В рамках культурологического подхода особый интерес вызывает интегративная теория социокультурных изменений Рональда Инглехарта (Inglehart R.), Уейни Бейкера (Baker W.E.), Пиппа Норриса (Norris P.), Криса Уелзела (Welzel Ch.), Ханса Дитера Клингеманна (Klingemann H.-D.) и других.[1] Теория характеризуется соединением принципов теории модернизации (положение о культурных изменениях как результате процесса экономического развития); теории изменения ценностей (положение о постоянном и самостоятельном влиянии системы ценностей, составляющих основу политической культуры общества, на развитие политических и общественных процессов); теории демократии (положение о культурологических факторах демократизации) и других. Интегративная теория социокультурных изменений разрабатывается в рамках традиции мичиганской школы политических исследований. Данная теория представляет собой в определенном смысле один из вариантов ревизии теории модернизации. Тестируя тезис теории модернизации о связи процесса экономического развития с системными изменениями базовых ценностей, Р. Инглехарт и У. Бейкер выявляют две основные траектории современного развития, связанные с модернизацией. Первая отражает процесс массивных структурных изменений культуры в условиях модернизации, которая определяет тренд к постепенному переходу от нормативных ценностей (традиционных) к современным ценностям, ориентирующим на рациональность выбора, толерантность, доверие и участие в общественно политической жизни. Вторая траектория связана с сохранением, несмотря на модернизацию, влияния традиционных ценностей протестантизма, католицизма, конфуцианства и других на ценностные системы культур, входящих в соответствующие культурные зоны, что объясняется общей устойчивостью религиозных и духовных ориентаций на индивидуальном, национальном, региональном и глобальном уровнях. Положением, корректирующим тезис теории модернизации об экономическом развитии как факторе, детерминирующем системные изменения культуры, является тезис Инглехарта-Бейкера о наличии обеих тенденций в развитии современных обществ. Результаты анализа баз данных исследования мировых ценностей (World Values Surveys = WVS) за период с 1981-1998 годы по 65 странам не подтвердили гипотезу классических теорий модернизации об ослаблении роли религии, религиозных и духовных ориентаций под влиянием модернизации. Напротив, именно исламский фундаментализм, приходят к выводу Р. Инглехарт и У. Бейкер, стал детерминирующим фактором ведущих кливеджей мировой политики в условиях глобализации.[2] Согласно второму тезису Инглехарта-Бейкера, процесс экономического развития имеет определенные культурные и политические эффекты системного характера. Вместе с тем, культурные и политические последствия экономического развития имеют характер вероятностных трендов и не являются жесткими закономерностями. Обосновывая новый взгляд на соотношение между экономическим развитием и его социальными и политическими эффектами, Инглехарт-Бейкер обосновывают вывод о высокой вероятности соответствующих социокультурных изменений. В работах Инглехарта-Бейкера представлен в этой связи и новый взгляд на полемику относительно проблемы конвергенции/или дивергенции ценностей как результате современных процессов экономического развития. Тезис о конвергенции ценностей как результате модернизации, по сути, отражает первую из названных выше траекторий современного развития, связанной с общей тенденцией культурных изменений в направлении формирования в обществах отельных культурных зон мира современных (постматериалистических) ценностей самовыражения (Self-Expression Values), что является основанием для разработки положения о конвергенции ценностей в условиях глобализации. Тезис о дивергенции ценностей уточнен в новых исследованиях мичиганской школы и сформулирован как тезис об инерции традиционных ценностей и устойчивости этой структурной компоненты (Persistence of Traditional Values), что остается основанием для предложения о дивергенции (расхождении) ценностных ориентаций в обществах, входящих в различные культурные зоны мира.[3] Тезисом об инерции и устойчивости традиционных ценностей подчеркивается относительная независимость ценностных ориентаций от экономических и политических изменений. Соответственно, этим предполагается маловероятность конвергенции (схождения) и уменьшения степени культурных различий как источника культурных конфликтов. Глобальная конвергенция ценностей на основе определенной совокупности так называемых современных ценностей трактуется как маловероятная, поскольку традиционные ценности продолжают оказывать свое особое, независимое влияние на процесс системных культурных изменений, вызываемых процессами экономического развития. Конвергенция ценностей как тенденция современного развития имеет, считают сторонники теории модернизации, определенные предпосылки, которые складываются в процессе экономического развития общества. Конструктивными эффектами глобализации являются в определенной степени предсказуемые изменения в культурной, социальной и политической сферах жизни. К таким изменениям, являющимся общими для стран различных регионов мира, принято относить специализацию в сфере занятости, повышение уровня образования, повышение уровня благосостояния, которые рассматриваются как результат экономического развития.[4] В то же время модернизация сопровождается непредвиденными последствиями, затрагивающими социокультурную и политическую сферы жизни. К таковым относятся изменения ролевых статусов по признаку пола, изменения аттитюдов в отношении к норме властного авторитета, изменения отношения к нормам сексуальных отношений, падение уровня рождаемости, расширение сферы политического участия, меньшая управляемость гражданских обществ. Одним из современных парадоксов модернизации стал процесс укрепления традиционных ценностей и усиления их роли в современных общественно-политических процессах. Особую озабоченность вызывают дисфункции развития, связанные с системой традиционных ценностей, способствующие активизации радикального фундаментализма и экстремизма. Так, Рэнделл Стоукс (Stokes R.S.), Сюзен Маршалл (Marshall S.), анализируя последствия политических практик радикальных групп Алжира по реформированию общества и мобилизации граждан на поддержку проводимого политического курса, уже в начале 80-х годов XX века отмечали, что обращение в этих целях к традиционным ценностям ислама имело результатом усиление влияния в обществе религиозного фундаментализма и его норм, ценностей и стандартов поведения.