ИНТЕЛРОС > №16, 2007 > Светлана Ильинская. Проблемы формирования российского самосознания

Светлана Ильинская. Проблемы формирования российского самосознания


03 апреля 2007

Размышления участника конференции

altПервая ежегодная конференция Института философии РАН и регионов России « Проблемы российского самосознания» начала свою работу 26 октября 2006 г. в Москве, в Институте философии РАН, и закончила два дня спустя в здании администрации Орловской области. В ходе конференции ученые продемонстрировали готовность отойти от клишированного восприятия острейших проблем российского самосознания, включая евразийскую концепцию или новую идеологему суверенной демократии, заново сформулировать вопросы по этой острейшей проблематике и дать на них ответы.

Философские основания

Основу национального самосознания составляет общая духовная культура населения той или иной страны: язык и его концептосфера, ценности и нормы поведения, совокупность творений человеческой души и разума — сакральных и светских, мифологических и рациональных, традиционных и современных. Это пространство обычно многослойно и включает разные типы культур. Способом его бытия служит диалог между культурами и субкультурами. В сфере этого диалога находится и проблема национального самосознания.

Содержание национального самосознания составляет, прежде всего, осознание населением той или иной страны себя как социокультурной общности и своего места среди других общностей, существующих в мире. В широких слоях населения России распространены как архаичные, так и современные стереотипы национального самосознания. Необходимо их критическое переосмысление, отвечающее нынешнему состоянию нашей страны и тем вызовам, на которые ей предстоит дать ответы.

Конференция начала свою работу с анализа истоков русского самосознания, мировоззренческие корни которого образует православное христианство, сыгравшее выдающуюся роль в завоевании и сохранении государственной независимости русского народа (первоначально — великороссов), в собирании русских земель в единое и суверенное самодержавное государство, а в последующем — в становлении Российской империи.

Главный инициатор и организатор проекта С.А. Никольский (д.ф.н., заведующий сектором философии хозяйства ИФ РАН, Москва) начал свое выступление утверждением, что наличие «русской картины мира», которой присущи несвойственные западному миропониманию категории (например, «тоска»), очевидно. Он предложил выйти на этот понятийный ряд через русскую художественную литературу, неразрывно связанную с русской философией. В то же время Никольский призвал менять утвердившиеся в сознании стереотипы и развенчивать мифологемы, к примеру, о русской лени, ссылаясь на исторические примеры: так, в 1921–1929 гг., благодаря новой экономической политике большевиков, объемы сельскохозяйственного производства в России выросли в 2 раза, а соотношение кулаков и середняков к беднякам изменилось с 20:80 до 60:40. Никольский отметил также состояние расколотости, которое было характерно для русского самосознания с середины XIX в. и в тот исторический период обусловливалось модернизацией по западному типу в ходе промышленной революции. По большому счету, самосознание русского человека до этого исторического рубежа являлось самосознанием земледельца независимо от его положения в сословной иерархии.

В.М. Межуев (д.ф.н., главный научный сотрудник сектора истории русской философии ИФ РАН, Москва) выделил несколько основных направлений в изучении проблем российского самосознания. Так, по его мнению, необходимо осмыслить проблему цивилизационной идентичности России. Европейцы не спорят о том, к какой цивилизации они принадлежат, Россия же — страна, так и не ставшая цивилизацией. Далее. Русское самосознание постоянно отрицает само себя. Каждый последующий период развития русской культуры в российской истории является своеобразным самоотрицанием периода предшествующего. Московская Русь похоронила Русь Новгородскую, а Петербургская Россия стремилась к разрушению культуры Московской Руси. Советская Россия отрицала наследие Российской империи, а современная нам Россия отвергла многие достижения русской культуры советского периода. Межуев подчеркнул также необходимость четко зафиксировать субъект самосознания, ответив на вопрос, чье оно — российское или русское? Очевидно, что в основе коллективных представлений российского народа о самом себе лежит русская культура. Но этническое самосознание отнюдь не тождественно национальному. Этническое — это то, что отличает нас от других, а национальное — то, что объединяет. Русское самосознание формировалось в многочисленных попытках ответить на вопрос «что у нас общего?». И эти ответы были диаметрально противоположными. Западники отвечали: «Разум, наука, право!» Славянофилы говорили: нас объединяет общая религия — православие. Если воспринимать самосознание по-гегелевски, русская идея будет невыразимой для нас. Религиозно-философское знание — другая форма знания, которая в качестве источника имеет веру, а не исторические факты или эмпирические данные. Именно поэтому российское самосознание логически невыразимо. Для России одинаково неприемлемы как европоцентризм, так и этнонационализм, прежде всего, потому, что русская культура никогда не формировалась как культура этническая. Русская идея всечеловечна и не имеет ничего общего с понятием национального интереса, поскольку ее корни кроются в православной этике. В отличие от протестантской этики, проповедующей индивидуальное спасение, православная этика призывает к жертвенности ради спасения всех. Для современного обретения «всечеловечности», с точки зрения Межуева, следует ответить на множество вопросов, в том числе на вопрос о том, что значит быть русским, что значит быть человеком вообще, что такое русское самосознание?

