ИНТЕЛРОС > №2, 2018 > «Я в философии вижу средство исцеления от раздробленности нашей эпохи». К вопросу о значимости и эвристической ценности некоторых философем Шеллинга для философского образования наших дней Алексей Коваленок
|
|
Коваленок Алексей Анатольевич ГБОУ СПО Нижегородское художественное училище Преподаватель социально – гуманитарных наук Кандидат философских наук Alexey A. Kovalenok Nizhny Novgorod Art School Lecturer of social and liberal sciences E-Mail: Kov9alenok@yandex.ru УДК – 1 (091)
«Я в философии вижу средство исцеления от раздробленности нашей эпохи». К вопросу о значимости и эвристической ценности некоторых философем Шеллинга для философского образования наших дней. Аннотация: В статье рассматриваются некоторые положения и идеи философии Ф. В. Й. Шеллинга применительно к их возможному изложению для студентов высшей школы. Обобщая свой исследовательский и преподавательский опыт, автор предлагает свою реконструкцию некоторых ключевых философем Шеллинга, стараясь избегать при этом устоявшихся клише, штампов и поверхностно-тривиальных общих суждений. Рассматривается его система тождества, излагаются его взгляды об Абсолюте, причем подчеркивается динамичная, процессуальная, творческая природа последнего, излагаются основные идеи его натурфилософии, а также ключевые моменты его философии искусства . Все это сопровождается авторскими комментариями и размышлениями. Автор стремился представить целостную, синтетическую картину философии Шеллинга, пропустив ее через свое личностное видение, показать актуальность и значимость многих его идей и исканий для нашего столь противоречивого и раздираемого противоречиями современного мира.
Ключевые слова : Тождество, Абсолют, натурфилософия, Универсум, Искусство. Дух, материя, природа , идеализм и реализм, становление, целостность, единство, философия откровения ” In philosophy I see the means of healing from dissociation of our epoch”. To a question of the importance and heuristic value of some philosophical questions by Schelling for philosophical education of our days.
Abstract: The article contains some statements provisions and the ideas of philosophy of Schelling in relation to their possible statement for students of the higher school. Generalizing his research and teaching experience, the author offers the reconstruction of some key philosophical questions by Schelling, trying to avoid cliches, stamps and surface and trivial general judgments. The author of the article considers Schelling’s system of identity, his opinion about the Absolute, and the dynamic, procedural, creative nature of the one is emphasized, the main ideas of his physiophilosophy and also the key moments of his philosophy of art. All this is followed by author’s comments and reflections. The author aims to provide a complete, synthetic picture of philosophy of Schelling, having passed it through the personal vision, to show relevance and the importance of his ideas for our contradictory world.
Keywords : Identity, Absolute, physiophilosophy, Universum, Art. Spirit, matter, nature, idealism and realism, formation, integrity, unity, revelation philosophy
В этой статье ее автор, будучи совершенно далек от претензий на некие небывало революционные и сногсшибательно новаторские откровения, положения и выводы, тем не менее хотел бы, опираясь на свой немалый уже (четверть века!) преподавательский опыт в самых разных аудиториях и на свои раздумья и размышления над текстами Шеллинга, ну и также на работы ряда исследователей, которые показались ему важными и конгениальными собственным оценкам, предложить свое видение некоторых наиболее значимых моментов шеллингианства в их развитии, причем не абстрактно, чисто теоретически и отвлеченно, а имея в виду применимость этого авторского видения и этой интерпретации (разумеется, лишь одной из возможных) к философско-преподавательскому процессу, к изложению идей Шеллинга студиозам, осваивающим философию в высшей школе. Итак – Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775 – 1854). Автор этих строк вспоминает, что оценивая философию Шеллинга, известный исследователь и комментатор Григорович находил, что она бессистемна, аморфна, как сама жизнь. Это – не система. Это – само бытие[1]. Известный историк философии Ф. Коплстон тоже полагал, что «Шеллинг не был таким систематиком, который оставляет последующим поколениям жесткую и замкнутую систему типа «прими или оставь ее». Но из этого с необходимостью не следует, что он не был систематическим мыслителем», и, хотя «Шеллинг и не был систематиком в том смысле, в каком им был Гегель, он все же мыслил систематически. Иными словами, он предпринимал реальные и основательные усилия для понимания материала и продумывания поставленных им проблем. Он всегда стремился к систематическому познанию и его распространению. Другой вопрос, достиг ли он этой цели»[2]. И далее Ф. Коплстон резюмирует: «Шеллинг подходит скорее не для того, чтобы искать у него решения проблем, а чтобы находить стимулы и вдохновение в его мысли, отправные точки для самостоятельного размышления. И не исключено, что эта характеристика верна для философствования Шеллинга в целом. Его главная ценность в том, что оно индуцирует и стимулирует мысль. Но, – делает очень важную ремарку Ф. Коплстон, – разумеется, оно может выполнять эту функцию только для тех, кто изначально в какой-то степени симпатизирует шеллинговскому складу ума и считает значимыми поднятые им проблемы. При отсутствии же такой симпатии и оценки возникает естественное желание списать Шеллинга со счета – как поэта, неудачными средствами выражавшего свои взгляды на мир»[3]. Ну в качестве комментария к этой цитате уважаемого исследователя мы все-таки добавим, что любой мало-мальски стремящийся остаться на почве объективности историк философии, исследователь этой науки, как бы антипатично лично он не относился к Шеллингу, к его стилю, к специфике его философствования, не может отрицать того, что при всем этом Шеллинг был и остается именно философом, причем философом значительным, выдающимся. Можно как угодно к нему относиться, но делать из него какого-то «поэта, неудачными средствами выражавшего свои взгляды на мир», значит грешить против историко-философской объективности, страдать предвзятостью, недопустимой для серьезного исследователя. Вообще, об опасности выпячивания личных симпатий или антипатий при оценке того или иного мыслителя предупреждал еще Гегель, всегда решительно выступавший против этого. Сам Гегель, бывший активным критиком и оппонентом Шеллинга, тем не менее, как раз следуя принципу объективности и поднимаясь выше своих личных симпатий и