Включение индивида в систему социальных коммуникаций, важнейшая из которых - межличностная коммуникация, является необходимым условием и базовой характеристикой его повседневности. Однако в постиндустриальных обществах никто не может быть уверенным в «других», отношения между людьми становятся поверхностными и сугубо функциональными. Из-за географической мобильности, связь с местным пространством уменьшается; с наступлением конца массового производства и развитием потребления исчезает эталон, охватывающий один социальный класс; в связи с утратой видимости больших корпораций, исчезает униформа как символ профессиональной идентичности, приобретаемой на всю жизнь. Современные мегаполисы утратили традиционные формы солидарности и поддерживают лишь индивидуалистическую стратегию поведения. В то же время известно, что в периоды всеобщей неуверенности в обществе возрастает когнитивная потребность в общности.

Безусловно, индивидуализм не является результатом выбора. Данный феномен – прямое следствие исчезновения значимости коллективной идентификации и дифференциации индивидов в обществе изобилия, когда люди вынуждены распоряжаться возможностями предоставленной автономии и своим существованием. Вспомним – советская система образования выстраивала процесс социализации, ориентированный на такие ценности, как толерантность, сотрудничество с другими, лишая ребенка автономии и потребности в индивидуальных достижениях. Сегодня от индивида ожидают не просто активной социализации, конкурентноспособности и лидерства. Взяв политический курс на демократизацию общества в ее американском варианте, мы приветствуем победы наших детей и не допускаем даже самой возможности поражения. Образовательная система не поощряет оказание помощи более слабому товарищу. Напротив, как и любая формализованная система, школа наказывает дезадаптантов и навешивает ярлыки на тех, кто не играет по ее правилам, не приспосабливается к существующим бюрократическим нормам. Как итог, мало кто из так называемых «трудных» подростков смеет надеяться на свою состоятельность, что уж говорить о возможности успеха в будущем. Не случайно большинство российских выпускников, подвергшихся дискриминации, воспринимает период, проведенный в школе, как годы угнетения и вообще лишенные какого бы то ни было смысла. И хорошо еще, если молодые люди не начнут применять полученные знания манипулирования и дискриминации на практике. Впрочем, вряд ли. Последние данные социологических опросов свидетельствуют об обратном. Нынешняя 15-19-тилетняя молодежь пересмотрела традиционные человеческие ценности и готова использовать любые средства для достижения своих целей, в том числе и нарушать первую заповедь – «Не убий».

Итак, каждый вынужден взять на себя прямую ответственность за создание собственной идентификации. Но найти себя возможно единственным путем – сопоставляя собственную идентичность с другими. Некоторые отстаивают, чего бы это им не стоило, ценность семейных корней и культурные принципы, передававшиеся из поколения в поколение, но если бы данные представления сколько-нибудь соответствовали современным реалиям! Другие пытаются определить свою идентичность через проигрывание различных профессиональных ролей и социальных статусов. Наконец, третьи вкладывают материальные средства в то, чтобы отделаться от назойливой проблемы идентичности. Но, ни первые, ни вторые, ни третьи не застрахованы от столкновения с преградой на своем пути – одиночеством – явлением всех российских мегаполисов.

*Статья подготовлена в рамках гранта Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы на поддержку научно-исследовательских работ в 2010 году.

 

Для тех, кто обнаружил одиночество ничто не выглядит как само собой разумеющееся. Семейное наследство является для них совершенно бесполезным, чтобы понять и творить окружающую реальность; институт семьи представляется многим слишком шатким, чтобы рассматривать его как место осуществления личных амбиций. И не случайно. Достаточно взглянуть на динамику разводов в ХХ веке:  в начале ХХ века был один развод на 100 браков, в середине 1950-х разводом заканчивался уже каждый из 15 браков, в 1970-1980-х – один из трех, в 1990 году – один из двух, в 2000 году на  каждый брак – почти один развод. [2]. 

Дефицит занятости не предоставляет возможности играть определенные профессиональные роли; а наличие материальных средств не защищает от осознания пустоты собственного существования. Поясним. Вследствие разделения труда и институционального отделения работы от сферы досуга, индивид столкнулся с проблемой организации своего свободного времени. Казалось бы, невозможность реализовать себя  профессионально в рамках жестко структурированных институтов публичной сферы с лихвой окупается предоставленной свободой в частной сфере социальной реальности. Но самоосуществление здесь оказывается ограниченным в связи с отсутствием необходимых ресурсов (физических, интеллектуальных, финансовых и др.). К примеру, жаждущий стать профессором и приступивший к написанию текста диссертации, аспирант понимает, что он не может писать, так как ему надо еще много чего освоить из предшествующих исследований и пока нечего сказать научному сообществу.