Э.Ю. Соловьев (д.ф.н., главный научный сотрудник ИФ РАН, Москва) коснулся противоречия, заключенного в понятии «русская национальная идея» («идея» — вечное и общечеловеческое понятие). Проведя аналогию между немецкими романтиками и русскими славянофилами, он отметил, что оппозиция романтиков и просветителей характерна не только для отечественной философской мысли, но и, к примеру, для немецкой традиции.

А.В. Рубцов (к.ф.н., ИФ РАН, Москва) подчеркнул идеологическую составляющую понятия «национальная идея», а Е.Ф. Сабуров (д.э.н., Институт развития образования, Москва) коснулся феномена самоидентификации через «другого». Если европеец — это традиционно не русский и не турок, то русские прошли в своем самоопределении ряд последовательных трансформаций. В Петровской Руси русский — это не немец и не татарин, в XIX в. он еще и не француз, а позднее — не украинец и не поляк. В СССР русский самоидентифицировался как не иностранец, не еврей и не чучмек. Заметим, однако, что для западной ментальности эпохи «холодной войны» любой советский человек считался русским, хотя сам он мог ощущать себя украинцем, евреем, казахом, грузином.

А.А. Кара-Мурза (д.ф.н., заведующий отделом социальной философии ИФ РАН, Москва) акцентировал внимание на парадоксе российского самосознания, подмеченном еще Н. Бердяевым: Россия в одно и то же время и самая «националистическая», и самая «универсалистская» страна в мире; она с равным энтузиазмом склонна доказывать как свою абсолютную самобытность и уникальность в мире, так и свою полную тождественность целостному миру. Стойкая и неустранимая антиномия « самобытность – универсализм» — одна из главных констант российской культуры и российского самосознания. Поэтому Кара-Мурзе представляются архаичными и неоправданно политизированными бытующие до сих пор односторонние обоснования как «национальной исключительности», так и «космополитической универсальности» России. Единственно плодотворным направлением в русской историософии он считает творческое развитие той российской традиции, которая всесторонне исследует, как именно взаимодействуют в русской культуре, подчас перетекая друг в друга, « самобытное» и « универсальное».

Губернатор Орловской области Е.С. Строев, первым из региональных руководителей принявший московских участников конференции, назвал мероприятие «возвращением печально известного философского парохода», предпринятым с целью поиска стратегического направления развития России. Не случайно конференция была продолжена на родине писателя Ивана Тургенева и приурочена ко дню его рождения. По утверждению М.Н. Громова (д.ф.н., ИФ РАН, Москва), прославленный русский писатель, имевший, кстати, философское образование, оставил в созданных им художественных образах, критических статьях, переписке с видными деятелями культуры множество ценных мыслей, выводов, наблюдений, позволяющих причислить его к ярким выразителям русского национального самосознания.

С.Т. Минаков (д.и.н., профессор Орловского государственного университета) склонен усматривать основополагающие аспекты самосознания русского человека в его вере в Смысл истории России и содержание этого Высшего Смысла. Аргументируя свое утверждение, профессор говорил об отставании экономической интеграции Руси-России от ее политической интеграции в силу целого ряда причин и, не в последнюю очередь, в силу ее историко-географического положения. Россия вырастала не из экономики и даже не из «чистой» политики, а из политического смысла, то есть из политического процесса, стимулированного в значительной мере определенной идеей.

