ИНТЕЛРОС > №10, 2007 > Леонтий Бызов. Русское самосознание и российская нация

Леонтий Бызов. Русское самосознание и российская нация


31 августа 2007
alt 
Торжество гражданства

Когда говорят о перспективах развития России в ХХI веке, основное внимание обычно уделяют вопросам экономического и демографического развития. Бесспорно, важны и экономическая конкурентоспособность, и демографическое воспроизводство. Но, акцентируясь на ресурсных показателях, обеспечивающих возможный рост и даже процветание, мы мало обращаем внимание на качественное состояние современной русской нации. Мы даже не знаем ответа на самый главный вопрос – есть ли такая нация? Не как социально-биологическая популяция, а как носитель цивилизационной идентичности. Сможет ли нынешняя генерация населения России сохранить эту идентичность? Вопрос этот остается открытым.

Исследование различных процессов социальной трансформации, которые происходят в современной России последние десять-пятнадцать лет, выявляет несколько очень противоречивых тенденций. Одна из них – процесс формирования современной российской нации. Нельзя сказать, что этот процесс идет вполне успешно. Возможно, он и не будет доведен до конца. Возможно, Россия никогда не сможет стать полноценным национальным государством, – ведь она происходит от имперского состояния, которое правильно бы назвать суперэтническим. С другой стороны, современная Россия испытывает колоссальные проблемы с собственной идентичностью – по большому счету граждан страны мало чего объединяет, нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов, хотя за последние годы и появились определенные надежды на «новую идентичность», уже собственно российскую. Неопределенность общегражданской, государственной идентичности заставляет пристально всмотреться в развитие альтернативных форм идентичностей – этническую, конфессиональную, разного рода локальные идентичности.

Действительно, для нынешней России характерно наложение друг на друга двух тенденций: достаточно устойчивый рост этничности как русского этноса, так и других этнических групп России, с одной стороны, и медленное формирование российской политической нации, с другой. Страна зависла на промежуточной ступени между распадающейся имперской идентичностью и так пока и до конца несостоявшейся идентичностью национально-государственной. По мнению политолога В. Соловья, наблюдается «безвозвратная деградация имперской идентичности, перенос государственно-территориальной идентичности на нынешнюю «постимперскую» Россию, этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности)».

Впрочем, как показывают социологические данные, в этом вопросе тоже далеко не все столь однозначно. Во всяком случае, этот процесс идет очень противоречиво. В какой-то степени он неизбежен, это связано с универсальными процессами модернизации, распадом традиционного общества и традиционной культуры. Это путь, проложенный европейскими государствами еще в XIX веке, в самом своем начале так испугавший Константина Леонтьева, который увидел в нем угрозу потери «цветущего многообразия» империи. В чем-то этому пути нет альтернативы: унификация образа жизни и общественных отношений, глобализация, стандартизация – все это оставляет совсем немного шансов «традиционным анклавам», которые могут сохранить в этих условиях свое своеобразие лишь в качестве искусственно поддерживаемых резерваций.

Сегодня распад советской империи просто не оставляет нам иных вариантов, кроме как постепенно становиться национальным государством. Однако и эта тенденция носит неоднозначный характер. В девяностые годы многим казалось что идея «империи», великой державы окончательно умерла не только политически, что проявилось в распаде СССР, но и в умах и душах людей, больше озабоченных «своими собственными делами», чем величием и амбициями государства. Но в последнее десятилетие идея «державы» стала явно получать второе дыхание. Сегодня, по данным ВЦИОМ, для 60% тех, кто называет себя русскими патриотами, патриотизм – это, в первую очередь, «возрождение России как великой державы», и только для 35% - в первую очередь, защита прав и интересов русских, как в самой России, так и за ее пределами. Конечно, между «русской державой» и «империей» также нельзя ставить знак равенства. Идет синтез национального государства и империи, ни то, ни другое в чистом виде в России невозможно. Но, тем не менее, каким бы ни был этот процесс формирования квазинации, новой русской нации, он идет, и в нем можно выделить некоторые параметры.

Как показывают результаты исследований, в современной России происходит довольно-таки быстрый рост общегражданской идентичности. «Гражданами России» предпочитают себя называть 55,6% россиян, представителями своей национальности – 38,1%, в том числе «русскими» - 34,2%; представителями других национальностей – 3,9%. «Русская» идентичность не только не растет, а, напротив, в некоторой степени уступает свое место общегражданской российской идентичности. Это, безусловно, позитивная тенденция, хотя и не столь быстрая. В ней не следует, наверное, искать какого-то глубинного социально-философского смысла, это результат скорее привычки, к тому же подрастает молодое поколение, которое уже социализировалось в рамках границ нынешнего российского государства. С другой стороны, эта тенденция стала и результатом исправления государственного имиджа, что напрямую связывается с деятельностью В. Путина. Если в девяностые годы было стыдно называть себя гражданином России, то сегодня «Россия встала с колен», и именно это называется самой главной заслугой нынешнего президента.

