ИНТЕЛРОС > №3, 2009 > Проблемы исследования социальной активности молодежиПроблемы исследования социальной активности молодежи20 ноября 2009 |
|||||||||||||
|
Мировой экономический кризис вновь поставил в повестку дня вопрос о гражданской активности и участии и, прежде всего, о социальной активности молодежи. С одной стороны, социальная активность рассматривается в контексте протестных настроений и социальной нестабильности, при этом молодежь всегда выступала как социальная группа, излишняя активность которой должна быть купирована и взята под особый контроль. С другой стороны, молодежь обеспечивает трансмиссию общественных отношений и выступает как носитель социальных инноваций, поэтому повышение социальной активности молодежи в период кризиса становится одним из условий поиска новых форм общественного устройства. Задача воспитания социальной активности как значимого интегрированного качества личности ставится и обсуждается как приоритетная различными государственными и общественными институтами. Социальная активность включается в дискурс повышения конкурентоспособности подрастающего поколения и рассматривается как фактор качества жизни.Социальная активность рассматривается как повышенное по сравнению с принятым в обществе или той или иной социальной группе участие в различных социальных практиках, направленных на общественное благо, таких как участие в общественных организациях и движениях, акциях, включенность в молодежные сообщества. При этом представление о том, что же представляет собой общественное благо, определяется теми или иными ценностями активистов и может быть диаметрально противоположным.В советские годы задача формирования социально-активной личности молодежи была ключевой для коммунистического воспитания. Главным институтом для реализации задачи был Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи – единая и практически единственная в стране молодежная организация, охватывавшая в своих рядах более 60% юношей и девушек в возрасте от 14 до 28 лет. Единая организация основывалась и на единых подходах к молодежной работе, некой единой программе и общих технологиях, обеспечивающих по замыслу их авторов достижение определенного обязательного для всех уровня политической грамотности, нравственности, активности. Однако уже в советское время руководители комсомола поняли, что, во-первых, различные категории молодежи требуют различных подходов в воспитании, во-вторых, что далеко не все молодые люди становятся лидерами и социально-активными гражданами, для подавляющего большинства эти ценности не свойственны, и, наконец, в-третьих, что используемые технологии не эффективны вследствие своей формальности, оторванности от жизненных реалий. В годы перестройки поддерживается широкий спектр различных молодежных инициатив, единый стандарт коммунистического воспитания заменяется на программно-вариативный подход, активно осваиваются новые социо-культурные практики. Самороспуск всесоюзного комсомола в 1991 году и появление как на основе его осколков, так и на основе различных инициативных молодежных групп новых молодежных организаций привели к возникновению в нашей стране широкой палитры молодежных объединений. Однако в отличие от комсомола они охватывают в различных возрастных группах молодежи от 2% до 10% молодых людей. Во всех регионах сложился примерно одинаковый состав действующих молодежных общественных объединений, охватывающий молодежные организации основных политических партий, отделения Российского Союза молодежи, скаутов, поисковые отряды и патриотические объединения, участников КВН. Параллельно возникает множество разнообразных неформальных групп и движений, активно использующих социальные сети (прежде всего, ВКонтакте.Ру, Живой Журнал и другие блоги) для продвижения своих ценностей и рекрутирования единомышленников. К проявлениям социального активизма молодежи можно отнести и субкультурные сцены и сообщества. Таким образом, молодежный активизм существует в различных формах, и возникает задача теоретического осмысления этого феномена. Молодежный активизм анализируется, как правило, в рамках изучения общественных движений. Первые попытки теоретического анализа активизма были сделаны с позиций психоаналитического, а точнее – психодинамического подхода. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что социальная активность является следствием невозможности разрешения внутреннего конфликта личности в рамках традиционных социальных институтов, прежде всего семьи, образования и церкви. Для молодежного возраста внутренний конфликт преобразовывается в конфликт идентичности и освоения социальных ролей, конфликт ности и изоляции. Развернувшаяся в последнее время дискуссия о гендерных аспектах молодежного активизма в значительной степени подстегнула возврат интереса к психодинамическим подходам изучения социальной активности. В любом случае, психодинамический подход апеллирует к отдельной личности и ее проблемам, пытаясь через изучение отдельных активистов проанализировать сущность социальных процессов.