Объединение «сверху» восточноевропейского, восточнославянского населения, судя по «Повести временных лет», было мотивировано «поиском Царьграда». Хотя Нестор-летописец прямо этого не утверждал, самым популярным в русском народе дохристианской эпохи древним русским князем был победитель Царьграда полулегендарный Вещий Олег. Именно он оказывается объединителем Русской Земли, Руси, русского народа. В его походе на Царьград участвовали почти все восточнославянские племена вместе с варягами, финнами (меря, весь, чудь). Снятие межплеменных противоречий достигалось совместным военно-политическим успехом. «Обретение Царьграда» Вещим Олегом становится смыслом существования восточнославянских племен в самосознании древнего русского человека. Реконструируя смысловую основу существования России, Минаков утверждает, что Ярослав Мудрый преобразовал идею овладения Царьградом Русью в идею перенесения «Царьграда» в Русь. Здесь он усматривает предпосылки восприятия русским православным самосознанием и будущей историософской концепции «Москва — Третий Рим». С его точки зрения, утрата смысла Царьграда грозит утратой смысла существования России. Для восстановления духовного комфорта, оптимизации социальных настроений современного русского человека, по мнению Минакова, необходимо возвращение в его самосознание Высшего всемирно-исторического Смысла существования, разумеется, в ином конкретно-историческом выражении.

Парадоксальным образом, как отметил и В.М. Межуев, пока российская власть мыслила в общечеловеческом масштабе, вдохновляясь сначала русской, затем левой идеей, Россия успешно развивалась. Но как только руководство страны стало ограничиваться национальными интересами, государство пришло в упадок.

В.А. Ермаков (заслуженный работник культуры РФ, член Союза писателей России, г. Орел) осветил в своем докладе современные интенции поиска национальной идеи, показав как в ходе реформ выявлялись изношенность социальных механизмов и исчерпанность прежних дискурсов, рушились наивные надежды на неисчерпаемые духовные и моральные ресурсы нации, на либеральные идеи и модернизационные практики, на политическое решение экономических проблем, правовое обеспечение общественного согласия и рыночные отношения как основу демократии. В итоге, прагматическая часть политической элиты при молчаливом непротивлении оппозиции собрала относительное большинство вокруг идеи «чистой» державности, временно исполняющей обязанности национальной идеи. Однако, по мнению Ермакова, это не более чем промежуточная фаза в процессе социальной эволюции. Органическое единство власти и народа, государства и общества, нации и истории, убежден писатель, может быть достигнуто лишь на основе национальной идеи, выведенной из менталитета и включенной в парадигму мировоззрения.

Сопоставляя европейское и русское мировоззрение в телеологическом срезе, Ермаков проводит различие между ними через дихотомию культура итога и культура смысла. Такая конструкция позволяет понять, почему тревога европейца — это мучительное сомнение в итоге жизни, а тоска для русского — невыносимое отсутствие смысла в жизни. Приоритет смысла, по мнению писателя, порождает героическую силу и стойкость русского духа. Пренебрежение пользой предопределяет его прагматическую слабость и историческую растерянность.

Социологические преломления

Социологи, участвовавшие в конференции, пришли к общему пониманию того, как структурируется российское пространство. Н.И. Лапин (член-корреспондент РАН, руководитель центра изучения социокультурных изменений ИФ РАН, Москва) призвал внимательно отнестись к термину «самосознание». Это не только осознание себя как целого, находящегося в некой среде, но и самовосприятие себя как целого, в том числе как носителя особого сознания. Существует также проблема социокультурного пространства, в котором действует этот субъект, поскольку гомогенность ценностной базы по большому счету служит духовной основой целостности России. Представляя возглавляемый им центр, Лапин остановился более подробно на всероссийском мониторинге «Наши ценности и интересы сегодня», который проводится сотрудниками центра, начиная с 1990-х годов. Результаты этого исследования, с одной стороны, фиксируют растущую поддержку современных либеральных западных ценностей и повышение степени удовлетворенности своей жизнью среди россиян за последние пять лет, а с другой — свидетельствуют о сохранении устойчивого комплекса «неразрешимых» проблем, ведущих, в том числе, к невысокой степени самоассоциации с регионом, страной в целом. Опасность таких тенденций усугубляется незаселенными пространствами России вкупе с общей перенаселенностью планеты. Анализ структуры ценностей по макроокругам, проводившийся по 98 позициям, подтвердил по 75 из них некое общероссийское единство при наличии южного, дальневосточного, уральско-сибирского и северо-западного векторов отклонений. В европейской части России наблюдается повышение толерантности к иным, неразделяемым ценностям при движении с юга на север.

