ИНТЕЛРОС > №3, 2008 > К вопросу о смысле истории России

К вопросу о смысле истории России


22 августа 2008
Сложность понимания истории заключается в том, что историк сам пребывает в истории, будучи погружен в поток времени и не имея возможности взглянуть на него со стороны. Но хотя бытийственно и ментально он принадлежит истории, сам по себе он не есть история, по крайней мере, историчностью его личность не исчерпывается. Поэтому для него всегда важна дистанция между ним как субъектом и объектом его исследования. Другая проблема состоит в том, что историк восстанавливает картину, многие фрагменты которой утрачены, что вынуждает его искать принцип единства целого. При этом он наделяет события прошлого смыслом, который не только придает цельность минувшему, но и показывает его связь с настоящим. Открытие неизвестных фактов может внести изменения в сложившуюся систему взглядов и тогда смыслообразование продолжается. Историк связывает историю смыслами, изменяя, конечно, не прошлое само по себе, а его присутствие в настоящем. Поэтому прошлое, как и настоящее, предстает для него незавершенным и открытым в сторону будущего. Таким образом, он причастен к творению смысла истории, в котором объединяются усилия лиц, как делающих историю, так и мыслящих о ней. Можем ли мы полагаться на представления одних более чем на воззрения других? Известно, что многие исследователи истории субъективны в своих оценках. Однако участники и свидетели исторических событий также воспринимают их сквозь призму своих интересов и пристрастий. Г. Гегель отмечал, что люди «добиваются удовлетворения своих интересов, но благодаря этому осуществляется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не создавалось ими и не входило в их намерения»1. Смысл истории также проявляется через множество частных смыслов, вложенных в нее реальными и виртуальными участниками истории, но он не тождествен ни одному из них и представляет нечто большее, чем их простую сумму. Под смыслом истории понимается совокупный смысл исторических событий, позволяющий представить историю как единый процесс. Этот смысл по своей сути является объективным, но данная характеристика нуждается в уточнении. Объективность смысла истории состоит в его независимости от субъективного смысла деятельности людей, но его никоим образом нельзя считать внешним по отношению к данной деятельности. Это в равной степени относится и к всемирной истории человечества, и к истории отдельных цивилизаций и конкретных обществ. Здесь также проявляется объективный смысл, реализуемый через субъективные смыслы представителей данных сообществ. Но как можно выявить объективный смысл истории, когда исторический процесс незавершен, и мы не находим его зеркального отражения в смысле наших действий? Поставив задачу понять смысл истории, К. Ясперс определял ее так: «Пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического, достигнуть всеобъемлющего; это – последнее, что недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы все-таки можем»2. Признавая, что для исторического познания не существует «архимедовой точки» вне истории, философ усматривал несколько возможностей для исследователя выйти за границы истории, чтобы получить надежную опору для постижения ее смысла. Во-первых, можно встать на позицию человека, находящегося в единстве с внеисторической природой. Во-вторых, можно укрыться от истории в области вневременного знания, например, в сфере математических истин. В-третьих, выход за границы истории возможен, если рассматривать ее в контексте истории всего мироздания. В-четвертых, на историю можно взглянуть сквозь призму собственной экзистенции, понимаемой как вечное настоящее. В-пятых, можно увидеть в истории бессознательное, которое открывается в явлениях сознания. В-шестых, история преодолевается через приобщение к высшим образцам человеческого творчества и постижение их величия. В-седьмых, можно подняться над историей, если осознать ее единство и целостность. И, в-восьмых, цель может быть достигнута путем сравнения истории с доисторическим этапом существования человечества3. Рассматривая предложенные варианты постижения смысла всеобщей истории, нетрудно заметить, что далеко не все они равноценны и применимы для изучения истории отдельных стран и народов. Так, весьма сомнительно, что смысл истории откроется посредством редукции исторического знания к законам естественных наук или формулам математики, хотя методы точных наук имеют положительное значение при решении более частных проблем. Сложно понять, как можно выявить смысл существования локальной цивилизации в контексте истории всего мироздания. Остается неясным, что считать доисторической ступенью развития общества, и какой вывод о смысле истории из этого следует. Конкретизация цели исторического исследования не всегда приводит к расширению возможностей нашего познания. Однако при переходе к истории конкретного общества появляется возможность сравнить ее с историей других обществ, что недоступно для исследователя, занимающегося осмыслением всеобщей истории. Перейдем к анализу тех из указанных возможностей, которые в принципе способны подвигнуть к постижению смысла истории. Может ли помочь в его изучении, скажем, возвращение к единству с природой? Нельзя отрицать, что природа оказывает сильное воздействие на экономическую, политическую и духовную жизнь общества. Так, В.