ИНТЕЛРОС > №2, 2019 > Бессмертной мысли водомет. Маркс и мы: размышления на полях одного юбилея

Алексей Коваленок
Бессмертной мысли водомет. Маркс и мы: размышления на полях одного юбилея


09 мая 2019

Коваленок Алексей Анатольевич

ГБОУ СПО Нижегородское художественное училище

Преподаватель социально – гуманитарных наук

Кандидат философских наук

Alexey A. Kovalenok

Nizhny Novgorod Art School

Lecturer of social and liberal sciences

E-Mail: Kov9alenok@yandex.ru

УДК – 1 (091)

 

 

 Бессмертной мысли водомет.  Маркс и мы: размышления на полях одного юбилея.

 

АННОТАЦИЯ:

В статье  автором , сконденсировавшем свой методологический и научно-преподавательский, педагогический опыт работы с разными аудиториями, предпринята попытка представить возможное изложение марксистской философии, свободное как от излишнего и претенциозного критицизма, перерастающего порой в агрессивное неприятие, так и от безудержной и столь же неуместной апологетики. Автор старается представить по возможности аутентичный образ марксистского учения, показать его постепенное формирование, его взаимосвязь и с предшествующими великими философемами (прежде всего, с гегелевской, но и не только), раскрыть его тезаурус, понятийный аппарат, показать его новаторство для своего времени.  Цель автора состоит в том, чтобы изучающие философию молодые люди вынесли после этого изложения понимание того, что марксизм, несмотря на всего его противоречия, явился выдающимся социально-философским учением, вскрывшим многие важные проблемы современности, предложившим пути их решения, и сегодня своими идеями оказывающим мощное воздействие на современный кризисный, нестабильный, асимметричный, погрязший в дисбалансах мир. Марксизм и сегодня, при условии вдумчивого и творческого к нему отношения, может дать хороший инструментарий для оценки разноречивых процессов этого мира. Важен сам дух марксизма, его гуманистическая интенция, непримиримость к несправедливости, к угнетению,  к неравенству, поиск им путей улучшения социального устройства, качества жизни людей. В нашем сегодняшнем мире все это как нельзя более актуально.

 

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА:  марксизм, идеология, исторический и диалектический материализм, общественное бытие и общественное сознание, революция, коммунизм, социализм, экономический детерминизм , базис и надстройка, общественно-экономическая формация, отчуждение, пролетариат , парадигма

 

Water-cannon of  immortal thought. Marx and we: reflections on the margins of one anniversary.

SUMMARY:

In this article the author  condensing methodological, scientific and teaching pedagogical experience with different audiences, has made an attempt to present possible representation of Marxist philosophy, free from the excessive and pretentious criticism developing sometimes into aggressive rejection and from impetuous and  inappropriate apologetics. The author tries to present an authentic image of the Marxist doctrine, to show its gradual formation, interrelation with previous great theories (first of all, with Hegelian, but not only), opens its thesaurus,  conceptual framework, shows its innovation for the time. The aim of the author is to make young people studying philosophy understand that Marxism, despite all its contradictions, was an outstanding social philosophical doctrine which presented a lot of  important problems of that time, offered ways of their decision, and today the ideas of Marxism have powerful impact on the modern crisis, unstable, asymmetric in imbalanced world. Even  today Marxism, being examined in a thoughtful and creative way, can be a good tool for assessment of contradictory processes of this world. The spirit of Marxism, his humanistic intension, irreconcilability to injustice, oppression, inequality, search of ways of improvement of quality of life is still important. Nowadays these ideas are acute and relevant.

KEYWORDS: Marxism, ideology, historical and dialectic materialism, social being and public consciousness, revolution, communism, socialism, economic determinism, basis and superstructure, socioeconomic structure, alienation, proletariat, paradigm

 

Гений – вечен, все остальное востребовано смертью.

Г. Спенсер.

Пятого мая нынешнего 2018 года исполнилось двести лет со дня рождения Карла Маркса. Дата, по крайней мере в России, прошла, по нашим наблюдениям (но, возможно, мы ошибаемся?!), скромно незамеченной. Было несколько публикаций в левой печати, да симпозиумов и конференций, не вызвавших особого интереса у широкой так называемой «общественности» и что-то значивших, возможно, лишь для узких специалистов-обществоведов. Да в общем оно и понятно – неумолимо диктует свои законы так называемая «злоба дня», властвующая над обывателем. Президентские выборы, демарши оппозиции, санкции, колебания курса доллара, войны в Сирии и на Украине, подготовка к чемпионату мира по футболу, пенсионная реформа. До Маркса ли тут? Пятого мая, в день юбилея мыслителя, по нашему ТВ шли, как впрочем, и всегда бесконечные тупые шоу, что как нельзя лучше демонстрирует воцарившуюся тенденцию «бегства от мысли», от чтения серьезной литературы, серьезных текстов. Что уж тут говорить о Марксе, для которого, по его же собственным словам, любимым с детства занятием было «рыться в книгах».

Да и потом свою роль, очевидно, играл и играет устоявшийся за последние лет тридцать в просвещенно-интеллигентствующих постсоветских умах, увлеченных крушением всех и всяческих пьедесталов «проклятого прошлого», постулат об исчерпанности марксизма, окаменелости, несостоятельности его (хотя в скобках заметим, что те же умы еще не так давно, «во время оно» доказывали, что «учение Маркса всесильно и единственно правильно, потому что оно верно»). При этом ссылаются в качестве подтверждения этого тезиса на неудачу Советского Проекта, который, как говорят нам, был скроен по лекалам марксовой теории. И вот крушение его ведет будто бы к демонстрации мистифицированности, антинаучности и несостоятельности всего марксизма. Ну здесь только заметим, что отрицание вообще всякой ценности и эвристичности социальной теории лишь на том основании, что одна конкретно взятая в истории попытка ее, так сказать, опредмечивания, воплощения в реальной жизни оказалась неудачной, есть худший вид софистического схоластизирования, вид невежества, которое, по словам того же Маркса, «есть сила демоническая».

Думается все же, что Маркс идейно-методологически ризомен, неисчерпаем, актуален и глубок – «гораздо глубже, чем думает День». Он отнюдь не ушел весь в прошлое, а скорее «растворился в нашем будущем». Думается, что адекватное и аутентичное понимание марксизма, в том числе молодыми умами, за которыми будущее, (или хотя бы добросовестная интенция к такому пониманию) позволят понять и нечто существенное о нашем сегодняшнем социально-экономическом, политическом и морально-культурном житье-бытье. Он = марксизм вполне может, при желании и при вдумчивом отношении к нему, разумеется, дать неплохой инструментарий для оценки и понимания процессов, происходящих и в современном российском социуме, и вообще в мире.

