Среди мероприятий Дней Петербургской философии, проходивших в коридорах и аудиториях философского факультета Санкт-Петербургского Университета, внимание общественности – воспользуемся старым журналистским штампом – могло бы привлечь собрание того круга заинтересованных, которых объединяет профессиональное занятие философией и, прежде всего, – ее преподавание. Синоним серьезного, умного отношения к жизни, важнейшая оставляющая европейской культурной традиции, философия для России стала предметом откровенного, вдумчивого, иногда – исповедального обсуждения. Какая философия нужна современной России? Ее власти, системе образования, интеллектуальной инфраструктуре, народу и, если хотите, тому отдельно взятому человеку, который чувствует себя гражданином своей Родины?

Некоторые выступления мы приведем почти целиком, дословно, с точностью до цитирования; другие – краткой аннотацией, иногда - с тем кратким комментарием, задача которого – не освободить читателя от работы собственной мысли, а преодолеть пространство, отделяющее живое звучащее слово от слова, ставшего составной частью письменного текста. Даже в записи звучащее слово свободно для понимания в той его ипостаси, которую можно назвать – «видением языка» и которое снимается линейным мышлением, опирающимся на грамматические структуры языка. Задача прозвучавших выступлений и этого обзора – пригласить к открытому диалогу о той философии, которая нужна России.

Из выступления проф. Ю.Н.Солонина – декана факультета философии и политологии человека и философии, и власти. Для одного из авторов этого обзора – его принадлежность философии определяется не столько огромным количеством публикаций, сколько мечтой, которой Ю.Н. Солонин, начинающий преподаватель, делился с нами, тогда – в самом конце 60-х - еще студентами , о времени, когда философию у нас будут изучать в первоисточниках на языке оригинала. Это чуткое, подчас трепетное отношение к языку вообще, русскому языку в особенности, памятно мне и по его совету обязательно ввести в круг чтения тогда трудно доступную работу Ю. Тынянова «Архаисты и новаторы». Доклад, задающий основные ориентиры обсуждения темы круглого стола, приводится в записи, почти полностью, зачастую с сохранением особенностей устной речи.

«…хочу ограничиться, как говорят в нашей среде, постановкой вопроса. Начну с небольшого, можно сказать , исторического и личностного сюжета. Еще будучи только что избранным деканом нашего факультета, а это напомню, был рубеж 80-90-х годов , мне пришлось участвовать в разговорах, беседах, главным контекстом которых был кризис марксизма, и не только кризис, но и его идеологическая, политическая дискредитация, которая памятна большинству присутствующих в этом зале. Тогда-то через поиск выбора той философии, которая адекватна русскому духу, российскости, (о которой как раз и говорили на круглом столе, посвященном русской философии), возникла мысль обсудить эту тему более основательно в такой постановке: «Какая философия нужна России?».

Тогда еще был СССР, еще он не был упразднен… начинается брожение, начинается мощное обращение к русскому философскому наследию и прежде всего к тому, что было создано со второй половины 19-го – по первое десятилетие 20-го века. Тогда еще не слишком назойливо твердилось о постмодерне. Эта тема его скороспелыми адептами еще не охватила мышление всех, внимание было поглощено феноменологией, входила в моду французская линия, связанная с именем Деррида. Вскорости он посетил Университет и наш факультет. Многим памятна беседа с ним в 150 аудитории и отдельно, в более узком кругу в бывшем кабинете философии. Помимо этих увлечений существовала умственная сумятица у большинства. Но навыки мышления прежних лет побуждали к идеологическому определению.

Итогом разговоров, бесед о философском будущем - участвовал в них и Моисей Самойлович Кaган, Юрий Валерьянович Перов…, я сейчас не помню весь круг сотрудников, - стала небольшая книжечка «Какая философия нам нужна», сборник статей. Он вышел в 1991 году. И конечно, этот сборник нес все-таки отражение той ситуации. Большинству участников казалось, что так или иначе судьбы философии в новой России будут связаны с марксизмом, какой-то его преобразованной формой, с каким-то его человеческим или гуманистическим лицом, с несколько размытым гуманистическим содержанием, наподобие еврокоммунизма. Большинство из нас продолжало держаться этой линии. Я не перечитывал свое введение к этой книге, но, наверное, и там была взята линия близкая этому течению. Там были высказаны прогнозы, говорилось о религиозном ренессансе; даже один священник рискнул высказаться, но написал довольно неважную статью. Сборник, помнится, нашел читателей, но погоды не сделал .

Но проблематика, определенная его названием, никогда не уходила лично из моего сознания. И когда проходили наши профессиональные дискуссии за последние 15 лет точно – именно она составляла внутренний нерв всех идеологических распрей, потому что каждое философское течение и каждая философская находка, включая в том числе отдельных авторов или философий прошлого, проходила под явным или неявным рефреном, кричащим: «Вот это и есть настоящий философ, настоящее учение, которые нам нужно, настоящая система взглядов, идеологема, которые мы ищем и которые дадут нам тот существенный ответ, в котором мы нуждаемся, и нам надо их разрабатывать, раскрывать их внутренний смысл ».