Как результат – правила, которые управляют обществом, теряют для индивида всякий смысл – наступает  изоляция, не только вследствие исторического развития общества, его дифференциации, но также из-за желания общества отречься, избавиться от некоторых своих членов. Не имея ни статуса, ни социальной роли, не в силах отделаться от проблемы цели собственной жизни, индивиды выпадают из интегрированного общества и встают перед выбором: либо ликвидировать инстанцию, которая создает проблемы, т.е. самоуничтожиться, либо противостоять социуму, либо погрузиться в самую глубину своего внутреннего мира, чтобы достичь понимания собственной идентичности.

Первый вариант пути в социальном аспекте проистекает из актуальных проблем повседневной жизни человека, или из желания отомстить исключившему обществу (еще Э. Дюркгейм доказал, что наличие в городах формализованных отношений между людьми, отсутствие солидарности приводит к самоубийствам), или из-за невозможности занять место, которое де факто предназначено; и в индивидуальном аспекте основан на надежде избавления от страданий. В основе второго варианта – девиантного – лежит желание обрести идентичность через противопоставление себя некоторому социальному целому. Подобное поведение представляет собой стратегию преодоления диффузной, неопределенной идентичности, при которой человек предпочитает выбрать негативную социальную идентичность, чем быть никем или неопределенным, незамеченным. Но такой выбор спасет его лишь на время, в конце дороги индивид должен будет исчезнуть.

Относительно третьего выбора… зададимся вопросом: можно ли, действительно, достичь основы своей индивидуальности вне социальных связей, без благоприятного случая, без содействия, без возможности выразить свои идеи так, чтобы быть понятым? По мнению представителей гуманистической психологии1, уединение имеет смысл только при наличии общения. Диалог с самим собой возможен лишь при общении с другими, именно общение с людьми является контекстом всех личностных переживаний. В противном случае, человек лишается способности выразить себя. Уединение предполагает сознательный акт человека: отход от общества,  в котором он существует в условиях постоянной публичности, а значит, - эмоциональной напряженности, как следствие – актуализируется потребность в уединении. Человек «уходит» в стремлении познания себя, для анализа действительности, определения смысла жизни, для обретения свободы. В культурном аспекте «уединение» может пониматься как некая техника, способ мышления, возможность для творчества, концентрации на своем микрокосме – выражении макрокосма.

В противоположность, одиночество – крайняя степень уединения – состояние человека-изгоя, в которое ввело его общество. Причем чем более человек ищет возможности общения, тем более ужасным для него становится состояние изоляции. Подобную дихотомию – противопоставление «сильного» и «слабого» в коммуникации – подробно рассматривает П.М. Ершов: «Сильнее тот, кто меньше нуждается в партнере, но нужда в нем может быть продиктована и дружественностью и недостат­ком силы» и далее: «слабый выдает новую, как он думает, для партнера ин­формацию, чтобы произошли нужные ему сдвиги в сознании партнера, а чтобы знать, что они действительно произошли, он до­бывает информацию… нередко выдаваемая информация оказывается либо недоста­точно новой, либо недостаточно значительной для партнера по­тому, что важное для одного не представляет той же ценности для другого. При этом проявляется так же и умение каждого учитывать интересы и предынформированность партнера — умение выда­вать информацию, которая в данной ситуации наиболее эффек­тивна» [8, С. 169, 178-179]. Удовлетворяя потребность в признании и силе, люди создают такую самопрезентацию, которая соответствует их идеалу «Я» и замещает плохое реальное «Я».

Где же найти индивиду силы, чтобы поверить в позитивность социальных связей и в возможность существования вообще? Уповать на свидетеля. Невозможно очень долго быть кем-то исключительно для себя. «Личность не самодостаточна, она не может довольствоваться собой. Она всегда предполагает существование других личностей, выход из себя в другого» [3].  Роль свидетеля – в выполнении задачи поддержки, придания большего значения жизненным событиям созидающего, демонстрации индивиду того, что он не только находится в одиночестве своих созиданий, но и участвует в делимой реальности и поэтому может считать себя принадлежащим человеческому обществу.

Выход из состояния отверженности обществом знаменуется этапом примирения с другими. Другие должны принять эту новую идентичность. Возвращение к социальной жизни требует понимания ее нужд или ее ожиданий, а также желания их удовлетворять. Казалось бы – парадокс, но, тем не менее, необходимый парадокс: бывший изгнанник должен научиться ставить себя на место тех, кто его лишил всего, чтобы снова обрести способность жить и действовать. Суть в том, что без уединения мы бы не смогли ничего узнать про общение, одно не может существовать без другого. Это сущностное единство противоположностей убедительно показано в гештальт-теории. Согласно ее положениям мы можем осознавать какой-либо объект лишь в его отношении к контрастному фону. Например, свет представляет собой светлую фигуру на темном фоне. И не будь темноты, мы бы никогда не смогли воспринять свет. Светлое и темное являются двумя аспектами единого гештальта восприятия. Точно также мы не можем воспринимать общение кроме как по отношению к уединению.