Исходя из вышесказанного, автор этих строк, отнюдь не претендуя и не посягая на высоты неких озарений и откровений и исходя из своего методологическо-научно-преподавательского опыта, хотел бы предложить свое видение того, какой образ марксизма (в свете современных оценок и дискуссий) может быть представлен для современной аудитории студиозов, постигающих историю философии в рамках высшей школы. Образ этот, несомненно, дискуссионен и проблемен, может и должен вызывать у аудитории вопросы и несогласия, стимулировать собственные оценки и размышления. Но главное, на наш взгляд, донести понимание, что марксизм (в его аутентичном варианте) – это не какое-то сплошь ложно-идеологизированное, полностью скомпрометированное учение, «мрачное, тягучее, похожее на кошмар мировоззрение», как его нередко, кстати, бывшие же марксисты, теперь, будучи увлечены новыми парадигмами синергетики, постмодернизма, либерализма, консерватизма, цивилизационного подхода и так далее, представляют, вещая в том числе с университетских кафедр и трибун. Важно показать, что учение это со всеми его крайностями и противоречиями, великими прозрениями отражало глубокие сдвиги в развитии человеческой социальности, было важной и грандиозной попыткой самоописания общества (по крайней мере европейского) во второй половине 19 века со всеми его кризисами, тупиками, противоречиями, индустриальными и духовными прорывами. Осталось оно важнейшей парадигмой, влиявшей на архитектонику мировых процессов и в 20 веке. Потенциал его далеко не исчерпан и сегодня, и мы не знаем, как он в своих творчески модифицированных формах может проявить себя и в будущем.

Итак – Маркс. Наверное, редко какой мыслитель в истории вызывал и продолжает вызывать столь яростные споры, и полярно противоположные  оценки – от ненависти и яростного неприятия и до обожания, восхищения, почти обожествления, чуть ли не деификации его некоторыми особо рьяными адептами.

И это началось еще при его жизни. Ф. Энгельс, например, полагал, что Маркс был гений, «мы же все по сравнению с ним, в лучшем случае, лишь таланты». Хорошо известно высказывание Бисмарка о Марксе: «железный канцлер» сказал однажды, что «с этим бухгалтером еще наплачется вся Европа». Ф. Хайек, например, упрекал Маркса в «пагубной самонадеянности». К Поппер зачислил его во враги «открытого общества», наряду с Гегелем и Платоном.

В СССР более 70 лет марксизм был официальным и «единственно верным учением», господствующей идеологией, при этом гуманистическая составляющая марксизма, его ранние произведения, его антропология выхолащивались, зато непомерно абсолютизировалось его учение о революции и диктатуре пролетариата. (Правда, заметим в скобках, что и в СССР были в позднесоветский период попытки творчески и нетривиально осмыслить марксизм применительно к процессам и реалиям советского общества второй половины и конца 20 века, и предпринимались они иногда даже, так сказать, с высоты трона, сильными мира сего. Так, 14 марта 1983 года исполнилось 100 лет со дня смерти Маркса. Дата эта широко отмечалась и в СССР.  Откликнулся на нее и тогдашний советский лидер Ю. В. Андропов, опубликовав в журнале «Коммунист» весьма глубокую и обстоятельную статью «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР». После многих лет господства часто вульгарно понимаемой концепции «развитого социализма» откровением для многих прозвучали слова советского руководителя о том, что в определенном кризисе находится советское обществоведение, в котором нарастают, увы, пренебрежение фундаментальными проблемами теории, засилье конъюнктурщины, схоластическое теоретизирование. Как следствие – мы толком не знаем общества, в котором живем. А это чревато опасными политическими и идеологическими последствиями. Очень глубокое и точное прозрение! Менее чем через 10 лет история полностью подтвердит его. С тревогой «советский Марк Аврелий» замечал, что у многих возникло некое благодушно-примитивное представление о социализме как обществе, в котором не будет ни трудностей, ни противоречий, что все проблемы разрешаться автоматически, сами собой. Андропов указал, что процесс построения нового общества очень сложен, требует неимоверных усилий, что пути построения социализма пролегли не во всем так, как предполагали основоположники марксизма, что провозгласить себя хозяином производства, общественной собственности, вообще страны и реально стать им – далеко не одно и то же. Здесь может возникнуть дистанция огромного размера. Значит, признавалось, что проблема социально-экономического и политического отчуждения до конца не решена и в советском обществе, на чем позднее будут спекулировать, разрушая страну, «прорабы перестройки». Андропов призывал совершенствовать и искать все новые формы и методы развития демократизма, народного контроля, расширения хозяйских прав и возможностей рабочего человека на производстве, во всей общественно-политической практике. Автор констатировал, что полное социальное равенство не возникает вдруг и в законченном виде. Общество дорастает, дорабатывается до него довольно долго, трудно, ценой огромных усилий. Андропов особо подчеркивал, что Маркс был решительным противником уравниловки, категорически отвергал как демагогические и наивные рассуждения о социализме как о «всеобщем равенстве» в распределении и потреблении. Были и другие весьма смелые и творческие мысли и идеи. К сожалению, как показала дальнейшая история, они не были в глубине своей восприняты тогдашней элитой, руководством партии, не были продвинуты и реализованы. Кстати, интересный факт: когда Андропов разослал статью для обсуждения членам Политбюро, то многие соратники настоятельно советовали ему заменить словосочетание «социалистическое строительство» на «коммунистическое», но Генсек не пошел на это, ибо реально оценивал положение дел, все трудности и противоречия общественного развития и понимал, что в данной ситуации бравирование термином «коммунистический» было бы хвастовством. Увы, история отвела Ю. В. Андропову всего 456 дней для руководства страной. Сменивший его К. У. Черненко выпустил опус, в коем от его имени концепция «развитого социализма» видоизменялась в концепцию «развивающегося социализма». Этим теоретические новации закончились. Глубокого осмысления дальнейших путей развития страны не последовало, что открывало путь разрушительному курсу Горбачеву, «погружению в бездну»).