[5] В 90-е годы XX века исследователи констатируют расширение практики использования политических стратегий, ориентирующихся на использование культурной идентичности в целях продвижения интересов тех или иных групп, что имеет эффектом, как указывает Мэри Бернстейн (Bernstein M.), культурную диверсификацию общества.[6] Оценивая в контексте глобализации роль культурной идентичности и эффекты соответствующих стратегий, Филипп МакМайкл в этой связи отмечает ключевую особенность общего тренда к культурной дифференциации на основе укрепления традиционных ценностей: «…по мере интенсификации глобальной интеграции, ускоряется процесс формирования многообразия культур (Multiculturalism). В этих условиях, когда происходит непосредственное соприкосновение этнически различающихся трудовых ресурсов и сообществ, ведущей тенденцией становится опора на политические стратегии идентичности (Politics of Identity), которые приходят на смену гражданским (универсалистским) политическим стратегиям (Civic (Universalist) Politics) формирования нации».[7] Тенденция к сохранению устойчивых систем традиционных ценностей является во многом основой одного из глобальных трендов – тренда к дивергенции ценностей, что, в свою очередь, может обретать форму многообразия и взаимодействия культур, либо протекать в форме конфликта культур. Согласно идее Инглехарта-Бейкера, различные общества следуют различным траекториям развития, даже если они подвержены влиянию сходных процессов экономической модернизации.Исходя из тезиса о нелинейности культурных изменений в условиях экономической глобализации, Р. Инглехарт и У. Бейкер выдвигают гипотезу об изменении культурных ценностей в так называемых развитых (постиндустриальных) странах в направлении перехода от материалистических (во многом традиционных) ценностей к постматериалистическим (современным) ценностям самовыражения.[8] Траектория движения в направлении формирования систем современных ценностей отличает, считают Р. Инглехарт и У. Бейкер, страны, входящие в OECD (Organization for Economic Cooperation and Development = Организация экономического сотрудничества и развития).Важным моментом теории Инглехарта-Бейкера является положение об экзистенциальной безопасности (Existential Security) как основном факторе культурных изменений, происходящих в развитых странах под влиянием глобализации. Именно обеспечение под влиянием экономического развития беспрецедентного уровня экзистенциальной безопасности в развитых странах, считают представители мичиганской школы политического анализа, обусловило переход этих обществ к новому направлению развития систем культурных ценностей, структурными составляющими которых становятся ценности качества жизни (Quality of Life), самореализации (Self-Expression) и другие постматериальные (современные) ценности. Это означает, что ценностные приоритеты граждан постиндустриальных обществ смещаются от преимущественной ориентации на экономическую и физическую безопасность к предпочтению качества жизни, ориентацию на самореализацию и удовлетворенность собственной жизнью.[9]Траектории изменения ценностей под воздействием экономической глобализации в других обществах, подчеркивают Р. Инглехарт и У. Бейкер, отличаются, что объясняется спецификой действия других факторов развития таких обществ, и, прежде всего, фактором традиционных ценностей, унаследованных их культурами. Новым в теории изменения ценностей Р. Инглехарта и его последователей (Theory of Value Change) является утверждение о присутствии обеих траекторий изменения ценностей в условиях глобализации. Данное положение вводится в работах 2000-2003 годов, в то время, как предшествующие исследования проводились в рамках обоснования идеи о легитимности перехода развитых обществ от материалистических к постматериалистическим ценностям.Данный момент отличает теорию изменения ценностей мичиганской школы и от культурологических теорий периода 90-х годов XX века, разрабатываемых С. Хантингтоном (Huntington S.), Робертом Путнамом (Putnam R.), Френсисом Фукуяма (Fukuyama F.), Гари Хамильтоном (Hamilton H.), Полем Димаджио (Dimaggio P.) и другими исследователями, обосновывавшими идею об устойчивости влияния сложившихся черт культуры и традиционных религиозных ценностей на политические институты и ориентации, политические процессы и экономическое развитие общества.[10]Основной тезис Инглехарта-Бейкера заключается в утверждении о существовании и сохранении влияния кросскультурных различий в условиях глобализации. Кросскультурные различия в концепции Инглехарта-Бейкера отражены с помощью двух основных измерений. Первое измерение отражает межкультурные различия между традиционными (Traditional) и светскими, рациональными (Secular-Rational) ориентациями. Второе измерение определяет различия между ценностями выживания (Survival) и ценностями самореализации (Self-Expression).Индикаторами традиционных ценностей (Traditional Values) в рамках первого измерения определены:- высокий уровень значимости религии в жизни респондентов;- вера во Всевышнего;- соотнесение жизненных целей с мнением родителей;- вера в существование Ада;- постоянство посещения церкви;- обретение душевного равновесия и силы в религии;- большая вера в праведность целей и самой деятельности национальной церкви;- восприятие себя как человека религиозного;- отношение к труду как жизненно значимой ценности;- позиция поддержки политики по ограничению расширения торговых контактов с зарубежными странами;- полное отрицание оправданности самоубийства;- понимание родительского долга как необходимости сделать все от себя зависящее для детей, даже ценой собственного благополучия;- полное отсутствие или исключительно редкое участие в обсуждении вопросов политики;- политическая идентификация с правыми партиями;- убежденность в том, что развод ничем не оправдывается;- вера в существование строго разграниченных норм добра и зла;- рассмотрение в качестве нормы, когда более предпочтительным считается выражение собственных преференций, чем понимание преференций других людей;- убежденность в том, что экологические проблемы страны могут быть решены без каких-либо международных соглашений с другими странами;- рассмотрение в качестве нормы неравенства женщин в сфере оплаты труда;- убежденность в необходимости любить и уважать родителей вне зависимости от их поведения;- представление о семье как чрезвычайно важной составляющей жизни человека;- ориентация на рассмотрение в качестве нормы предпочтение иметь относительно большое число детей и другие.