Таким образом, пройдя через мрак изгнания, индивид получает, в конце концов, исключительный дар – внутренний свет освобождения, отныне он способен совершать деяния без извлечения какой-либо выгоды. В поиске душевного покоя такой человек более не манипулирует одними, противопоставляя их другим. Научившись созидать себя, он становится по-настоящему счастливым, т.к. может передать мастерство и другим, лишенным поддержки в современной жестокой реальности. Общение необходимо человеку для проявления себя как личности, тем самым, реализации потребности в успехе, социальном или духовном. «При общении - писал К.С. Станиславский, - вы, прежде всего, ищите в человеке душу, его внутренний мир… Для того, чтобы общаться, надо иметь то, чем можно общаться, то есть, прежде всего, свои собственные пережитые чувства и мысли». [15, С. 271, 277]. Соответственно, человек как объект общения для других людей не может исчерпать себя лишь внешним обликом, он должен быть наделен большим внутренним багажом мыслей, чувств, нравственных начал, который выявляет его индивидуальные характеристики и превращает в интересного человека.

Причем интерес для других представляет не столько тот, кто владеет и умеет преподнести идеи, сведения, эмоции (т.е. информацию), сколько личность, умеющая вести диалог. Мы солидарны с М. Бубером, полагавшим, что для возможности диалога необходимы две предпосылки – способность к дистанцированию и к вступлению-в-отношение. Осознание себя как внутренней целостности и противопоставление этой целостности мира как самостоятельного бытия есть акт дистанцирования. Но занимая отстраненную, внешнюю позицию по отношению к бытию окружающей действительности, человек пытается самоутвердиться, и это утверждение является иллюзией. Отстранение от «живых взаимоотношений» приводит лишь к отчуждению от самого себя. Безусловно, при этом человек способен занимается категоризацией, анализом и оценкой окружающей реальности, но не имеет возможности вступать в диалог, так как не погружается в общение со всей полнотой, без остатка. Для него другие являются исключительно объектом манипулирования, средством достижения своих целей, решением личных проблем, то есть являются «Оно». Вступая в отношение с «Оно» человек ведет «монолог, замаскированный под диалог». [4, С. 150].

Только выход за пределы объектных отношений в сферу «осознания» (в том числе собственной сущности), диалога «Я-Ты» позволяет проникнуть в подлинное бытие социальной реальности. Открываясь «Ты» во всей своей целостности как к «личностям, существующим самостоятельно и постоянно, независимо от чьих-либо потребностей», доверяя «Ты» как «Я», уникальному и неповторимому, человек одновременно открывается и доверяет самому себе, тем самым, обнаруживая свою индивидуальность и становясь способным посредством мысли, чувства, действия отдавать ее другим. [4, С. 150]. При этом нравственность не носит индивидуалистический характер, не является поступком одного человека, как это постулируется в новоевропейской этике, а является отражением нравственности другого, который, в свою очередь, отражает степень нашего совершенства. Над современным человеком не висит бремя традиций, но он постоянно сталкивается с необходимостью выбора. Необязательно знать обо всех возможных действиях, совершенны они или нет, но, то действие, которое планируется, должно быть тщательно продумано, индивиду необходимо достоверно знать, что оно не несправедливо. Существует моральное правило: не делай того, что ты считаешь сомнительным (Плиний), и в любых жизненных ситуациях необходимо его придерживаться, если стремишься обрести осознание, т.е. наполненное смыслом место в реальности своей повседневной жизни. Как отмечал Юнг, «личность... не поддается паническому чувству ужаса, которому поддаются те, кто только начинает понимать свое сознание, ибо такая личность оставила все страхи позади. Она способна устоять на ногах в эпоху перемен, и поэтому неосознанно и непроизвольно становится лидером» [20, С. 199].

Отчего же типичные представители мегаполисов так боятся оставаться наедине с собой? Оттого, что оказавшись «лицом к лицу с самим собой, какой вы есть, и вы убеждаетесь, что вы пустой, глупый, тупой человек, исполненный чувства вины и тревоги, что вы мелкое, дрянное, несостоятельное существо, живущее “из вторых рук”» [9, С. 13]. Те же, кому удается набраться мужества, чтобы относиться к себе с критикой, реалистично, выявляя все достоинства и недостатки, приходят к согласию с внутренним миром. Чем выше уровень согласия с собой, тем охотнее выказывается одобрение другим и приобретается навык замечать в людях лучшее, доверять им, несмотря на недостатки. Чем меньше мы судим свое окружение, тем самокритичнее оно становится, тем в большей степени выражает свои истинные чувства и эмоции.

