Категория ценности является центральным понятием в теории ценностей, получившей в конце XIX в. название аксиологии. Согласно данной теории, ценность в самом общем смысле представляет соответствие объекта потребностям и интересам субъекта. В качестве объекта ценностного отношения могут выступать предметы природного мира и продукты социальной деятельности, нормы поведения и творения духа, межличностные и общественные отношения. Способом бытия ценности является значимость объекта, переживаемая и осознаваемая субъектом. Все имеет ценность постольку, поскольку представляет «благо» для человека (социальной группы, общества), удовлетворяет его потребности, интересы и запросы. При этом субъект состоит в таком отношении с объектом, которое отличается более или менее сильно выраженным эмоциональным, волевым или разумным характером. «Мы называем какую-либо вещь хорошей или дурной, – писал Б. Спиноза, – смотря по тому, доставляет ли она нам удовольствие или неудовольствие...» . На фундаменте этой внутренне воспринятой значимости объекта возникает осознанное отношение субъекта, которое стимулирует его интерес к объекту и его освоение в качестве ценности.

Следует принять во внимание, что теоретическое изучение ценности начинается только на определенном уровне ее выделения субъектом и представляет лишь одно из возможных отношений к ней. Поэтому связь между человеком и ценностью не может быть сведена к отношению между субъектом и объектом познания. Теоретическое мышление может изучить объект ценности, но это не означает, что оно тем самым получило знание о самой ценности. Освоение ценности человеком начинается, вообще говоря, не с теоретического созерцания, но с деятельного отношения к объекту ценности. Как верно указывал М.М. Бахтин, «все содержательно-смысловое: бытие как некоторая содержательная определенность, ценность как в себе значимая, истина, добро, красота и пр. – все это только возможности, которые могут стать действительностью только в поступке на основе признания единственной причастности моей» . Деятельный подход человека к объекту лежит в основе любых оценочных суждений о нем.

Поскольку ценность представляет особое отношение субъекта к объекту, она может изменяться в результате эволюции как субъекта, так и объекта. Значимость объекта (благо) способна возрастать или падать в зависимости как от появления новых благ, так и от колебаний человеческих интересов и потребностей. Указывая на эту связь, Г.В. Гегель утверждал, что «ценность вещи может быть очень различной в отношении к потребности» . Ценностные отношения формируются под влиянием духовных и материальных факторов, которые, как правило, являются переменными величинами в истории. Поэтому если даже мы обратимся к так называемым «вечным ценностям», нельзя не заметить, что отношение к ним в разные эпохи было неодинаковым.

Например, жизнь и здоровье, свобода и творчество, истина и красота, любовь и дружба, добро и счастье либо не всегда признавались безусловными ценностями, либо обладали разной степенью приоритетности. Перемена ценностей происходит потому, что объективная составляющая ценности (реальная значимость объекта) и ее субъективная составляющая (акт сознательного переживания) находят выражение в оценке, подверженной влиянию житейской или исторической конъюнктуры. Динамическое соответствие между социальными и культурными факторами, которое поддерживается в обществе, вызывает периодическое повышение спроса на одни ценности и его падение на другие.

Изменение оценок не всегда связано с изменением самих ценностей. На наш взгляд, следует во многом согласиться с Г. Риккертом, который полагал, что «блага и оценки не суть ценности, они представляют собою соединения ценностей с действительностью» . Поэтому как ценность может обладать значимостью даже при отсутствии оценки, как и оценка, в принципе, может быть дана любому объекту, независимо от того, будет ли установлена его ценность или нет. В обществе, как правило, идет конкурентная борьба между оценочными суждениями в отношении одних и тех же объектов. При этом одинаковые ценности могут получать различные оценки, данные в разное время одним субъектом или в одно время разными субъектами.

Таким образом, ценность объекта определяется теми его сторонами или свойствами, которые обладают значимостью для субъекта. Однако человек, социальная группа или общество в целом, оценивая объекты, явления или свойства с точки зрения своих интересов и потребностей, нередко меняют свое мнение в отношении их «блага», что вызывает у них дискомфортное состояние. Данное состояние порой принимает болезненные формы, но в то же время оно создает стимул для формирования новых ценностей. Как писал К. Манхейм, «интерпретируя, например, христианство, можно прийти к заключению, что именно возмущение дало низшим социальным слоям смелость освободиться, по крайней мере, духовно, от господства несправедливой системы ценностей и противопоставить ей свою собственную» . В результате происходит замена одной ценности на другую, в крайнем случае – перемена всей системы ценностей. Отказ от прежней системы ценностей неизбежно связан с разрушительными последствиями, о чем предупреждал Ф. Ницше: «Перемена ценностей – это перемена созидающих. Постоянно уничтожает тот, кто должен быть созидателем» .