Еще один компонент измерения, а именно индекс светских рациональных ценностей (Secular-Rational Values), представлен ориентациями на прямо противоположные ценности.[11]Второе измерение соотношения традиционных и современных ценностей также включает в себя два основных индекса. Первый компонент измерения – индекс ценностей выживания (Survival Values), отражающий ценностные ориентации на обеспечение безопасности собственного существования (Existential Seenrity). Второй компонент – индекс ценностей самовыражения (Self-Expression Values).К индикаторам приоритетности для общества ценностей безопасности и выживания (Survival Values) отнесены:- убежденность в том, что предпочтительнее, чтобы политическими лидерами были мужчины, а не женщины;- преобладание чувства неудовлетворенности собственным финансовым положением;- убежденность в том, что предназначение женщины – дети;- недоверие и отрицательное отношение к так называемым социальным меньшинствам (мигранты, носители СПИДа и другие), нежелание видеть их в качестве соседей по проживанию;- предпочтение развития технологий как наиболее перспективного пути развития общества;- недооценка проблемы защиты окружающей среды;- неучастие в акциях, направленных на обеспечение защиты окружающей среды;- предпочтение при поиске принимать во внимание уровень доходов и степень безопасности как имеющих более важное значение, чем ощущение собственной востребованности и комфортности взаимоотношений;- относительно большая приоритетность для респондентов статуса владельца собственного дела;- восприятие в качестве нормы наличие обоих родителей для ребенка;- беспокойство относительно собственного самочувствия и состояния здоровья;- установление в качестве нормы поведения любви и уважения к родителям при любых обстоятельствах;- предпочтение выбора в пользу мужчин и их права на работу в ситуации, когда возможности предоставления рабочих мест ограничены;- установка, согласно которой ответственность за обеспечение граждан всем необходимым для достойного существования несет правительство;- убежденность в том, что если человек не обладает свободой выбора, то он не способен контролировать свою жизнь;- ориентация на предпочтительность и большую значимость университетского образования для мужчин, чем для женщин;- склонность отдавать приоритет финансовому и материальному благосостоянию;- нежелание иметь в качестве соседей людей с криминальным прошлым и алкоголиков;- предпочтение в качестве приоритета в обучении детей не развития их воображения, а формирование установки на постоянный и усердный труд;- отношение к толерантности как к качеству, не являющемуся приоритетным в воспитании детей;- одобрительное отношение к научным открытиям как оказывающим скорее позитивное, чем негативное воздействие на человеческую цивилизацию;- досуг и общение с друзьями воспринимаются как не имеющие особой жизненной значимости;- политическая поддержка сильных лидеров, не учитывающих позицию парламента и демократичность выборов, как наиболее эффективной формы правления;- позиция неучастия в бойкотах и других формах неконвенциональной политической активности;- установка на поддержку государственной формы собственности;- отношение к демократии как необязательно лучшей форме правления;- несогласие с политикой оказания экономической помощи неразвитым странам.Во втором индексе измерения, представленном индикаторами ценностей самовыражения (Self-Expression Values), акцент делается на прямо противоположных аттитюдах.[12]Таким образом, к основным индикаторам первого измерения (соотношение традиционных и светских/рациональных ценностей) кросскультурных различий Инглехартом-Бейкером отнесены показатели традиционных ценностей: во-первых, религиозные ценности, отражающие значимость религии в жизни общества и каждого человека, принадлежащего к данной культуре, во-вторых, предпочтение норм повиновения и религиозной веры нормам личной независимости и самоопределения, составляющих индекс автономии (Autonomy Index), в-третьих, чувство национального патриотизма и гордости за свою родину, в-четвертых, ориентация на уважительное отношение к власти. Противоположные ориентации выступают индикаторами рациональных ценностей. Соотношение традиционных/рациональных ценностей, по результатам исследования Инглехарта-Бейкера, определяют 44 % кросскультурных вариаций на национальном и 26 % – на индивидуальном уровнях.[13]Соотношение ценностей выживания/самовыражения определяет 26 % кросснациональных и 13 % индивидуальных культурных различий. Индикаторами ценностей выживания выступают, во-первых, установки на приоритетность экономической и физической безопасности над ценностями самовыражения (индекс материалистических/постматериалистических ценностей), во-вторых, ощущение неудовлетворенности жизнью, в-третьих, позиция неучастия в различного рода акциях, в-четвертых, осторожность и недоверие к людям, в-пятых, нетолерантность в отношении отклоняющегося девиантного поведения. К индикаторам ценностей самореализации отнесены противоположные ориентации.[14]Достижение обществом высокого уровня безопасности (Security) способствует переходу общества к новой системе ценностей, структуру которой формируют аттитюды доверия (Trust), толерантности (Tolerance), ощущение собственного благополучия (Subjective Well-Being), стандарты политической активности (Political Activism), установки на самореализацию (Self-Expression).