В продолжение этой темы еще хотелось бы только сказать, что была альтернатива горбачевской «перестройке». Социализм можно и нужно было совершенствовать, не отказываясь от всего того положительного, что было достигнуто советской цивилизацией. Так, например, выдающийся советский и российский историк И. Я. Фроянов находит, что построенное Сталиным мобилизационное общество с его монопольной государственной собственностью, номенклатурной властью и управлением в целом исчерпало исторический ресурс к концу 50-х – началу 60-х годов 20 века. Но при этом исследователь призывает быть максимально объективным, взвешенным, неангажированным, беспристрастным и справедливым по отношению к прошлому, и в частности, при характеристике раннего советского общества. Он подчеркивает, что «прежде оно было исторически обусловлено насущной потребностью индустриализации промышленности, модернизации сельского хозяйства, необходимостью продолжения культурной революции, в конечном счете задачей обеспечения внешней безопасности страны, ее территориальной целостности и независимости. Все это требовало огромных усилий и жертв со стороны народа. И он сознательно шел на эти жертвы, мирился с ними, веря в то, что настанут наконец и хорошие времена»[1]. Однако, когда многое из запланированного первыми пятилетками было достигнуто, когда свершилась немеркнущая Победа над фашизмом, когда был осуществлен величественный прорыв в космос, когда мощь советского ракетно-ядерного щита стала неодолимой, а война с ним – бессмысленной и гибельной для любого агрессора, тогда мобилизационное общество утратило целесообразность и должно было подвергнуться умному, дальновидному и системному реформированию. И Фроянов уверен, что путь этот был. Историк пишет: «Соединение трудового населения с собственностью  и властью – вот в чем состоял главный вызов времени. Это предполагало трансформацию собственности государства в собственность трудовых коллективов и ассоциаций, в собственность тружеников, а также смену номенклатурной власти народной властью. Следовало совершить переход от государственного социализма к народному социализму. Однако номенклатурщики…. на это не пошли. В результате страна потеряла реальную перспективу развития и вошла в стадию… вялотекущего кризиса. (Но и это, повторимся, отнюдь не был некий абсолютный и тотальный застой, многие отрасли промышленности при этом развивались, осуществлялось колоссальное жилищное строительство, сооружение объектов инфраструктуры, осуществлялись огромные социальные программы – А. К.). Тем не менее СССР обладал еще запасом прочности и мог бы простоять сравнительно долго, если бы не горбачевская перестройка. Кризис не являлся чем-то «летальным» для существующего строя, будучи, по верному наблюдению А. Зиновьева, закономерным явлением, подобно кризисам в условиях капитализма. Выход из «коммунистического кризиса» возможен, но только с помощью средств, присущих коммунистической системе»[2].

«Часы коммунизма свое отбили» – пафосно провозгласил когда-то А. Солженицын. Да нет, если бы удалось грамотно починить часовой механизм, проявить больше творчества, энергии, отойти от некоторых заскорузлых догм, то, думается, эти часы в СССР шли бы до сих пор. Но, к сожалению, тогдашнее руководство не смогло выработать смелых и достаточно творческих, в должной мере новаторских, энергичных подходов к реформированию советской системы, хотя некое понимание необходимости этого было у дальновидных представителей советской политической элиты. Оно = руководство почивало на лаврах, продолжало греметь фанфарами прежних, безусловно, великих побед. Но жизнь настоятельно требовала неординарных решений во всех сферах, нужно было свежее дыхание для системы. Вот этого не смогли они в должной мере обеспечить, в этом – доля их исторической ответственности. Вольно или невольно они своим бездействием частично проложили дорогу будущим могильщикам советского строя и уникальной советской цивилизации, столь обогатившей мир в самых разных сферах бытия. Как еще и еще настойчиво подчеркивал И. Фроянов, «необходимо было демонтировать мобилизационное общество и идти путем сближения масс населения с собственностью и властью, которая ранее в силу необходимости была сосредоточена в руках партийной и советской номенклатуры. Но этого не было сделано. Номенклатура продолжала свое существование в качестве всевластной структуры, номенклатура была приближена к собственности, и, обладая колоссальной властью, она, естественно, испытывала потребность овладеть этой собственностью. И постепенно происходило расхождение между массами советских людей и руководящей номенклатурной верхушкой. Это создавало внутренние предпосылки для политического и социального переворота, что, собственно, и было осуществлено во время так называемой «буржуазной революции», которая произошла не в один год и не в два»[3].

Но теперь, что называется, назад – к Марксу. В последние два с небольшим десятка лет в России стало модой ругать, проклинать марксизм, демонизировать его[4]. Сколько раз уже объявляли о смерти марксизма, и сколько комментаторов, политологов, идеологов и иже с ними торопились вбить свой гвоздь в крышку воображаемого гроба, но каждый раз эти заявления оказывались слишком преувеличенными. Думается, что Маркс свою нишу в истории философии занял. Вот только один неоспоримый, так сказать, глоток «из реки по имени факт»: есть такой список ста наиболее изученных личностей мировой истории, составленный по данным каталога Библиотеки Конгресса США на начало 2008 года и основанный на числе учтенных в этом каталоге монографий, посвященных данному лицу. Так вот, К. Маркс занимает в этом перечне первое место – ему посвящено 3180 монографий. И от того, что сегодня мы, предположим, объявим: «Маркс умер!» ничего не измениться, не исчезнет его притягательная сила, его мощное влияние на умы людей, на социальные практики. Сегодня, по прошествии 135 лет после его смерти (14 марта 1883) становится очевидно, что это был крупнейший философ, мыслитель, экономист. Это был «первый истинно современный мыслитель – мыслитель кризиса и конечности, дисбаланса и асимметрии»[5]. А разве в современном мире эти характеристики неактуальны? Кто не слеп, тот видит, что кризисов, дисбалансов и асимметрий во всех сферах – экономических, политических, моральных, духовных – меньше не стало. Значит и Маркс – наш современник, так сказать, вечный спутник человечества.