Парадигма коллективного поведения, более характерная для американской социологической школы, может рассматриваться как традиционная, она восходит к идеям Дж. Локка и Т. Гоббса о коллективном договоре и опирается на рассмотрение общества как объединения автономных субъектов. Общественное движение рассматривается как результат взаимодействия индивидов в специфических условиях социальной напряженности, недовольства, депривации, как иррациональный ответ на фрустрацию, разрядка психологической напряженности маргинальных групп и личностей. В рамках данной парадигмы можно выделить общие и специфические движения, последние в свою очередь могут быть революционными или реформаторскими, а также экспрессивные, направленные не на социальные изменения, а на экспрессивное поведение, соответствующие символы и ритуалы; (Г.Блумер). Г. Смезлер также различает ценностно-ориентированные и нормо-ориентированные движения. На разных этапах развития общественного движения идеал социального активиста и, соответственно, роль лидера изменяется от агитатора на стадии социального беспокойства, харизматичного борца, героя или пророка на стадии общественного возбуждения до интеллектуального лидера – общественного деятеля на стадии формализации и администратора на стадии институционализации. Первые два типа лидера выполняют функцию мобилизации, а последние – функцию артикуляции, встраивания движения в институциональные структуры. Таким образом, парадигма коллективного поведения позволяет описать различные формы социальной активности.Парадигма коллективного действия или, иначе, мобилизации ресурсов, опирается на институциональный подход, связанный с именами А.Смита и Дж.С. Милля и оперирует понятиями успеха или провала, прибыли и затрат. Представители этой парадигмы концентрируют свое внимание на движениях 60-70-х годов ХХ века (движение за права негров, антивоенное и антиядерное движение, студенческие движения, суфражизм и феминистское движение и др.). Они подчеркивают рациональный характер и нормальность общественных движений, именно это отличает коллективное действие от иррационального и спонтанного поведения. В рамках этой парадигмы различают организационно-экономическое направление, определяющее коллективное действие как всякую деятельность, направленную на создание общей ценности, потребляемой всеми членами общества, и историко-политическое направление, в рамках которого всякое движение есть тип конфликтного взаимодействия между властью и личностями, выступающими от имени социальной группы, не имеющей институционального представительства, подкрепляя свои требования публичными демонстрациями массовой поддержки. Для объяснения причин возникновения общественных движений сторонники парадигмы коллективного действия предложили понятие структуры политических возможностей, близкое к введенному В.И.Лениным понятию революционной ситуации. Основным ресурсом общественных движений является участие в нем солидарно настроенных людей, процесс вовлечения (мобилизации участия) которых в движение осуществляется своего рода социальными технологами (антрепренерами) и получил название рекрутирования. Социальная активность, таким образом, выступает в значительной степени как антрепренерская деятельность и мотивирована стимулированием (как в форме той или иной материальной поддержки, так и поддержки вертикальной мобильности и других формах). С точки зрения парадигмы коллективных действий, социальная активность молодежи не имеет своей специфики, а выступает как молодежная часть какого-либо иного движения (экологического, антивоенного, правозащитного, просветительского, политического и т.д.). Социальная активность молодежи, таким образом, осуществляется в рамках общественных движений, успех которых связан с достижением поставленных целей и/или признанием его лидеров и участников в качестве законного (легитимного) представителя той или иной социальной группы. Достигшее успеха и институционализировавшееся в организацию движение либо должно отмереть как выполнившее свою задачу, либо стать каналом для возможности все новых и новых поколений молодых людей воспользоваться результатами одержанной победы, поддержки сложившейся системы взаимодействия и созданной инфраструктуры. Лидеры, приведшие к успеху, получают формальные должности либо в органах власти и МСУ, либо в различных комиссиях и советах по молодежи, продолжая заседать там даже тогда, когда они вышли из молодежного возраста. Именно это мы наблюдаем сейчас в России: многие руководители молодежных объединений пришли в молодежное движение на волне 90-х годов и находятся уже в возрасте за 40 лет, но именно они в силу занятых ими позиций продолжают канализировать взаимодействие молодежных объединений и органов власти. Очевидно, что для многих из них интересы молодежи уже не совпадают с их личными интересами, не говоря уж об изменившихся запросах самой молодежи в условиях социально-экономических и политических трансформаций. Они все больше ощущают себя не лидерами движений, а администраторами, организаторами мероприятий, реализующими те или иные программы, т.