Как известно, подобная смена дискомфортной системы ценностей неоднократно имела место в нашей стране. Она происходила во время принятия христианства, в период освобождения от завоевателей, при создании национального государства, в процессе радикальных реформ и социальных революций. Заслуживает внимания, что во всех этих судьбоносных переменах появление новых оценок, особенно в индивидуальном сознании, нередко предшествовало оформлению общественных потребностей, получавших осознанное выражение в виде общественных интересов. Поскольку объекты сами по себе не обладают ценностью и наделяются таковой лишь в сознании человека, вступившего с ними в определенное отношение, их значимость, то есть адекватность его потребностям и интересам, осознается как ценность только после того, как человек дает им соответствующую оценку. Но значимость объекта может быть понята им неверно, и тогда оценочное суждение будет представлять искаженное отражение объекта ценности.

В этой связи возникает вопрос о том, насколько корректно говорить об истинных и ложных оценках и ценностях. Относительно возможности научной верификации оценочных суждений, по-видимому, не должно быть сомнений. К высказываниям о значимости объекта вполне применимо определение истины как соответствия знания о предмете самому предмету. Если человек оценивает объект, явно преувеличивая или преуменьшая его значимость для себя или для общества, то можно сказать, что его суждения о данном объекте имеют ложный характер. Однако признание этого факта не означает, что указанный объект не обладает значимостью в глазах субъекта. Человек может ошибаться в суждениях о своей радости или печали, но не в их переживании. Научная верификация ценностей представляет более сложную проблему. Несмотря на привычное деление ценностей на «истинные» и «ложные», мыслители нередко обходят вопрос о способе их проверки. Так, высказав свое суждение о формировании христианской системы ценностей, Манхейм уклоняется от ответа на вопрос, «кто был прав: христиане или господствующие классы Рима» . Если возникают затруднения с вынесением решения по такому, казалось бы, очевидному вопросу, то не должно удивлять, что ученые редко приходят к согласию при обсуждении более сложных проблем.

Чаще всего в качестве критерия истинности ценностей исследователи принимают мировоззренческое основание своей философии. Э. Фромм в одной из своих работ писал, что его система ценностей «основана на том, что Альберт Швейцер назвал "благоговением перед жизнью". Ценным и благим считается все, что содействует более полному развертыванию специфически человеческих способностей и что поддерживает жизнь» . С последним утверждением, наверно, мог бы согласиться и Ф. Ницше, но в его системе ценностей оно было бы наполнено другим смыслом. «Добрый и злой, богатый и бедный, высокий и низкий, – писал он, – и все имена ценностей: все должно быть оружием и кричащим символом и указывать, что жизнь должна всегда сызнова преодолевать самое себя! … Только там, где есть жизнь, есть и воля; но это не воля к жизни, но … воля к власти!» . Разумеется, можно и должно делать предметом оценки мировоззренческие основы различных учений. Но при этом не следует забывать, что критерием оценки во всех таких случаях является основание философии того, кто выносит оценку. И пока не удастся устранить данное противоречие, на наш взгляд, остается сделать вывод, что истина причастна к миру ценностей, но ценности не проверяются истиной.

Это не означает, однако, что нет никаких критериев для того, чтобы сравнивать различные системы ценностей. Как отдельный человек принадлежит к определенному обществу, так и конкретное общество является составной частью всего человечества. В результате исторического взаимодействия между отдельными обществами, в конкуренции различных интересов и потребностей, значений и оценок, формируется система общечеловеческих ценностей, которая, в идеале, должна способствовать развитию всех и каждого. Хотя этот процесс еще далек от своего завершения, только такая универсальная система может претендовать на то, чтобы ее приняли в качестве основы для сравнения всех систем ценностей. Именно ее общечеловеческий характер, то есть соответствие, в конечном счете, потребностям и интересам всех людей, делает ее общезначимой и, в пределах мира людей, объективной. Но если системе общечеловеческих ценностей предстоит обрести четкие очертания в будущем, то практически в каждом обществе можно обнаружить более или менее оформленную систему ценностей, адекватную потребностям и интересам определенной социальной группы, общественного слоя или всей нации в целом.