«Капитал» – и сегодня одна из самых читаемых книг в мире. Причем замечателен факт, что интерес к «Капиталу» (и вообще к Марксу) особенно вырос и обострился именно в период мирового кризиса 2007 – 2010 годов, в период нестабильности и потрясений. Наблюдатели отмечали, что в эти годы в странах Запада выстраивались очереди в книжные магазины именно за этой великой Книгой. Она вновь стала бестселлером. Стало быть, и сегодня мыслящие люди надеются вынести из этого текста что-то очень важное об основах нашего социального, исторического, экономического бытия! Я полностью согласен с А. Ф. Зотовым, указавшим, что «как бы ни относиться к марксизму в качестве идеологии, «вычеркнуть» его из истории европейской и мировой культуры и надеяться при этом сохранить в неприкосновенности основные ее черты, невозможно. Как, разумеется, неразумно и пытаться сохранить недавний образ «учебного» марксизма – как наиболее выдающегося события в истории философской мысли, единственного подлинного «переворота в философии»[6].

И автор этих строк поставил себе задачу: по возможности объективно, избегая идеологических крайностей и ангажированностей, изложить марксистскую философию, причем сделать это как можно более аутентично, сопроводив ее при этом какими – то своими скромными комментариями и размышлениями. Вот после этих предваряющих, но, как представляется, необходимых замечаний можно и приступить к реализации этой задачи, понимая, разумеется, всю ее сложность и учитывая накал страстей вокруг фигуры Маркса.

Итак, у истоков этой философии стояли Карл Маркс ( 1818 – 1883) и Фридрих Энгельс ( 1820 – 1895). Сразу обратим внимание на многозначность самого термина – марксизм. Прежде всего, под ним, конечно, следует разуметь аутентичную, самотождественную философию Маркса и Энгельса. Но есть и последующие наслоения самого разного характера, за которые Маркс и Энгельс часто не несут и не могут нести никакой ответственности.

В марксизме кроме собственно философии есть элемент политической экономии и мощная идеологическая компонента = так называемый научный коммунизм[7]. Эти части неравноценны по своему значению, эвристическому потенциалу. В 1844 году состоялось знакомство К. Маркса и Ф. Энгельса. Энгельс становится добрым гением Маркса. Одна из первых серьезных работ Маркса, возвестившая о рождении незаурядного мыслителя, называлась «К критике гегелевской философии права» (1843). Там Маркс провозгласил, что не государство, но именно экономика есть основа и базис общественной жизни. В «Святом семействе» (1844) был сделан вывод, что история философии есть борьба материализма и идеализма, идущая на идеологической основе: материалисты – сторонники революции, а идеалисты – апологеты реакции. Молодой Маркс активно критиковал младогегельянцев за их индивидуалистическое понимание истории. Маркс же находил, что исторический процесс творится народом и его наиболее сознательной и передовой частью – пролетариатом.

«Немецкую идеологию» (1845 – 1846) Маркс и Энгельс писали для себя, уясняли сами свои позиции, а затем оставили рукопись «грызущей критике мышей». Вообще, термин «идеология» впервые употребил Антуан Дестют де Траси. Под ним он разумел некий философский базис, некие общие идеи для обоснования практической философии = политики и этики. Однако, у Маркса и Энгельса идеология приобрела негативный оттенок = умозрительные, ложные, недостоверные идеи для построения социального действия. А раз ложны идеи, то будут и неадекватны, порочны социальные действия и социальные практики, базирующиеся на них. Примером таких идеологий являются гегельянство и его эпигоны. Маркс и Энгельс пришли в этом тексте к важному для них выводу, который они затем будут развивать и углублять в более зрелых своих произведениях: люди сами творят свою историю, но не произвольно, а в определенных материальных условиях (производство и формы социального общения – социальные отношения). Закономерное развитие общества предстает как процесс закономерной смены экономических формаций. История идет неуклонно к коммунизму через социальные революции. Бытие определяет сознание («во дворцах мыслят не так, как в хижинах» – Л. Фейербах). С изменением общества изменится и сознание людей. Новые условия жизни – новое сознание.

Затем последовал знаменитый «Манифест Коммунистической партии», обнародованный 24 февраля 1848 года – в том самый день, когда во Франции революционным потоком был сметен с трона Луи – Филипп. Там декларировалось, что пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, а приобретет же он весь мир. Это был, конечно, очень яркий идеологический лозунг. Там же содержалась критика остальных форм социализма  (немарксистского толка). Выделялись две стороны экономического процесса: а) производительные силы и б) производственные отношения. Устанавливалось, что должно быть соответствие между ними. Но вся проблема состоит в том, что производственные отношения более инертны, неподвижны, закреплены юридически, и они в определенный момент перестают соответствовать производительным силам. Отсюда вырастает кризис. Но находится сила, которая разбивает эти старые отношения. Это – пролетариат.

Далее идет рассмотрение контуров будущего коммунистического общества. Здесь уже наслаивается явный элемент утопизма. Вообще, говоря о Марксе, полезно всегда иметь в виду, что в нем удивительным, часто причудливым образом сочетались и уживались трезвый ученый – теоретик и идеолог. Поэтому нужно всегда видеть эти моменты и отделять их, анализируя те или иные работы и идеи Маркса. Например, выдающийся научный анализ капитализма как формации, его генезиса, его противоречий (не утративший, кстати, своего значения до сих пор) соседствует с поспешными предсказаниями гибели капитализма и замены его коммунизмом во всемирно – историческом масштабе. Но Маркс не учел, что капитализм оказался гибкой системой, способной к творческим изменениям, учитывающим дух времени. Он, благодаря, в том числе, дальновидности и гибкости государственно – политической элиты, смог провести реформы, преодолеть свои наиболее одиозные противоречия, приобрести, что называется, «человеческое лицо», стать обществом социального партнерства[8]. То есть эти особенности мышления Маркса нужно видеть и понимать. Впервые именно в «Манифесте» вводится такое понятие как диктатура пролетариата. Это – орудие завоевания власти и организации хозяйственно – экономической деятельности. Маркс предсказывает, что исчезнут классы. Государство утратит свое значение.

Важны такие работы Маркса как «Классовая борьба во Франции 1848 – 1850 годов», «18 брюмера Луи Бонапарта», письмо к И. Вейдемейеру (от 5 марта 1852). Там была систематически изложена теория классов. Маркс указал, что: 1) классы не вечны, они существуют лишь в определенные стадии развития человечества, развития экономики и сопряжены с частной собственностью на средства производства; 2) отношения между классами не идилличны и не гармоничны, вечным спутником человечества (с тех пор, как возникло государство) является классовая борьба в самых разных формах = восстания рабов, крестьянские войны, революции. В нынешних же условиях классовая борьба ведет к диктатуре пролетариата; 3) эта диктатура носит временный характер и представляет собой переход к обществу без классов.