 

2006 (ИКСИ РАН)
2005 (ВЦИОМ)
2004 (ИКСИ РАН)
1998 (ИКСИ РАН)
 
55,6
44,3
40,0
35,9
Гражданином России
34,2
41,3
46,8
47,1
Русским
3,9
3,9
2,9
7,6
Представителем другой национальности (украинец, татарин и т.д.)
2,3
5,3
5,3
5,5
Гражданином СССР
1,9
1,4
1,1
0,3
Гражданином своей республики (Башкортостан, Коми и т.д.)
0,4
1,9
2,6
2,0
Как-то иначе
1,7
2,3
1,2
1,5
Затруднились ответить
 
В дополнение к этой таблице приведем еще некоторые последние данные из ВЦИОМ (ноябрь, 2006). Так, на вопрос, «кто я такой», 59% россиян назвали себя «гражданином России», 16% - жителем своего региона, города, села (сибиряк, москвич и так далее), столько же указали на свою национальность (русский, украинец и т.п.), 13% назвали себя «советским человеком», 4% указали на свой род занятий (учитель, дворник, маляр), по 3% охарактеризовали себя через свою конфессию (православный, мусульманин), столько же назвали себя «гражданином мира», 2% назвали себя «европейцами». Вопреки уже цитировавшемуся В. Соловью с его «бунтом этничности», можно, хотя и с большими оговорками говорить скорее о торжестве общегражданской идентичности.

 

Новый национализм

С другой стороны, сохраняется и достаточно радикальная группа общества, состоящая из националистически настроенных русских граждан. По сложившейся традиции к числу радикальных русских националистов социологи относят тех, кто разделяет идею «Россия должна быть государством русских людей». За последние семь лет доля сторонников этого лозунга не выросла, оставаясь на уровне 10-11%. Причем, учитывая всплеск радикального русского национализма в 2001-2004 годы, когда доля радикальных «русистов» доходила до 17,1% (2004 год), можно сделать вывод, что в настоящее время ситуация в значительной степени стабилизировалась. Иное дело – нерадикальные формы массового сознания, в наилучшей степени отражаемые лозунгом «Россия – многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит основная ответственность за судьбу страны». Доля сторонников этой идеи выросла с 19,9% в 1998 году до 29,5% в нынешнем. В равной степени сократилась и доля интернационалистов, которые считают, что «Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ». В 1998 году интернационалисты составляли 64,1% россиян, а ныне – всего лишь 50,8%. С другой стороны, имеются данные о том, что среди этих 10-11%, согласных с лозунгом «Россия для русских» несколько растет доля наиболее радикально настроенных граждан, особенно молодого возраста.

 

КАКОВО ВАШЕ ОТНОШЕНИЕ К МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМУ ХАРАКТЕРУ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА?

 
1998
2001
2004
2006
Россия должна быть государством русских людей
10,7
12,0
17,1
10,9
Россия – многонациональная страна, но русские составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит основная ответственность за судьбу страны
19,9
20,0
23,6
29,5
Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга свое влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ
64,1
60,8
53,6
50,8
Затруднились ответить
5,3
7,8
5,6
8,8

 
При всей тревожности действительно существующих тенденций роста радикального русского национализма, в отдельных группах общества никак нельзя согласиться с данными опроса, приводимыми социологами Левада-центра, согласно которым лозунг «Россия для русских» пользуется поддержкой 58% опрошенных россиян, из которых большинство – молодежь. По данным ВЦИОМ, в самый тревожный 2004 год самый высокий уровень поддержки лозунга «Россия для русских» наблюдался лишь среди сторонников ЛДПР – 28,6%. Что же касается молодежи, то в младшей возрастной группе опрошенных до 24 лет поддержка этого лозунга в то время составляла 20,7%. Это действительно несколько выше, чем в среднем по другим возрастным группам. Но значительно ниже цифры, приводимой Левада-центром.

За восемь лет - с 1998 по 2006 год - значительно усилились требования русского большинства к национальности президента страны. С 44,9% до 58,1% за это время выросла доля тех, кто отрицательно отнесся бы к этнически нерусскому главе государства. Согласно исследованию ВЦИОМ летом 2005 года, в котором вопрос был сформулирован несколько иначе, 44,9% россиян считают недопустимым в принципе избрание президентом России человека нерусской национальности, а нормальным это считают 18,1%.