[15]Центральным компонентом измерения, определяющего соотношение ценностей выживания и ценностей самовыражения является, согласно Инглехарту-Бейкеру, поляризация между материалистическими и постматериалистическими ценностями.Подчеркивая роль ориентации общества на приоритетность безопасности по отношению к ценностям самореализации, исследователи отмечают, что для таких обществ характерны относительно низкий уровень оценки собственного благосостояния и здоровья, низкий уровень доверия, относительная нетолерантность по отношению к другим социальным группам, оппозиционные установки в отношении равенства полов, предпочтение материальных ценностей, вера в научный и технический прогресс, относительно низкий уровень активности в сфере защиты окружающей среды, фаворитизм по отношению к авторитарным методам правления и другие.[16]Превалирование в обществе ценностей выживания и безопасности сопряжено с рисками культурной диверсификации и появлением в нем группы рисков как объектов насилия и террора. В обществах, граждане которых не уверены в собственной безопасности, наблюдается повышенный уровень нетолерантности к этническим и культурным различиям, что создает предпосылки социально политической нестабильности и ведет к дальнейшему снижению безопасности.В силу того, что кросснациональные культурные различия детерминированы прежде всего расхождениями в соотношении традиционных и рациональных ценностей обществ различного типа, многие современные культурные кливеджи, как показано в исследовании Инглехарта-Бейкера, проходят по линиям религиозных и духовных ориентаций. Начало XXI века, считают исследователи, подтвердило повышение роли традиционных, прежде всего, религиозных ценностей в условиях глобализации.Траектория развития, связанная с сохранением влияния традиционных, прежде всего, религиозных ценностей отнесена в исследовании Инглехарта-Бейкера к категории ведущих тенденций глобального развития. Воздействие религиозных ценностей на современные общества соотнесено с уровнем экзистенциальной безопасности этих обществ: с одной стороны, ведущая роль религиозных ценностей и ее центральное место в системе культурных ценностей становится менее заметной с повышением уровня экзистенциальной безопасности, с другой стороны, снижение этого уровня способствует восстановлению и повышению влияния традиционных ценностей на общественно-политическое развитие общества.Данное положение обосновывается исследователями со ссылкой на показатели, свидетельствующие о возрождении религиозных ценностей в странах постсоциалистического транзита, которое связывается с резким падением экзистенциальной безопасности в этих странах. За период с 1990 по 1998 годы в 5 из 7 постсоциалистических обществ, включенных в опросы WVS, возросла доля постоянно посещающих церковь и религиозные службы: в Белоруссии – на 8 %, в Болгарии – на 6 %, Венгрии – на 18 %, Латвии – на 7 %, России – на 2 %. Незначительно снизилась доля посещающих церковь в Словении – на 2 %. Существенное снижение наблюдалось лишь в Польше – до 11 %, что тем не менее составило относительно невысокое процентное отношение, учитывая, что в Польше эта доля в несколько раз превышала соответствующие показатели в остальных странах данного типа: 85 % (1990-1991 годы) и 74 % (1995-1998 годы). В России к примеру эти цифры существенно ниже: 6 % (1990-1991 годы) и 8 % (1995-1998 годы).[17] Таким образом, в постсоциалистических странах Р. Инглехартом и У. Бейкером выявлен тренд к повышению роли традиционных (религиозных) ценностей в жизни общества.В развитых демократиях установлено наличие двух ключевых трендов. Первый – снижение роли нормы участия в организованных формах религиозной жизни, что выражается в уменьшении доли посещающих церковь. Второй – сохранение влияния религиозных ориентаций и повышение уровня духовности в этих обществах. В 16 из 20 развитых демократий наблюдалось снижение доли посещающих церковь, в том числе в 7 – изменения составили 5 % и более: Австралия (-15 %), Канада (-5 %), Восточная Германия (-11 %), Западная Германия (-10 %), Нидерланды (-9 %), Испания (-15 %), Швейцария (-18 %), США (-5 %). Незначительно возросла эта доля лишь в Великобритании (+2 %) и Северной Ирландии (+2 %).[18] Итак, в развитых демократиях выявлен общий тренд к снижению роли норм участия в религиозной жизни в ее традиционных формах.Вместе с тем, в развитых демократиях наблюдается именно относительное снижение значения организационных форм традиционных религиозных ценностей, а именно нормы участия в религиозных службах. В то же время, в развитых демократиях преобладает тренд к сохранению значимости для общества религиозных и духовных ценностных ориентаций. По результатам анализа Инглехарта-Бейкера субъективная значимость религиозных ориентаций остается на протяжении двух последних десятков лет глобализации практически неизменной для большинства развитых демократических обществ.Так, данные по такому важнейшему индикатору религиозности, как значимость бога и религии в жизни человека, свидетельствуют в среднем о незначительности снижения этих показателей в 11 из 19 развитых демократий: Австралии (-4 %), Канаде (-8 %), Финляндии (-2 %), Восточной Германии (-7 %), Великобритании (-4 %), Исландии (-5 %), Италии (-2 %), Японии (-1 %), Норвегии 9 (-7 %), Швеции (-1 %), Швейцарии (-9 %). В трех странах (Западная Германия, Нидерланды и США) соответствующие религиозные ориентации не претерпели изменений. В ряде развитых демократий значимость основополагающих религиозных ценностей возросла: в Бельгии (+4 %), Ирландии (+11 %), Северной Ирландии (+3 %), Испании (+8 %).[19]Устойчивость религиозных ориентаций еще более характерна для обществ, относящихся к постсоциалистическому и развивающемуся типу. В 6 из 16 исследуемых постсоциалистических стран в последнее десятилетие XX века наблюдалось увеличение доли тех, для кого значимыми являются религиозные ценности: в Белоруссии рост составил +12 %, Болгарии (+ 3%), Венгрии (+1 %), Латвии (+8 %), России (+9 %), Словении (+1 %).