Взять верх над общей социальной тенденцией – вызов, подразумевающий необходимость найти единственную свою дорогу и постоянно преодолевать давление тех, кто также согнан с пути к обычным источникам идентичности. К примеру, большинство наших современников представляют счастье только вдвоем. Никогда еще пара не была объектом такого эмоционального и культурного внимания, как сейчас. Что объяснимо: гармония, уравновешенность, сексуальное, интеллектуальное и культурное общение. Как итог, наши современники стремятся не к автономии, а к близости, к заброшенности в руки другого, к телесному удовольствию, к чувству слияния, общности судьбы и к верности. Как итог, снижается возраст вступающих в сексуальные отношения, молодые люди пытаются найти ту надежность, которую не обнаружили в самих себе. Не случайно в психологии появился термин «одиночество вдвоем» - состояние, возникающее вследствие любовной зависимости.

Среди психологических задач молодежи классически присутствует стремление к «эмоциональной зрелости» и к «конструированию идентичности». Сомнительно, что преждевременно пережитое в паре благоприятствует как первой, так и второй задачам. Освободившись от родительской опеки, девушки и юноши стремятся идентифицироваться через партнерство, идентификация играет роль или заменителя родителей, или плюшевой игрушки, что продлевает жизнь их инфантильной эмоциональности. Едва достигшие половой зрелости, молодые люди, таким образом, подражают клише, передаваемые культурой и СМИ. Взаимоотношения «носят теперь не более как случайный и отрывочный характер, поскольку они основаны на глобальном опыте, а не на конкретном восприятии одного субъекта другим» - пишет К. Леви-Строс, отмечая опосредованный характер общения в современном обществе (через документы, административный аппарат) в противоположность непосредственной коммуникации в традиционном обществе [10, С. 325].

В нашем социологическом исследовании виртуальной коммуникации, опосредованной сайтами знакомств, большинство пользователей (не только молодежь)1 не смогли дать точное определение понятиям, которые они используют в своем лексиконе: к примеру, «Что такое любовь?», «Как проявляется, по Вашему мнению, чувство юмора?», «Что есть дружба?», «Как Вы понимаете выражение «настоящий (-ая) мужчина (женщина)?». Неопределенность свидетельствует о неосознанности своих желаний, а значит, и о невозможности создания адекватных средств для их удовлетворения.

К примеру, основной целью для большинства ищущих на брачных серверах партнера является нахождение «своей половинки»: «пришлось от одиночества, которое сжигает сердце, обратиться на сайт знакомств. Ведь никто не знает, где живет твоя оторванная половина?» (Людмила, 42 года). На просьбу пояснить, что значит – быть «второй половинкой», как правило, женщины сообщают следующее: «ну, надежное мужское плечо, чтобы заботился обо мне и моем ребенке» (если таковой имеется). Дальнейшее интервьюирование зачастую выявляет, что «надежное плечо» - это материально обеспеченный партнер. Параметр «материальное положение» важен для 62% респондентов (42% женщин и 20% мужчин), из них - 8% женщин и 1% мужчин - ищут спонсоров, готовых обеспечить полностью, 27% женщин и 14% мужчин заинтересованы в тех, кто имеет стабильный средний доход, 65% женщин (из которых 47% в возрасте от 29 до 39) и 5% мужчин желают знакомиться с хорошо обеспеченными, крепко стоящими на ногах.

Чем объяснить столь большие в процентном выражении материальные притязания женщин? Представляется, что речь идет об одинокой женщине после 30 лет, нереализовавшейся профессионально, со средним, средне-специальным или незаконченным высшим образованием, работающей на нелюбимой работе, проживающей на 20 метрах коммунальной либо однокомнатной квартиры совместно с ребенком… перспектив улучшить жилищные условия нет. Денег хватает лишь на еду и самое необходимое, после трех лет беготни по судам сообразившей, что на алименты рассчитывать не приходится, а на государственную дотацию ребенка не прокормишь, при этом она видит, что у соседки справа появилась новая шуба, а соседскому мальчишке слева купили велосипед, собственное же дитя одевается в сэконд-хэнде, как выход – попытка найти мужчину на сайте, поскольку в ближайшей округе трезвого и в будний день не сыскать. Этот портрет – худший вариант и полная безысходность, но и нескольких из перечисленных аспектов достаточно для обращения к Интернету, как к последней надежде: «Благодарю Вас за все, что Вы написали. Это очень поэтично...красиво...волнующе...НО так далеко, это просто красивые слова. И вся беда в том, что скорее всего, я так и останусь одна. Здесь нет мужчин… Вы заметили, что я удалила свой профайл с сайта знакомств? И сделала это, потому что уже устала ждать, во мне умерла всякая надежда в то, что есть еще настоящие мужчины... Если уж не суждено мне узнать женского счастья, то так и уйду с разорванным от переполнения чувствами сердца... я действительно впала в меланхолию...мне ужасно жаль себя... жаль что уходят дни..и каждый день прожитый без любви, а я говорю только о взаимной любви, оставляет на сердце кровоточащую рану......... Как же скажите жить, когда нет света в конце туннеля? Когда вся жизнь состоит из одних проблем, когда работаешь на ненавистной работе??? Простите за качество фотографий, но к сожалению у меня такой уровень жизни и это не моя вина, а моя беда...» (Вера, 39 лет). За большинством подобных писем на сайтах знакомств кроется мотив самосохранения, выживания, цель контакта -  добиться условий, дающих возможность женщине и ее ребенку «зажить нормальной жизнью», т.е. попытаться адаптироваться к современной агрессивной среде крупного города.