В «18 брюмера» дан анализ бонапартизма, то есть контрреволюционной диктатуры господствующего класса (в связи с этим, например, интересно отметить, что ельцинский режим ряд политологов и историков оценивают как бонапартизм, отличающийся почти неприкрытым произволом и бесконтрольностью действий). Напомню здесь, что Шарль Луи Наполеон Бонапарт – племянник того великого Наполеона, в 1848 году стал президентом Франции, а 2 декабря 1852 года произвел государственный переворот и провозгласил себя императором, основав режим Второй империи. Был свергнут после военного поражения под Седаном в ходе франко – прусской войны 4 сентября 1870 года.

Маркс в этой своей работе делает вывод, что задача пролетариата – сломать старую буржуазную государственную машину, ибо она по самой природе своей не может служить для новых целей, целей социалистического переустройства общества. Появляется понятие общественно – экономической формации – это некий исторический тип общества, базирующийся на определенном способе производства. В структуре общественно – экономической формации различаются 1) базис ( = экономика) и 2)  надстройка – все, что за пределами экономики, все неэкономические социальные явления (государство, право, религия, искусство, идеология, политика, наука и так далее). Базис вообще первичен. Бытие определяет сознание. Исходя из этого, традиционно марксизм, например, обвиняется в экономизме, экономическом детерминизме, в недооценке роли духовно – идейных факторов в жизни социума. Отчасти, оно может и справедливо.  Но, с другой стороны, можно вспомнить, что Энгельс в своих последних письмах (1884 – 1895 годов) писал о том, что никогда они с Марксом не отрицали большой роли сознания, идей, духовных факторов в развитии социума. Возможно, они с Марксом сами виноваты, что их не совсем так поняли, что они не раскрыли до конца этот вопрос. Но вот Энгельс теперь пытается этот пробел восполнить, он поясняет и дополняет, что оказывается, по его мнению, роль надстройки (= духовной жизни, идеального) может быть в известные эпохи весьма и весьма значимой, что надстройка может обладать большой долей самостоятельности по отношению к базису (= экономике, производству), она может быть активной, творческой, самостоятельной силой и может даже влиять на базис и определять многие процессы, происходящие в нем, что базис лишь в конечном счете определяет развитие общества, но это влияние базиса может быть серьезно опосредовано духовными = идеальными факторами (религия, мораль, идеология, наука, искусство и так далее), эти факторы могут как замедлять, так и ускорять воздействие базиса = экономики на общественную жизнь. Здесь, в этих рассуждениях очевиден отход от монофакторной модели социального развития (экономический детерминизм) и эволюция к полифакторной модели (учет идейно – духовных процессов).  На наш взгляд, излагая в аудиториях идеи марксизма, это обстоятельство важно всегда подчеркивать.

Антропология Маркса и Энгельса. Учение о личности и человеке. Выстраивая свою антропологию, Маркс и Энгельс критикуют при этом целый ряд мыслителей. Так под огнем их критики оказался М. Штирнер ( И. К. Шмидт) – автор знаменитой книги «Единственный и его собственность» (1845), где проповедовался индивидуалистический анархизм и солипсизм. Фихтеанское Я здесь низведено до уровня эмпирического, единичного я. Штирнер категорически не согласен с Гегелем, утверждавшим, что человек  (конечный дух) – продукт эпохи, что эпоха – продукт отчуждения Абсолютной Идеи. Гегель растворяет человека, единичность во всеобщем, приносит его в жертву Абсолюту. Но Штирнер говорит: человек единственен и единичен, уникален. Любая всеобщность – это фантом, отчуждение человека от самого себя. Все революции, реформы – все направлено против человека. Но и неизменное, стабильное общество – тоже против человека, ибо оно ослабляет его уникальность, нивелирует ее.

Кстати, еще о М. Штирнере. Значительным, оригинальным, не до конца понятым, предвзято истолкованным и недооцененным мыслителем его считает, например, В. В. Бибихин. Он пишет: «Штирнер, осмеянный, растоптанный Марксом, почти один во всем XIX веке отчетливо проговаривает тему, которую мы встретим в солипсизме Хайдеггера и Витгенштейна. Современная проблема другого сознания никем до сих пор не поставлена со штирнеровской остротой. Сверхчеловек Ницше не может быть до конца понят без штирнеровского Единственного. О Штирнере вспомнили, когда после Второй мировой войны модой стало экзистенциальное одиночество Сартра и Камю»[9].

Но я все – таки позволю себе еще задержаться на Штирнере, раз уж речь зашла о нем, и справедливости ради замечу, что есть и другие отнюдь не столь лестные (как у Бибихина), гораздо более критические оценки его творчества и его идей. Так А. В. Семушкин, оценивая философию Штирнера, называя его «ницшеанцем до Ницше», родоначальником европейского анархизма, создателем теории философского эгоизма – крайней формы субъективизма и индивидуализма, указывает, что есть две предпосылки его творчества. Первая – гегелевский абсолютный субъект. Вторая – фейербаховский культ человека. Но Штирнер обе эти предпосылки преобразует в духе философского эгоизма. Место гегелевского духа занимает мое (то есть штирнеровское) Я. Гуманистический культ человека у Фейербаха вытесняется культом моего Я. Кроме того, анализируя корни взглядов Штирнера, корни его идей, Семушкин указывает на личные обстоятельства, обстоятельства его жизни. Он из числа неудачников. Его всегда преследовали власти, бедность, жизненная неустроенность, долги, смерть молодой жены и ребенка, неумение делать карьеру (вечный студент, заурядный школьный учитель). Прессинг судьбы и обстоятельств, как полагает Семушкин, по – видимому, и вызвал ответную реакцию, озлобил против любой власти и авторитета. Отсюда такие его заявления как: 1) нет вещи более реальной и надежной, чем мое Я, сознание его; 2) Бог, человечество, нравственность, общество – это лишь идолы, требующие жертв, надо перестать им служить, надо себя, свое Я поставить на их место, надо служить и поклоняться своему Я; 3) Я так же хорош, как и Бог; 4) Я – творческое Ничто, из которого делаю все как создатель; 5) нет ничего вне меня; 6) мое дело не общее, а единственное, как единственен сам Я; 7) единственный (Я) сам для себя является мировой историей; историю мира он имеет в своей собственности; 8) эгоист хочет развивать только себя, а не идеи человечества, предначертания Бога или проведения; 9) Я живу по чужому велению так же мало, как живет цветок, произрастая и испуская аромат[10].