Лапин с сожалением констатировал невостребованность результатов исследований социокультурных процессов как органами власти, так и СМИ, что, по его мнению, ведет к потере понимания общественных процессов и управления ими. История послевоенной Европы, Японии и ряда других стран показывает, что можно успешно лечить самые глубокие социокультурные травмы. Необходимо целенаправленно преодолевать состояние ценностной дезориентации, укреплять новые ценности, нормы и образцы поведения. Все это возможно при наличии политической воли властей, опирающейся на научное понимание этих процессов, и активизации структур гражданского общества, стимулирующих такое понимание. Само же это понимание нужно подкреплять критической рефлексией российского самосознания.

Н.В. Зубаревич (д.геогр.н., профессор МГУ, директор региональных программ Независимого института социальной политики, Москва) рассказала о проведенном НИСП исследовании «Региональное неравенство в условиях экономического роста». Результаты исследования показали, насколько по-разному живут и ощущают себя россияне в пяти различных зонах проживания — в столичных и сырьевых городах, на периферии агломераций, в зонах этнического стыка и в глубокой периферии. Как подчеркнула Зубаревич, учет не только горизонтальной, но и вертикальной структуризации страны позволяет выявить дополнительные риски социального взрыва в относительно благополучных условиях экономического роста.

Общественное самосознание в современном российском обществе, как и в любом другом, детерминировано рядом объективных факторов — условиями общественного и личного бытия, социальной атмосферой, которая выражается в господствующих морали, традициях, обычаях и т.д. Но можно ли считать общественное самосознание чем-то единым, отражающим представления всего общества в условиях, когда оно структурировано по социальным слоям, демографическим, поселенческим, профессиональным и другим группам?

С точки зрения Л.А. Беляевой (д.соц.н., ЦИСИ ИФ РАН, Москва), общественное самосознание — это отражение реального образа и стиля жизни людей, проживающих здесь и сейчас; оно воплощается в социальных нормах и обычаях, ценностных ориентациях и интересах, мотивациях, самоидентификациях с самыми различными социальными образованиями.

Социологическая операционализация проблемы самосознания заставляет исследователей обращаться к таким феноменам, как ценности и интересы различных социальных групп. В формировании национального самосознания ключевую роль играют интегрирующие общество ценности и интересы, закладывающие базу для социальной солидарности. В настоящее время развивающаяся по нарастающей материальная дифференциация провоцирует механизмы плюрализации ценностей и интересов. Идеологические скрепы общества, замешанные на коллективизме, альтруизме, жертвенности, уступили место ценностным ориентациям, обусловленным необходимостью для каждого человека решать задачи по обустройству своей жизни и быта. Эмпирические исследования показывают, что во всех социально-демографических группах, кроме самых старших возрастных, наблюдаются рост индивидуализма, приватных целей, значимости собственных усилий в улучшении своей жизни и снижение патерналистских ожиданий со стороны государства.

И.Е. Кознова (д.и.н., ИФ РАН, Москва) подчеркнула важность исторической памяти, то есть коллективных представлений об общем прошлом, с сожалением констатировав исчезновение образа страны как мощной державы с героическим прошлым. Отечественная война 1941–1945 гг. уже не воспринимается современной молодежью в качестве великого события. Однако в массовом сознании все же присутствуют знаковые исторические фигуры, например, Петр I. (Заметим, что школьники, которые уже не играют в «наших» и «немцев», перестанут играть в «рядового Райана», только если массовое искусство будет предлагать им примеры для подражания из отечественной истории.)

Л.Д. Беднарская (д.филол.н., профессор кафедры теории и методики обучения русскому языку и литературе Орловского государственного университета) остановилась на кризисе российского самосознания, нашедшем свое выражение в кризисе стратегии школьного образования, из которого все больше исчезают абстрактные знания, нравственно-моральные ориентиры. Тему продолжила Г.Ф. Назарова (к.ф.н., профессор кафедры философии и культурологии Орловского государственного университета), солидаризовавшаяся с теми исследователями, которые, анализируя русский характер, относят его к типу «переживательных». Вот почему, считает она, решение проблем нравственно-эстетического воспитания означает сохранение русского национального характера и культуры. Однако в нашем обществе в настоящее время такие институты воспитания фактически отсутствуют.