Как полагал Э. Фромм, из теории социальной природы ценностей следует, что «выживание любого общества с его собственной социальной структурой и противоречиями должно быть высшей целью для всех членов его и, следовательно, нормы, способствующие выживанию данного общества, – это высшие ценности и обязательны для каждого индивида» . Ценностные приоритеты как выражение сущности и смысла своего социокультурного мира обеспечивают его выживание и развитие, показывая значимость его бытия, возвещая, что его существование является необходимым и незаменимым для всего человечества. Поэтому ценности, которые в них представлены, с одной стороны, обращены к членам данного сообщества, находящим в них должную основу для объединения, а с другой стороны, адресованы другим сообществам как идеальный образ их совместного бытия.

В этой связи, на наш взгляд, особый интерес представляют ценности, характеризующие глубинные потребности, широко распространенные и принимаемые в разных культурах. Хотя интенции различных общественных слоев, этнических групп и цивилизаций, изменчивые в их исторической динамике, сложно уместить в «прокрустово ложе» единой системы ценностей, в них нередко можно выделить ценностные «первоосновы», комбинации которых придают этим общностям их неповторимую социокультурную специфику. Постоянное и устойчивое соотношение ценностей, которые во многом обусловливают характер и направление развития данной общности, выражает ее «идею» в аксиологическом аспекте. По сути дела, речь идет о неких ценностных архетипах, что передают в универсальном виде социальные устремления и культурные предпочтения, свойственные представителям социальной группы, определенного народа или государственного объединения. Рассмотрим их на примере самых известных сочетаний ценностей, которые вошли в историю культуры.

Первыми в их ряду можно назвать «красоту», «истину» и «добро», единство которых постулируется при их выделении из синкретического понятия «благо». Это знаменитое триединство, доставшееся нам в наследство от античного мира, возникло на том этапе духовного развития греческой цивилизации, когда мыслители Эллады переходят от познания бытия к пониманию человека, пытаясь логикой сознания вернуть ускользающую гармонию жизни, найти в ней возвышающий душу смысл. Первым о нем возвестил Сократ, в учении которого подлинно прекрасным и добродетельным может быть только разумное, опирающееся на знание, т.е., в конечном счете, на истину. У него единство красоты, добра и истины выступает еще в нерасторжимом единстве с идеей блага. «…Если мы не в состоянии уловить благо одной идеей, – говорит платоновский Сократ, – то поймаем его тремя – красотой, соразмерностью и истиной» , понимая под «соразмерностью» имманентную характеристику добродетели. В более развитом виде это учение излагает Аристотель, когда говорит о том, что «каждому складу присущи свои [представления] о красоте и удовольствии и ничто, вероятно, не отличает добропорядочного больше, чем то, что во всех частных случаях он видит истину (talēthes) так, будто он для них правило и мерка (kanōn kai metron)» . Таким образом, античная цивилизация, в чем главная заслуга принадлежит, безусловно, греческим мыслителям, нашла идеальное выражение эстетического, нравственного и познавательного подходов, которые в своей совокупности представляют целостное отношение человека к жизни.

Другой ряд тесно связанных ценностей образуют «вера», «надежда» и «любовь», составляющие опоры для восхождения человека к богу и проецирующиеся на его отношения к ближним. Эти три ценности передают основы духовного строя христианской общины и были особо выделены еще апостолом Павлом, который сказал о них: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1-е кор. 13:13). Апостол видел в них доступные человеку в земной жизни гаранты обретения жизни вечной, отсветы ясного знания, исполнения желаний и полного счастья, которые возможны только в царствии небесном. Развивший учение о трех главных добродетелях, папа Григорий I Великий призывал свою паству к духовной жизни, в которой должно быть «совершенное долготерпение надежды, совершенная широта любви, совершенная точность веры и совершенное усердие к деятельности» . Наиболее полное выражение в христианской философии Западного мира эти идеи получили в «Сумме теологии» Фомы Аквинского. Согласно Аквинату, только «теологические» добродетели – вера, надежда, любовь – делают человека причастными к совершенному благу, тогда как четыре традиционные «кардинальные» (стержневые) добродетели – благоразумие, справедливость, мужество и умеренность – были присущи и язычникам . Это различение доводится до логического завершения в католицизме, для которого условиями обретения веры, надежды и любви является божественная благодать, т.е. уже само обладание ими говорит о принадлежности человека к миру избранных.