Эти результаты отражают ведущее противоречие современного массового сознания: с одной стороны, можно утверждать, что старый имперский национализм, включающий в себя «советский империализм», сочетающий в себе ценности империи и интернациональное отношение к представителям разных народов («Россия - общий дом»), сохраняется, хотя и в сильно трансформированном виде. С другой стороны, приходит новый русский национализм, антиимперский, но отнюдь не интернационалистский, причем носителем этого нового феномена «русскости» выступают не дезадаптанты, носители традиционной советской ментальности, а современные молодые «волки», социализировавшиеся уже в послесоветские времена.

Но термин «русский национализм» остается уделом маргиналов от политики. У российского обывателя неприязнь к «черным» в основном, как правило, ограничивается кухонными разговорами. Слишком уж велик страх перед возможными актами насилия на национальной почве. И мы на основе социологических данных (ВЦИОМ, июнь 2006) отчетливо видим, насколько доля тех, кто симпатизирует «русским патриотам» выше (в разы) доли тех, кто прямо готов назвать себя «русскими националистами». Как сторонников русского национализма готовы охарактеризовать себя 5,9% опрошенных (среди сторонников ЛДПР – 9,5%; у молодежи до 24 лет – 9,1%), еще 24,5% склоняются к более умеренной формулировке – они в чем-то поддерживают идеи русского национализма, в чем-то нет. 44,9% опрошенных выразили полное неприятие идей русского национализма. Кстати, число сторонников русского национализма резко падает при переходе от младшей возрастной группы к следующей – от 25 до 30 лет, где эта цифра ниже 3%.

Негативное отношение демонстрирует общество и к пресловутым скинхедам. 60,0% населения резко негативно к ним относится, а симпатизируют лишь 4,6%. Правда в самой младшей из опрошенных групп (до 20 лет) эта поддержка вдвое выше - 8,2%, но говорить о каких-то массовых настроениях в пользу этой группировки пока не приходится. Да и реально сталкиваться с радикальными русскими националистами мало кому доводилось. Лишь 5,7% опрошенных имеют знакомых, которых можно отнести к числу радикальных националистов или даже фашистов. Среди младшей возрастной группы эта цифра, так же как и в предыдущем случае, больше примерно вдвое выше - 11,5%. Это скорее подтверждает мнение, что молодежный национализм – это не столько поколенческая тенденция, сколько проявление специфики субкультуры молодежи в период ее активной социализации. Просто дело в том, что старшее поколение вообще остается наиболее политизированным, а для малополитизированной молодежи, национальная идея является одной из немногих живых и привлекательных идей.

 

Новый сепаратизм

Как же охарактеризовать в этой связи тот тип национализма, который определяется лозунгом «Россия должна быть государством русских»? Скорее всего, для него характерно прагматичное отношение к национальному вопросу. По мнению некоторых специалистов в области национального самосознания, идея империи является слишком сложной, выходящей за рамки жизненного опыта, имеющего дело с достаточно простыми и архаизированными социальными отношениями. Государство только на словах, на парадном уровне провозглашает ценность общности, на деле оно не в состоянии организовать общество, особенно на микроуровне. И национал-прагматизм выступает в качестве компенсационной квазиидеологии.

Другой важной проблемой является уровень формирования новой идентичности. Тенденции государственного «полураспада», недостаточная историческая легитимность России в границах нынешней РФ, несформированность горизонтальных связей - все это толкает граждан, в особенности наиболее активные слои на формирование идентичностей более локального уровня. Это может быть группировка, сообщество, выступающее в качестве субъекта первичной социализации, так и регион. В конце девяностых годов угроза распада России, связанная именно с формированием региональных идентичностей стояла достаточно остро. Данные исследования 2006 года показывают, что с тех пор ситуация не претерпела существенных качественных изменений. Практически те же 8% готовы одобрить выход своего региона из состава РФ, 35,2% стали бы активно протестовать против подобного развития событий (в 1998 эта цифра составляла 28,6%). И хотя на поверхности не видно реального потенциала сепаратизма, связанного с формированием общественного мнения, в отдельных регионах эта цифра подбирается к критической.

Это, в первую очередь, касается богатых самодостаточных русских регионов Сибири - в Красноярске, Иркутске, Хабаровске, число тех, кто одобрил бы выход региона из состава РФ, колеблется от 16 до 23%, а во Владивостоке достигает просто поразительной величины - 31,3%. И это не этнический сепаратизм, который, по сравнению с 1998 года действительно сошел на второй план. Главная проблема сегодня - это сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом.