е. антрепренерами, работающими на заказчика, которым чаще всего выступает государство или отдельные политические элиты (например, партии). С другой стороны, инструментальное понимание общественных движений и, как следствие, социальной активности как результата своеобразной предпринимательской деятельности антрепренеров приводит также представителей власти к той точке зрения, что «нужные» движения и организации можно специально создать. Как следствие, возникают созданные «сверху» про-правительственные организации в поддержку президента, губернатора, правящей партии и т.д. – это не только и не столько характерно для нашей страны («Идущие вместе», «НАШИ», «Местные» и т.п.), такие же движения весьма популярны в США, особенно перед выборами. При этом представители правящих элит начинают смотреть на любые проявления социальной активности как на результат деятельности кем-то нанятых и проплаченных технологов-манипуляторов, а не как на выражение ценностей и интересов их участников. Подобную точку зрения мы можем наглядно наблюдать в России в последние годы. Все оппозиционные или даже инициативные, не организованные специально «сверху» объединения объявляются результатом деятельности антироссийских прозападных сил, при этом авторы подобных высказываний даже не утруждают себя доказательствами того, что те или иные организации были созданы западными эмиссарами или на зарубежные деньги.Основанная на утилитарной логике рыночных отношений и конкуренции и преимущественно исследовании общественных движений в США, концепция коллективных действий, как указывают ее многочисленные критики, не принимает во внимание внутренний мир человека, нерациональный характер действий, культурные особенности и другие факторы, выходящие за рамки т.н. индустриального общества. Она не смогла дать адекватный анализ общественных процессов 80-х годов ХХвека, что привело к распространению парадигмы «Новых общественных движений».Парадигма «новых общественных движений», или парадигма идентичности, развиваемая в работах Ю.Хабермаса, А.Гидденса, А.Турена и др., апеллирует к макросоциологическим детерминантам, рассматривая общественные движения в качестве социальных субъектов и движущих сил исторического развития и опирается на анализ таких движений, которые ставят своей целью создание новой идентичности, новых общечеловеческих ценностей, в основе которых лежат ценности постиндустриального общества (правозащитное движение, движение за мир, экологическое движение, антиядерное движение, движение против ксенофобии за толерантность, антиглобалистское движение, движения местных сообществ и др.). По мнению представителей описываемой парадигмы, эти движения способствуют установлению новых отношений человека с самим собой, природой и социальным окружением, основанных не на принципах утилитаризма, а на идеях автономии, индивидуальности, уникальности, гармоничности, планетарности, самоидентичности. Организационной структурой движения выступают не иерархия, а сети, формальные отношения заменяются неформальными, структура становится подвижной и гибкой, она трансформируется в зависимости от актуальных задач через создание временных рабочих групп. Репертуар действий по преимуществу внеинституционален, участие в избирательных кампаниях или такие формы протеста, как забастовки, чрезвычайно редки. Целью социальной активности выступает создание и продвижение новой идентичности, причем эта идентичность рассматривается в первую очередь не в оппозиции к власти и государству, а в оппозиции к другим идентичностям и, соответственно, общественным движениям, которые и создают своеобразный «оппонентный круг». Цели движений понимаются участниками не в контексте частных интересов, а как задачи исторического прогресса, поэтому эффективность движений не может оцениваться в терминах успеха или поражения. «Новые» движения не только создают новые символы и значения, но новые мировоззренческие системы, подвергая сомнению сложившуюся в период модернизации дихотомию «государство» – «гражданское общество».[3, с.148] В отечественной научной литературе социальная активность молодежи рассматривалась преимущественно либо как политическая активность (участие в выборах, членство в общественных объединениях и т.п.), либо как культурная активность (принадлежность к неформальным молодежным движениям, субкультурным сообществам и т.п.). В последние годы в связи с развитием добровольчества увеличилось количество работ, исследующих этот феномен, анализирующих мотивацию участия молодежи в добровольческом движении, принципы и формы организации молодежного служения.Теоретические основы современного понимания социальной активности молодежи заложены сотрудниками Научно-исследовательского центра Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ (позднее – Институт молодежи, ныне – Московский гуманитарный университет) в работах В.П.Мошняги, В.Ц.Худавердяна, В.А.Лукова и др. Ключевым для понимания социальной активности выступает при этом потребность молодежи в усвоении и использовании прошлого опыта в новых, актуальных условиях, при этом процесс освоения выглядит нередко как отказ от этого опыта или конфликт с ним, но, в сущности, при этом речь идет лишь о способе усвоения. Фундаментальным основание социальной активности выступает социальная субъектность молодежи. Социальная активность и молодежное движение как социальное явление выступают при этом проявлением одного и того же сущностного основания. Субъектность достигается через самодеятельность группового молодежного субъекта и через самодеятельность этого субъекта обеспечивается преемственность, т.