Соответствующий тренд наблюдается в развивающихся странах: в 5 из 8 стран за исследуемый период – общая тенденция существенного роста ориентирующихся на основополагающие религиозные ценности: в Аргентине – на +25 %, Бразилии (+4 %), Индии (+12 %), Южной Африке (+21 %), Турции (+10 %). Снижение наблюдалось в Чили (-3 %), Мексике (-10 %). Для развивающихся стран характерен стабильно высокий уровень религиозности: в Нигерии за 1990-1998 годы он не изменился и составил 87 %. Оценивая динамику изменения религиозных ценностей в странах современного мира в условиях глобализации исследователи выявляют общемировой тренд к росту доли ориентирующихся на религиозные ценности.[20]Глобальный характер приобретает, считают Р. Инглехарт и У. Бейкер, тренд повышения значимости духовных ценностей.По результатам анализа данных WVS за два последних десятилетия XX века в развитых демократиях доля тех, кто постоянно думает о смысле и цели жизни заметно увеличилась: в Австралии на +10 %, Бельгии (+7 %), Канаде (+5 %), Финляндии (+8 %), Франции (+3 %), Восточной Германии (+7 %), Западной Германии (+12 %), Великобритании (+2 %), Ирландии (+9 %), Северной Ирландии (+4 %), Южной Корее (+10 %), Италии (+12 %), Японии (+5 %), Нидерландах (+10 %), Норвегии (+6 %), Швеции (+8 %). Снижение значимости духовных ценностей наблюдалась лишь в Исландии (-3 %), Швейцарии (-1 %), США (-2 %); В Испании показатели оставались неизменными (0 %).Доля ориентирующихся на духовные ценности возросла и в 6 из 9 стран постсоциалистического транзита: в Белоруссии эта доля возросла на +12 %, в Эстонии (+4 %), Венгрии (+1 %), Латвии (+7 %), Литве (+1 %), России (+4 %). Исключение составили Болгария (-11 %), Китай (-4 %), Словения (-4 %).В развивающихся странах выявлены смешанные паттерны: часть этих обществ склонна отдавать приоритет духовным ценностям, в других наблюдается снижение доли тех, для кого эти ценности имеют большое значение. В 4 из 8 развивающихся стран эти показатели возросли: в Аргентине на +21 %, Мексике (+7 %), ЮАР (+ 8 %), Турции (+12 %). Половина из исследованных стран продемонстрировала снижение ориентаций общества на духовные ценности: Бразилия (-7 %), Чили (-4 %), Индия (-5 %), Нигерия (-10 %).[21]Смешанный тип паттернов характерен и для установок развивающихся обществ в отношении к организованным формам участия в религиозной жизни. В 5 из 8 стран наблюдается снижение доли посещающих церковь: Аргентина (-15 %), Чили (-3 %), Индия (-17 %), Мексика (-9 %). В остальных – наблюдается увеличение значимости нормы участия в религиозной жизни: в Бразилии (+4 %), ЮАР (+9 %), Турции (+6 %).[22]Глобальный тренд к сохранению и определенному росту влияния традиционных религиозных и духовных ценностей в сочетании с трендом к частичному снижению ориентации развитых демократий и развивающихся обществ на участие в традиционных организационных формах религиозной жизни создают риски манипуляции религиозными чувствами и установками на поиск смысла жизни в этих странах. То обстоятельство, что в условиях нестабильности и снижения уровня безопасности, сопровождающих глобализацию, весьма вероятен тренд к усилению влияния традиционных религиозных ценностей. Уменьшение влияния институтов церкви освобождает сферу возможного использования религиозных и духовных ориентаций определенных социальных слоев современных обществ институтами и организациями, стремящимися к расширению социальной поддержки в своих политических целях. Заслуживает внимания дальнейшая разработка еще одного положения теории изменения ценностей, а именно положения о межпоколенческой трансмиссии ценностей. В новых разработках мичиганской школы политического анализа выдвигается и обосновывается тезис о ценностных различиях, существующих между разными поколениями, а также особенностях этих различий в современных обществах. Данным тезисом, во-первых, подчеркивается долговременность влияния ценностных ориентаций, которые, согласно теории изменения ценностей, будучи сформированными в раннем возрасте, сохраняются в своей основе в течение всего жизненного цикла человека, во-вторых, определяются линии стратегий минимизации рисков культурной диверсификации, концептуальной основой которых в последующем становится теория развития личности.Межпоколенческие ценностные различия объясняются изменением уровня экзистенциональной безопасности как ключевого фактора, детерминирующего существенные расхождения в ценностных ориентациях возрастных когорт общества.[23]В качестве индикатора экзистенциональной безопасности определены показатели ожидаемой обществом средней продолжительность жизни (Life Expectancy). Рост данного показателя рассматривается как свидетельство повышения уровня экзистенциональной безопасности в обществе.[24]Повышение уровня экзистенциональной безопасности в развитых демократиях (Австралия, Австрия, Бельгия, Канада, Дания, Финляндия, Франция, Восточная и Западанная Германия, Великобритания, Исландия, Ирландия, Северная Ирландия, Италия, Япония, Южная Корея, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Португалия, Испания, Швеция, Швейцария, США) явилось причиной межпоколенческих различий в отношении к традиционным и рациональным ценностям. Молодежь этих обществ менее традициональна, чем другие возрастные группы.Сходный тренд установлен и в отношении молодого поколения постсоциалистических обществ (Армения, Азербайджан, Беларусь, Босния, Болгария, Хорватия, Чехия, Эстония, Грузия, Венгрия, Латвия, Литва, Македония, Молдова, Польша, Румыния, Россия, Словения, Словакия, Украина, Югославия), которые, начиная с 50-х годов XX века отличались постоянным ростом экономического развития.В развивающихся странах (Аргентина, Бразилия, Чили, Мексика, ЮАР, Пуэрто Рико, Турция, Уругвай, Венесуэла) и странах с низким доходом (Доминиканская Республика, Чана, Индия, Нигерия, Перу, Филиппины) на душу населения стабильно низкий уровень экзистенциальной безопасности способствовал, как отмечено в исследовании Инглехарта-Бейкера, формированию сходных межпоколенческих систем ценностей, характеризовавшихся преобладанием ориентаций как молодого, так и старшего поколения на традиционные ценности (см. рис. 1.)