Проследив меркантильные мотивы поиска инструментов (понимаем под инструментом, в первую очередь, институт брака, т.е. юридическую и государственную защиту) выживания, заметим, что и финансово независимые женщины в большинстве своем ориентированы на построение семьи. В ходе интервью удалось выяснить, что никакой феминизм не в состоянии решить вопросы психологической потребности ощущения защищенности, физиологической потребности продолжения рода, генетической потребности уверенности в завтрашнем дне, достигаемой с помощью брака. В этом контексте поиск настоящего мужчины зачастую становится самоцелью, поиском архетипа, некоего абстрактного «принца на белом/черном»… цвета могут варьироваться в зависимости от настроения, но идея «принца» – «моего мужчины», «настоящего мужчины», «надежного и сильного», навязчиво, патологически-обсессивно повторятся в текстовом обозначении в мире виртуальных знакомств.

Надо заметить, что язык современных пользователей Интернета приобрел атавистические особенности. Малограмотность, небрежность и агрессивность – следствие экономии усилий и утраты традиционных коммуникативных ритуалов. В результате общение между людьми становится более простым и грубым. Тонкой человеческой натуре трудно выживать в таких условиях, так как ей присуще шлифовать способность выкристаллизовывать идею в слово (как и способность делать понятными восприятию коды хореографические, музыкальные, поэтические), на что требуется время и усилия. Перефразируя Станиславского: для того, чтобы писать, надо помимо желания писать… иметь, что писать, надо иметь хоть какие-то мысли и, в конце концов, надо иметь навык в корректном письменном изложении этих мыслей. В противном случае будем получать, то, что наблюдаем в социуме, будь он виртуальный либо реальный – злость неустроенности, духовная пустота, потребительское мышление, меркантильность, стандартизация восприятия, порожденные активным материализмом, прагматизмом современного общества глобализации – создают активный конфликт между содержанием и формой изложения содержания.

Сайты знакомств, наверное, можно сравнить с попаданием в крупный супермаркет, где все промаркировано, а полочки стройно выведены. Нужна девушка? Ищи: от 18 до 25 лет, с фотографией, не замужем, из Москвы, рост – 175, вес - 50, высшее образование и… пожалуйста: 1000 девушек, осталось создать виртуальную личность, адекватную твоему эстетическому восприятию (по национальности, профессии, весу, росту). Все предельно просто, а главное – ощущение постоянной доступности, так как временно-пространственные характеристики разрушены, не функционируют, поэтому можно и не спешить, и глаза не выплакивать ожидая, и ботинки не стаптывать на пути к любимой… а если глупая или слово «симпатичный» через «о» пишет – зачем она мне исключительному? Завтра в «инет» зайду и новую красавицу найду. 

Подтверждение увиденному находим и в текстах интервью: «Я могу профильтровать поиск: девушки такого-то возраста, города СПб, и всем подряд разослать «пошли в кино». Потом, если есть время, сесть, посмотреть фотографии, повыбирать…» (Максим, 22 года). Отрицательный результат – отказ от знакомства, игнорирование – не воспринимается как личная неудача, поскольку поле предполагаемых партнеров воспринимается во всем множестве, безлично. Мимирование поиска приводит к отсутствию реального усилия, что создает предпосылки к отсутствию адекватной оценки своему усилию, а значит – к обесцениванию данного типа отношений. А сознание безопасности и возможности бесконечных вариаций девальвирует идею витальной потребности. Отсутствие мотивации для открытия социальной действительности во всей ее многогранности, страх современного человека, рожденного и воспитанного в замкнутых пространствах, отсутствие потребности в физическом, энергетическом, духовном общении обеспечивает деградацию этой естественной функции, нарушая тем самым, возможно, и зачастую напряженное, но естественное течение развития отношений между мужчиной и женщиной.  В то же время представления многих виртуальщиков об обладании релевантными способностями оказываются несостоятельными в реальном мире, что приводит к озлоблению, беспомощности и… зависимости от виртуального мира.