Одной из последних в этом качестве неожиданно является философия Ивана Александровича Ильина, если судить по цитированию довольно известного и довольно крупного лица в России. Как вчера говорил С.М. Миронов, у высшей власти есть определенный интерес к тому, чтобы опереться в своей деятельности на хорошую философию, чтобы, опираясь на хорошую философию, построить отвечающую духу и традициям общества умственную жизнь. Никто не знает – какой должна быть эта философия, но она должна быть. Жизнь общества без философского ингредиента немыслима.

Я думаю, что эта тематика не исчезает и сейчас, даже если она из каких-то особых политических, я бы сказал, космополитических, глобалистских воззрений и не называется так. Твердят , что у России не может быть иной философии, чем та, которой пользуется все культурное человечество, которая расхожа, в данный момент. Но все же мне кажется, что это в большинстве случаев не какая-то хитроумная уловка, а в действительности, большая часть философов, живущих в России, работают над тем, чтобы сообщить, имплантировать в ее духовную жизнь ту адекватную философию, которая России нужна….

Но прежде, чем получить здесь какой-то значащий результат надо определиться к какому наследию мы примыкаем? ... И, безусловно, коль скоро такая внутренняя имплицитная установка нашей работы существует, то не грех было бы сформулировать эту проблему явно и попытаться ее осмыслить в открытом диалоге. Возможно, что она в принципе, действительно, вздорна. Но полагаю, нельзя продуктивно философствовать вне связи с национальным духом. Так, мы убеждены, что философия англичан отвечает их англосаксонскому духу. У немцев ситуация, видимо, близка нашей. Немцы больше озабочены тем, чтобы их дух опирался на немецкую философию. Какой она может быть, они проработали лучше нашего. Такая же проблематика занимает сознание польских философов, вообще всех тех, кто вышел из - как они считают - чуждого, навязанного им марксистского тоталитарного мышления, которое им не органично. Это не только западная проблема.

На Востоке такая же ситуация существует в целом ряде стран, включая японскую, китайскую; и я говорю это, опираясь на реальные впечатления. Несколько раз мне удалось побывать в Южной Корее, в Китае; там я ощутительно воспринял установку, тамошние мыслители живут в ощущении , что у них есть своя национальная, или какая-то региональная специфика, и когда с Запада поступают какие-то философские новации, они радикальным образом меняют свое содержание, меняют конфигурацию, происходят в них смысловые сдвиги, и возникает нечто такое, что подпитывает традиционную, связанную с национальными культурными и интеллектуальными традициями, философию, которая адекватна ядру национального духа и его ценностям. Поэтому я возвращаюсь к мысли: возможн а ли национально выраженная философия применительно к России.

Я придерживаюсь того мнения, что философское мышление как определенная форма интеллектуальной культуры – удел не всех, не знаю, как точнее сказать, наций, этносов, общностей, народностей. Все-таки – необходимо особое состояние в развитии, преодоление этапов , вершин в развитии культуры, которых не все народы достигают и не потому, что не обретают тот культурный опыт, на котором прорастает росток философии в ее адекватной форме.

Я думаю, что пути развития духовной культуры столь многообразны, что они воспроизводят различные типы и формы реализации духовности и могут быть направлены в различные сферы деятельности. Все культуры эксцентричны, структурно неэквивалентны . Не все обладают одинаковым строением, содержат одни и те же структурные единицы, сегменты. Может быть, в какой-то культуре и можно формально найти все, свойственные ей формы . Но обычно такой полноты нет и национальный дух выражает себя по преимуществу в искусстве, религии или иных формах духовности. В каких-то случаях это будет и философия. Почему это так, мало кто знает, но факт таков: философия не универсальное свойство любой отдельной культуры. Но речь не идет о том, что какие-то культуры выше или ниже. Вопрос стоит таким образом : в каких формах культурной деятельности потенциал данного народа, данного общества реализовался максимально и выявился во всей полноте. Не всегда это происходит с помощью философских средств.

Возможно, что в связи с развитием интенсивных духовных контактов и взаимообменом идей, это положение дел начинает сглаживаться; появляется новое в структурах языка, новые смысловые концепты и начинают воспроизводиться новые формы духовной деятельности , культуры нивелируются. Они зачастую бывают эпигонскими, происходят новые адаптации, вся культура как бы усредняется, становится однородной, но пока это еще не так.

И русская культура, мне кажется, с трудом и довольно поздно выработала в себе возможность философствования, хотя знатоки и поборники развития русской философии нередко отыскивают ее корни чуть ли не в 10-ом веке. Это усердие похвально – оно щадит и возвышает национальную душу, но все же оно не адекватно той духовной эволюции, жизни, истории, которая происходила с народами России, на территории, которую она к счастью или несчастью занимает.