До революции существовала исходная система элементов нравственности, которая стихийно формировалась самой жизнью — семьей, сословным кодексом чести, церковью. Ныне единственным действенным механизмом формирования нравственно-эстетического в человеке остается система образования. В начале 1990-х годов в кругах российской интеллигенции еще теплилась надежда на реформирование школьного и вузовского образования в направлении гуманизации и гуманитаризации. Однако рационализация образовательного процесса за годы реформ только усилилась. В школах сокращены часы по русскому языку и литературе, отечественной истории. В гуманитарно-социально-экономическом блоке вузовской программы меньше всего часов отведено на изучение отечественной истории и философии, тогда как именно они формируют мировоззрение и способствуют сохранению национальной ментальности.

С точки зрения А.И. Уткина (д.и.н., Институт США и Канады РАН, Москва), исторически России были брошены три серьезных вызова, на каждый из которых она дала свой ответ. На природные вызовы сурового климата Россия ответила коллективизмом и продвижением на Восток, на вызовы татарского ига — оседлым земледелием и православием, на влияние Запада — тем, что осталась единственной незападной державой, которая никогда не находилась в зависимости от Запада.

Современные вызовы России — это потерянное прошлое («эти семьдесят лет!»), расколотое настоящее и неясное будущее. Главный вызов будущего заключается в том, что впервые в истории Россия теряет население, а это чревато и утратой территорий (главным образом, Сибири и Дальнего Востока). Расколотое настоящее — это не только 30 млн. русских за пределами отечества и появление границ между Казахстаном и Россией, Украиной и Россией. Это и невозможность религиозного единства — сегодня в стране официально существуют три конфессии, поддерживаемые на государственном уровне.

Т.Г. Человенко (заведующая кафедрой религиоведения и теологии Орловского государственного университета) полагает, что глобальные вызовы современности заставляют считаться с религией как самостоятельной областью духовной жизни человека, активно влияющей на самые разные аспекты его жизнедеятельности, в том числе связанные с духовной и социальной безопасностью. С ее точки зрения, пришло время перейти от некомпетентной светскости («религия нас не касается») к понимающей светскости («наш долг ее понять»). Методология, основанная на попытке увидеть религию такой, какой она представляется религиозному человеку, создает почву для сотрудничества с теологами. В этом сообразовании научно-рефлексивного метода с трансцендентальным ядром религии и заключается основная общенаучная значимость герменевтической и экзистенциальной феноменологии, цель которых — интеллектуальное и экзистенциальное понимание внутренней сути религиозной жизни в целом и различных ее аспектов в отдельности.

Заключительные замечания

В заключение хотелось бы высказать несколько замечаний, которые, хотя и носят критический характер, должны быть отнесены, скорее, к разряду пожеланий на будущее.

Замечание первое: о гражданском содержании понятия «нация».

На конференции, как следует из ее названия, предполагалось обсудить проблемы российского самосознания, то есть самосознания гражданской общности. Однако речь шла, главным образом, о русском самосознании. В то же время длительная советская практика узкоэтнического употребления термина «русский» не дает нам право использовать понятия «русский» и «российский» как взаимозаменяемые. Даже учитывая то, что основу российского самосознания составляет русская культура, прежде всего, русский язык как язык этнического большинства и способ межэтнического общения всех россиян.

Появление феномена нации неразрывно связано с эпохой буржуазных революций. Режимы народного суверенитета передавали власть монарха новому виду коллективного взаимодействия, общности индивидов, которой приписывалась способность мыслить и действовать сообща. В самых разных социальных кругах стали считать, что для выполнения коллективных действий суверенный народ должен быть един в историческом и языковом отношениях, за политической нацией должна стоять предшествующая ей культурная нация. Для получения вожделенного единства членов политического сообщества нередко «переплавляли» жесткими и бескомпромиссными методами. Так была изобретена политика ассимиляции, закономерный продукт демократии западного образца и идеологии национализма.