е. молодежь участвует в процессе смены поколений [4]. В.А.Луков справедливо ставит вопрос о допустимости экстраполирования личностных характеристик на деятельность группового субъекта, подчеркивая, что в молодежных движениях мы имеем дело с личностью молодого человека лишь косвенно, сама же специфика молодежного движения (и, соответственно, социальной активности) – именно в групповой деятельности [4, с. 330].Е.Л.Омельченко и ее коллеги по научно-исследовательскому центру «Регион» полагают, что в качестве объединяющих факторов молодежного активизма выступают особенности жизненного стиля, отличающие людей и атмосферу данного сообщества от остальных. Молодых людей привлекает возможность в деятельности различных молодежных групп воздействовать (реально или лишь мнимо) на окружающий мир и людей, выразить свою индивидуальность. привлекательность социально активной деятельности для молодых людей на внутреннем уровне основана на использовании практик, предлагающих нечто новое, необычное, дающее новые ощущения. Как только деятельность превращается в рутину и воспроизводит одно и то же, интерес к ней пропадает. Обязательной составляющей активного поведения выступает целеполагание, четкая и ясная цель сама по себе является мощным стимулом к действию, при этом сфера активности не имеет значения, поэтому не правомерно говорить о пассивности современной молодежи, скорее следует искать новые формы молодежной культуры [1, с. 77]. С точки зрения солидарных идентичностей, объединенных ценностями, стилем жизни, участием в одних и тех же практиках, по мнению Е.А.Омельченко, в настоящее время наиболее характерным является напряжение между активистами и «гопниками». При этом гопническая культура, или гопническое мировосприятие, становится все более и более характерным для самых разных молодежных групп, течений, в том числе и политических. Гопники – это конвенциональная молодежь, активно принимающая сложившееся положение вещей, конформистски ориентированная, их мировоззрение – это упрощенная картина мира, где все определяется с точки зрения «кто наши, а кто не наши», где достаточно простых принципов доказательства силы и власти. Эти солидарности могут служить благодатной почвой для распространения националистических, ксенофобских и гомофобных настроений, что, собственно, их зачастую и отличает [7]. Таким образом, никакой молодежной специфики социальной активности молодежи не обнаруживается, т.е. если можно говорить о специфики формы выражения, которая проявляется в музыкальных вкусах, манере одеваться и т.п., то содержание взглядов, ценности не позволяют говорить о специфическом молодежном активизме. Молодежный активизм – это, прежде всего, возможность испытать те или иные поведенческие, ситуационные, общественные практики в более яркой, игровой, «быстрой», радикальной форме. Развивая эту точку зрения, можно сказать, что молодежный активизм есть своего рода включенное обучение социальным навыкам, где важно не то, что ты делаешь, а то, как ты это делаешь и какую ответственность ты несешь за свои действия.[8]Специфика социальной активности молодежи выявляется, если считать ее ответом на дискриминацию, неполноценный статус и даже стигматизацию молодежи в обществе. Один из классиков теории стигматизации, американский социолог И.Гоффман определял стигму как физический или социальный признак, девальвирующий социальную идентичность актора и делающий его непригодным для широкого социального принятия С точки зрения И.Гоффмана, причиной стигматизации является несоответствие социальной идентичности виртуальным ожиданиям. Непосредственным механизмом стигматизации является, с одной стороны, априорное приписывание личности или социальной группе тех или иных негативных свойств, а с другой – определенные практики (в т.ч. иногда – ритуальные), связанные с изоляцией, ограничением, исключением и т.п. Таким образом, вследствие стигматизации в обществе формируются социальные границы и объединения по принципу «мы – они», «свои – чужие». С целью избежать стигматизации индивиды стремятся продемонстрировать поведение, соответствующее социальным ожиданиям общества, отрицающее наличие стигматизирующих признаков. Развивая концепцию стигматизации, Мишель Фуко связал ее с механизмами социального контроля.Нетрудно видеть, что эти процессы имеют отношение к молодежи. Вплоть до 60-х годов ХХ века молодежь рассматривалась в контексте «конфликта поколений». Общественное сознание приписывает молодежи неуважение к старшим, склонность к употреблению алкоголя и наркотиков, радикальные взгляды, вызывающее, агрессивное, а порой даже экстремистское поведение. Если после молодежных бунтов конца 60-х зарубежное общественное мнение через отношение к молодежи как «большой надежде» пришло к ее пониманию просто как особой части общества, то в нашей стране заниженность социального статуса и дискриминация молодежи по признаку возраста отмечаются многими исследователями, а их преодоление лежит в основе государственной молодежной политики.