Пайпс Р. Я жил. Мемуары непримкнувшего. — М.: Московская школа политических исследований, 2005. — 408 с.

Известный американский историк и политолог Ричард Пайпс называет свои воспоминания « мемуарами непримкнувшего». По его словам, он никогда не мог выносить «коллективного мышления»: «Мои взгляды на историю России сделали меня чужим для большинства историков, а суждения о советско-американских отношениях отдалили от сообщества советологов» (с. 9). Думается, подобное признание точно отражает место и роль Пайпса в истории и политической жизни Соединенных Штатов.

В мемуарах Пайпс рассказывает о постоянных столкновениях и конфликтах, которые происходили с ним на протяжении всей жизни — начиная с учебы в Варшаве и заканчивая работой в Массачусетском и Гарвардском университетах, а затем в Совете национальной безопасности (СНБ) США.

Пайпс родился в Польше, но вскоре бежал вместе с родителями по поддельным документам (в качестве подданных «одной латиноамериканской страны») через Италию в Испанию, а оттуда — в Соединенные Штаты. В армии молодой человек занялся изучением русского языка. Подобная специализация в то время была довольно широко распространена среди американских военных, воспринимавших Советский Союз как вероятного противника. В годы Второй мировой войны известный антрополог Абрам Кардинер несколько раз посещал СССР с целью изучения «базовой личности» — русского психотипа. Поездка в СССР Пайпса, запланированная на 1944 год, не состоялась в связи с разгромом люфтваффе Полтавского аэродрома, с которого союзники совершали челночные рейды вглубь Германии. Впервые исследователь прибыл в Советский Союз лишь 13 лет спустя, в 1957 г.

Демобилизовавшись из армии, Пайпс занялся изучением истории России. Он несколько раз посещал СССР, в том числе уже будучи членом СНБ, а также другие страны социалистического лагеря. Интересна его оценка Китайской Народной Республики: «Создается впечатление, что эта древняя цивилизация многих сотен миллионов людей способна выстоять вопреки всему… Отсюда у китайцев безмятежное спокойствие» (с. 189).

Вспоминая свой приезд в Варшаву в 1975 г. (впервые после 1939 г.), Пайпс пишет о возникшем во время поездок по городу дискомфорте: «Мое уныние было вызвано главным образом тем, что город, где когда-то проживало 300 тысяч евреев, был теперь judenfrein (свободен от евреев). Я, конечно, знал об этом, но реальное, а не абстрактное значение этого дошло до меня, когда я понапрасну искал глазами еврейские лица на улицах. Коммунистическая Варшава была гораздо менее гнетущей, чем коммунистическая Москва, но в Москве можно было видеть много евреев, отчего ее мрачность легче переносилась» (с. 198).

Попав в СНБ из Гарварда, Пайпс оказался сначала в команде Рональда Рейгана, а затем Джорджа Буша-старшего. Позднее он вернулся в Гарвард, где занимался чтением лекций вплоть до выхода на пенсию.

В чем же проявлялась независимость Ричарда Пайпса?

В стремлении к независимости Пайпс предстает своего рода еретиком. Изначально слово «ересь» означало «часть» или «мнение», «учение». Ошибочность ереси состоит в том, что она выдает часть за целое, относительную истину — за абсолютную. В принципе Священное Писание не отрицает правду ересей. По слову апостола Павла, «надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор 11, 19).

В историософии Пайпса часть также подменяется целым. Убедительность его концепции достигается тем, что она содержит в себе элемент реальности. Однако при его абсолютизации происходит определенная аберрация восприятия истории. Автор справедливо указывает на укорененность исторических процессов в социальной, культурной и экономической традиции исследуемого государства. Вместе с тем он абсолютизирует эту тенденцию, невольно уподобляясь герою Ф. Ницше, верившему в то, что если долго сражаться с драконами, сам превратишься в дракона, и если долго смотреть в бездну, бездна начнет смотреть на тебя. Подобный взгляд характеризует Пайпса не только как историка и советолога, но и как личность.