антипатий, находил, что учение Шеллинга есть очень значительный в философском отношении шаг вперед, его философия есть высокая, подлинная форма, она есть «последний, интересный, истинный образ среди тех образов философии, которые мы должны были рассмотреть»[4]. Думается, эту гегелевскую оценку стоит еще и еще раз здесь подчеркнуть. А вот, предположим, А. З. Шишков, говоря о системности применительно к Шеллингу, нашел, что «оригинальность Шеллинга как философа заключалась в том, что, видимо, никто чаще него не менял свои взгляды, в каждой последующей работе все начинал сначала. На протяжении своей длительной философской деятельности он успел разработать несколько философских систем. Каждый раз, предлагая новую концепцию, которую он объявлял позитивной, отказывался от предыдущей, признавая ее ошибочной. И все же, несмотря на такую творческую плодовитость философа, все же он был мыслителем одной единственной идеи, одной единой общей системы – идеи познания абсолютного, безусловного, первоначала всякого бытия и мышления. В ходе своих философских изысканий он искал абсолютное, которое и должно было служить отправным пунктом его разных философских систем… философия – это наука абсолютного»[5]. К числу основных работ философа относятся «Система трансцендентального идеализма» ( 1800) – в 25 (!) лет написал он этот значительный труд, «Изложение моей философии» ( 1801), «Философия религии» ( 1803), «Штутгартские беседы» ( 1810), «Философия искусства» (1802 – 1805), «Философия откровения» ( 1841 – 1842). В 1841 году Шеллинг читал лекции в берлинском университете (недавнем оплоте гегельянства!). Теперь же Шеллинг все свои усилия приложил к тому, чтобы попытаться развенчать Гегеля[6]. На эти лекции собиралась весьма занятная и интересная публика. Там, среди прочих, были Кьеркегор, Меттерних, Энгельс. Но всех ожидало разочарование. Все свелось к далеко не всегда убедительной критике Гегеля. Собственно своего философского содержания в этих лекциях не было. Но здесь представляется глубоким и интересным замечание В. В. Бибихина, который согласен с тем, что эти шеллингианские лекции отнюдь не были триумфом, но далее Бибихин усомнился в том, что это только вина одного Шеллинга. Этот исследователь находит: «Не столько Шеллинг ослаб, сколько эпоха стала уже проще. Младогегельянцы переходили от теории прямо к революции»[7]. Другой современный историк философии, говоря о причинах падения популярности и влияния Шеллинга к концу его жизни, обращает внимание на то обстоятельство, что «эту жизненную метаморфозу Шеллинга можно объяснить метаморфозами его способов философствования. Пока мысль раннего Шеллинга оставалась в границах традиционного для Германии рационализма, она находила огромный отклик в умах и сердцах его коллег по философскому цеху и всего немецкого студенчества. Но как только она отвернулась от Логики и Разума и обратилась к Воле и Вере на этапе философии и мифологии откровения, так рано засиявшая на философском небосклоне звезда Шеллинга закатилась и потухла навеки»[8]. Ну насчет того, что она «потухла навеки» – это, конечно, сильное преувеличение. Его звезда просто была скрыта облаками рационализма и логицизма, панлогизма в его гегелевском измерении, позитивизма и сциентизма, но потом, когда эти облака стали рассеиваться, ее лучи вновь осветили философской небосклон. По мере растущего осознания того, что «действительность не делится на разум без остатка» (Гете), все более актуальными и востребованными становились парадигмы, в русле которых развивалась мысль позднего Шеллинга. Мыслитель вновь стал востребован. Его идеи звучали консонансом с духовными исканиями многих мыслящих людей, что особенно рельефно показал и 20 век, вновь обостривший интерес к наследию Шеллинга. Шеллинг пытался в своем творчестве провести теургическую идею: обожествить человека внутри себя и затем излить всю эту божественность на природу. Задачу философа Шеллинг усматривал в том, дабы вскрыть Абсолютное Бытие как абсолютно представленное = это акт воли, действия, творения. Это – и есть собственно содержание мышления. Надо идти от бытия к понятию и мышлению, а не наоборот. Именно за это Шеллинг критиковал Гегеля. Именно отсюда, кстати, из этого шеллингианского источника почерпнет никто иной, как Маркс, свой тезис о подлинной реальности каждого индивида. В своей критике религии Шеллинг повлиял на Энгельса и Фейербаха. Он убежденно доказывал, что Бог + творческая личность человека сливаются в одно единое целое. Философ – это боготворец. Он конструирует божественное бытие. Бог – обоснование творчества, а человек – творец, он конструирует все – и Бога тоже! Образы и символы совпадают только в искусстве. Догмы не приходят извне, они заложены в сознании изначально. Абсолютный субъект – это деятель культуры. Причем Шеллинг выделяет два аспекта такого абсолютного субъекта: а) абсолютный множественный субъект (социальность, общественное сознание = объективный дух, говоря словами Гегеля) – он создает Бога; б) абсолютный единичный субъект (конечный или субъективный дух, опять же, если обратиться к гегелевской терминологии) – это сознание каждого отдельного человека. Шеллинг вычленяет два этапа в развертывании мышления и сознания: 1) биение пульса жизни; 2) переход от бытия к понятию и мышлению. Мышление детерминировано волей. Основа философии – свободное волящее мышление: преодоление границ самого себя, движение от природы – к сотворению Бога. Именно поэтому мы – творцы. «Слепое бытие», где нет внутренней необходимости, предшествовало божественному. Творческий человек созидает целый мир. Звучит консонансом с романтиками. Шеллинг выступал за необходимость включения в творчество целых социальных масс. Цель: восстановить целостность мира духовной культуры, утраченное единство между религией, искусством, наукой, философией. Нужно воссоздать этот грандиозный синтез. Шеллинг выступает против догм религии. Религия должна опираться на факт сознания человека. Религия в принципе одна, другое дело, что изложений, интерпретаций ее много. Христианство, по Шеллингу, находится в упадке. Нужно оживить, одухотворить закосневшие и забронзовевшие христианские практики. Необходимо оживить символы, одухотворить все бытие вокруг. И он считает, что в своей «Философии откровения» делает именно это. Философия тождества Шеллинга. Шеллинг постулирует: нет первичного основания мира – ни бытия, ни сознания, но есть их взаимосвязь. Есть тождество духа и природы, осуществляемое через разум = в нем связаны и субъект, и объект. Различия в этом тождестве – количественные, но не качественные. Но и количественные различия имеют тенденцию к исчезновению, к погашению. В параграфе 25 «Изложения моей системы философии» мыслитель прямо заявляет, что в «отношении абсолютного тождества количественное различие немыслимо»[9], а в параграфе 31 решительно подчеркивается, что «абсолютное тождество есть только в форме количественного безразличия субъективного и объективного и, следовательно, так же познания и бытия»[10]. Само тождество есть УНИВЕРСУМ = АБСОЛЮТНАЯ ТОТАЛЬНОСТЬ. В Абсолюте нет времени и развития, нет причинной зависимости. Его система – застывшая, за это его часто критиковали. В его Тождестве = Абсолюте гасятся все различия[11]. Этим он отличается от Абсолюта Гегеля. Гегелевское тождество живое, подвижное, диалектическое, развивающееся. Гегель однажды пошутил, что Абсолют Шеллинга подобен ночи, в которой все кошки серы. Универсум = Бог = Абсолют = Тождество = Все распадается на: 1) реально существующее и 2) идеально существующее. Реально существующее – это материальные объекты, организмы и так далее. Идеально существующее – это добро, красота, идеи, искусство и тому подобное. В философии Универсум реконструируется, раскрывается человеку. И получается схема, куда вплетен и человек: Бог = Универсум = Человек = Все. Ф. Коплстон, комментируя эту концепцию, писал, что, по мнению Шеллинга, «эта теория тождества позволяет ему подняться над всеми спорами между реализмом и идеализмом. Ведь такая полемика предполагает, что различие, которое эмпирическое сознание проводит между реальным и идеальным, может быть преодолено только посредством подчинения или даже сведения одного к другому. Но как только мы поняли, что реальное и идеальное тождественны в Абсолюте, предмет спора исчезает. И поэтому система тождества может быть названа реалидеализмом»[12]. Сам философ по этому поводу пишет: «Только тот, кто следовал за нами без истинного усмотрения смысла нашей системы, мог бы прервать нас здесь вопросом о том, есть ли эта система реализм или идеализм? Тот, кто нас понял, видит, что этот вопрос в отношении к нам вовсе не имеет никакого значения. Ведь для нас, кроме абсолютного безразличия идейного и реального, как раз и нет ничего в себе, и только оно и есть в собственном смысле слова, все же остальное есть только в нем и в отношении к нему. Так, следовательно, есть и материя, но она есть не как оно, а только поскольку она принадлежит бытию абсолютного тождества и выражает абсолютное тождество в своей потенции… познать, что материи, рассмотренной абсолютно, вообще нет и что есть только абсолютное тождество, – высшая ступень или подлинно спекулятивное познание»[13]. (подчеркнуто мной – А. К.). (В скобках попутно только заметим, что здесь, разумеется, остается большой вопрос – насколько в действительности мыслителю удалось подняться над схваткой материализма и идеализма, над этой философской титаномахией и ноомахией, насколько ему удалось соединить эти противоположности, синтезировать их, но, несомненно, что он пророчески провидел возможность творческого сближения этих позиций, снятия в будущем остроты этих противоречий и достижения некоего синтеза, полезного для философии. Именно это в ряде своих направлений и демонстрировала философия 20 века, хотя полностью полемика идеализма и материализма не исчезла, не снята – и, может быть, это и неплохо, ибо в этих спорах подчас рождались и рождаются отнюдь нетривиальные идеи, служащие импульсом для развития Философии в целом). Познание мира. Натурфилософия Шеллинга. Интуиция – это конструирование мира как творческий акт воли по воссозданию разрушенной мировой гармонии в искусстве и в культуре. Это – поступательное открывание истины. Все науки воссоздают целостную картину мира[14]. Кстати, в отличие от Гегеля и Фихте, Шеллинг очень высоко оценивал природу и много времени уделил построению своей натурфилософии. И это ведь неслучайно, ибо Шеллинг был убежден, что Абсолют, пусть ограниченным и несовершенным образом, запечатлевает себя в природе, помогает через природу (пускай только с одной стороны) познать абсолютное единство. Природа является как бы его (Абсолюта =Целого) орудием, «с помощью которого абсолютное единство вечным образом приводит сформированное во всеобщем рассудке к осуществленности и действительности. Поэтому в природе познаваем весь абсолют, хотя то, что в истинной природе заключается сразу и вечным образом, являющаяся природа рождает лишь последовательно и в бесконечных (для нас) образованиях»[15]. Среди основных принципов его философии природы были: пронизанность идеей развития – природа как вечное становление ; понимание противоречия как источника активности и развития всего сущего ( эту мысль позже возьмет на вооружение и творчески разовьет Гегель) – детальное рассмотрение химизма, магнетизма, электричества подводит к выводу о том, что природа полна противоречий, в ней торжествует единство противоположностей; подчеркивание единства и целостности природы, всеобщей связи ее явлений. Материя есть внутреннее единство и тождество. Природа есть «всевеликий организм»; природа понималась как объективная и безусловная реальность. Природу надо понимать из нее самой. Но еще раз подчеркнем, из нее самой = значит из Абсолюта, ибо вся природа есть эманация Абсолюта, в котором, как в безусловном тождестве, гасятся все противоположности: Дух-Природа, бесконечное-конечное, бытие-познание, субъект-объект, идеальное-материальное. Вне этого Абсолютного Разума = Сущего = Тождества = Вселенной ничего нет. Поэтому и Природа не мертвая, а – живая, божественная, порожденная развитием самого Абсолюта. Причем особенно важной была для философа идея единства природы. Подчеркивая фундаментальную важность именно этого принципа, современный исследователь пишет, что как раз принцип единства природы «был для Шеллинга одним из наиболее главных эвристических принципов; он убежден, что все природные явления связаны друг с другом. Эти идеи Шеллинга оказали очень серьезное влияние и на современную ему физику. Известный датский физик Эрстед под влиянием идей Шеллинга длительное время пытался найти единство и связь электричества и магнетизма. Именно благодаря такой его убежденности и был открыт электромагнетизм»[16]. Так что, когда современный историк философии с плохо скрываемой иронией пишет, что «сегодня чтение «Идеи философии природы» вызывает улыбку: она свидетельствует о впечатлении, которое произвели на юный ум современные ему научные открытия, воспринятые им с наивно-мистической точки зрения»[17], то надо при всем том не забывать, что при всей «наивно-мистической точке зрения» натурфилософские идеи Шеллинга содержали и немалый эвристический потенциал, который был задействован рядом крупных ученых того времени, что привело к реальным научным открытиям. Итак, еще