 

Рис. 1. Межпоколенческие различия ценностных ориентаций в отношении традиционных и светско рациональных ценностей. Цит. по: Inglehart R., Baker W. Modernization, Cultural Change, and the Persistence of Traditional Values // American Sociological Review. 2000. Vol. 65. February. P. 43. Примечание:Survival/Self Expression Dimension – измерение соотношения ценностей

выживания/самовыражения

Birth Year – год рождения

Advanced Industrial Countries – промышленно развитые демократииDeveloping Countries – развивающиеся общества

Low-Income Societies – страны с низким уровнем дохода

Ex-Communist Societies – постсоциалистические страны Оценивая отношение различных поколенческих когорт к ценностям выживания и ценностям самовыражения Р. Инглехарт и У. Бейкер выявляют существенные межпоколенческие различия в развитых демократиях и постсоциалистических обществах. В развивающихся обществах и бедных странах этих различия практически отсутствуют, поскольку старшее и молодое поколения этих обществ ориентированы на традиционные ценности выживания, то есть материалистические ценности, в числе которых одной из основных является безопасность, уровень которой в этих странах на протяжении поколения остается стабильно низким. Приоритетность ценностей выживания и безопасности наиболее велики в постсоциалистических обществах. Характерно, что по данным исследования Инглехарта-Бейкера ориентированность в этих странах на ценности безопасности гораздо выше, чем в развивающихся и бедных странах. Данное обстоятельство исследователи объясняют пережитым опытом коллапса экономической, политической и социальной систем, сопровождавшихся усилением нестабильности, непрогнозируемости и небезопасности (см. рис. 2).[25]Рис. 2. Межпоколенческие различия ценностных ориентаций в отношении ценностей выживания и ценностей самовыражения. Цит. по: Inglehart R., Baker W. Modernization, Cultural Change, and the Persistence of Traditional Values // American Sociological Review. 2000. Vol. 65. February. P. 43. Примечание:Survival/Self Expression Dimension – измерение соотношения ценностей