О. Ключевский подробно рассматривал виды влияния на историю России, которые имели такие природные факторы, как леса, степи, реки, равнины. Вместе с тем он выступал против перенесения в историческое познание чувств, возникающих при восприятии родной природы. По мнению историка, так проявляется «или впечатление общего культурного состояния народа, насколько оно отражается в наружности его страны, или же привычка современного наблюдателя перелагать географические наблюдения на свои душевные настроения…»4. Воздействие природы страны на историю народа опосредовано культурой, поэтому для постижения смысла его истории следует, скорее, не возвращаться к природе, а приобщаться к культуре. Понимание смысла истории через переживание своей экзистенции, с точки зрения психологии, может быть убедительным для исследователя. Однако личностям с обостренным чувством собственного существования всегда нелегко находить понимание друг у друга. Поэтому можно ожидать, что у них возникнут проблемы с подтверждением истинности полученного знания. Выбрав такой способ исследования, человек может найти свой смысл в истории, но его объективное значение будет весьма неопределенно. Столь же проблематичной для ученого будет попытка установить смысл истории посредством интерпретации бессознательного. Согласно З. Фрейду и его последователям, бессознательное имеет как индивидуальную, так и коллективную природу. Его изучение позволяет открыть архетипы, с помощью которых можно объяснить этнопсихическую общность людей, но сложно трактовать исторический процесс. Не случайно сам Ясперс признал тщетность надежды на углубленное понимание истории через погружение в бессознательное: «Это не преодоление истории, а попытка уклониться от нее и от своего существования в ней»5. При таком подходе смысл истории остается непостижимым. Более перспективным в этом отношении представляется переживание высших образцов культуры как вечных ценностей человечества. Не исключено, что пирамиды в Гизе могут больше рассказать о смысле истории древнего Египта, нежели походы всех его фараонов вместе взятых. Каждый культурный народ имеет гениев, о которых принято говорить, что если бы этот народ не дал человечеству ничего, кроме их творений, существование его бы уже не было напрасным. Высшие образцы культур самых разных эпох как будто созданы на все времена, и обращение к ним может выглядеть как выход за пределы истории. Но при всей привлекательности такого понимания смысла истории трудно избавиться от известных сомнений. Великие шедевры культуры создаются, как правило, трудом сравнительно немногих высокоодаренных личностей. Осмысление истории как творчества культурных ценностей логически ведет к признанию того, что решающую роль в ней играет творческое меньшинство. Именно такой вывод сделал А. Тойнби. «Характерным типом индивида, – пишет он, – действия которого превращают примитивное общество в цивилизацию и обусловливают причину роста растущей цивилизации, является “сильная личность”, “медиум”, “гений”, “сверхчеловек”; но в растущем обществе в любой данный момент представители этого типа всегда находятся в меньшинстве. Они лишь дрожжи в общем котле человечества»6. Творческие личности, которых Тойнби вслед за Г. Уэллсом называет «солью земли», являют инертной массе чудо созидания культуры, которая усваивается ею в меру ее скромных сил. Можно, конечно, согласиться с таким пониманием смысла истории, но тогда придется признать, что абсолютное большинство человечества представляет косную материю, которую оформляют идеи «высших людей». Наиболее плодотворным, на наш взгляд, является осмысление истории через осознание единства и целостности исторического процесса. Сложность этой задачи состоит в том, что для ее решения необходимо найти выход из ловушки исторического сознания. «Понимание истории в ее целостности, – пишет Ясперс, – выводит нас за пределы истории. Единая история перестает быть историей. Уловить это единство уже само по себе означает вознестись над историей... Вознесение над историей становится заблуждением, если мы уходим от истории»7. Исторический разум не может признать единство и целостность истории, пока история имеет незавершенный, неокончательный характер. Поэтому историк может вести дискуссии о целостности эпохи эллинизма или Возрождения, но стремится избегать спекуляций по поводу единства европейской, американской или российской истории. Безусловно, многовариантность исторического процесса, его открытость в сторону будущего могут поставить под сомнение научный характер поиска системообразующей основы или принципа существования любого «живого» общества. Однако не следует забывать, что речь идет не о фактологическом, а о смысловом единстве истории. Предвидение будущего, как и постижение прошлого, делается, исходя не из полного знания всех фактов (что невозможно в принципе), но из понимания связей и отношений, значений и смыслов известных фактов. Посмотрим с этой точки зрения на историю России. Почти весь XIX в. шел спор «западников» и «славянофилов» о предназначении своей страны, проникнутый сознанием потенциальности России и ожиданием от нее «нового слова». Даже П. Я. Чаадаев, пессимистически оценивавший место русского народа среди других народов, полагал: «Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру»8. Ф.