Таким образом, по словам информантов, интернет-знакомство – это быстро, удобно, безболезненно и, надо добавить, что по самой «низкой цене»; миллионные прибыли получают компании, а человечество расплачивается, отдавая непомерную дань обществу потребления, меняя любовь, счастье и трудности, экстаз и страдания, стремление и ожидание, на товар-деньги-товар. Но любовь как «утверждение неповторимого бытия другого человека» (14, С. 373) не купишь. Сущность любви заключается в том, чтобы отказаться от самого себя, забыть себя в другом «я» и, однако, в этом же исчезновении и в забвении впервые обрести самого себя и обладать самим собой» [7, С. 127]. Тем не менее, «люди с рыночным характером не умеют ни любить, ни ненавидеть. Эти "старомодные" эмоции не соответствуют структуре характера, функ­ционирующего почти целиком на рассудочном уровне и избегающего любых чувств, как положительных, так и отрицательных, потому что они служат помехой для достижения основной цели рыночного характе­ра — продажи и обмена…» - так описывает личность индустриального общества Э. Фромм [17, С. 154]. Находясь в обществе незнакомцев, человек вынужден адаптироваться, и главным средством адаптации выступает уход от общения и контроль над эмоциями. Маскируя свое истинное «Я», он все более отчуждается от общества – вначале от незнакомых людей, а впоследствии, обладая уже устойчивым стереотипом блокировки своих чувств и переживаний, от самых близких людей – семьи, друзей. В результате дисгармонизации отношения «Я-Я» и «Я-Ты», социальная среда насыщается агрессивностью, недоверием и враждебностью. Напротив, открытость, спонтанность в выражении желаний и чувств составляет основу доверия и уверенности в межличностных отношениях.

С ослаблением роли непосредственного общения уже не выглядит коммерчески несостоятельным проект «Служба извинений», осуществляемый группой психологов  (г. Днепропетровск), куда может обратиться любой, кто боится посмотреть прямо в глаза своему близкому, кто не хочет испытывать никаких эмоций, кто так никогда и не почувствует накатывающей на щемящее от осознания собственной вины сердце теплой волны полного счастливого покоя, охватывающего все клеточки сознания вслед за искренним раскаянием в вольном или невольном прегрешении. Служба процветает. Современные высококвалифицированные специалисты в области покаянных ритуалов десятки раз за день зачитывают тщательно прописанные по идеальной схеме тексты извинений. Впрочем, нельзя сказать, что жители мегаполисов не хотят учиться общению. Огромной популярностью пользуются тренинги коммуникативной компетентности, эффективного делового общения, в очередь выстраиваются желающие освоить технологию пикапа (знакомства и соблазнения девушки). Заметьте: именно технологию, причем именно западный стандарт общения, вместо познания индивидуальности «Другого» и собственной уникальности.

В принципе, я не противник социальных технологий. Даже ничего не имею против «инновационной» технологии оценки качества преподавания в вузах по результатам тестирования студентов и, соответственно, - не против натаскивания студентов к очередному экзамену. Но не возражаю я, поскольку остается еще время на развитие творческих способностей молодых людей. К примеру, будущий специалист по социальной работе, осваивая профессию посредством творчества, не только когнитивным путем выстраивает определенную социальную ситуацию, но и проживает ее. Вначале он расширяет восприятие, затем развивает воображение, становясь способным принимать то новое, что отсутствовало в прежнем опыте. Опытное постижение разнообразных стратегий поведения, стилей жизни научает установить коммуникацию с каждым,  независимо от возраста, социального положения и культурных различий и, безусловно, найдет применение в будущем при работе с клиентами. Т.е. сегодня еще удается совмещать системные формальные «педагогические технологии» традиционной модели образования с процессом творческой педагогической деятельности, но что будет завтра? Если уже в настоящем во многих образовательных учреждениях воспитание личности – исключение из правил. Что, в целом, понятно. Массовая виртуальная образованность вполне удовлетворяет интересам рыночной экономики. «Образ» мира не заставляет всматриваться, вслушиваться, вчувствоваться и вдумываться. Конечно, в появлении «виртуального человека» можно обвинять рыночную экономику, капитализм, постмодернизм и прочее, но возможно, стоит задуматься и тем, кто выбирает путь педагога? [Подробнее о качестве подготовки будущих специалистов см.: 1].