выживания/самовыражения

Birth Year – год рождения

Advanced Industrial Countries – промышленно развитые демократииDeveloping Countries – развивающиеся общества

Low-Income Societies – страны с низким уровнем дохода

Ex-Communist Societies – постсоциалистические страны Мичиганской школой политического анализа представлен новый взгляд на проблему цивилизационных различий и их связь с эволюцией систем ценностей. В исследовании Инглехарта-Бейкера получило разработку положение о культурных зонах (Cultural Zones).[26] В концепции культурных зон учитывается присутствие двух основных траекторий социокультурных изменений, выражающихся, с одной стороны, в формировании под влиянием модернизации систем современных ценностей самовыражения, и сохранении влияния традиционных ценностей, с другой. В этой связи исследователи отмечают: «История протестантской, ортодоксальной, исламской, конфуцианской и иных традиций обусловливает возникновение соответствующих культурных зон с различными системами ценностей, которые продолжают сохранять свое влияние, несмотря на эффекты экономического развития. Процесс экономического развития способствует тренду современных обществ в одном общем направлении. Однако, изменение ценностей происходит скорее не в направлении конвергенции ценностей, сколько по параллельным траекториям, формируемым под влиянием культурного наследия. Есть все основания сомневаться в том, что силы модернизации способны продуцировать в обозримом будущем гомогенизированную (однородную) глобальную культуру».[27]В исследованиях мичиганской школы начала XXI века представлена характеристика принципов операционализации культурных зон. Основными признаками принадлежности к общей культурной зоне отнесены: а) сходство мировоззрения; б) сходство институциональных традиций; в) сходство паттернов экономического развития. Определены три индикатора исторических традиций, выступающих детерминантами культурной зон, а именно: 1) общность религиозных традиций, 2) общность правовых традиций, 3) общность региона.По критерию общности религиозных традиций (Common Religious Roots) к зоне протестантской религиозной традиции отнесены 18 обществ; к католической зоне - 27; христианской ортодоксальной зоне – 10; исламской зоне – 10; зоны буддизма, индуизма и конфуцианства обозначены как зоны азиатских религиозных традиций (см. рис. 3.). Рис. 3. Локализация современных обществ в соответствии с культурными зонами и регионами мира. Цит. по: Welzel Ch., Inglehart R., Klingemann H.-D. Human Development as a Theory of Social Change // http//wvs.isr.umich.edu. P. 23. Примечание:Religion – религиозная традиция Region – регионWestern Christian – западные христианские зоныOriental – ориенталистские зоныProtestant – протестантская зона

Catholic – католическая зона

Orthodox – ортодоксальная зона

Islamic – исламская зонаAsian – зона азиатских религий

Western Europe – Западная Европа

Ex-British Overseas – бывшие британские колонии

Eastern Europe – Восточная Европа

Middle East – Ближний Восток

South Asia – Южная АзияFar East – Дальний ВостокSub-Saharan – регион Южной АфрикиLatin America – Латинская Америка