М. Достоевский, веровавший во всемирное значение России, утверждал, «что нищая земля наша, может быть, в конце концов скажет новое слово миру, … что вмещать и носить в себе силу любящего и всеединяющего духа можно и при теперешней экономической нищете нашей, да и не при такой еще нищете, как теперь»9. Может показаться странным, что о потенциальности, «невысказанности» России говорили мыслители, жившие в период расцвета русской культуры и внесшие значительный вклад в этот расцвет. Тем более трудно принять эту точку зрения, если сравнить их предсказания с реалиями XX века. Неужели народ, первым дерзнувший построить социализм и послать человека в космос, победивший в войне с фашизмом и создавший сверхдержаву, не преподал «великий урок» и не сказал «новое слово» миру, как бы ни воспринимать этот «урок» и это «слово» после распада СССР?! Какое понятие о смысле истории России можно составить в первом приближении? Конечно, целостный взгляд на историю дает возможность увидеть лишь общий ход процесса, что не позволяет различить отдельные детали и события, которые могут иметь немаловажное значение для жизни страны и народа. Представление о российской истории складывается посредством выявления факторов, которые обусловили характер и вектор ее развития (колонизация страны, вражеские нашествия, государство и церковь, влияние Византии и Европы, идеологические течения и т.д.). Вполне вероятно, что эти движущие силы повлияли также на смысл исторического процесса. Но, прежде всего, необходимо доказать, что незавершенной истории России присущ некий общий смысл. Можно ли утверждать, что российская история представляет единый и целостный процесс? Позитивному ответу здесь препятствует взгляд на Россию как страну с трагической историей, где было так много роковых потрясений, что вывод об ее органическом характере должен отпасть сам собой. Так, Н.А. Бердяев утверждал, что «историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывность и изменение типа цивилизации»[10]. Однако при внимательном изучении российской истории, несмотря на катастрофический характер некоторых процессов, мы не найдем в ней таких периодов, которые не находились бы ни в какой органической связи с предыдущим и последующим этапами развития. Даже монгольское владычество над Русью, вызвавшее настолько сильное нарушение в эволюционном развитии страны, что историк Л.Н. Гумилев видел в этой эпохе рубеж между древнерусским и великорусским этносом, не являлось «провалом во времени». Конечно, с точки зрения политических отношений и общественной психологии, Русь под монгольским игом была гораздо ближе Московской, нежели Киевской Руси. Но не следует забывать, что превращение вольных людей в холопов получило широкое распространение уже в домонгольский период, а склонность к самодержавию на Руси задолго до Ивана Грозного в Москве проявлял Владимир Мономах в Киеве. Крутой перелом при Петре I также имел свои основания в предыдущем времени, поскольку европейские нововведения стали появляться еще при Иване III. Наконец, есть определенные черты сходства между Советским Союзом и Российской империей, тем более удивительные, что первый знаменовал собой революционное отрицание второй. Это не означает, что каждая следующая эпоха не вносила нового качества и представляла вариацию на заданную тему. Но можно выделить такие социокультурные константы России, что сохраняют известное постоянство в течение всей ее истории. Прежде всего, следует указать на незавершенность культурной самоидентификации и цивилизационного самоопределения Русского мира. В России никогда не было единого мнения о том, представляет ли она собой Европу, Азию, Европу и Азию, или ни Европу, ни Азию. Эта проблема возникала с новой силой всегда, когда Русский мир оказывался перед историческим выбором, вступая в контакт с более сложной культурой и более развитой цивилизацией (сначала византийской, затем европейской). Хотя на вопрос «кто мы?» в России может быть дано, как минимум, четыре варианта ответа, реальный выбор, как правило, сводился к альтернативе самобытного и европейского развития. Так, евразийцы провозглашали «исход к Востоку» и отмечали значение «туранского элемента» в русской культуре, но, согласно их учению, Россия должна не столько признать себя Азией, сколько отказаться от подражания Европе. Возможно, своеобразие России заключается в том, что, по образному выражению Ключевского, культура связывала ее с Европой, природа влекла в Азию, в то время как общество и государство не могли сделать решающий выбор между ними. Незавершенность культурного самоопределения и цивилизационного оформления России сочетается с другой ее социокультурной константой – противоречивостью национального характера. Отечественные мыслители предлагали разные объяснения этих противоречий и пути их преодоления. Так, Н.