И прощаясь с М. Штирнером, хочу только сказать, что мыслитель он был, конечно, противоречивый, неоднозначный, шедший в чем – то очень важном против Гольфстрима своего времени, своей эпохи. Отсюда, вероятно, проистекает и такой разброс мнений, разброс оценок его творчества. Но, на наш взгляд, несомненно одно: штирнеровский «Единственный и его собственность» занял свое место в истории мировой философской мысли, как бы не относится к идеям, там проповедуемым. Без анализа философии М. Штирнера никакая история философии 19 века не может быть полной и репрезентативной. Он, возможно, в излишне экстравагантной и вызывающей манере, но, тем не менее, одним из первых поставил целый ряд серьезнейших философско-мировоззренческих проблем и вопросов, не разрешенных и до сих пор. Среди них: проблема самореализации уникальной личности, условий, путей и границ этой самореализации; проблема личностной свободы; проблема взаимоотношений с ДРУГИМ; проблема человеческого одиночества и его философского осмысления; проблема взаимоотношений личности и общества, поиска путей их гармонизации; проблема общественных институтов, установлений, ценностей и идеалов и их влияния на личность, на ее творчество, на ее самореализацию. То есть вот вопрос: можно ли жить в обществе и быть свободным от него, в какой мере это возможно? В какой мере Я может шествовать по жизни без оглядки на других, на социальность? Как сохранить свою творческую уникальность, свою неповторимую единичность, не попасть под каток социума? Без размышлений Штирнера над этим вопросом, порой очень вызывающих и экстравагантных, невозможно представить себе и лицо философии 20 века, целый ряд ее направлений, сформировавшихся как в развитие штирнерианства, так и в ходе критики, оппонирования ему. Никакой серьезный, объективный и беспристрастный историк философии не может этого отрицать. А что же касается конкретно оценок творчества М. Штирнера В.В. Бибихиным и А. В. Семушкиным, приведенных здесь в качестве примера того, как по – разному аттестуется этот мыслитель, то можно предоставить здесь самой аудитории возможность и право проанализировать их, сравнить, сопоставить, поразмыслить и определиться с выводами относительно того, чья позиция ей ближе. При изучении курса философии бывает очень полезно иногда поразмышлять и сделать выводы самому.

Но мы несколько увлеклись Штирнером (хотя, думается, имели для этого основания), отклонились от нашей основной темы, так что давайте все же вернемся к Марксу и марксизму. Так вот критикуют Маркс и Энгельс также и взгляды Т. Карлейля. Он в своей книге «Герой, почитание героев, героическое в истории» (1842) заявлял и проповедовал, что историю творят герои, выдающиеся личности. Массы инертны, в них нет творчества.

Однако, Маркс и Энгельс в противовес этим концепциям и воззрениям доказывают, что историю творят народные массы. Все революции и прочие «превращенные итоги повседневности» вырастают из повседневной жизни, из нее складывается история. Но, прежде всего, люди творят историю как агенты экономической жизни. Великие личности творят историю и оставляют свой яркий след в ней, но лишь при поддержке народных масс. Это – непременное условие деятельности великого человека. Человек – порождение социума. Он изначально социален по своей сути. Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности – она есть совокупность всех общественных отношений.

Социологизм Маркса и Энгельса сошелся в яростной схватке с натурализмом и религией в понимании человека. В 1844 году последовали знаменитые «Экономико – философские рукописи». Там была поставлена проблема отчуждения – термин, позаимствованный Марксом у Гегеля, но радикально переосмысленный им. Основное отношение человека в экономике и в других сферах – это отчуждение от средств производства, управления, капитала, культуры и искусства, от своей собственной сущности. В итоге получается частичный человек, человек – функция вместо осуществления всей полноты бытия. Это – так сказать, ранний Маркс. Но есть и зрелый, более поздний Маркс, больше занятый вопросами социальных революций, диктатурой пролетариата, яростной критикой капитализма, описанием будущего коммунистического общества. Кстати, по поводу социализма, коммунизма и так далее, можно заметить и согласиться с тем, что Маркс в принципе «не являлся апологетом какого-либо режима. Скорее его философия, открытая будущему и исходящая из непредрешимых результатов революционной практики, выдвигает, еще в большей степени, чем Гегель, историю, в ее разрушительной и мессианской силе, в качестве окончательного критерия и предмета рассмотрения»[11] (подчеркнуто мной – А. К).

Кстати, отвлекусь чуть на минуту от нашей непосредственной темы и замечу по поводу все того же отчуждения: припоминается мне, что когда 30 с лишним лет уже тому назад, весной 1985 года М. Горбачев затевал свою «перестройку», то активно муссировалась как раз тема отчуждения советского человека от управления страной, от средств производства, от собственности. Все это оказалось присвоенным бюрократической, зацентрализованной системой. И вот благая цель перестройщиков, как они ее декларировали, состояла будто бы в том, чтобы это «заклятие» системы, это отчуждение  снять, преодолеть его, разбудить энергию, активность и творчество народных масс и тем самым придать новые импульсы советскому строю, обновить его, очистить от наслоений и искажений, вернуть социализму «человеческое лицо», «ленинский облик» (М. Горбачев заканчивая 25 февраля 1986 года свой доклад на 27 съезде КПСС – предпоследнем, как окажется, в ее истории – и перечислив все эти принципы и задачи, пафосно провозгласил: «Иной судьбы нам историей не дано. Но какая же, товарищи, это прекрасная судьба!»). И при этом идеологи перестройки весьма часто ссылались, в том числе, на эти ранние работы Маркса. Что из всего этого получилось – слишком хорошо известно. После распада СССР вместо этих форм отчуждения, на смену им пришли еще более дикие  и одиозные формы отчуждения, когда кучка олигархов захватила все богатства огромной страны, захватила политическую власть, лишила народ и собственности, и всех сбережений, и элементарных социальных гарантий, ввергнув миллионы людей в нищету. Автор этих строк сам через все это прошел и испытал на себе.  Вот на такие размышления и параллели с нашей современностью и недавним прошлым наводит тематика отчуждения. Оно многолико, у него много масок, много форм, много проявлений, много личин, модусов и аспектов, избавиться от него не так – то просто, и одни его формы могут сменяться другими, еще более отвратительными и худшими. (Здесь вспомнились мне вдруг слова известной публицистки Натальи Морозовой: «Какую же прекрасную страну мы потеряли! И какие же прекрасные люди жили и работали в той стране. Да что там говорить, если прекрасны даже осколки от погубленной страны»). 