Казалось бы, именно сторонники «русского пути» должны бы с наибольшим неодобрением относиться к идее регионального сепаратизма, означающего фактический распад РФ. Между тем, 10,9% представителей данной группы отнеслись бы к этой идее с одобрением, для сравнения среди «рыночников» таких 7,9%; среди «коммунистов» - 7,3%. Среди опрошенного летом 2005 года ВЦИОМом населения Дальнего Востока «русская» идентичность существенно превышает «российскую». Это достаточно любопытная тенденция, коррелирующая с мнением В. Соловья о том, что идея «русскости» все основательнее расходится с идеей империи-государства. «Безвозвратная деградация имперской идентичности и перенос государственно-территориальной идентичности на Россию; деактуализация центральной культурной темы русского народа; провал проекта российской гражданской нации; этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности). Одновременно и в связи с деградацией имперской мифологии происходила деактуализация центральной культурной темы русского народа (своеобразной «красной нити» русской культурной и интеллектуальной истории) – идеи особого предназначения русских в эсхатологической перспективе».

Или же речь идет о принципиально ином социокультурном феномене? Он связан отнюдь не с изменением этнокультурной матрицы русского этноса, а всего лишь с формированием локальных субкультур, активно самоорганизующихся в условиях неспособности государства и вообще «большого социума» обеспечить необходимый коммуникативный минимум и связанную с ним социальную мобильность, особенно для молодежи? Как сочетается принцип идентичности «по крови» с готовностью тех же русских «националистов» в Сибири и на Дальнем Востоке поддержать идеи местного сепаратизма? Ясно то, что этнизация, наметившаяся пока лишь в качестве тенденции, является ответом общества на негативный результат процесса строительства государства-нации. Не сформировав эффективных общенациональных субъектов, подчинив практическую политику корпоративным интересам, государство само провоцирует всплеск этничности в качестве замещающей государственную квазиидеологии. По данным исследований ВЦИОМ в ноябре 2006 года, «русская» идентичность» все еще во многом определяется не столько этническими, сколько суперэтническими, цивилизационными критериями. На вопрос, кого бы Вы могли назвать русскими, лишь 15% опрошенных ответили, что «русский – это тот, кто русский по происхождению, по крови», гораздо более популярными были такие ответы как «тот, кто вырос в России и воспитывался в традициях русской культуры» (39%), «тот, кто честно трудится во благо России» (23%).

 

Дефицит легитимности

Проблема неустойчивой общегосударственной идентичности во многом связана с тем, что нынешняя РФ воспринимается значительной частью общественного мнения как не вполне легитимное, скорее временное, промежуточное образование, которое со временем либо расширится, либо распадется. Лишь 28,4% опрошенных в 2005 г. россиян полагали, что «Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь». Еще около 28% верили в то, что нынешняя Россия превратится со временем в «большую Россию» в рамках объединительного процесса стран СНГ. Ну и, наконец, минувшие годы еще в большей степени ослабили притягательность идеи возвращения «прежнего СССР» (15,5%), в которую продолжает верить только немалая часть сторонников коммунистов (39,1%).

В общем, ни у кого более или менее твердой ясности «что делать с Россией», нет. Будущее видится многовариантным. Нынешняя Россия продолжает жить на перепутье - быть империей уже разучилась, да и не очень хочется, стать национальным государством хотелось бы, но как-то не получается. Именно эти настроения в свое время оказались роковыми для СССР. На «парадном уровне», все, конечно за величие империи, на практике же, как правило, торжествуют совсем иные ценности и инстинкты. Самоорганизация общества в последние год если и идет, то скорее на уровне разного рода локальных сообществ, которые представляют для граждан значительно большую реальную ценность, чем «далекий Кремль» и его «далекая» от жизни большинства населения политика. Несмотря на все попытки выстроить «вертикаль власти», она остается весьма неэффективной, а проблемы с удержанием в орбите общефедеральной политики анклавов и окраин РФ становятся все более актуальными.

По данным ВЦИОМ за ноябрь 2006 г., угроза распада России сегодня находится где-то в середине «списка основных страхов» - она и не кажется слишком явной в условиях происходящего укрепления государства, но с другой стороны – и не списывается со счетов совсем. В какой форме может произойти распад страны? Среди тех чуть более россиян, которые совсем не исключают такого развития событий (а таких 40%), 18% опасаются того, что Россия может со временем потерять некоторые окраинные, удаленные от центра территории - Курилы, Приморье, Калининградскую область, 17% опасаются того, что некоторые регионы страны могут «отпасть» от нее вследствие их компактного заселения мигрантами из соседних стран (то же Приморье, Юг Восточной Сибири). В качестве третьего, относительно наиболее вероятного сценария распада России воспринимается выход из ее состава некоторых национальных республик, угроза, которая в начале и середине девяностых годов лидировала с большим перевесом над остальными. Относительно менее вероятными сценариями распада нынешней Российской Федерации представляются такие как оккупация части страны другими соседними государствами (9%) и распад страны по региональному признаку, включая образование Дальневосточной, Уральской и других республик на месте нынешнего единого государства (8%).