Мне кажется, что профессиональнее, совершеннее та философия, которая закрепляется на кафедрах университетов, светских университетов в первую очередь, а для европейского стиля духовной жизни – именно университет является главным носителем хорошо разработанных и развитых духовных ценностей – будь то научные, художественные, философские в том числе…. В других формах социально-культурной деятельности этот материал все-таки не так отрабатывается как в европейском университете… .

И вот в русской традиции, конечно же,…эта возможность развития профессиональной философии возникает во второй половине 19-го века, когда утвердились университеты. Решающее значение имел перевод на русский язык «Критики чистого разума» М.И. Владиславлевым, а затем Н.О. Лосским. Вместе с ним появляются рациональные, контролируемые разумом концепции, строй мысли, смысловые структуры, сам концептуализированный язык, что является непременным условием философствования. До этого господствовали интуиции, некие прозрения, странные расплывчатые формулировки, которые надо было угадывать, не будучи убежденным в их правильности, потому что сам создатель подобного рода воззрений затруднился бы воспроизвести их вторично.

Конечно, мы знаем, что русский дух реализовал какую-то свою вызревшую внутри него философскую энергию в искусстве, в литературе в первую очередь, и поэтому мы без всяких оговорок включаем в философию Достоевского, потом Толстого и еще ряд русских писателей , принимая их за философов in sensu stricto. Я думаю, что М.С.Каган имел большие основания сопротивляться этой манере , считая, что философия – это особый дискурс, хорошо ли, плохо ли литературно построенный, с хорошим или плохим набором слов, и имеющий свою стилистику; в любом случае это – самостоятельный дискурс, внутри которого только и происходит развитие философских проблем. А литература, как способ воспроизведения философских проблем, это особое явление, которое и должно рассматриваться в своей особости, в ней философия не самоцель, а средство, орудие достижения чего-то иного.

И вот благодаря указанным фактам в конце 19 века русское общество обрело возможность профессионально философствовать. Каковы дальнейшие судьбы национальной философии для меня не является проблемой обсуждения. Важно иное : являются ли тот философский комплекс и манера философствования, которые были когда-то представлены, адекватными национальному духу и тем, что живо и требуется и сейчас? Каково их место в духовности в России? Требуется ли его развитие? Примыкаем ли мы к этому комплексу, в полноте ли его поглощаем или селективно выбираем какие-то вещи? Наработал ли наш духовный опыт что-то особенное, прежде чем он столкнулся с современными духовными формами философии, европейскими прежде всего?

Я думаю, что не очень погрешу против истины, если скажу, что наша современная философия последних лет страдает анахронизмом и эпигонством , и в силу наших особых обстоятельств, включая языковые различия, мы переживаем философские проблемы Запада с опозданием не менее чем в одно поколение. До сих пор это наш удел. Кроме того, мы не знаем - в какой мере это философское развитие выражает эзотерические потребности узкой группы философов, сформировавшихся в Москве, Петербурге, Ростове, в еще 2-3-х местах, а в какой мере выполняем заказ нашей культуры в удовлетворении философской составляющей ее жизни.

Вот мы и приходим к двум фундаментальным вопрошаниям : Какой философии мы можем требовать? Какая философия нам необходима?

Я прекрасно понимаю, что по способу бытования это должна быть плюралистическая философия. Она должна обладать какой-то степенью общепринятой рациональности и быть способной включать какие-то новые рациональности, учитывающие новый социальный опыт, новые достижения в науке, новые обретения в области познавательных технологий - те, которые открывали бы возможности построения новых интеллектуальных структур, структур нового качества.

Я не держусь мнения, что содержательно это должна быть какая-то единственная философия, философское течение, в которых мы себя узнаем как в зеркале, в которое смотримся, и нам все становится понятней и иного философского языка нам не нужно. Но все же мне представляется, что какой-то более или менее устойчивый, не очень большой по объему ценностный стержень или набор рационально выражаемых ценностей должен быть отчетливо фиксирован , как ядро, которое излучает духовные потенции… и по поводу этого ядра мы на какой-то период духовного опыта неявно соглашаемся. Хотя всякий раз при попытках рационально более четкого выражения их мы будем дискутировать между собой. Определения не будут совпадать. Мы понимаем, что всегда существует нерационализируемое, но в то же время осмысливаемое ядро, по поводу которого мы так или иначе согласны…. .»

Из выступления проф. Б.В. Маркова – заведующего кафедрой философской антропологии СПбГУ, человека мысли в той ее ипостаси, которая сущностно связана с книгой. В старой культуре было хорошее слово «книжник», обозначавшее не приверженность чужой мысли как таковой, не евангельское негативное уподобление книжников фарисеям, а - воплощенность мысли и чувства в книге, которая делает книгу моделью человеческой жизни, ее истории. Объективируя мысль человека, книга позволяет к ней вернуться, делая возможной саму историю. Ф.Ницше где-то обронил, что высшее здоровье состоит не в том, чтобы никогда не болеть, а в том, чтобы научиться жить больным. Есть какая-то глубинная связь между этой мыслью, лучшей книгой Б.В. Маркова «Человек, государство и Бог в философии Ницше» и высказанной им на круглом столе убежденностью, что философия должна быть символической системой, внушающей человеку не страх, а уверенность.