раз: Шеллинг фиксирует четыре важнейших атрибута природы – материальность, органическая целостность, развитие и полярность. Можно вполне согласиться с тем, что «вслед за Лейбницем и Кантом и еще более определенно, чем они, Шеллинг мыслил природу как живую, одухотворенную, самосозидающую целостность, как совокупность процессов творчества»[18]. Шеллинг подрывает основания субъективного идеализма. Ведь у Шеллинга человек – высшая ступень развития природы, а, стало быть, отрицается фихтеанское Я как начало и бытия, и познания. По отношению к этому Я природа предстает и возвышается как первичная, объективная и непреложная реальность. Вот этот интерес к природе, подчеркивание, манифестирование ее значимости сближали Шеллинга с романтиками, и, напротив, разделяли с Фихте и Гегелем, которые третировали природу, принижали и игнорировали ее. Ну здесь еще добавим, что Гегель критиковал Шеллинга за ту же интеллектуальную интуицию, указывая, что она не может избавить в познании от самого главного – от мыслящего, разумного рассмотрения мира в понятиях. «Учись, чтобы творить». Творческая активность для Шеллинга – самое главное. Наука готовит почву для пересоздания, перековки действительности. Творческим может быть любой акт человеческой деятельности, при условии, что в нем удалось схватить и общее, и единичное ( частное) , удалось познать ЦЕЛОСТНОСТЬ, в единичном – увидеть ранг закона, а во всеобщем – усмотреть единичное. Философия и искусство изучают идеальную сторону мира. А все остальные науки – его реальную сторону. Шеллинг подчеркивает при этом особую роль истории. История изучает возникновение и развитие государства. А государство – это воплощение принципа целостности. Все в тебе, и ты во всем = я во всем, и все во мне. Государство искореняет, испепеляет, выжигает индивидуальный эгоизм. Оно воплощает, концентрирует в себе единую волю, воссоздает гармонию целостности. Шеллинг выделил следующие уровни истории: а) эмпирическая история; б) прагматическая история; в) поэтическая история. Теория искусства Шеллинга. Он оставил после себя весьма глубокую и основательную, исполненную гениальных оценок и прозрений «Философию искусства», которая наряду с «Лекциями по эстетике» Г. Гегеля является одним из самых значимых творений человеческого духа в 19 веке (а, может быть, и не только в 19) по данной проблематике. Шеллинг был совершенно убежден в том, что «философия искусства – это необходимая цель философа, который созерцает в ней внутреннюю сущность своей науки как в магическом или символическом зеркале; она важна для него как наука сама по себе и для себя, подобная, например, натурфилософии, важна как конструирование примечательнейшего из всех продуктов и явлений или как конструирование мира, столь же замкнутого и завершенного в себе, как природа. Вдохновенный испытатель природы через нее научается символически познавать в произведениях искусства истинные первообразы форм, которые он в природе обретает лишь смутно выраженными, а также тот способ, каким чувственные вещи вытекают из первообразов»[19]. И еще важный аспект энергично выделяет Шеллинг: оказывается, понимание искусства, осознание значимости его есть отличительная черта подлинного государственного деятеля. По мнению мыслителя, «немалый позор для того, кто прямо или косвенно участвует в управлении государством, вообще быть невосприимчивым к искусству, равно как и не обладать истинным его пониманием. Ибо ничто так не украшает князей и власть имущих, как если они ценят искусства, чтят и умножают своими щедротами их творения; напротив, нет более печального и позорящего их зрелища, чем когда они, располагая средствами довести искусства до высочайшего расцвета, расточают средства на безвкусицу, варварство и льстящую им низость. Если мы не в состоянии осознать в общей форме, что искусство есть необходимая и неотъемлемая часть государственного строя, соотнесенная с идеями, пусть об этом напомнит хотя бы древний мир, где всенародные празднества, памятные монументы, зрелища, как и все акты общественной жизни, были только различными ветвями единого, всеобщего, объективного и живого художественного произведения»[20]. А сегодня – разве не звучит пронзительным консонансом эта мысль?! Сегодня – в эпоху постмодернистского торжества пустоты, безосновности, децентрации, деконструкции, пошлости, вседозволенности, контаминации всего и вся, в эпоху симулякров, когда разнузданность и крикливая бездарность и пошлость выдают себя за талант и оккупируют классические сцены и подмостки выдающихся театров, часто при попустительстве сильных мира сего, государства, которое выделяет немалые деньги на эти сомнительные опусы, да еще смотрит сквозь пальцы, как эти самые деньги беззастенчиво разворовываются, а подлинно талантливые вещи при этом не могут пробиться к зрителю, так вот сегодня – разве эта мысль Шеллинга не заслуживает того, чтобы остановиться посреди суеты и еще раз окунуться, углубиться в нее?! Он поставил вопрос о роли художника. Как он творит? Каковы механизмы (если здесь вообще уместно это слово) творчества? Художник – это Бог, буйство творческой энергии. Через него вещает, манифестирует себя Абсолют. Сам «Универсум построен в Боге как абсолютное произведение искусства и в вечной красоте». И далее: «божество – первообраз – становится в отображении красотой» , «непосредственная причина всякого искусства есть Бог. – Ведь Бог через свое абсолютное тождество есть источник всякого взаимопроникновения реального и идеального, в котором коренится всякое искусство… Только в Боге пребывают изначально идеи. Искусство же есть изображение первообразов»[21]. Он = Художник = Гений творит новый мир из себя самого в гармонии с природой, как утверждал «император романтиков» Новалис. Творчество – это бессознательный акт. Вовсе не произведение искусства принадлежит творцу, а, напротив, творец принадлежит произведению искусства. Оно захватило его, взяло в свой плен, и он = художник воплотил гармонию высших сфер. А вообще тайна Творчества влечет к себе и сегодня, и Шеллинг лишь один из множества великих, кто пытался разгадать ее. Но тут вспоминаются слова Леонардо, который однажды заметил, что во всем есть непостижимая Тайна, но особенно – как человеческий ум продуцирует новое, то есть творит?! Это никогда не может быть раскрыто, а если когда и будет раскрыто, то это станет последним днем для мира, ибо он рухнет. По Шеллингу, искусство есть продолжение природы, воплощение культа природы. Философ пишет, что «только очень отсталому человеку искусство не представляется замкнутым, органичным целым, столь же необходимым во всех своих частях, как и природа. Если неудержимое влечение побуждает нас