Catholic Western Europe – католическая Западная Европа

Catholic Eastern Europe – католическая Восточная Европа

Protestant Western Zone – протестантская западная зона

Orthodox Eastern Europe – ортодоксальная Восточная Европа

Islamic Zone – исламская зона

India – Индия

China – Китай

Developed Far East – зона развитых стран Дальнего Востока

Latin America – Латинская Америка

Germany – Германия

Denmark – Дания

Finland – Финляндия

Iceland – Исландия

Norway – Норвегия

Sweeden – Швеция

Netherlands – Нидерланды

Scandinavia – зона скандинавских обществ

Great Britain – Великобритания

Australia – Австралия

New Zeland – Новая Зеландия

Canada – КанадаUSA – СШАEstonia – ЭстонияLatvia – ЛатвияBaltics – страны Балтики

Catholic Central Europe – католическая Центральная Европа

Catholic Ex-Yugoslavia – католическая часть бывшей Югославии

Oriental Ex-Yugoslavia – ориентальная часть бывшей Югославии

German Tonque – немецкоговорящие общества

Mediterranean – Средиземноморье

Benelux – Бенелюкс

British Islands – Британские острова

Trans-Caucasus – Закавказье

Ex-Soviet Slavic – постсоветские славянские общества

Arab Countries – арабские страны

Other Balcans – другие балканские страны

South Asian Islam – исламские общества Южной Азии

South America – Южная Америка

Central America/Caribean – страны Карибского бассейна Центральной Америки

Austria – Австрия Switzerland – ШвейцарияFrance – Франция Italy – Италия Malta – Мальта Portugal – Португалия Spain – Испания Belgium – Бельгия Luxemburg – Люксембург Ireland – Ирландия Greece – Греция Lithuania – ЛитваCzech Republic – Чешская республика Hungary – Венгрия Poland – Польша Slovakia – Словакия Croatia – Хорватия Slovenia – Словения Armenia – Армения Georgia – Грузия Belarus – Беларусь Moldova – Молдова Russia – Россия Ukraine – Украина Macedonia – Македония Yugoslavia – Югославия Bulgaria – Болгария Romania – Румыния Azerbaijan – Азербайджан Bosnia-Herzegovina – Босния и Герцеговина Albania – Албания Iran – Иран Turkey – Турция Egypt – Египет Jordan – Иордан Bangladesh – Бангладеш Pakistan – Пакистан Philipines – Филиппины Japan – Япония South Korea – Южная Корея Taiwan – Тайвань Nigeria – Нигерия Ghana – Гана South Africa – Южная Африка Uganda – Уганда Zimbabwe – Зимбабве Argentina – Аргентина Brasil – Бразилия Chile – Чили Peru – Перу Uruguay – Уругвай Venezuela – Венесуэла Dominican Republic – Доминиканская Республика El Salvador – Эль Сальвадор Mexico – Мексика Таким образом, на рубеже XX-XXI веков мичиганской школой политического анализа был внесен ряд новых положений, модифицирующих классическую теорию модернизации. Во-первых, обоснован тезис о нелинейности вызываемых модернизацией социальных изменений. Транзит к информационному обществу сопряжен с многообразными трендами в изменении систем ценностей, когда возникновение новых современных систем ценностей неотделимо от влияния традиционных систем ценностных ориентаций, способствующих формированию достаточно устойчивых культурных зон, наследующих исторические религиозные традиции конкретных обществ. К новым моментам следует также отнести тезис о возможных реверсивных эффектах модернизации, связанных с коллапсом экономического развития, результатом которого выступает возврат к сугубо традиционным ценностям. Во-вторых, пересмотрен тезис о секуляризации ценностей, то есть вытеснении в ходе модернизации традиционных религиозных ценностей светскими/рационалистическими ценностями. Обосновано положение о существовании тренда к некоторому уменьшению значимости участия в традиционных организованных формах религиозной жизни. Вместе с тем, уточняется, что этот тренд сбалансирован повышением интереса к духовным ценностям, поиском смысла жизни, а также сохранением влияния традиционных религиозных верований.В-третьих, введен новый тезис о зависимости происходящих культурных изменений не только от экономических преобразований, но и от культурного наследия общества. Эволюция систем ценностей, согласно модифицированной теории модернизации, определяется траекториями, заданными историческими культурно религиозными традициями (протестантской, католической, исламский, ортодоксальной, конфуцианской и другими).В-четвертых, обоснован тезис о неправомерности отождествления культурных изменений в условиях глобализации с американизацией. Характерно, что тренд к постматериальным (современным) ценностям связывается со странами Северной Европы, для которых характерен, как считают Р. Инглехарт и У. Бейкер, переход к постматериальным ценностям самовыражения, доверия, толерантности и уровня жизни. США в этом смысле оценены как девиантный случай, когда высокие темпы и достигнутый уровень экономического развития, по мнению Р. Инглехарта и У. Бейкера, не связан с переходом к современным ценностям постиндустриального общества. США в этом отношении соотнесены с этапом перехода от традиционных к светским/рациональным ценностям, который характерен для индустриальной стадии развития. Разделяя точку зрения Сеймора Мартина Липсета (Lipset S.M.),[28] исследователи отмечают: «В действительности, США представляют собой девиантный случай… их граждане в гораздо большей степени придерживаются традиционных ценностей и верований, чем граждане других обществ, находящихся на том же уровне развития».[29]В-пятых, обоснован тезис о вероятностном характере эффектов модернизации, что обусловлено многообразием сопутствующих ей факторов влияния (исторических, культурных и иных). Пересматривая тезис об экономическом детерминизме, Р. Инглехарт и У. Бейкер отмечают: «Экономическое развитие предполагает трансформацию данного общества в направлении, которое возможно предвидеть, но сам процесс и движение по данной траектории не является неизбежным. Поскольку в процесс развития общества вовлечено множество факторов, постольку любые прогнозы должны быть соотнесены с историческим и культурным контекстом исследуемого общества».[30]В-шестых, к неоспоримым отнесен центральный тезис теории модернизации о связи экономического развития с существенными изменениями в доминирующих системах ценностей и ориентаций: «Мировоззрение высокоразвитых обществ определенным образом отличается от мировоззренческих основ развивающихся обществ и бедных стран. Экономическое развитие не обязательно предполагает возможность культурной конвергенции. Но вполне возможно предвидеть как общее направление культурных изменений, так и (поскольку процесс сопряжен со сменой поколений) темпы, с которыми можно связывать вероятность таких изменений».[31]