В этом контексте молодежный активизм может рассматриваться двояким образом. С одной стороны, это преодоление дискриминации через отстаивание своей идентичности, т.е. попытка объединится и отстаивать свои права на своеобразие, отстаивать право на существование своих взглядов и способов поведения, если они не нарушают действующего законодательства, или требовать изменения установившегося порядка, если формы поведения выходят за рамки закона. Известен факт, когда властями и подотчетными им официальными СМИ была предпринята попытка стигматизировать демократическое движение в Ленинграде в конце 80-х годов ХХ века через приклеивание ярлыка «неформалы» по ассоциации с молодежными субкультурами типа хиппи, панков и т.п. (достаточно вспомнить название газетной статьи тех лет: «Мальчики с Исаакиевской»). Инициаторы этой кампании надеялись таким образом снизить авторитетность и значимость социально-экономических требований, однако это привело к прямо противоположному эффекту – объединению разрозненных групп и созданию Ленинградского народного фронта, одержавшего убедительную победу на выборах в городской Совет в 1990 году.Во втором случае ответ на дискриминацию или стигматизацию молодежи состоит в демонстрации своих социально-приемлемых и социально-значимых, «полезных» целей и форм поведения, т.е. молодежные инициативы выступают механизмом для обеспечения социального приятия молодежи обществом, оказания ей доверия. Это адаптационная стратегия, в основе которой нередко лежит ориентация на достижение личного успеха молодежных активистов. Молодежный активизм при этом выступает механизмом социального лифта, практически не функционирующий в настоящее время в рамках существующих социальных и политических институтов. Таким образом, социальная активность молодежи может рассматриваться как ответ на отсутствие реальных социальных лифтов или как действия, направленные на то, чтобы их актор был замечен и включен в список кандидатов на продвижение.К подобному разделению молодежных движений также приходит, в частности, В.В.Костюшев, который на основании политического позиционирования по отношению к власти выделяет конформистские, нон-конформистские и независимые (альтернативные) социокультурные группы [5]. Независимые, или альтернативные молодежные сообщества, также как и «конформистские», демонстрируют социально одобряемые формы деятельности, но, в отличие от них, не ставят свою декларируемую лояльность на первое место.Описываемый подход также позволяет рассматривать молодежные объединения как механизм социального контроля различных групп молодежи. Он хорошо объясняет создание молодежных организаций «сверху» органами по делам молодежи, а также вышедшими из молодежного возраста лидерами крупных молодежных структур, аффиллированных с властью. Такие организации могут создаваться и для купирования или «канализации» активности молодежи, особенно если речь идет о молодежных субкультурах, группах, склонных к девиантному или агрессивному поведению. Например, с этой целью практически во всех крупных городах страны в конце 80-х годов ХХ века были созданы рок-клубы, в 90-х – клубы футбольных фанатов, а в последние годы – объединения представителей хип-хоп-культуры (брейк-данс, граффити и т.п.). Молодежь готова идти в подобные объединения, чтобы получить легальную возможность удовлетворения своих потребностей и интересов (играть любимую музыку, ездить на матчи со своей любимой командой и т.п.).С другой стороны, создание организаций «сверху» – это форма организации общественно-полезных мероприятий, привлечения молодежи под контролем официальных структур к общественно-полезной деятельности (например, работы по благоустройству, военно-патриотические акции, фестивали и т.п.). Идеологическое обоснование (дискурс) соответствующей деятельности по созданию объединений обычно состоит в необходимости «организовать содержательный досуг молодежи», «отвлечь от влияния улицы». Необходимо отметить, что этот тип объединений преподносится как наиболее значимый в отчетах органов по делам молодежи, поскольку позволяет им привлекательно представить свою деятельность вышестоящим властям и СМИ. Сама молодежь, участвующая в подобной деятельности, нередко решает совсем иные задачи: завести новых друзей, пообщаться, познакомиться с представителями противоположного пола, просто весело провести время, «потусоваться». Кроме того, участие в объединениях такого типа наиболее часто связано с получением различных «бонусов» (например, подарков, сувениров, бесплатным питанием, поездками и т.п.). В эту же группу попадают объединения и инициативы, которые можно было бы назвать сервильными. Основная их задача – демонстрация поддержки властей или отдельных политиков со стороны молодежи. Мотивация участия в них для многих молодых людей – также возможность политической карьеры в государственных или партийных структурах.Исходя из сказанного, представляется целесообразным выделить следующие виды молодежных инициатив (см. таблицу). Таблица 1.Классификация молодежных инициатив
[1] Статья подготовлена в рамках гранта Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы на поддержку научно-исследовательских работ в 2009 году. Вернуться назад |
|||||||||||||