созерцать внутреннюю сущность природы и исследовать глубины этого изобильного источника, который извлекает из себя с неизменным единообразием и закономерностью такое множество великих явлений, то насколько больше должно нас заинтересовать проникновение в организм искусства, в котором из абсолютной свободы созидается высшее единство и закономерность и которое позволяет нам постигать чудеса нашего собственного духа гораздо непосредственнее, чем мы постигаем природу. Если для нас представляет интерес проследить возможно основательнее строение, внутренний строй, соотношения и ткань растения или вообще какого-нибудь органического существа, насколько больше должно было бы нас занимать обнаружение этой же самой ткани и соотношений у тех гораздо более высокоразвитых и замкнутых в себе организмов, которые именуются произведениями искусства»[22]. Есть разные виды творчества – есть креация, есть генерация, есть фабрикация. Подлинным творческим актом может быть признана только креация – создание чего – то абсолютно нового, ранее не бывшего. Искусство более реально и жизненно, нежели чем науки. Красота (подлинная, не бутафорская) обязательно сочетается с истиной и добром. Шеллинг обосновал историчность искусства. Сравнил античность и современное ему искусство и показал при этом их отличие. Это был весьма глубокий и содержательный анализ. Прекрасное, по Шеллингу, – это сочетание духовного и материального. Миф – это совпадение смысла идеи со схемой, или, иначе, совпадение формы и содержания. Миф – это также конструкт деятельности по созданию нового. Он, как и искусство, формирует человеческое сознание. В искусстве должно преобладать всеобщее. Символ – это совпадение общего и единичного. В конце жизни поздний Шеллинг хотел реализовать следующую цель: воссоздать через свою философию целостность мира и включить туда человека, понять его место в мире. Позднего Шеллинга частенько упрекали за то, что он в своей «философии откровения» из философии собственно сделал теологию[23]. Действительно, поздний Шеллинг ставит проблему соотношения Бога и зла – по сути, теологическую проблему, но ведь и здесь он подходит к ней не как теолог, а все – таки как мыслитель, философ. Бог у него – это тождество духа и природы, сознания и материи = правда, тождество застывшее, без развития. Бог возникает и развивается через пробуждение бессознательного и через актуализацию в сознании человека. Человек, стало быть, творит, выявляет Бога в себе. Бог содержит UNGRUND = БЕЗДНУ (можно припомнить, что это – понятие Якоба Беме) = как основу, затем Бог дифференцируется. Затем – творит мир через самоограничение ( Абсолют = Тождество ограничивает себя внутри себя, и это ограничение – предпосылка для появления мира), (можно вспомнить в связи с этим Н. Кузанского – его концепция отступления Бога внутри самого же себя от себя, дабы дать место миру). В результате творения появляются единичные вещи, царство эмпирии, в том числе и человек. Во всех вещах, в единичном есть соотношение света и тьмы. В единичном, эмпирическом человеке тоже есть соотношение света и тьмы, но только в человеке (и только в нем) оно проявляется как добро и зло. Зло, увы, прогрессирует. Но у человека всегда есть свобода выбора. Есть абсолютная свобода = она же и абсолютная необходимость, которая с неумолимой неотвратимостью развертывалась к тому, что мир должен быть создан. Да, есть некие отдельные слабости и особенности эмпирического, отдельного человека, которые мешают развиваться, но совершенство беспредельно. Дух и душа человеческие после смерти не умирают, не растворяются бесследно в небытии, но ожидают нового воплощения в материи. Любовь одержит победу над злом. Любовь тотальна, всецелостна, она охватывает все, она предшествует разграничению добра и зла. Шеллинг выделяет три ступени развертывания Бога: —— Абсолют ограничен реальным – Он творит мир[24]; ——- Реальное отражается в идеальном = возникает сознание; —— снимаются различия идеального и реального = возникает их ТОЖДЕСТВО. Бог – это тотальность, неразличимость всего, это – ВСЕ. Придти к такому пониманию Бога можно через преодоление эгоизма, через любовь. Через любовь можно стать воплощением всеобщего. Любовь = главное, вот, что завещает нам Шеллинг. Через любовь сам Бог и ограничивает, и преодолевает себя. Пишу эти строки, а сам вспоминаю Ю. Шевчука: «Что нас завтра объединит? / Очередная большая беда. / Что нас завтра порвет? / Ужас дурных новостей. / Главное все же любовь, / Ее живая вода. / Любовь гораздо выше, больше, сильнее / Чем сумма наших костей». В этом смысле, конечно, вполне можно принять то утверждение, что «Шеллинг осуществляет ревизию немецкой мысли в сторону большей ориентированности философии на теологию. С Бога, охватывающего Все сущее, философия должна начинать все свои рассуждения и им же она обязана увенчивать здание философского познания. Такова ориентация поздней философии Шеллинга, благодаря которой она была столь популярна в религиозной мысли, в частности, России XIX – XX веков[25], где многие философы были недовольны концепцией «религии в пределах только разума» Канта и превращением Бога в предельное понятие чистого разума и лишь в постулат практического разума. Вместе с тем некоторые слушатели лекций Шеллинга с неодобрением назвали его позднюю концепцию неосхоластикой»[26]. Скончался великий мыслитель 20 августа 1854 года на 80 году жизни, давно пережив и свое время, и своих главных оппонентов, и свою славу. Однако, это все было бренное, наносное, неглавное. Главное – в другом: остались его тексты, его размышления, его идеи, которые изучались, изучаются и будут изучаться всегда, пока существует философия. И в заключение отметим, что и сегодня многие его идеи весьма актуальны и конгениальны нашей современности. Так его вывод о том, что противоположности субъекта и объекта, духа и природы, реального и идеального относительны и исчезают (снимаются) в Абсолюте, который представляет собой синтез, целостность реального и идеального; его идея тождественности определяет и сферу познания, основой которого выступает непосредственное умозрение Абсолюта, из которого развиваются все свойства особенного; его заявления о том, что интеллектуальное созерцание и искусство, наряду с рефлексией и эмпирическим познанием позволяют человеку отождествляться с миром – все эти идеи и размышления Шеллинга, так же как и идеи других немецких диалектиков (например, Гегель осмыслил ту сторону культуры, которая актуализируется в информационном обществе: за счет развития духовности человек создает такую нормативность общественной организации, которая выступает не только внешним повелением, но и сливается с внутренней природой