта правка уводит от смыслов, уже прочно сформированных в связи с теорией Маркса у русскоязычного интеллигента и «рядового читателя», ещё более отторгая от него «Капитал», и без того исключённый из образовательного процесса усилиями неолиберальных реформаторов.

Особого внимания заслуживает вопрос о так называемых ошибках в томе 23 второго издания Сочинений, которые Чеховский якобы обнаружил в процессе своего «редактирования». Приведённые им во «Введении» к своему переводу две таблицы так называемых «ошибок» тома 23 Сочинений[19] являются по большей части стилистической редакцией, отражающей, как уже говорилось выше, предпочтения переводчика. Ряд разночтений между текстом тома 23 и томом II/10 МЭГА связан с уточнением некоторых фактических данных в процессе работы над изданием МЭГА. Большинство же указанных Чеховским случаев касается непринципиальных в теоретическом отношении мест, при этом «новая редакция», к сожалению, зачастую изменила перевод не в лучшую сторону. Например, перевод фразы Маркса „eine Pacht oder ein Schiff erwerben“ как «приобрести (купить) аренду или корабль» вряд ли может, с точки зрения русского языка, считаться удачной редакцией. Столь же проблематичными представляются формулировки «право приобретательной давности на землю», «старые наследственные ленники», «о личной морали этого буржуазного героя» и многие другие.

К числу несомненных просчётов рецензируемого издания относится, с нашей точки зрения, воспроизведение подстрочных примечаний не в авторской нумерации Маркса, как во всех предшествующих «традиционных» изданиях «Капитала», а в сплошной (автоматической, компьютерной) нумерации. Во-первых, это говорит о небрежном отношении к тексту Маркса. Во-вторых, такая подача многочисленных подстрочных примечаний, имеющих у Маркса смысловую нагрузку, затрудняет изучение известного не одному поколению исследователей в России текста первого тома, усложняет ориентирование в нем.

Подводя итог, приходится с сожалением констатировать, что «новая редакция» В. Я. Чеховского несёт в себе два негативных импульса.

Первый серьёзно опасен: замена понятия «стоимость» на понятие «ценность» существенно деформирует содержание ключевых категорий «Капитала», приводя к совершенно иному прочтению этого главного труда Маркса. На место исторически конкретных категорий, показывающих пределы капиталистической системы производственных отношений и антигуманный в своей основе характер отношений товарного производства и капиталистической эксплуатации, приходят расплывчато-аморфные, квази-вечные и якобы «естественные» слова о ценности, подрывающие все основные интенции «Капитала».

Второй негативный импульс не столько опасен, сколько бессмысленно-неприятен: вкусовая и в большинстве случаев мало профессиональная правка не только бесполезна, но и разрушает системы понятий и категорий, принятых за многие десятилетия в российской экономической науке. Терминологические подмены, замена русских слов иностранными и другие операции, проделанные переводчиком, не столько помогают изучению «Капитала», сколько затрудняют его. Многие важнейшие положения «Капитала» в результате такой редакции упрощены, вульгаризированы и даже искажены.

Единственный положительный момент видится нам в том, что предложенная Чеховским «новая редакция» доказала, как представляется, непригодность термина «ценность» применительно к переводу «Капитала» Маркса на русский язык. Опыт этой редакции доказывает необходимость высоких требований к переводу произведений Маркса на русский язык, в том числе (а может быть, в первую очередь) адекватного понимания самой теории Маркса.

 

P. S.

В качестве небольшого, но важного послесловия заметим: новая эпоха, безусловно, требует критического развития марксистской теории. И оно идёт. На протяжении ХХ в. и в начале нынешнего века вышел целый ряд серьёзнейших работ, в большей или меньшей степени претендующих на роль нового «Капитала»[20]. Работают в этом направлении и российские авторы, в том числе – автор этих строк[21]. Во всех этих работах показывается, как, почему и в какой мере выдержали проверку временем, а также как, в какой мере и почему требуют обновления основные положения теории Карла Маркса.

В завершение подчеркнём: критическое развитие идей «Капитала» применительно к новым реалиям, но в соответствии с духом и сутью методологии и теории марксизма – это одно. Извращение идей самого Маркса при помощи, мягко говоря, странного «перевода» самого «Капитала» – совсем другое. Как говорится, «почувствуйте разницу». И забудьте о Герострате от марксизма.