Типичный представитель современной западной культуры, выкладывает на прилавок имеющиеся у него достоинства (молодость, красоту, ум) и взамен приобретает социально-психологические блага (статус, дружбу, авторитет). То есть в процессе культурных преобразований, происходивших в Европе в ХV-ХVI вв., по мере развития рыночных отношений изменилось отношение людей к миру, суть которого – отчуждение. Тотальное отчуждение характерно индустриальному обществу второй половины ХХ века, породившему тип личности, которая безразлична к окружающему миру, не считается с прошлым и будущим, не имеет внутренней ориентации, принципов и не способна к уединению. «Его отношения с собратьями, в каждом из которых он видит возможного конкурента, приобрели харак­тер отчужденности и враждебности; он свободен — это значит он оди­нок, изолирован, ему угрожают со всех сторон... Рай утрачен навсегда; индивид стоит один, лицом к лицу со всем миром, безграничным и угро­жающим. Новая свобода неизбежно вызывает ощущение неуверенности и бессилия, сомнения, одиночества и тревоги». [18, С. 62]. Но еще стоики отметили, что мудрость состоит в знании того, что «Я» могу и чего «Я» не могу сделать, и лишь на основе такой мудрости индивиду предоставляется свобода.

Так стоит ли нам равняться на Запад и лезть из кожи вон в попытках усвоить его современные достижения? Ведь несомненно, что модернизация – противоречивый процесс, это – «а) перемены против стабильности, б) новые принципы рациональности против культурного достояния, в) свобода против авторитаризма» [19, С. 13]. И на сегодняшний день очевидно, что мы не сумели разрешить данные противоречия, проведенные реформы должным образом не обеспечили удовлетворение базовой потребности – в социальной и физической безопасности, но привели к дезорганизации российского общества, породили отчуждение различных социальных групп, недоверие друг к другу и, как следствие – безответственность по отношению к окружающему миру (как природному, так и социальному). Каждая социальная группа так выстраивает свое поведение, чтобы ее собственная деятельность представлялась как ориентированная на общее благо, а ее интересы казались всем моральными.

Вспомним известное высказывание М. Вебера: «Интересы  (материальные и духовные), а не идеи непосредственно управляют действием человека. Но картины мира, создаваемые идеями, очень часто, как стрелочники, определяли пути, по которым динамика интересов продвигала действие» [5, С. 55]. Представляется, что российское общество встанет на путь интеграции, когда отдельные его сообщества, также как и отдельные индивиды приобретут способность согласовывать «идеи» и собственные интересы. Да, люди ставят перед собой цели и добиваются их осуществления. Однако особенность частных, мимолетных целей заключается в том, что по их достижении они утрачивают свою побуждающую к действию силу. А вместе с тем такие цели утрачивают и способность освещать более отдаленные перспективы человеческой жизнедеятельности. Отсюда – с тем чтобы не превратиться в «бездушных профессионалов» и «бессердечных сластолюбцев» – особое значение в нашей жизни более отдаленных целей, значение цели всех целей, ее основополагающей идеи, которой может быть либо «новая пророческая идея» либо возрождение «прежних представлений и идеалов» [6, С. 211].

Естественно, что с упразднением советской системы, люди в значительной мере лишились своих прежних ориентаций, вследствие чего планируемые жизненные перспективы стали сомнительными. Россияне утратили веру в возможность собственного активного развития и влияния на социальную среду таким образом, чтобы она соответствовала их личным потребностям и интересам. В большинстве своем они всего лишь пытаются приспособить желания и цели к существующим реалиям, причем затрачивают при этом неимоверные жизненные усилия. Отсутствие убеждения в самоэффективности и собственных способностях к достижению жизненно важных целей приводят к таким кризисным социопсихологическим явлениям, как пессимизм, апатия, одиночество и самоуничтожение.

Крушение СССР и прежней системы для пожилых лиц, в большинстве своем имеющих высокую степень идентификации с социалистическим целеполаганием, означает девальвацию их жизненного опыта, всех достижений перед государством и обществом. Разочарование в обесценивании жизни к тому же усиливается нежеланием молодежи перенимать их опыт. Тимуровцев сегодня нет. Поскольку нарушены традиции меценатства и волонтерской работы. На современном этапе меценатство и добровольческая деятельность становятся средствами саморекламы и получения налоговых льгот, тогда как в дореволюционный период для российских меценатов был важен сам факт помощи, поддержки, а не только прославление собственного имени. Да и чему с позиции молодежи могут научить старики, разговаривающие на другом языке и не имеющие элементарных навыков использования технических новинок? Как следствие, молодежь не полагается на их помощь и изолируется в среде сверстников. Ей не могут помочь родители, которые думают о том, как повысить свой социальный статус и заботятся, главным образом, о хлебе насущном, затрачивая свое время не на воспитание детей, а на переобучение, профессиональную переориентацию, на освоение нового экономического и общественного порядка.