человека, делая его подлинно культурным. Гражданин свободен тогда, когда он закон общества понимает не только как внешнюю регламентацию, но и как внутреннюю природу, создаваемую той или иной формой воплощения духовности) весьма актуализировались в настоящее время. Так, в современном мировоззрении происходит сдвиг, переход от систематики, основанной на противопоставлении субъекта и объекта познания, к онтологии и гносеологии, в которых эта противоположность снимается. Технологический прогресс информационного общества создает ресурсы, позволяющие говорить о сотворении человеком соответствующей среды в соответствии со своей сознательной культурой (ноосфера). Актуализируются также идеи Шеллинга о многоформном осознании мира, которое осуществляется процессуально, начинаясь с символического осмысления бессознательного и заканчиваясь ментально-культурными технологиями и стереотипами[27]. Так что идеи этого мыслителя рано сдавать в архив, преждевременно помещать в музей философских древностей. Они еще вполне могут оказаться востребованными и в наше время, и в будущем. Их творческий и интеллектуальный потенциал еще отнюдь не исчерпан. Именно это, как представляется, и нужно прежде всего донести до студенческой аудитории, излагая идеи великого мыслителя – показать, что импульсы его мыслей пронизывают и нашу современность. И, наконец, самое последнее и, вероятно, главное. В заглавие этой статьи ее автор вынес слова самого Шеллинга, изрекшего: «Я в философии вижу средство исцеления от раздробленности нашей эпохи», однако далее он же = Шеллинг продолжает, заявляя, что «я, естественно, имею в виду не слабосильную философию, не один лишь артефакт, но сильную философию, такую, которая соизмерима с жизнью и которая, будучи далека от того, чтобы чувствовать себя беспомощной перед жизнью с ее ужасающей реальностью или чтобы ограничиваться жалким занятием одного только отрицания и разрушения, черпает свою силу из самой действительности, а поэтому и сама в свою очередь порождает действующее и постоянное»[28]. Но что же это за философия, которая должна мужественно смотреть в глаза «ужасающей реальности» и которая должна исцелить эпоху от трагической разорванности?! Очевидно для мыслителя, что это, прежде всего, философия, направленная на Абсолютное = Целостное = Духовное. И в это Абсолютное включается и преображенная, одухотворенная материя. Себе в заслугу Шеллинг ставил, что он ввел в оборот понятие, которое было совершенно чуждо прежней философии – понятие подлинного мира духов. А это расширяет горизонты человеческой экзистенции. Мир духов в собственном смысле означает, что есть иная, подлинно Духовная Реальность, не поддающаяся логицистским операционализациям, требующая ее непосредственного, личностного, всеобъемлющего переживания. Но именно осознание «своей связи с таким миром, сознательное стремление быть существом вселенским, в своих радостях и горестях причастным не только этому миру, возносит человека над землей, над природой, которая сама становится понятнее в своих пределах, если имеет какой-то иной мир, кроме себя»[29]. Только переживание этой Реальности и делает человека Человеком. Шеллинг при этом, что также важно, выступил против претензий Канта и Гегеля, которые считали, что они обстоятельно исследовали и исчерпали всю область познавательных возможностей человека. Однако Шеллинг своим открытием подлинного мира духов открыл совершенно иной, неведомый ранее мир, не охваченный прежней философией. Конечно, в связи с этим можно спорить о правомерности претензий Шеллинга к Канту и Гегелю (особенно – к Канту!), но при всем том абсолютно справедливо звучит его «предостережение против всякого поспешного и высокомерного завершения философии»[30] (особенно актуально это звучит сегодня на фоне попыток провозгласить Смерть метафизики и вообще Философии и объявить постмодернизм окончательным завершением оной). Шеллинг уже жил в эпоху наступления позитивизма, физикализма, биологизма, в эпоху сциентистских восторгов и упоений. Уже при жизни Шеллинга О. Конт прямо заявлял, что все построения философов, все их концепты – фикции и химеры. Будущее за Позитивной Наукой, которая и станет единственно возможной философией. Очевидно, Шеллинг, как человек проницательный и глубокий, предчувствовал готовящееся наступление на твердыни Духа и на человека, как носителя его. Сегодня эти прозрения и предостережения мыслителя звучат особенно актуально. Как совершенно справедливо было замечено, сегодня распад Духа усилился. К нему привела экспансия знательности, информационности, вытесняющая и подавляющая Добро, Красоту, Истину, мораль и эстетику. Люди становятся более деловыми и интеллектуальными, живут богаче, комфортнее, но механичнее, теряя способность к сопереживанию и любви, становятся отчужденными, роботообразными. Деградация Духа, отмирание его нерационального, неинформационного состояния – вот дух нашего времени[31]. Мир становится вследствие этого все более разорванным, раздробленным, и сегодня эта разорванность становится еще острее, еще трагичнее. А значит идея Шеллинга о том, что философия должна стать средством исцеления от раздробленности нашей эпохи сегодня актуальна, как и 200 лет тому назад, и больше того, сегодня ее актуальность и значимость стала несоизмеримо острее. Важно только обрести такую философию, услышать такие Голоса. Они есть – даже и в молчании. Просто беда в том, что «неспособность эпохи информации слышать молчание перерастает в неумение слышать тихо сказанное. Начинает казаться, что если замолчать негромкую весть, то она не сбудется. Принимается во внимание только сказанное во всеуслышание. Не нашумевшее, тем более не сказанное словно не существует. Без тиражей ты неудачник»[32]. Но надо учиться слышать и эту далекую музыку мысли, и эти негромкие Голоса. Надо хотеть слышать и вслушиваться. Философия – это постижение духа времени, своего или который она хочет воскресить. Ее предмет не мир в целом, а целостно о мире – как верно подмечает уже цитировавшийся выше исследователь. И он же подчеркивает далее, что «философия – живая вода культуры, возрождающая человека к бытию, побуждающая его к сопротивлению нигилизму. По крайней мере таково должно быть ее назначение. Философы – это учителя жизни, а не наркоторговцы и технократы. Не продавцы смертельно сладкой лжи для зомбирования и «прогрессивного снятия» человека. Чтобы крик о бытии не оборвался молчанием, мы должны слушать и, насколько хватает силы (и) духа, идти на Зов Бытия…искать свое место и способы продолжения бытия даже в чуждом нам, как целостным телесно-духовным существам, мире»[33]. И в том числе мы можем делать это, читая и постигая Шеллинга.