« Я позволю себе акцентировать некоторые моменты, которые обозначил Юрий Никифорович, и, прежде всего, смысл нашего собрания. Пора задуматься над ситуацией, она достаточно тревожна и, как говорится, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Мы сами должны позаботиться, чтобы поднять уровень философии, сохранить его, сформулировать какие-то убедительные аргументы для самих себя, для общественности, для тех, кто финансирует, поддерживает наше существование. Как критически отнестись к тому, что мы сами делаем, к той тональности, с которой звучат наши философские речи. И они, действительно, напоминают вопли плакальщиц: Кругом все плохо! И в этом отношении наша философия не выполняет свою главную функцию – быть символической, иммунной системой, внушающей человеку не страх, а уверенность. Я полагаю, что именно в таких возвышенных тонах можно сформулировать предназначение философии, и именно на этом пути мы найдем диалог с государством.

Как известно, интеллигенция и власть всегда находились в противоречиях, пока Фуко не указал нам, что Вы ребята – не последовательны, Вы сами эту власть воспроизводите. Мы считали, что наше дело – разоблачать действия власти. Критико-идеологическая традиция у нас первична, у меня, во всяком случае, я не отвечаю за Вас. И если покопаться, то эта традиция критики идеологии, традиция критики, разоблачения недостатков сидит у нас глубоко в печенках. И к этому надо относиться достаточно критично. Нельзя доверять даже своему сердцу.

Еще одна проблема. Проблема с моралью. Когда рухнула идеология, казалось, что надо сделать ставку на нравственность, мораль, все то хорошее, что есть в человеке. Но и здесь, если мораль и религия будут супердискурсами, если все происходящее мы будем оценивать с точки зрения морали, религиозных проблем, то тогда все застынет как у позднего Толстого. Здесь есть какие-то границы – границы науки, границы политики и вот эти границы мы все и должны осмыслить.

Есть еще одна проблема: что ждет нас как преподавателей, если философию студенты будут выбирать. Спрос на нас резко упадет и здесь нужно проводить какую-то политику, высказывать какую-то позицию….»

В этом месте выступающий, озвучил по его выражению «некую тайную надежду Юрия Никифоровича» сформулировать некий Манифест, обращение к общественности, которые можно назвать философским проектом, найти какие-то слова, чему происходящее сегодня и должно способствовать. И высказал просьбу, « придя домой, написать что-то в духе манифеста и прислать нам», будь то тезисы, статьи или какие – то другие материалы, посвященные теме круглого стола.

Далее Б.В.Марков обозначил те проблемы, «которые вообще говоря не являются продуктом философии, хотя философия способствует их открытости, проблематизация которых производится самой жизнью:

Государство . Свободные умы, философы его критикуют, бурчат. Они для него скорее опасны, чем полезны. Но пора перестать смотреть на государство как на аппарат насилия и угнетения. Это – подобное отношение к государству – наследие прошлого, в котором есть как хорошее, так и плохое. Власть дискурса и проявляется в этом негативном, кажущимся таким естественным отношением к целому ряду вещей.

То же самое происходит и с экономикой. Еще недавно были надежды на рынок, что рынок поднимет производство. Но сегодня мы видим то, что Ж. Бодрийяр писал про Запад: политика исчезла, социальное исчезло, производство исчезло. И это происходит у нас в России, как если бы он писал про нас. Я не считаю, что написанное Ж. Бодрийяром и есть фотография реальности, но что обозначенные им проблемы заставляют отвечать на них.

Мы должны говорить не только о герменевтике желания, как мы и делали на своей секции, но и поднять проблемы труда, производства, рынка, вопросы бедности и богатства; мы до сих пор живем в философии нищеты и даже наши коллеги на Западе – везде нужда, нехватка, везде апокалиптические настроения.

Наука и образование. У нас сложные отношения и с наукой. Нас топят и технари, считая, что философия не нужна студентам. Это не правильно. Здесь наша вина в том, что в тяжелых для науки условиях мы должны спасать рациональность. Образ реальности – это журналистский эффект, включая прошлое. При всей моей любви к А.И. Солженицину, ведь толком никто не знает – сколько людей погибло в Гулаге. Этот эффект создан журналистами. Виртуализация реальности опасна. Мы живем в мире, придуманном журналистами, mass-media, и отчасти нами самими. Необходим философский анализ этих вещей вкупе с историками и другими профессионалами. То же самое происходит и с наукой: Как только заходит речь о науке, тут же всплывает экология – «Все отравлено», «Жить и дышать нельзя», «Наука опасна». Таким образом, наука и образование – одна из проблем, на которую мы должны отвечать».