А порядок этот, представлявшийся по началу гуманистическим и антитоталитарным, на поверку оказался утопией. Приходит осознание того, что «и капита­листу, и советскому функционеру одинаково важно доводить людей до состояния не способных к сопротивлению поддан­ных под лозунгом "Долой индивидуальность"» [11, С. 8]. Снижается доверие к рыночной экономике, возникает скептицизм по отношению к любым институтам с присущими им формальными процедурами, возрастает недовольство социальным неравенством и невозможностью что-либо планировать на будущее, обостряется чувство собственной неполноценности. Как следствие, появляется тенденция принятия новой идентичности, основанной на принадлежности к определенной этнической группе или региону проживания. Но данную тенденцию вряд ли можно считать патриотической, желание обрести хоть какие-то социальные связи и интегрироваться в общество проявляется в интолерантности по отношению к чужим, к иностранцам (Запад – чужой, так как навязывает свои требования, бывшие братья из СССР – чужие, поскольку приезжая на заработки, отбирают и те немногие блага, что имеются).

Вместо того, чтобы попробовать на мгновение остановиться, побыть наедине с собой, обретая личностную (как и коллективную) идентичность, мы ухватываем самое элементарное для восприятия и делим мир на белое и черное, добро и зло, друзей и врагов. Но лишь тогда нам удастся интегрироваться в мировое сообщество, когда научимся учитывать своеобразие друг друга, уважать и ценить мир других, самых разнообразных культур. Необходимо, как писал Б. Малиновский, «научиться думать, видеть, чувствовать, а иногда и вести себя как представитель данной культуры. Это не означает, что мы просто должны понять мир другого человека посредством общения. Посредством этнографического диалога мы должны создать мир, общий с ним» [Цит. по: 12]. Причем выбор позитивной социальной практики будет осуществлен лишь после погружения в глубины личного «Я», собственной культуры, включающей множество традиций и ценностей, углубленный и критический анализ которых, а затем –  качественный отбор – позволит преобразовать человека и общество. Как выразил сущность подобного преобразования человека и культуры К. Роджерс: «Человек в течение долгого времени ощущал себя в жизни марионет­кой, сделанной по шаблону... Но... Он выбирает себя, пытается в самом сложном и часто трагическом мире стать самим собой — не куклой, не рабом, не машиной, но уникальным индивидуальным "Я"» [13, С. 228].

 

 

Литература

 

1. Астэр И.В. Организация практико-ориентированного обучения в вузе (к вопросу о качестве подготовки специалистов социальной работы) // Психолого-социальная работа в современном обществе: проблемы и решения. Материалы ежегодной международной научно-практической конференции.  СПб.: СПбГИПСР, 2007. – С. 90-94.
2. Башлачёв В. О русской демографии: Доклад для семинара 6 сентября 2009 [Электронный ресурс. Режим доступа: http://demograf.narod.ru/page2.htm]
3. Бердяев Н.А. Проблема человека. (К построению христианской антропологии) [Электронный ресурс. Режим доступа: www.vehi.net/berdyaev/chelovek.html]
4. Бубер М. Проблема человека // Я и Ты. М.: Высшая школа, 1993.
5. Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994.
6. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
7. Гегель. Сочинения. М.; Л.: Соцэкгиз, 1940. Т. 13.
8. Ершов П.М. Режиссура как практическая психология (Взаимодействие людей в жизни и на сцене). М.: Искусство, 1972.
9. Кришнамурти Дж. Свобода от известного. К.: София, 1991.
10. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985.
11. Лоренц К. Восемь смертных грехов человечества // Знание — сила. 1991. №1.
12. Лурье С.В. Историческая этнология. Учебное пособие для вузов [Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Lyrie/69.php]
13. Роджерс К. К науке о личности // История зарубежной психологии: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1986.
14. Рубинштейн С.Л. Человек и мир // Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1973.
15. Станиславский К.С. Работа актера над собой. М.: Искусство, 1954.
16. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.
17. Фромм Э. Иметь или быть? М.: Прогресс, 1990.
18. Фромм Э. Наш образ жизни делает нас несчастными // Литературная газета. 1964. 24 окт.
19. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999.
20. Юнг К.Г. Конфликты детской души. М.: Канон. 1995.

---

1 См., напр.: Фромм Э. Наш образ жизни делает нас несчастными // Литературная газета. 1964. 24 окт.

1 На первом этапе исследования, проводимого совместно с Байрактару А.Г., в анкетном опросе посредством электронной почты и программ прямого общения на сайтах знакомств приняли участие 400 человек, среди них 175 женщин и 225 мужчин. По возрастному составу, среди опрошенных преобладает возрастная группа 17-28 лет (151 человек), также достаточно большая выборка – 29-39 лет (135 человек), 40-49 лет (80 человек), более 49 лет (34 человека). На втором этапе использовался метод полуструктурированного интервью 40 информантов (из возрастной группы 17-28 лет – 15 человек; 29-39 лет – 13, 40-49 лет - 8, 49-59 – 4, жители Санкт-Петербурга и Москвы), принимавших участие в анкетном опросе.