ЛИТЕРАТУРА
[1] И опять же, что касается системности, да «принято считать, что Шеллингу не удалось «создать философской системы». Но все подобные разговоры о «неудачах» философов, как правило, чрезвычайно тенденциозны. Сфера философии гораздо более многомерна, чем кажется на первый взгляд, и нет никаких критериев, подобных критериям обычных наук или технических методик, которые позволили бы оценивать философию с помощью количественной шкалы». Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический Проект, 2013. – С. 326. Это верно по отношению к Шеллингу, но и не только – это применимо к любому крупному мыслителю. Философские системы и меры системности бывают разными. Случается, что так называемая бессистемность есть лишь отражение творческой, пульсирующей, многомерной и многоформной мысли философа, не укладывающейся в прокрустово ложе систем в их нововременном, механистическом понимании. [2] Коплстон Ф. От Фихте до Ницше. – М.: Республика, 2004. – С. 175. [3] Там же. С. 176. [4] Гегель Г. Лекции по истории философии. Книга 3. СПб.: Наука, 1999. – С. 563. [5] Шишков А. З. История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания. – М.: ЛИБРОКОМ, 2013. – С. 435. [6] По поводу расхождений Шеллинга и Гегеля заметим только, что для Гегеля в этом споре не было ничего личного, мелочного. Гегель был твердо убежден, что он здесь в этой полемике объективно лишь отстаивает интересы Истины, раскрывает существо Абсолютной Идеи. Шеллинг же, напротив, слишком выпячивал свою откровенную личную нелюбовь к Гегелю, выпячивал субъективные, личные обиды, выдвигал обвинения в адрес Гегеля, которые, иной раз, имели очень мало отношения к существу собственно философских проблем. Шеллинг в этой критике Гегеля часто бывал мелок, откровенно необъективен и несправедлив. Это нужно иметь в виду. [7] Бибихин В.В. История современной философии. – СПб.: Наука, Владимир Даль, 2014. – С. 205. [8] Шишков А. З. История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания. – М.: ЛИБРОКОМ, 2013. – С. 449. [9] Шеллинг Ф. В. Й. Изложение моей системы философии. – СПб.: Наука, 2014. – С. 51. [10] Там же. С. 55. [11] Правда, справедливости ради заметим, что, по мнению ряда авторов, понимание Бога = Абсолюта у Шеллинга меняется, эволюционирует. Так, например, оценивая позднего Шеллинга, А. Г. Дугин находит, что «фундамент позднего шеллингианства состоит в его понимании динамической структуры Божества. Можно назвать его теологию теологией процесса. По Шеллингу (позднему – А. К.), Бог представляет собой не абстрактную неподвижную законченную и неизменную инстанцию, но драматическое поле наивысшего напряжения, в котором развертывается предбытийная и предвременная драма, коллизия внутри самой вечности, которую Шеллинг понимает и истолковывает диалектически и динамично». Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический Проект, 2013. – С. 327. Вообще же, А. Г. Дугин замечает, что «поздний Шеллинг на удивление мало изучен». Там же. С. 326. [12] Коплстон Ф. От Фихте до Ницше. – М.: Республика, 2004. – С. 154. [13] Шеллинг Ф. В. Й. Изложение моей системы философии. – СПб.: Наука, 2014. – С. 78. [14] По поводу воссоздания в шеллингианстве этой самой целостной картины мира Г. Гегель, например, замечает, что «Шеллинг пускался в слишком большие подробности, хотел дать конструкцию всей вселенной. Однако частью он не кончил этого изложения, частью же он… примешивал формализм внешнего конструирования по некоторой наперед принятой схеме». Г. Гегель. Лекции по истории философии. Книга 3. – СПб.: Наука, 2001. – С. 557. Далее тот же Гегель, критикуя Шеллинга, указывает, что у него «форма превращается скорее во внешнюю схему и метод есть у него наклеивание этой схемы на внешние предметы. Эта привнесенная извне схема занимает место диалектического поступательного движения; благодаря этому философия природы больше всего повредила себе в общем мнении, так как она рассуждала совершенно внешним образом, клала в основание готовую схему и подводила под нее созерцаемую природу». Там же. С. 563. «Таким образом, в философию природы вкрался чрезвычайный формализм…Этот формализм, эта манера наклеивать внешнюю схему на ту сферу природы, которую намерены подвергнуть рассмотрению,…. Это – самая плохая манера». Там же. С. 564. Что интересно – противники Гегеля будут критиковать его ровно за то же самое, за что он сейчас критикует Шеллинга. За его готовность принести в жертву своей триадической системе (которую он, по их мнению, абсолютизировал) конкретные факты, жизненные процессы, движение и изгибы самого бытия. Все, что не вписывалось в прокрустово ложе его системы, Гегель бесцеремонно отбрасывал. Он тоже «наклеивал», натягивал свою систему на реальные жизненные процессы. Подгонял их под нее. Жертвовал конкретной реальностью ради сохранения своей системы = схемы. Но при всем том Гегель, в отличие от многих историков философии, умел быть объективным. Он, например, не преминул указать, что «великое деяние Шеллинга заключается в том, что он обнаружил и доказал наличие форм духа в природе», что именно Шеллинг стал «родоначальником новой философии природы, так как он начал раскрывать природу как созерцание или выражение понятия и его определений», что, наконец, его = Шеллинга «система представляет собой последний интересный, истинный образ среди тех образов философии, которые мы должны были рассмотреть». Там же. С. 558, 563. Такое признание по поводу часто критикуемого (и , временами, едко, зло критикуемого!) им Шеллинга – не просто великодушие, но, подчеркнем еще раз, стремление остаться на почве истины и научной объективности! В этом – вечный и немеркнущий урок, преподанный Гегелем всем последующим поколениям мыслителей. [15] Шеллинг Ф. В. Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки. – СПб.: Наука, 1998. – С. 483. [16] Лега В. П. История западной философии. Часть 2. Новое время. Современная западная философия. – М.: ПСТГУ, 2009. – С. 188. [17] Каратини Р. Введение в философию. – М.: Эксмо, 2003. – С. 390. [18] История философии: Запад – Россия – Восток. Книга вторая: Философия XV – XIX веков / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – С. 375. [19] Шеллинг Ф. В. Й. Философия искусства. – М.: Мысль, 1999. – С. 49-50. [20] Там же. 50-51. [21] Шеллинг Ф. В. Й. Философия искусства. – М.: Мысль, 1999. – С. 87-88. [22] Шеллинг Ф. В. Й. Философия искусства. – М.: Мысль, 1999. – С. 51-52. [23] Вот, например, А. З. Шишков, говоря как раз о позднем Шеллинге, подчеркивает, что его система насыщалась теософским смыслом, который быстро возрастал по мере отхода мыслителя от пантеизма и перехода к представлению о божественном абсолюте как некоей высшей личности, трансцендентной по отношению к эмпирически данному миру природного и человеческого бытия. Шишков А. З. История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания. – М.: ЛИБРОКОМ, 2013. – С. 446. [24] По поводу творения мира шеллингианским абсолютом А. Г. Дугин счел необходимым заметить, что «творение явленного мира вписано в структуру Божества как необходимый … элемент… это творение … активно соучаствует в процессах божественной динамики могуществ. Природа действительна, основательна и сильна потому, что действителен, основателен и силен Бог. Творческая мощь тринитарного Божества развертывает природу не как построенный механизм, а как живой, наделенный полноценным бытием организм, включенный в божественную динамику… Мир не рациональный конструкт, – возражает Шеллинг Канту. Мир не негативное отражение «Я», – возражает он Фихте. Мир не диалектика отрицания и снятия, – более нюансировано возражает он своему бывшему другу и бывшему ученику Гегелю. Мир – это священный процесс, насыщенный смыслами и полностью наделенный бытием и духом срез божественной драмы. Шеллинг уходит от мышления в категориях субстанций, как это было свойственно прежней теологии или картезианскому рационализму Нового времени. Он предлагает мыслить силами, могуществами (потенциями), смысловыми, духовными и реальными одновременно процессами. В такой философской картине, – заключает А. Г. Дугин, – природа исторична, а история богоподобна и богостремительна. Мир, человек, Божество – все они представляют собой силовые, нагруженные бытием, жизнью и смыслом движения». Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический Проект, 2013. – С. 332 – 333. [25] По этому поводу А. Г. Дугин заметил, что, например, «в ряде мест «Философии Откровения» Шеллинг напрямую затрагивает тему Софии, предопределив тем самым основные направления того, что станет осью философии В. С. Соловьева, а, следовательно, русской софиологии, а значит, и всей русской религиозной философии, и наконец, практически всей русской философии». Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический Проект, 2013. – С. 340 – 341. Именно Шеллинг в определенных русских интеллектуальных кругах середины и второй половины 19 века был безумно популярен, востребован и влиятелен, перекрывая порою и славу самого Гегеля. Это – факт. Другой вопрос – насколько в этих самых кругах он адекватно и аутентично понимался, интерпретировался, толковался. Но это уже тема для другого, особого разговора. Сошлемся еще по этому вопросу, полноты ради, и на размышления Г. Г. Майорова, указавшего, что «после Шеллинга, а в какой – то мере и благодаря ему, софийная традиция находит продолжение в России в христианском платонизме В. Соловьева, братьев Трубецких, Вл. Эрна, П. Флоренского, Н. Бердяева и С. Булгакова. Однако, – подчеркивает при этом Г. Г. Майоров, – при определенной зависимости от немецкого идеализма русский платонизм был явлением вполне самобытным и имел национальные славянские и византийские корни». Майоров Г. Г. Философия как искание Абсолюта: Опыты теоретические и исторические. – М.: ЛИБРОКОМ, 2009. – С. 70. [26] История философии: Запад – Россия – Восток. Книга вторая: Философия XV – XIX веков / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – С. 386. [27] Обо всем этом же – Философия (полный курс): Учебник для студентов высших учебных заведений / Под ред. Проф. Ерыгина А. Н. – М.: Ростов – на – Дону, Издательский центр «МарТ», 2004. – С. 375 – 376. [28] Шеллинг Ф. В. Й. Философия откровения. Том 1. – СПб.: Наука, 2000. – С. 40. [29] Шеллинг Ф. В. Й. Философия откровения. Том 2. – СПб.: Наука, 2002. – С. 326. [30] Там же. С. 326. [31] Кутырев В. А. Человеческое и иное: борьба миров. – СПб.: Алетейя, 2009. – С. 14. [32] Бибихин В. В. Язык философии. – СПб.: Наука, 2007. – С. 40. [33] Кутырев В. А. Человеческое и иное: борьба миров. – СПб.: Алетейя, 2009. – С. 190.
Вернуться назад |