О. Лосский полагал, что «в жизни каждого народа воплощены пары противоположностей и их особенно много среди русских людей. Многие из этих противоположностей встречаются также и у других народов, но у каждого народа они имеют своеобразный характер»[11]. И.А. Ильин видел противоречия национального характера в несогласованности «первичных» и «вторичных» качеств русского народа. «Россия перед революцией, – писал он, – оскудела не духовностью и не добротою, а силою духа и добра. В России было множество хороших и добрых людей; но хорошим людям не хватало характера, а у добрых людей было мало воли и решимости»[12]. Эти мыслители, как и их последователи, находят в антиномиях «русской души» проявление диалектики ее развития или результат влияния на нее пагубных социально-исторических процессов. Противоречия национального характера суть, как следствия, так и причины углубления раскола, который с XVII в. становится имманентным состоянием Русского мира, характерным для него не только в религиозном, но и в социальном и нравственном отношении. При социальном и духовном расколе, что присутствует в глубине Русского мира и вырывается на поверхность в периоды его кризиса, важной социокультурной константой становится гипертрофированное значение, которым наделены в России государство и его правитель. В Киевской и Московской Руси государство изначально было призвано защищать от внешней угрозы и поддерживать внутренний порядок. Однако в силу неразвитости или эгоистичности других общественных институтов оно либо присвоило себе силой, либо вынуждено было принять руководство над экономикой, сословной организацией, образованием, культурным обменом, общественным призрением и даже местным самоуправлением. В результате государство стало активно вмешиваться в решение всех жизненно важных для общества проблем, что демонстрирует как его силу, так и слабость. Для поддержания его всеобъемлющей власти становится необходимым громоздкий аппарат чиновников, что вносит в управление консервативное и своекорыстное начало, препятствующее поиску своевременных и адекватных ответов на внешние вызовы и общественные нужды. Наверху этой «Вавилонской башни», строители которой плохо понимают интересы и замыслы друг друга, стоит правитель государства, носитель самодержавного начала для отчужденного от управления общества. Трудно не согласиться с П.Я. Чаадаевым, когда он пишет: «Посмотрите от начала до конца наши летописи, – вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы и почти никогда не встретите проявлений общественной воли»[13]. Личный произвол государя подменяет волю народа, его субъективное решение – выбор, который предлагала делать история. Следовало быть выдающейся личностью, чтобы соответствовать должности главы государства российского, но далеко не все его правители могли достойно нести бремя «хозяина земли Русской». Противоречие между государством и обществом, которое полностью преодолевалось только во времена борьбы с иноземными захватчиками, вызвало необходимость следующей социокультурной константы. Она находит свое законченное выражение в идеократии, т.е. во власти идеи, которая выполняет в российском обществе особую роль. Русскому миру в целом чуждо «технологическое» решение жизненных проблем на основе преимущественно экономических расчетов, политических интересов или правовых отношений. Люди этого мира стремятся найти «идеологическое» решение, которое соответствует их вере или убеждению, т.е. религиозному или нравственному подходу к оценке ситуации. Повышенное внимание к идеологической стороне жизни в России характерно для всех образованных слоев общества и не может быть приписано влиянию государства. В российской истории, конечно, можно найти периоды «идеологического» правления (например, советская эпоха). Однако не только государство идеологически влияло на общество, но и общество воздействовало на идеологию государства. И предпочтение отдавалось не относительным, преходящим оценкам, легко приводимым в соответствие с переменчивым «духом времени», а неизменным, абсолютным ценностям, выражающим высшую правду, которую должен принять этот несовершенный мир. России всегда была нужна «идеология, которая бы одушевляла пафосом вечного, абсолютно-ценного, властно призывала к абсолютно оправданной деятельности и была несомненно, т.е. абсолютно, обоснованной в своих истоках»[14]. Эта потребность в абсолютной идеологии, переходящая из сферы религии и морали в область социальной жизни и политики, формирует оригинальное мировоззрение русского человека и делает Россию одной из самых «идеологических стран» в истории. Таковы основные аргументы, которые, на наш взгляд, подтверждают, что российская история, несмотря на ее незавершенность, имеет единый и целостный характер. Исходя из этого, перейдем к вопросу, в чем может состоять смысл истории России, определив его в контексте идеи нации, представляющей, по словам В.