Завершая свое выступление, проф. Б.В.Марков сказал о желании своим выступлением сыграть роль стимулирующего адреналина, который оживит дискуссию.

Думаем, что это удалось, если судить по выступлению А.В. Перцева, декана философского факультета Екатеринбургского университета, вице-президента Философского общества, яркого оратора, начавшего свое выступление полемикой с мыслью о всеобщем плаче по философии. Не все так плохо – отмечал А.В. Перцев - если сегодня в России существует 50 вузов, готовящих по специальности «Философия», и каждый год еще около 20 подают заявки с намерением открыть философские факультеты. Разумеется, их останавливают в этом порыве, но - тем не менее – 2-3 новых философских факультета появляются ежегодно. А.В. Перцеву почти удалось убедить аудиторию, что впервые в истории страны, благодаря философскому образованию, по крайней мере, в одном регионе, каждый управленец знает, кто такой Макиавелли, кто такой Платон и что такое общественный договор.

Продолжая важную мысль Ю.Н. Солонина, что философия в России появляется после восприятия И. Канта, автор сделал почти элементарной мысль о необходимости философского отклика на коренную потребность каждого человека отвечать на вопросы «Что такое Бог?», «Что такое душа?», «Что такое мир?» и «Что такое свобода?». Без удовлетворения этой потребности, такой же важной как потребность дышать, человек чувствует себя неуверенно. И если этого не делает философия, то на ее место приходит религия, в том числе и вудуиз м. А.В. Перцев не использовал таких выражений как «мракобесие», «религиозное мракобесие» и им подобных, но образ воинствующего вудуиста в российской глубинке, протыкающего иглами скульптурное изображение своего ненавистного начальника, лично на нас произвел неизгладимое впечатление, как и завершающий тезис выступления, прозвучавший призывом: «…должна быть философская консультация; она является душеспасительным делом».

Выступление декана философского факультета Саратовского университета проф. В.Н. Белова представило наиболее крайную позицию - среди высказанных на круглом столе - о роли русской религиозной философии в развитии современной философской мысли. Проф. В.Н. Белов говорил о проекте христианской философии в ее православном варианте, хотя эта позиция достаточно критикуется и с позиций богословия и с позиций чистой философии. Обращаясь к проектам В.В. Зеньковского и Г.В. Флоровского, он указал что « догматика и религиозный мистический опыт, который переживается в этой догматике человеком, есть не одно и то же. Здесь есть те зазоры, в которых философская мысль, философская свободная мысль могла бы себя высказать».

Есть выступления, формат которых делает авторскую мысль предельно ясной и в то же самое время исчерпанной: к ней нечего добавить, в своей авторской завершенности она мумифицируется. Но есть и другие – они как бы запускают некий индуктивный процесс в сознании и душе слушателя. Авторскую мысль хочется продолжить, она будит мысль, порождает ассоциативные ряды, желание понять с одновременной убежденностью в искренности авторского приглашения к совместному раздумью. Таким было выступление проф. А. А. Грякалова, блестящего стилиста, от которого горькая правда высказанного принимается благодаря стилю выступления почти с благодарностью.

«Для того, чтобы обсуждать «Какая философия нужна России?», важно проблематизировать место и время, из которых этот вопрос задается. Вопрос задается из коридоров философских факультетов или из Кремля? – Ельцин когда-то предлагал создать русскую идею. Или он задается из российской «глубинки»? Кто его задает? Это вопрос о том, какая философия нужна философам в современной России, или какая философия нужна современной России? И мне бы хотелось этот вопрос спроецировать в то место, в котором прозвучали высказанные сегодня точки зрения».

И прежде чем вопрос в выступлении прозвучит еще раз, уже почти риторически при всей своей определенности («Откуда вопрос задается и как его точно и ответственно формулировать?») – будет вынесен «приговор» присутствующим: «Нас не слышат. И не потому, что слуха нет, а потому что ничего внятного мы не говорим. Огромное сообщество философов, а книг нет. И самое грустное, что нет книг, написанных молодыми авторами до 35 лет». Станет понятно, что нас вновь, уже в который раз – пощадили. Пощадили самолюбие, профессиональную гордость и многое из того в душе, что страдает от недостатка мужества думать собственной головой.

Но не все так безнадежно с теми, кто говорит в современной России от лица философии. Это понимаешь, когда А.А. Грякалов уже в последний раз возвращается к тому, « что нас не слышат». Он рассказывает о встрече с чиновником, который на вопрос, почему приглашают «на совет» писателей, композиторов, а не философов, недоуменно восклицает: «Так вас нигде нет». Несколько назидательно, но терапевтически мудро А.А. Грякалов так заканчивает свое выступление:

«Нужно обращаться к тому, что существует и что происходит. Если угодно, это философия события. Только не нужно путать событие с происшествием. У события есть онтологическое измерение. Такой взгляд внимателен к месту и действию. В местах собирается субъективность – формы существования. Нужно быть предельно внимательными и прорабатывать те вещи, которые не очень понятны для нашего сообщества. В этом смысле создание Дней Петербургской философии, философских обществ – вещь необычайно важная. Нужно хотя бы отследить и отрефлексировать собственное положение. Где мы находимся? И если не будет преемственности поколений – это огромный минус. Если не будет обращения к России – это еще огромный минус. Нужно быть предельно внимательным. Философия – это оптика, это ремесло».