Но вернемся после этого небольшого отступления, собственно, к Марксу и Энгельсу. Так вот, более поздний Маркс вообще приходит к выводу, что никакой особой, специальной философской антропологии не нужно. Человек = это совокупность всех общественных отношений.

В 1867 году выходит первый том «Капитала» – книги, безусловно, эпохальной и великой[12]. Там рассмотрен экономический механизм буржуазного общества. Показано, что история – это закономерный процесс смены формаций. При этом главное состоит не в том, ЧТО производят, а в том, КАК производят. Какими орудиями труда?  Именно это – динамический агент производства. Разные орудия труда = разные экономические отношения, разная кооперация. Выдвинута идея о стадийности коммунизма. Первая его стадия – это социализм = еще с отпечатком, налетом буржуазного общества. А вот вторая стадия – это уже подлинный, зрелый коммунизм. Эта же мысль о двухстадиальности коммунизма будет повторена Марксом в 1875 году в «Критике Готской программы партии».

А теперь все – таки обратимся к работам отдельно Фридриха Энгельса, к тем идеям, концепциям и взглядам, которые он там развертывает. Думаю, что творчество данного мыслителя заслуживает этого. Он – вполне самоценная и значимая величина, выдающийся мыслитель, оригинальный философ, а не просто некий довесок к Марксу, как его, к сожалению, иногда воспринимали и воспринимают. Вообще, Энгельс внес огромный, просто неоценимый вклад в формирование натурфилософии марксизма. Маркс все – таки больше занимался социально – политическими вопросами и концепциями, а Энгельс глубоко разрабатывал философию природы. У Энгельса был прекрасный литературный стиль, он, безусловно, обладал недюжинным литературным талантом, что в соединении с огромным философским талантом было просто бесценно. Читая Энгельса, понимаешь, что марксизм и сегодня значим для нас. Это – наше прошлое, но из него вырастает во – многом и наше будущее.

Энгельс ценен системным, комплексным изложением философских вопросов.  Среди ключевых его работ – «Анти – Дюринг», «Диалектика природы», «Происхождение семьи, частной собственности и государства», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Кроме того, не следует забывать, что после смерти Маркса именно Энгельс дорабатывал и готовил к публикации второй и третий тома «Капитала».

Материя у Энгельса – это субстанция, первичная основа мира, она вечна и бесконечна. Но если сравнить, например, понимание материи у Энгельса и у Ленина, то следует заметить, что у Ленина материя – это абстракция от различных видов материальной реальности, а у Энгельса материя – это абстракция от разных видов вещества, то есть энгельсовское понимание материи более ограниченное. Ну вообще то следует здесь иметь в виду, что Энгельс писал свои натурфилософские работы в 70 – е годы 19 века, а Ленин свой «Материализм и эмпириокритицизм» создал в 1909 году. Между этими датами пролегла целая революционная эпоха в развитии науки – открытие поля, делимости атома, радиоактивности, рентгеновских лучей и так далее. Энгельс ничего этого знать и обобщить уже не мог, а Ленин был как раз современником этих грандиозных, эпохальных научных открытий, внимательно следил за ними и обобщал их. Возможно, этим объясняется его более широкий, универсальный подход к понятию материи, подход, обобщивший данные той революции, которую пережило естествознание на рубеже 19 – 20 веков.

Но вернемся собственно к Энгельсу. Мир, по Энгельсу, един в том смысле, что все, наблюдаемое нами, есть или материя, или ее свойства. Атрибуты материи: пространство, время, движение. Энгельс вообще очень много внимания уделил проблематике движения, показав, что это – способ существования материи. В «Диалектике природы» (1878) он разработал не утратившую и до сих пор (на мой взгляд) методологического и научного значения классификацию форм движения материи.  Он выделил механическую, физическую, химическую, биологическую и социальную формы движения материи. Он подчеркнул, что нет движения без носителя, не может двигаться неизвестно что, просто движение, взятое само по себе, есть фикция, абстракция, движется всегда некий объект или группа объектов. Каждая форма движения соответствует определенному уровню организации материи, высшие уровни вырастают на базе низших, но при этом к низшим несводимы. Разумеется, Энгельс, как и всякий человек, даже великий, был ограничен уровнем развития науки своего времени. Он не мог знать, что в 20 веке будут открыты новые формы движения: движение частиц в микромире, космологическая форма движения (расширение Вселенной, разбегание галактик), геологическая форма движения, информационная его форма. Однако, это нисколько не снижает ценности выводов Энгельса относительно иерархичности материи и форм движения.

Он дал известное определение жизни, подчеркнув, что жизнь есть форма существования белковых тел, и там, где мы встречаем белковое тело, не находящееся в стадии разложения, там мы встречаем и жизнь. Сознание – это свойство, развившееся, прежде всего, на физиологической основе, но с активным участием социальных факторов. Человек способен познавать мир, но познание диалектично. Движение к абсолютной истине идет через истины относительные.

Энгельс дал обстоятельную критику «теории насилия», сторонником каковой был Е. Дюринг. Энгельс показал, что роль насилия в возникновении государства вторична. Главное в возникновении эксплуатации – это экономические отношения.  Социализм трактовался Ф. Энгельсом как скачок из царства необходимости в царство свободы. В этом тезисе, конечно, есть изрядный налет идеологии – нельзя заставить людей быть равными добровольно.

Энгельс (и в этом, несомненно, его заслуга) пытался соединить диалектику и естествознание. В «Людвиге Фейербахе и конце классической немецкой философии» (1887) – последней своей крупной теоретической работе – Энгельс критикует Гегеля за противоречие между диалектическим методом и метафизической системой. Там сформулирован так называемый основной вопрос всей философии = о взаимосвязи бытия и сознания и о познаваемости мира. Дана критика агностицизма, механистического материализма. Показано, что познание – акт духовно – практический, подчеркнута роль практики.

Ф. Энгельс пережил К. Маркса  (скончавшегося 14 марта 1883) на 12 лет. Он ушел из жизни 5 августа 1895 года. Похороны были скромными. Согласно завещанию мыслителя, тело его было кремировано, а урна с прахом погружена в море. Он растворился в природе, закономерности которой он изучал много лет, и описанию которых он посвятил сотни содержательных, глубоких и бессмертных страниц. Он обрел свой покой в ее глубинах. Он, наконец, навсегда слился с ней.