Третий ряд взаимно сочетаемых ценностей представляют популярные со времен Великой Французской революции «свобода», «равенство» и «братство». Эта знаменитая триада ценностей должна была символизировать порядки нового мира как отношения, основанные на согласии прав и обязанностей гражданина, на гармонии личных интересов и общего блага. Поэтому «свобода состоит в возможности действовать не во вред правам другого» , а «равенство состоит в том, что закон является равным для всех как в тех случаях, когда он охраняет, так и в тех случаях, когда он наказывает» . В отличие от свободы и равенства, отнесенных к первым правам граждан, братство трактуется как основа всех их обязанностей и проявляется в двух принципах, «заключенных во всех сердцах от природы. «Не делайте другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно делайте другим то доброе, что вы хотели бы получить сами» . Хотя в условиях Великой Французской революции наибольшее развитие из этой триады смогла получить свобода, причем, нередко направленная именно «во вред правам другого», интенции к справедливому устройству общества и альтруистическим отношениям между людьми были не забыты, но отложены до наступления «республики свободы и разума». Последующий исторический опыт показал, что реализация данных ценностей в жизни общества возможна только тогда, когда они взаимно обусловливают и ограничивают друг друга, а не развиваются отдельно или утверждаются за «чужой счет».

Что общего между сочетаниями ценностей, которые были рассмотрены выше? Во-первых, все они получают самое яркое выражение в культуре своего сообщества, которая имеет приоритетное значение для их проявления. Не случайно Г. Риккерт отмечал, что «для теории ценностей представляют интерес именно такие ценности, которые претендуют на значимость, а только в сфере культуры можно непосредственно встретиться с действительностью, связанной с такого рода значащими ценностями» . При этом данный философ образно воспринимал культурные блага как кристаллы ценностей, а историю – как процесс их кристаллизации. Конечно, применяя к эмпирической истории определенной общности людей критерии аксиологического идеала созданной ими культуры, можно констатировать немало несовпадений между ними. Однако в самой «проверке» культуры историей, на наш взгляд, заложен глубокий смысл. При их сравнении выявляется «единство исторического и логического» в социальном и культурном развитии того или иного «мира».

Во-вторых, при анализе таких рядов ценностей в процессе их эволюции становится заметно, что они содержат богатые возможности для нового их осмысления и понимания на каждом последующем этапе. Так, единство красоты, истины и добра в средние века начинает восприниматься в качестве одного из критериев «царства божьего», а с века Просвещения – как сущностная характеристика совершенного общества будущего. Единство веры, надежды и любви постепенно переносится с отношения к богу на отношение к человеку, становясь вначале выражением христианского гуманизма, а затем предпосылкой толерантности и политкорректности. Единство свободы, равенства и братства, пройдя проверку в горниле революционных теорий и практик конца XVIII – начала XX века, возрождается в социал-реформистских движениях последней трети XX века в виде триады свободы, справедливости и солидарности. При этом следует иметь в виду, что своеобразие данных ценностей состоит не столько в их уникальности и специфичности для истории и культуры известной социокультурной общности, сколько в оригинальном их понимании и сочетании друг с другом. Например, не вызывает сомнения различие в понимании свободы и равенства в российском и американском обществе, или несходство в трактовке надежды и любви в православной и протестантской культуре.