 

Порядок и справедливость

Еще важнее, чем проблема территориального распада, представляется проблема распада ценностного. Здесь на неравномерность развития регионов, этносов накладывается и проблема вопиющего социального неравенства, причем неравенства, не освященного ни легитимностью, ни экономической эффективностью. «Россия богатых» и «Россия бедных» отстоят друг от друга намного дальше, чем Владивосток от Калининграда. Но и в этом вопросе мы видим некоторые обнадеживающие тенденции. Они связаны с формированием среднего класса, который активно навязывает обществу свои ценности и свои правила жизни и служит буфером между социальными полюсами.

Так, несмотря на очевидные для всех колоссальные социальные разрывы, атомизацию современных россиян, их замкнутости на локальных проблемах, происходит явный процесс ценностной унификации. Очень характерно, что он идет даже вопреки углубляющимся социальным разрывам. Анализируя системные ценности современных россиян, мы видим, что практически во всех группах, и демографических, и социальных, и электоральных - на первое место выходят такие ценности, как порядок в качестве магистрального социального запроса, с одной стороны, и социальная справедливость – с другой. Порядок – это правая интерпретация, а социальная справедливость – левая интерпретация магистрального социального запроса. Они не противоречат, а дополняют друг друга, являются по сути двумя лицами одной и той же идеи.

Не раз приходилось писать о том, что «порядок» для современных россиян – это совсем не обязательно авторитарный режим, а социальная справедливость – совсем не обязательно «отнять и поделить». Для среднего слоя россиян все актуальнее становится задача формирования устойчивого общественного строя, который был бы признан в качестве справедливого и эффективного большей частью общества. Нынешний строй – это касается и политического устройства, и экономического – пользуется поддержкой не более 20% россиян, и нас не должны при этом вводить в заблуждение заоблачные рейтинги президента, который и на подходе к завершению своего «второго срока» остается во многом «президентом надежды».

Интересно, что даже у тех социальных групп, которые раньше выступали в качестве разрушителей общей консолидирующей идентичности россиян, голосуя на выборах за «правые» или «либеральные» партии, выступавшие с идеями радикальной переориентации на «западный» цивилизационные ценности, сейчас обнаруживается набор тех же базовых ценностей, что и у остального населения. Мы видим, что идеологии, которые раскалывали российское общество в девяностые годы, по сути дела, отброшены на периферию. Число сторонников фундаментальных либералов ничтожно. По сути, то же касается и левых традиционалистов, в том числе и сторонников коммунистической идеологии. Эти группы превращаются в маргинальные, занимающие крайние места в современном спектре идеологических сил. Они все больше выглядят как памятники уже минувших политических эпох. Следует особо отметить, что «западные» или, напротив, «традиционалистские» ценности, носителями которых были старые «правые» и старые «левые» вовсе не оказались полностью отвергнуты, в определенной, возможно даже большей своей части они прижились и вошли в состав нового идейного синтеза, своего рода современной квазиидеологии среднего класса.

А что же происходит в центре? В центре происходит интересный синтез, который можно назвать неоконсервативным, причем он очень удачно ассоциируется с нынешними властями и В. Путиным персонально. Это сочетание даже не столько либеральных экономических идей, сколько реальной вовлеченности граждан в современные рыночные реалии с консервативными идеями державного строительства, которые раньше, в девяностые годы, были по разные стороны, на разных флангах политического спектра. Более того, за последние пятнадцать лет, оказались размытыми последние островки старого традиционного уклада жизни, еще более деградировала деревня, распадаются национальные анклавы. Усредненный образ жизни, характерный для жителя современного мегаполиса, торжествует, становится универсальным, причем совершенно независимо от того социального слоя, к которому принадлежит тот или иной конкретный его носитель.

Общественный запрос, который только намечался в конце девяностых, пробил себе дорогу и превратился сегодня в магистральный. Ширина этого запроса (объем электората, который он охватывает, политические силы, которые действуют в его русле) оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину. Это так называемый «путинский консенсус», о котором в последние годы много сказано и написано. «Путинский консенсус» являет собой синтез самых разных идеологических течений, которые в девяностые годы, особенно в их первой половине, казалось, носили взаимоисключающий характер. В рамках «путинского консенсуса» исчезли непримиримые противоречия между либералами и патриотами, левыми и правыми, традиционалистами и прогрессистами, западниками и русскими националистами.