В истории царской России русификация затрагивала культурно близкие Украину и Польшу и была, скорее, исключением, нежели систематической практикой. Единство империи обеспечивалось лояльностью подданных короне, а не нации. При этом Россия была одной из самых терпимых империй, предоставлявшей выходцам из национальных меньшинств вертикальные каналы мобильности. Быть русским означало быть верноподданным Императора Всероссийского.

Между тем первой гражданской нацией, которая появилась на территории нашей страны, стал так называемый «советский народ». Однако государственные усилия по укреплению общегражданской идентичности «советский человек» сопровождались спонсированием этнической самобытности: меры по формированию культурной гомогенности, необходимой для современного индустриального государства, дополнялись развитием оригинальных культур национальных автономий.

Замечание второе: о существенном сохранении традиционных ценностей и моделей поведения.

Состояние расколотости, которое было присуще русскому сознанию в XIX в. и о котором немало говорилось на конференции, — характерная черта любого традиционного общества, с его замкнутой сословной системой, где в пространстве письменной культуры находится лишь небольшая, наиболее просвещенная часть народа.

По справедливому наблюдению С.Д. Домникова (к.и.н., ИФ РАН, Москва), традиционное, или агрописьменное, общество, основанное на стабильной статусной организации, формировало личность, претворенную в группе и мыслящую себя через групповую принадлежность.

Однако нация, народ, как метко подметил В.М. Межуев, — это коллектив личностей (а не коллективная личность!), в котором каждый лично свободен. Не случайно древние греки называли демосом лишь свое сообщество граждан, а все остальные народы — этносами.

«Недоразвитость» современной российской нации, несмотря на внешние признаки современного государства, легко объяснить недолгой практикой демократической традиции, опирающейся на универсализм и эгалитаризм, и, как следствие, сохранением традиционной ценностной матрицы с такими ее атрибутами, как восприятие власти как собственности и снисходительное отношение к нарушению формальных законов (широкое «поле терпимой противозаконности», невозможное в государстве с устойчивыми институтами собственности). В неразделенности власти и собственности состоит «вечная трагедия России». Даже в языке эти значения не разведены: слово «власть» в русском языке означает одновременно и владение. «Традиционные» стереотипы поведения, например, преимущественную поддержку и продвижение сородичей, практикует в России как этническое большинство, так и меньшинства: феномен «кумовства» распространен ничуть не меньше, чем феномен клановости или «улусизма». Хотя подобные модели поведения этнических меньшинств, как правило, более заметны со стороны.

В России периодически предпринимаются попытки реализации различных западноевропейских универсалистских проектов без учета того обстоятельства, что значимые сегменты ее граждан остаются приверженцами традиционной ценностной матрицы. Кроме того, структуры иммиграции сегодня сложились таким образом, что происходит постоянная «поставка» рабочих рук из традиционных сообществ (государств Средней Азии, Китая и пр.). В таких условиях не действуют, например, принятые в Европе меры по борьбе с коррупцией. Слишком многие в обществе считают практику «бакшиша» «законной», «справедливой». (На Руси издавна существовали два определения феномена взяточничества — мздоимство и лихоимство, причем первое воспринималось как легитимное.)

Стереотипы поведения «младшего брата», как правило, выражены в стремлении примкнуть к наиболее сильному игроку на мировой политической арене и использовать на благо группы те преимущества, которые дает патернализм мощного государства. Речь идет как о политическом, так и о социальном патернализме — когда этническое спонсирование «государства благоденствия» принимается группой, но не добавляет ее членам лояльности этому государству.

Россия — не только в качестве посткоммунистического государства, но и как Евразия — уже давно на практике столкнулась с проблемой существования в качестве плюралистического общества. И поэтому в дальнейшем сохранение единства России, видимо, будет возможно либо при сохранении «сильного» государства, либо при общем осознании ценности национального бытия, понимании того, что мы — единая гражданская нация, неразрывно связанная общей историей, общей родиной.

Замечание третье: о пренебрежении опытом недавнего советского прошлого.

После завершения конференции осталось одно странное ощущение. Выступающие говорили так, будто в истории России не было советского периода развития, будто бы вся советская эпоха представляет собой чуть ли не исторический провал длиной в сотню лет. Участники коллективного обсуждения были готовы искать источники вдохновения в трудах дореволюционных русских философов, деятелей русской эмиграции, игнорируя уроки недавнего советского прошлого.