С. Соловьева, «не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»[15]. Дефиниция смысла истории России, как представляется, должна дать ответы на вопросы: что утверждает история России? как она делает это? к какой цели она ведет? Разумеется, возможна иная интерпретация вопроса о смысле истории России. Но в любом случае необходимо на основе обобщения выводов и понимания логики истории прийти к обобщающему заключению, которое содержит единое целое. Не всякое сочетание правильных фрагментов дает истинное понимание всей картины. Если смысл истории призван отразить ее целостность, то и сам он должен представлять единство, а не множество. Попытаемся понять общее, что объединяет новый Иерусалим, святую Русь и третий Рим, панславизм и коммунизм, стремление к которым можно выделить в качестве смыслов известных периодов российской истории. Во-первых, все эти идеологемы претендуют на выражение абсолютного мировоззрения, которое предстает в виде истинной веры или учения. Во-вторых, они могут быть постигнуты и претворены в жизнь только сообща, т.е. общим знанием и общим делом. В-третьих, все они объединены убеждением в особое назначение России, в ту великую роль, которую она должна сыграть в осознании и достижении социального и духовного идеала. Изучение данных «общественных идей» показывает, что Русскому миру присуще, на первый взгляд, странное противоречие, состоящее в одинаково сильном стремлении к обособленности и всемирности. Тайна бытия России, возможно, состоит в том, что она смиренно предложила себя человечеству в качестве площадки для построения храма. Что же удивительного в том, что «Святая Русь» обособлялась для того, чтобы, как писал Ф.М. Достоевский, «светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом...»[16]? И хотя Россия исторически не довела до наилучшего воплощения ни одну из своих великих идей, цель ее была поистине всемирной – выработать идеальную форму человеческого общежития, создать «царство праведников» или построить наилучшее общество на земле. Исходя из этого, можно дать ответы на поставленные вопросы. Что утверждает Россия в своей истории? – Она должна утвердить мировоззрение, которое, независимо от его конкретного выражения, представляет высшую истину, правду. Как она делает это? – Россия должна предложить людям и народам, к которым она обращается, общими усилиями познать эту истину и воплотить ее в реальности. К какой цели она ведет? – Россия должна видеть свою цель в том, чтобы достичь идеального состояния в социальном и духовном отношении, т.е. внести свой вклад в создание совершенного общества и высшей культуры. Таким образом, смысл истории России может быть определен как стремление к всеобщему постижению абсолютного мировоззрения и построению на его основе наилучшего общества. Разумеется, надо отличать Россию идеальную от России эмпирической, что и было подчеркнуто обращением к должному. В историческом бытии Россия не всегда была верна своему смыслу, порой искажая его до неузнаваемости. Однако нельзя не признать, что осуществление данного идеала в интересах эмпирического существования не только России, но и всего человечества. Ибо такой «конец истории» знаменует достижение того этапа развития, когда люди и народы перестанут бороться за выживание. Может быть, историческая миссия России состоит именно в том, чтобы убедить мир, что мы должны жить сообща, и что все ответственны за всех…


Примечания:

1 Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 79-80.

2 Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 28.

3 Там же. С. 276-280.

4 Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1987. С. 87.

5 Ясперс К. Указ. соч. С. 279.

6 Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 260.

7 Ясперс К. Указ. соч. С. 279-280.

8 Чаадаев П.Я. Философические письма // Чаадаев П.Я. Соч. М., 1989. С. 21.

9 Достоевский Ф.М. Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 26. Л., 1984. С. 131, 132.

[10] Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 7.

[11] Лосский Н.О. Характер русского народа: В 2-х кн. Кн. 1. Франкфурт-на-Майне, 1957. С. 3.

[12]Ильин И.А. Основная задача грядущей России // Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. В 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 212.

[13] Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Чаадаев П.Я. Соч. М., 1989. С. 153.

[14] Евразийство (опыт систематического изложения) // Мир России - Евразия: Антология. М., 1995. С. 241-242.

[15] Соловьев В.С. Русская идея // Соловьев В.С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 220.

[16] Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1877. Ноябрь // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 81.


Вернуться назад