В-третьих, эти связки ценностей представляют собой аксиологические ориентиры, которые через долженствование определяют смысл истории своей общности и позволяют представить ее как неповторимую социокультурную реальность. В какой мере основные, целеполагающие, смысложизненные ценности социальных групп, народов и цивилизаций подтверждаются их реальной историей? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо иметь в виду, что духовная сущность и смысл существования любого человеческого сообщества выражаются не столько в их эмпирическом существовании, сколько в их идеальном бытии. Конечно, понятие или ценность могут и должны проверяться реальностью, но при этом не следует забывать, что они являются продуктами идеализации. Это необходимо учитывать при анализе подлинной истории социокультурного мира с точки зрения ее соответствия тем ценностям, которые данный мир декларирует. Подобно тому, как отдельный человек лишь в своем высшем состоянии поднимается до уровня идеала, к которому он стремится, общность только в периоды высочайшего духовного подъема соответствует своим судьбоносным ценностям. При этом если идеи и идеалы оказываются исторически преходящими, то лежащие в их основе ценности, изменяясь по форме выражения, остаются неизменными по существу.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что в аксиологическом универсуме существуют такие взаимосвязанные ценности, которые являются константами, выражающими специфику развития определенной социокультурной общности. Их сочетание, которое задает имманентную основу духовной эволюции данной общности, представляет, на наш взгляд, инвариант вариантов эманации ее культуры и характеризует смысл ее истории в ценностном аспекте. Эту совокупность ценностей, находящихся в относительно постоянном единстве и взаимно обусловленном отношении друг к другу, мы предлагаем называть аксиологемой (по аналогии с мифологемой, идеологемой и т.д.). Она представляет собой ценностную основу, аксиологический архетип, материал для выделения сходных по форме, но не по содержанию ценностей как на последующих этапах развития данной культуры, так и в других культурах мира. Сочетания ценностей, которые возникают как идеальные способы преодоления социокультурных противоречий в «своей» общности, по мере выявления их универсальности получают распространение в сознании и практике иных «миров». Благодаря пониманию противоречивой основы их изначального содержания становится ясно, что аксиологемы суть не только манифестации основных идеалов своей общности, но и декларации присущих ей внутренних конфликтов.

Можно выделить также ценностные приоритеты и у российской цивилизации, которые отражают особенности ее социокультурного развития. Исследователи, изучавшие ценности «Русского мира», как правило, были едины в том, что признавали их противоречивый характер. В отношении кардинальных устремлений, проявившихся в российской истории и культуре, действительно, можно высказать целый ряд взаимоисключающих суждений, которые будут одинаково верны. Например, Н.А. Бердяев утверждал, что русскому народу присущи «деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» . Хотя в противоречивых свойствах народа сложно выявить единую систему ценностных ориентиров, на наш взгляд, все же можно выделить ту ценностную «первооснову», которая позволяет воспринять его общность как уникальную социокультурную реальность. Для этого необходимо найти постоянное и устойчивое соотношение ценностей, которые определяют характер и направление цивилизационного развития Русского мира, представляя собой аксиологический вариант его «идеи».

Все основные эпохи российской истории обладают своим набором ценностей, значений и смыслов, но в каждой из них, более или менее отчетливо, проявляется стремление к идеальному состоянию, которое выступает индикатором социокультурной идентичности русского народа, российской нации, «братской семьи народов». Указанное стремление, в метаисторической перспективе, должно привести к построению идеального общества, которое наделялось разным содержанием и описывалось с помощью различных понятий – религиозных, нравственных, политических. В истории российской культуры оно представало в образах «Нового Иерусалима» и «Святой Руси», в доктрине «Москва – Третий Рим», в идеях панславизма и коммунизма. При всех различиях между этими проектами в них может быть выделено нечто общее. Таким общим началом, на наш взгляд, является устойчивое сочетание основных ценностей, которые характеризуют каждую из этих проекций совершенного общества. Основными ценностями Русского мира в его идеальном состоянии являются «правда» как синтез истины и справедливости, «соборность» как гармония свободы и единства, а также «спасение» как примирение обособленности и всемирности, исторической миссии и мессианства .

Все народы и общества заявляют свои ценностные приоритеты, в конкуренции и взаимодействии которых формируются общечеловеческие ценности, каковые, на наш взгляд, сегодня имеют отношение не столько к основам их существования, сколько к принципам их общения между собой. Поскольку любая общность принимает лишь определенное участие в жизни человечества, ни одна из них не вправе требовать от других признания абсолютного значения своих приоритетов, в которые она к тому же вкладывает собственный смысл. Ограниченное участие конкретного народа или общества в общечеловеческой жизнедеятельности, однако, предполагает, что за свои достижения и падения они несут «индивидуальную» ответственность, которую не могут принять за нее другие общности. В идеале каждая социокультурная общность должна прийти к пониманию того, что все ответственны за всех, и честно вносить посильную лепту в общее дело. Ибо, как сказал применительно к нациям В.С. Соловьев, «для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, – в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная» . Возможна ли в будущем эта гармония как внутри самой нации, так и между разными нациями – вопрос, выходящий за рамки данной статьи, хотя, на наш взгляд, истинные идеи и основные ценности не перестают быть таковыми, независимо от того, разделяет ли их большинство или меньшинство.