Патриотические ценности, если и не принимаются всеми безусловно, то по крайней мере, и не отвергаются ни в одной из электоральных сегментов, как это было в девяностые годы. Так, на вопрос ВЦИОМ (июнь 2006), «готовы ли Вы поддержать политиков патриотической ориентации?», 44,1% опрошенных ответили утвердительно, а 33,6% отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%% среди «яблочников» - 39,0%; среди голосовавших за «Родину» - 57,7%; за ЛДПР - 51,9%; за «Единую Россию» - 48,4%; за КПРФ - 52,5%.

При этом если в 90-е годы «национальная озабоченность» в основном принимала формы национал-традиционализма, и имела своих сторонников больше среди среднего и старшего поколений, непринимавших «ельцинско-гайдаровскую модернизацию», то в нынешнюю эпоху «русский путь» как идея коррелирует с рыночными ценностями и поддерживается молодыми поколениями. Так, в недавно проведенном исследовании ВЦИОМ (апрель, 2005) сторонники СПС продемонстрировали наибольшую национальную нетерпимость среди других электоральных групп. Те же исследования показали, что блок «Родина» в его изначальном варианте, активно двигавший национальную идею, привлек голоса значительной части тех, кто обычно голосовал за либеральные партии.

Иллюстрируя доминирование ценностей справедливости и порядка, приведем результаты исследования ВЦИОМ в ноябре 2006 г. На вопрос, в каком направлении должна двигаться Россия, были названы следующие магистральные направления: «сильное государство, заботящееся обо всех своих согражданах» (52%), «великая держава, империя, объединяющая разные народы» (31%), возвращение к традициям, моральным ценностям, проверенным временем (30%), и лишь далее следуют такие ценности как «права человека, свобода самовыражения личности» (26%), «свободный рынок, частная собственность, минимум вмешательства государства в экономику» (11%), «объединение русских для защиты своих национальных интересов» (15%). То есть опять-таки порядок и справедливость – а все остальное лишь в качестве «довеска».

 

Средний класс

Кто сегодня является носителем идей порядка и справедливости? Как показывают исследования, и не только ВЦИОМовские, это как раз средний класс, который, начиная с 1998 года и особенно активно последние пять-шесть лет, формируется в России. По очень разноречивым оценкам, его доля составляет примерно 15-25% в среднем по стране, а в мегаполисах достигает 40%. По сути, это новая, социально очень молодая генерация русских, которая формируется на месте сохранявшихся даже в позднесоветские времена традиционных или полутрадиционных структур. Например, та же советская интеллигенция, как бы ее ни обзывали «образованщиной», все же многое унаследовала от старой русской интеллигенции. Сегодня ее нет и, скорее всего, уже никогда не будет.

Есть ли в нашем обществе еще какие-то слои-носители традиционализма, русской ментальности, русских идеалов? Да, и они сохранялись, протянулись через весь советский период: это кроме интеллигенции еще крестьянство, военнослужащие, государственная бюрократия, хотя и в меньшей мере. Сейчас крестьянство добито окончательно, добито как образ жизни и менталитет, а не только как производитель сельхозтоваров. О «моральном облике» нынешнего служивого класса вообще всерьез и говорить нельзя.

За последние десять-пятнадцать лет эти сегменты, островки российского традиционализма размываются . Формируется унифицированный образ жизни современного мегаполиса, где люди мало отличаются друг от друга с точки зрения интересов и мотиваций. Различаются, может быть, только своими социальными возможностями. На месте сегментов традиционного общества происходит формирование общества современной массовой культуры, глубоко оторванное от своих традиционных исторических корней. И поэтому ожидать, что этот самый средний класс станет некой ячейкой, вокруг которой может сложиться современная политическая нация, носитель идей новой русской цивилизации, несколько преждевременно.

Для нового среднего класс» ближе совсем другая идея нации и национального государства – это то, что некоторые называют «нацией-корпорацией», объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами, но никак не корнями, духовностью, верой.

 

Полудемократия

Можно сделать вывод, на уровне идей и ценностей российское общество может сегодня претендовать на позиции национального государства. Кстати, это касается и тех конфессионально-этнических групп, которые успешно вписываются в процесс формирования неоконсервативного синтеза. Однако это совершенно не так на уровне общественных институтов. С точки зрения социальных мотиваций российское общество остается глубоко разрозненным, а не единым. На вопрос о том, какие ценности являются самыми значимыми, ради чего люди готовы чем-то пожертвовать, можно ответить, что такие сверхценности носят глубоко личный, в лучшем случае – семейный характер. То есть главными сверхценностями современного российского человека остаются «мой дом – моя крепость», дача за забором, члены семьи и самое ближайшее социальное окружение. Все остальное важно лишь на словах, но, по сути дела, реальной мотивирующей ценностью не является. Хотя, может быть, за последние годы и намечаются какие-то процессы, которые сдвигают общество в сторону большей солидарности, но они происходят очень вяло

Огромным просчетом нынешних властей является то, что они испугались потенциала создания горизонтальных связей и обслуживающих их социальных институтов, и, по сути, заблокировали этот процесс. Как результат – государство как проект оказалось дистанцированным от большинства населения, стало вотчиной чиновничества, а энергия граждан, нации оплодотворяет не государство, а какие-то локальные проекты.