В выступлениях профессоров А.С. Кармина, Ю.М. Шилкова и Б.И. Липского ответ на вопрос «Какая философия нужна современной России?» был связан с анализом положения и перспектив изучения философии в высшей школе. С одной стороны – нет нужды ломиться в открытые ворота, доказывая крайнее неблагополучие в деле преподавания философии в высшей школе, с другой – своеобразие философской мысли и философского знания трудно совместимо с превращением философии в одну из дисциплин учебного плана. Назвать позицию А.С. Кармина фундаменталистской – было бы сильным преувеличением, для нее характерна отчасти классическая, отчасти наивная убежденность в возможность целостного мировоззрения при любых условиях. Вот пример такой убежденности:

« Наше общество нуждается в развитии разных мировоззренческих взглядов и философских систем. Но каждый философ в своей профессиональной деятельности обязан занимать, защищать и пропагандировать определенную философскую позицию по фундаментальным мировоззренческим вопросам.»

Или еще

« А между тем далеко не все наши философы ясно формулируют и публично отстаивают определенную систему мировоззренческих взглядов. Часто этому предпочитают скепсис, «толерантность» и эклектику или занимаются обсуждением отдельных вопросов, старательно оставляя при этом в тени свои воззрения по коренным философским проблемам, на которые опираются их выводы и оценки».

Нам тоже не очень нравится слово «толерантность», а уж тем более – терпимость, но еще больше – « старательно оставляя при этом в тени свои воззрения по коренным философским проблемам…».

С мысли о затянувшемся расчете с философией марксизма начал свое выступление Ю.М. Шилков, с характерной для него высокой оценкой когнитивного и коммуникативного потенциала философского рассуждения. Проблема, на которую указал он как на одно из препятствий согласованной позиции в преподавании философии в высшей школе – гигантское ускорение когнитивных обобщений на основе развития информационных технологий за последние 1,5 десятка лет. Это приводит к переструктурированию проблемной области философии, для которой основными концептами становятся личность, самостоятельность, толерантность.

Один из парадоксов места философии в культуре связан с ее авторским характером. Нет философии вообще, но есть философия И. Канта, К. Маркса, М. Хайдеггера и многих других мыслителей. Более того, автор философского учения не пишет учебников, а создает произведения; он пишет статьи и книги. Но когда философская мысль доходит до учебной аудитории, она трансформируется до анонимной и безликой «мировоззренческой позиции», которую можно «занять» или отвергнуть. Это бесспорное наблюдение позволило Б.И. Липскому определить философию как акт свободы по отношению к основаниям своей науки. Некоторым парадоксальным образом философия в высшей школе может пониматься как урок свободы, она должна давать изучающему философию урок свободы по отношению к основаниям науки.

В выступлении проф К.С. Пигрова, кажется, впервые в профессиональном философском сообществе, трагически серьезно прозвучала имперская идея как идея духовного объединения России. К сожалению, в формате краткого выступления Константин Семенович не мог выйти за рамки декларации о намерениях, но сам разговор об имперской идее в контексте философского дискурса как позитивной и конструктивной ценности кажется плодотворным.

«…мы, прежде всего, констатируем совершенно очевидный факт: Россия очень неоднородна, причем эта неоднородность возрастает. Нас должен тревожить тот факт, что дезинтеграционные процессы в России явно преобладают над интеграционными.

Во-первых, это дезинтеграция народа и власти. Власти нужна такая философия, которая помогла бы в управлении этим распадающимся целым. Народу нужна такая философия, которая утешила бы его, т. е. – выполнила не столько управленческую, сколько свою компенсационную функцию.

Мы, философы, понимаем и принимаем идею служения, прежде всего, как идею служения власти. Но следует иметь в виду не только служение власти, но и служение народу, который нуждается в успокоении и утешении. Речь идет не только о том, чтобы «истину царям» говорить с философской улыбкой, но и о том, чтобы сказать народу такие слова, которые рождают желание жить. Именно в этом глубинная проблема современной России: у народа исчезает желание жить.

Сегодня получается так, что религия в нашем глубоко «расколдованном» обществе уже не может выполнить функцию утешения и успокоения. Стало быть, взять на себя компенсационную функцию должна в первую очередь философия. Конечно, вместе с искусством и литературой, конечно, вместе с медленно и трудно возрождающейся религией.