Впрочем, думается, что неприятие Пайпса историками могло быть вызвано и относительным профессионализмом последнего. Пайпс — автор монографии о русском политике и публицисте Петре Струве. Струве привлекал его «не только своим пророческим анализом марксизма и коммунизма», но и «бескомпромиссной интеллектуальной честностью и гражданским мужеством… полной самореализацией… в сочетании с огромной эрудицией и удивительным трезвым мышлением» (с. 156–157). Если обратиться к работам Струве, то окажется, что оценка, данная ему Пайпсом, не всегда справедлива. Струве не был глубоким политическим провидцем. В 1920-е годы он называл Сталина и Гитлера «политическими банкротами» («Дневник политика»). В ряде случаев столь же анекдотичны были и художественные оценки Струве. Так, включившись в знаменитый спор между Мариной Цветаевой и Георгием Адамовичем, он начал свою статью словами: «грешный человек, Цветаеву я не читал».

В области политики и, в частности, в советологии Пайпс выступал сторонником жесткого оппонирования курсу Москвы. «В академической среде и в правительственных кругах, — пишет автор мемуаров, — существовал некий консенсус относительно Советского Союза и нашей политики в отношении него, основывавшийся на трех, казалось бы, очевидных и неоспоримых положениях: 1. Нравится вам это или нет, но Советский Союз существует. Давая отпор всевозможным внутренним и внешним вызовам… с октября 1917 года, он продемонстрировал, вне всякого сомнения, свою жизнеспособность. Его успехи не могли быть достигнуты без народной поддержки. 2. Из этого следовало, что у некоммунистического мира не было другого выбора, кроме как принять советский блок таким, каков он есть, и стремиться максимально нейтрализовать источники трений с ним. Если этого не сделать, то Советский Союз… повысит риск ядерного холокоста… В долгой перспективе такая политика приведет к настоящему сосуществованию между коммунистическими и некоммунистическими обществами… 3. Такие примирительные меры необходимо сопровождать политикой “сдерживания” всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, кроме прямой военной конфронтации, чтобы предотвратить расширение сферы влияния Москвы» (с. 299–300).

Пайпс не без основания проводил прямую аналогию между подобной политикой и Мюнхенским актом 1938 г.: «Хотя те, кто придерживался таких взглядов, будут решительно это отрицать, их мышление и поступки не очень отличались от того, как вели себя британские умиротворители Гитлера, движимые желанием предотвратить еще одну мировую войну… и также отвергали как поборника войны всякого несогласного с их тактикой, например, Уинстона Черчилля» (с. 300).

В свою очередь Пайпс был одним из создателей Директивы по национальной безопасности № 75, принятой администрацией Рейгана в 1983 г. В отличие от «нового Мюнхена» Директива, пишет Пайпс, не только предполагала адекватную реакцию «на неприемлемое поведение Советского Союза», но и предписывала «предпринимать все возможное для того, чтобы избегать такого поведения путем стимулирования изменения сути советского режима» (с. 299). Не совсем понятно, чем положения Директивы отличаются от пункта 3 указанной Пайпсом конформистской концепции его оппонентов.

На самом деле Директива ничего принципиально нового в политику американского Госдепартамента не вносила. В принципе она базировалась на доктрине позднего Дуайта Эйзенхауэра, а окончательно оформилась в меморандумах Генри Киссинджера.

Если и остальные инициативы Пайпса как политика были столь же вторичными, то становится понятным вполне обоснованное игнорирование их вышестоящими инстанциями, о чем с нескрываемой обидой пишет сам мемуарист.

При всей своей субъективности (приемлемой в жанре мемуаров) книга Пайпса « Я жил. Мемуары непримкнувшего» представляет определенный интерес. Она насыщена фактологическими подробностями, некоторые из которых остаются актуальными и сегодня. Так, в администрации президента США по сей день сохраняются опасения относительно возможного шантажа Европы поставками российских энергоносителей. Речь идет о том, что, согласно прогнозам, Россия может расколоть европейско-американский блок, осуществляя демпинговые поставки нефти и газа в страны Западной Европы.

Что ж, поживем, увидим. Может быть, хоть этот прогноз Пайпса сбудется.

Андрей Мартынов