И, наконец, еще один аргумент в пользу того, что в России генерируется определенная нация и, может быть, даже традиционная нация, – это трансформация политической системы в России. Конечно, можно приклеить к ней определения типа «управляемой демократии» или «суверенной демократии», но, по сути, общество действительно отвергло инновации, привнесенные с Запада при попытке выстроить модель классической либеральной демократии в девяностые годы. Это состояние «полудемократии» более или менее устраивает и власть, и общество. Оно соответствует глубоко укорененному в нашем обществе монархическому сознанию, когда к верховному правителю, даже избранному, относятся, по сути дела, как к монарху, способному «назначать наследника». Такая модель синкретизма, которая, по мнению ряда исследователей, исходит «из глубины российских руд», отражает какие-то традиции нашего менталитета. Но так это или не так, вопрос скорее спорный.

С одной стороны, хочется в чем-то согласиться, например, с Андроном Кончаловским, постоянно рассуждающим на тему кардинального отличия русского менталитета, трудовой этики, политической культуры. С другой стороны, смущает общий либеральный «мейнстрим», когда идеологи российского либерализма постоянно твердят нам о торжестве русской архаики, русской ксенофобии, антидемократизме и так далее. Глядя на наш социум непредвзятым глазом, как раз следов «архаики» и «почвы» видишь гораздо меньше, чем хотелось бы. По сути, последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной «почвы» едва ли не в большей степени, чем вся советская история. Это дает основания полагать, что современному обществу ближе подходит такая характеристика как «кризис беспочвенности», чем торжество архаики и традиций. А это означает, что внешний, лежащий на поверхности, политический и социальный консерватизм, «новый русский порядок», о котором мечтают наши граждане – это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация русской цивилизации, более того, вполне возможно, как бы это ни было печально, ее окончательные похороны.

 

Традиции, которых нет

Действительно, все чаще можно услышать доводы относительно глубокой традиционности и даже архаичности общественного сознания россиян, которому глубоко чужды законы и нормы современной мировой цивилизации. Устами одного из высших иерархов Русской православной церкви владыки Кирилла говорится о недостаточности для русской цивилизации общепринятого на Западе понимания прав и свобод граждан, об особой духовности русских, пронесенной ими через века. Андрон Кончаловский выпускает на экраны публицистический сериал «об особых тайнах русской души» и несоответствии им принципов политического и экономического устройства современного Запада. Русские в силу исторической традиции лишены чувства ответственности, убежден Кончаловский, и поэтому свобода – не для нас, это груз, который нас раздавит, да и уже раздавил в бесплодных попытках реформирования эпохи девяностых годов. Русские соборны, у них отсутствует культ индивидуального успеха, работа для них не долг, а скорее неприятная необходимость, русским нужен «кнут», принуждение, они сами не способны придать своему бытию какую-либо продуктивную форму.

Возникает странное впечатление, что доводы и русских почвенников, и, напротив, западников, все больше совпадают, и те, и другие говорят об «ярме традиций», давящих на русское бытие, о кризисе «почвенности», которая препятствует интеграции России в современную мировую цивилизацию. Проводя социологические исследования, мы убеждаемся, что в нашем обществе существуют весьма значительные и даже порядковые различия в описании базовых ценностей русского народа. В качестве таких базовых ценностей нашей цивилизации, на которые часто делают упор и философы, и простые граждане, выступают соборность, коллективизм, духовность, бескорыстие . Когда же мы исследуем современную генерацию по этим параметрам, выясняется, что эти ценности занимают место, прямо противоположное ожидаемому. Те, кто занимается сравнительными социологическими исследованиями России и стран Европы, говорят, что более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует. Ценности «Святой Руси» присутствуют скорее в качестве «тоски по идеалу», а в жизни мы наблюдаем во многом их противоположность.