Во-вторых, это национальная, культурная и конфессиональная дезинтеграция. Те народы, которые раньше представали как «национальные меньшинства», все в большей мере претендуют на самостоятельную роль в нашей экономике, политике, культуре. Основные усилия нужно направить на идею имперской интеграции. В этих условиях было бы неверно ставить вопрос о «православной философии» в нашей современной стране как о государственно утвержденной, так сказать, - официальной. Проект господствующей православной философии не пройдет. Дело не только в том, что к этому не готово сообщество профессиональных философов. Дело не только в том, что этого не хочет народ, который в основном все еще существует в горизонте атеистического мировоззрения, а если и стал ходить в церковь и креститься, то это не обоснованное глубинным образом отношение к православию, а дань моде. Но православной философии не хочет по существу и сама церковь. Ибо в этом случае ей гораздо в большей мере пришлось бы считаться с мнением философского сообщества.

Дистанция между церковью и философией, их цивилизованное сосуществование, нужны и из практических соображений. Канонизировав православную философию в качестве государственной, мы оттолкнем чеченцев, татар, калмыков. Мы оттолкнем этнических поляков, немцев, евреев, бурятов и т.д.

Получается, что духовное объединение России, ее духовная консолидация – это главная задача нашей философии. Решение ее возможно на основе независимой, самостоятельной философии (не только духовной теоретической системы, но и как социального института, может быть более мощного, чем это имеет место сегодня), а не на основе религии. Д ля современного сциентизированного общества западного типа такое центрирование на философии было бы наилучшим вариантом.

В связи с этим необходимы преобразования в философии. Прежде всего, нашей философии нужно больше самоуважения. Надо прекратить затянувшееся ученичество у Запада. Дело, конечно, не в том, чтобы не учиться у Запада философии, но учиться философии следует так, как Петр Великий учился у шведов военному делу. Наши философы не слабее, чем западные. Просто укоренившаяся и неявная система оценок, как международных, так и внутренних, такова, что наш философ априорно признается менее значительным, чем западный. Э. Соловьев, Ю. Давыдов, Г. Батищев, Ю. Солонин и М. Каган, Б. Марков и А. Замалеев, многие и многие другие – все это русские философы мирового класса.

Если бы Семен Людвигович Франк, услышал, как его внук выступает на философском факультете Санкт-Петербургского университета на английском языке, то он бы понял, насколько непредвиденно могут изменяться «времена и нравы», насколько русская философия может потерять самоуважение. Наши философы должны сражаться не только на фронте защиты своей самоценности и своей общемировой значимости, но и на фронте русского языка, и на фронте самого алфавита, самой кириллицы. Мы видим, как в Интернете кириллица тихо и незаметно терпит поражение за поражением от латиницы.

Подведем итоги. В вопросе - какая философия нужна России – на самом деле скрыт ответ: России нужна философски фундированная национальная идея. Я полагаю, что это определенная всей историей России имперская идея. Только философия способна дать основание для такой национальной идеи. И нам, живущим в Петербурге, «городе трагического империализма», этот ответ особенно внятен.»

С большим интересом и вниманием аудитория выслушала выступление профессора

Иваненкова С.П. В частности Иваненков С.П. сказал:

В прошлом году круглый стол на эту тему уже был. В быстром темпе приходится

обсуждать вопросы и идеи, высказанные здесь и сейчас, которые требуют вдумчивого

отношения и длительного обсуждения в более размеренной манере. А продолжения потом, как правило, не наблюдаем.

Таким образом, мы сами нарушаем некие методологические принципы и стремимся свою одну и ту же песню донести до аудитории и убежать, не выслушав другие позиции и, тем более, не рефлексируя происходящее в процессе работы мысли на круглом столе. Я согласен с проф.А.А.Грякаловым, что для внятности своей позиции надо обозначить первоначально четко свое «Место» в социуме, профессиональном сообществе.

Так вот, я - одновременно - главный редактор теоретического журнала, член Президиума РФО, преподаватель философии в вузе. Эта многоликость пересекается в точке «личность» или «персона». Мы должны свои основания прояснять и не скрывать. Я стремлюсь в своей деятельности реализовать функцию, которая выходит на первое место в современном профессинальном философском сообществе - менеджера профессиональных коммуникаций, которую мы теряем или уступаем другим субъектам. И тогда потенциальные и актуальные потребители философской продукции, сами идеи, концепции, их тиражирование и т.д. отдаются на откуп инородным для философии «умельцам», зачастую руководствующимся только законами спроса и предложения.

Мы говорим, что философы должны взаимодействовать со всеми институтами государства, с рынком, разными стратами общества и пр., предлагая свои методологические услуги и концепции, затрагивающие основные сферы жизнедеятельности общества. Действительно, ситуация требует постановки таких проблем, как сегментация рынка потребителей философской продукции и умения взаимодействовать с разными субъектами. К сожалению, в отношение с государством мы философы проигрываем, прежде всего, педагогам, как профессиональному сообществу. Они берутся за всякие концепции – патриотического воспитания, национальной идеи, государственной молодежной политики и пр. Философов здесь практически нет. Мы проиграли концептуальную битву за проекты и пр. и не выполняем тем самым свою методологическую функцию, присущую философии. Посмотрим на национальные проекты. Ни один документ не проходил экспертизы нашего сообщества, не был в руках философа.