Не останавливаясь на успешном советском опыте формирования единой гражданской нации, поговорим о проблемах, которые советский период оставил в наследство российскому самосознанию.

В результате осуществления большевиками государственного переворота 1917 г. Россия приобрела федеративное административно-территориальное устройство, а в ходе воплощения в жизнь генеральной линии КПСС по национальному вопросу родился советский этнофедерализм, впоследствии получивший теоретическое обоснование благодаря трудам поколений советских этнологов и этнографов. Нация из культурного и политического феномена была перетолкована в кровнородственный: «национальность», указанная в советском паспорте, служила отсылкой к происхождению советского гражданина. Не удивительно, что при ослаблении режима этнические националисты предложили понимать под нацией не демократическую «формальную инстанцию суверенитета и легитимности», а «конкретное сообщество», «наполненное содержательными определениями “национальное тело”», и стали от его имени призывать к «самоопределению».

Россия — единственное государство из числа появившихся в результате распада СССР, которое не извлекло уроков из опыта советского федерализма и не стало этнонациональным. Российская государственная политика по формированию единой гражданской нации полна глубоких противоречий, что при малейшем ослаблении федеральной власти чревато дальнейшими самоопределениями. Вот почему важно употреблять термин «российский народ» вместо термина «народы России»: множественное число невольно ослабляет легитимность государства, образованного российским демосом.

Благодаря стимуляции советской национальной политики в республиках и автономиях СССР (некоторые из них стали субъектами РФ) сформировалась и достигла критической массы собственная этническая интеллигенция — слой, способный воспринять идеологию национализма и «понести ее в народ». Спонсировалась этническая «высокая культура» (у каждой республики был свой «великий» писатель, поэт, композитор и т.д.), хотя большинство ее представителей, например, Ч. Айтматов, Ю. Рытхэу, Р. Гамзатов, очевидно, принадлежат к российской культуре советского периода. В результате долговременной советской пропаганды многие представители этнической интеллигенции к концу 1980-х годов были убеждены в том, что в Российской империи меньшинства жестоко угнетались. А во время перестройки, когда стало возможным говорить о депортациях народов, представители ряда этнических групп приобрели общее трагическое прошлое, у них появились как «имидж жертвы», так и «образ врага», являющиеся непременными составляющими этнических конфликтов. Значительное число таких конфликтов в постсоветский период лишь подкрепило эту, очевидно негативную, тенденцию.

Вследствие всех вышеперечисленных факторов руководство России, скорее всего, столкнется с отсутствием политической лояльности части населения, если попытается придать стране русское или православное лицо.

Современные проблемы национального самоосознания россиян во многом кроются в этническом понимании термина «нация», впитавшемся в сознание старших поколений со страниц советских учебников. Это понимание постоянно воспроизводится, впитывается новыми поколениями уже несоветских людей. Понятия «народ», «нация» населением России воспринимаются не как демос, сообщество граждан, а как этнос, сообщество соплеменников. Подобное словоупотребление не изжито даже в научном сообществе, что подтверждается выступлениями некоторых участников конференции, задававшихся вопросом: «Куда идут наши народы?» А Ю.С. Васютин (д.и.н., профессор, первый проректор ОАГС, председатель Общественной палаты субъекта РФ, г. Орел), вполне обоснованно говоря о проблемах межэтнической толерантности, осуждая постсоветскую практику «раздачи суверенитетов», тем не менее, призывал изживать ксенофобию через культурно-национальные автономии как институты гражданского общества.

Думается, России нет никакой необходимости идти по пути западного мультикультурализма, повторяя ошибки недавнего советского прошлого. Основная масса российских граждан принадлежит к одной культуре, не похожей как на западную, так и на восточную, совместно взращенной в течение нескольких последних столетий, в том числе и в советский период истории нашей страны. Задачи государственных органов управления состоят, на наш взгляд, в том, чтобы пресекать искусственное культивирование традиционных этнических сообществ, состоящих, как правило, из тех граждан России, которые уже давно влились в единую российскую культуру. Если России и стоит что-то перенимать у либеральных государств, так это равное отношение к своим гражданам безотносительно их этнической принадлежности.


Вернуться назад