Это же касается и очень многих иных характеристик современной русской нации. Как показывают специальные исследования, современные россияне очень бедны «сверхидеями». Мы проводили несколько лет назад большое исследование по базовым ценностям, пытаясь выделить какие-то сверхценности, способные мобилизовать общество, и выяснили, что современные россияне очень бедны этим подсознанием, «подкоркой коллективного бессознательного», выражаясь языком немецкого философа ХХ века Карла Юнга. Они очень прагматичны, сориентированы на скорее практические формы жизненного успеха. И если такие поддерживающие мобилизацию ценности в нашем обществе все-таки есть, то они требуют каких-то особых изысков, недоступных для классической социологии. Мы остановились перед этим рубежом, и выйти от ценностей на уровень цивилизационных мотиваций нам так и не удалось. Мы их попросту не нашли.

 

То, чего не хватает

Вокруг чего может строиться современная массовая цивилизация? Есть традиционные идеи, от которых Россия уходит, так и не приходя к национальному государству. Как мы уже отмечали, ценность больших пространств, имперские ценности ушли из разряда сверхценностей, ради которых россияне готовы чем-то жертвовать. Они остались только на уровне парадных ценностей. Когда идет обсуждение независимости Абхазии, Приднестровья, других территорий и их перспектив воссоединения с нынешней Россией – да, конечно, все «за», готовы поддержать, но только до того рубежа, когда начинает пахнуть кровью. Как только пахнет кровью, поддержка прекращается. Все согласны с тем, что империя, великое государство, собирающее под свою эгиду народы и территории – это хорошо, но практически никто не собирается ради всего этого идти на какие-то реальные или даже мнимые жертвы.

Что касается идеи русской духовности, – мы видим, что современная генерация россиян очень сильно дистанцирована от традиционной русской культуры. Эта культура осталась частью наследия прошлого. Наши соотечественники сегодня смотрят на неё примерно так же, как современные греки – на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло, и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь.

Многое говорится про объединяющую роль православия, способную превратить наше общество в дееспособную нацию. Однако мы видим, что эта идея тоже носит «парадный» характер, несмотря на то, что более 60% россиян называют себя православными. Однако, представляется, что все это, по крайней мере в своей основной массе, не более чем компенсация за недостаточную национальную идентичность. За внешней, фасадной стороной возвращения страны к православию скрываются иные тенденции, зачастую противоположного свойства. Можно просто попытаться сопоставить - сколько построено храмов, отслужено православных литургий – и на сколько ровно за тот же исторический промежуток времени упала нравственность наших сограждан. И трезво сознаться, что эти два процесса попросту идут совершенно в разные стороны.

И, наконец, идея этничности, «голоса крови». Как идея, консолидирующая общество , как основа идентичности она тоже явно недостаточна. Во всяком случае, – в том виде, в каком она существует в умах нынешних россиян. Вся кухонная болтовня на тему засилья инородцев - это лишь компенсация за неумение отстоять свои этнические и не только этнические интересы в реальной жизни, неспособность самоорганизоваться. Энергетики «голоса крови» в лучшем случае достаточно, чтобы иной раз набить кому-то морду, ее никак не хватит на создание национального государства. Идея «общности по крови» сегодня – это идея консолидации малых социальных групп в условиях, когда общество испытывает крайний недостаток социальных связей. Она не имеет ничего общего с русской цивилизацией, русской почвой, по своей энергетике она скорее противостоит идее общегражданской идентичности и скорее разрывает государство, чем его скрепляет. Этого не понимают многие политики «русского направления». Им непонятно, что системный кризис в стране связан отнюдь не с «засильем инородцев», а с глубоким кризисом самих русских, тех идей и ценностей, которые мы по привычке называем русскими.

Остается утопией, хотя и утопией привлекательной, идея русского социального проекта, русского строя, который на практике реализовал бы идею социального порядка, по которой тоскуют современные россияне. У нее есть свои перспективы, так как россияне, даже приспособившиеся к нынешним социально-экономическим реалиям, отказывают им в высшей справедливости и эффективности, только 18% считают, что нынешний строй подходит для России на перспективу. Еще меньше тех, кто хотел бы вернуться в советские времена. Однако в чем именно состоят основные черты «русского строя» никто толком не знает. Поиски в этом направлении парализует неудача коммунистического социального проекта.

Сказанное заставляет предположить, что общий вектор динамики массового сознания в России направлен в сторону национального государства, основанного все же на принципах общегражданской, а не этнической идентичности, государства, которое могло бы быть охарактеризовано как «нация-корпорация». Однако для достижения результатов на этом пути необходимо «еще что-то», то, чего пока не может дать обществу нынешний слишком рациональный политический режим – какая-то социальная закваска, которая бы придала движению в сторону национального государства большую определенность. В чем может состоять такая «закваска» - на этот вопрос пока нет ответа ни у социологов, ни у политиков.


Вернуться назад