Профессор К.С.Пигров предложил считать в новых условиях главной функцией философии – утешение. Но сегодня опять-таки в нашем обществе с этим гораздо эффективнее справляется религия. Это скорее ее функция. Не утешение, а аксиологическая функция сегодня отдана нами почти добровольно СМИ и Интернету. Мы, работающие в высшей школе, терпим фиаско, проигрывая Интернету, СМИ потому что боимся плюрализма и обвинений в принадлежности к марксизму. Как , справедливо отмечал проф. А.С.Кармин, прямой вопрос - а какова твоя философия?- многих преподавателей философии сегодня ставит в тупик.

По-моему, отсутствие деятельностной позиции у большинства наших философов приводит к тому, что мы усиленно комментируем тексты классиков философии или, как в старые советские времена, тексты, изречения руководителей страны - сегодня Президента РФ В.В.Путина. И мы опять никому не нужны. Ибо такая философия превращается в схоластику.

Я считаю что у тех у кого остаются силы после побега по 3-4 институтам , кто

объединен в РФО должны сделать все для того, чтобы философии возникала в массовом сознании как инстанция, к которой с уважением относятся власти, и доступная для простых людей, которые ищут смысл жизни. Для этого надо инициировать социально-значимые проекты, стремиться стать инстанцией легитимации нравственных суждений, и тогда наши ученики не будут выстраивать финансовые пирамиды, о чем выше говорили выступавшие, а посвятили бы свои знания на благо России, народа.

Если каждый из нас проникнется ответственностью за судьбу философии, свою и России одновременно, тогда мы сможем что-то изменить и в себе , и в философии, и в России, и в отношении общества к философии.

Наш журнал открыт для всех тех, кого я выше обозначил как «болеющих» за

философию и желающих изменить ее статус в нашем обществе. Мы всегда публикуем те материалы, которые профессиональны и в них видна боль за Россию, за философию

Наконец, среди завершающих выступлений выделим сказанное доцентом А.В. Говоруновым о путях возможного развития профессиональной философии.

«….каковы перспективы профессиональной философии в современной России? Философия как таковая существует и будет существовать и без нас и помимо наших планов…

Должна ли она оставаться сугубо университетской дисциплиной, которая определенным образом формирует сознание молодого человека и подключает его к базовым смыслам нашей цивилизации? Или философ должен вновь стать идеологическим работником (как это было в советское время)? Или философию нужно понимать как свободное искусство, и тогда формы профессионализации людей, занимающийся философией – их личная проблема и это не должно особо заботить социум?

Первый путь, на мой взгляд, довольно опасен для философского сообщества, потому что в нынешних условиях это означает отказ от борьбы за признание (вспомним известный гегелевский образ) со стороны социума: он нами не особо интересуется, и мы отвечает ему ровно тем же. В этом даже, безусловно, есть свои немалые плюсы, поскольку именно в этой ситуации философия может заниматься своим собственным делом. Правда, профессиональная университетская философия в этом случае превращается по большей части в комментаторскую работу (при том, что уровень комментирования растет), прежде всего историко-философские штудии. Мне до сих пор представляется удачным: образ ковчега философского завета. Мы ощущаем себя носителями культурного стандарта мышления, который совершенно не востребован современниками. А потому единственная наша задача – сохранить и донести этот стандарт до неких последующих поколений (причем, даже не очень понятно насколько отдаленных). Именно такой образ впечатан сейчас в систему профессионального философского образования.

Идеология – вещь совершенно необходимая любому государству, и ее отсутствие остро ощущается в современном обществе. Но уж больно свежи недавние воспоминания о тягостности состояния идеологического работника. К тому же совершенно очевидно, что и в этом качестве философы не слишком нужны социуму. По крайней мере, никого из философов с такого рода рассуждениями в СМИ мне видеть не доводилось.

На мой взгляд, будущее нашей профессиональной философии за освоением такой фигуры, которая до сих пор отсутствовала в нашей жизни – фигуры практического философа (как бы мы его не понимали). В соответствии с нашей подготовкой и нашей ментальностью, философы обладают одним важным преимуществом – умением и способностью удерживать рефлексивную установку в мышлении. Философ не столько умеет работать с предметом, сколько умеет работать с людьми, которые работают с предметом. Пласты деятельности, в которых требуется такого рода навыки, есть в самых разнообразных сферах, причем не только в политике, но и в экономике. Это навыки выявления и артикуляции смыслов деятельности. Правда, эти пласты деятельности либо не вскрыты вовсе, либо заняты представителями других профессиональных сообществ – психологами, журналистами, например. Именно этот смысл подразумевается термином «связи с общественностью», public relations - в изначальном и собственном смыслу – как артикуляцию смыслов деятельности корпоративных сообществ и попыткой донести эти смыслы до социума.»

Обзор подготовлен В.М. Литвинским, Н.В. Ивановой