Итак, что хотелось бы сказать, в заключение, о марксизме?! Конечно, Маркс был великий, но человек, а значит, ничто человеческое ему не чуждо. У него были и слабости, и ошибки, и несбывшиеся пророчества[13]. С позиций сегодняшнего дня, разумеется, трудно принять мессианизм Маркса, полагавшего, что ему одному открылись некие универсальные и абсолютные законы истории, следовать которым неумолимо обречено все человечество  (в этом смысле Поппер писал о «нищете историцизма» Маркса). Кстати, Маркс ведь был гегельянец, хоть и переработавший учение Гегеля в материалистическом духе. И претензии у него почти гегелевские (!!!). Гегель ведь тоже полагал ни много, ни мало, что ему открылась абсолютная истина в последней инстанции, и что сущность мира такова, как ее схватил, постиг и изобразил Гегель. Можно согласиться с Хайеком, что в этих претензиях действительно сквозит «пагубная самонадеянность». Ветер истории безжалостно разметал эти претензии и пророчества.

Не во всем можно принять марксову абсолютизацию роли насилия и революций в истории,[14]поторопился  он и с предсказанием гибели капитализма, который оказался гораздо более творческой, гибкой, лабильной, реформируемой, способной к коренным преобразованиям и модификациям системой. Конечно, предвзятой выглядит и его оценка роли крестьянства, как забитого и реакционного, контрреволюционного класса – Маркс писал даже об «идиотизме деревенской жизни».

Вызывает вопросы и абсолютизация роли пролетариата, как некоего гегемона и наиболее прогрессивного класса в обществе. Но, оценивая наследие Маркса и исторические судьбы марксизма, необходимо помнить, что было и множество поверхностных и неглубоких трактовок, создававшихся недалекими эпигонами, которые сами – то толком не понимали Маркса, не постигли его во всей его глубине. Вспоминается эпизод, когда к Марксу уже в конце его жизни пришли некие люди, позиционировавшие себя как его верные последователи. Маркс побеседовал с ними, а когда они ушли, говорят, сказал: «Ну если эти люди – марксисты, то тогда я не марксист!»

В 20 веке были, например, попытки соединить марксизм и экзистенциализм, дополнить марксизм антропологически- экзистенциальной проблематикой. Эрих Фромм пытался совместить марксизм с неофрейдизмом. Марксизм брали на вооружение и всякие левацкие группировки (маоисты и так далее). Да, это все было, и это надо учитывать. Но при всем при этом, надо быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Маркса, не признать того, что он был и остался величайшим философом и экономистом. И потом, мне вспоминается, как М. Вебер сказал однажды о критиках Маркса: нет ничего проще, чем пинать дохлого льва, который уже никогда не сможет подняться и ответить. И Вебер, думается, тысячу раз здесь был прав! Его ( = Маркса)  безусловная заслуга и новация – соединение материализма и диалектики, в том числе, в области социальной жизни, создание материалистического понимания истории. Да и вообще, фактом остается то, что Марксу, как никому другому, «удалось создать интеллектуальную традицию, причем одну из самых влиятельных до сих пор (вопреки провалу марксистской революционной программы)…влияние его в XX веке распространялось не только на политэкономию и политику, но не в меньшей степени – на онтологию, эпистемологию, эстетику»[15]. Так далее этот же цитированный только что автор далее указывает, что философская мысль 20 века усилила и углубила тезис Маркса о том, что только точка зрения праксиса, принадлежащая субъекту истории (пролетариату) (причем практика здесь понимается как революция мира, а не как некое нравственное самосовершенствование), может претендовать на истинное понимание сегодняшнего общества. Актуальна марксистская интенция, указывающая на абстрактный характер самовосприятия современного общества, его инструментализм и квантификацию. Ценными и сегодня являются марксистские суждения и идеи о поиске субъекта истории, примате практики над теорией, в которой ряд крупных теоретиков видят апологию активной субъективности вообще, полагая, что здесь можно обобщить частный случай марксизма и выйти на формулировку более универсального императива[16].

Можно сказать, что Маркс произвел решительный эпистемологический разрыв со всей прежней философией истории, социальной философией, политической философией. Суть этого разрыва состоит в том, что для анализа общества как целостного социального организма Маркс не удовлетворился категориальным аппаратом прежних философских теорий. Об этом, кстати, убедительно пишет И. А. Гобозов, и я сейчас воспроизвожу здесь его рассуждения. Маркс, как подлинный философ, совершает важнейшую философскую работу – вырабатывает новые категории, понятия и дефиниции философии, обновляет философский тезаурус, философский концептуальный аппарат. Это очень важно! Он вводит такие понятия как способ производства, производительные силы, производственные отношения, средства производства, общественно – экономическая формация, экономический базис, надстройка, общественное бытие и общественное сознание, он берет понятие отчуждения, встречающееся еще у Гегеля, но наделяет его совершенно новым смыслом и содержанием. Все эти понятия и категории несут у него громадную теоретико – смысловую нагрузку. Причем Маркс не просто вырабатывает новые категории, но он, как пишет Гобозов, «создает» новое поле анализа общества как целостного образования. Это новое поле – сама социальная действительность[17].

Он поставил очень серьезную проблему – о возможности социального равенства. Причем, сама постановка вопроса даже более важна, нежели чем ответ! Это признавали, например, такие критики Маркса, как Н. А. Бердяев и П. А. Сорокин.

Марксом была поставлена еще одна проблема величайшей важности: как возможно эффективное социальное действие массового масштаба («Философы до сих пор лишь объясняли мир, но дело то заключается в том, чтобы изменить его»). Это нашло отклик у Хайека, Поппера, Лебона, Ортеги – и – Гассета  («восстание масс») и других. У Маркса каждый может найти то, что он хочет, нечто конгениальное для себя – и простоту, и глубину. Адорно, например, вдохновенно доказывает, что настоящий гегельянский марксизм или марксистское гегельянство, до глубины которого далеко его нынешним дешевым критикам, не недоразумение, которое следует отправить на свалку, а важное доказательство действительности философии.

В. В. Бибихин, на мой взгляд, абсолютно прав, когда пишет, что «у своих подлинных продолжателей, как Хоркхаймер, Маркузе, Адорно, марксизм развивал гегелевскую диалектику, вбирал в себя фрейдовский психоанализ, гуссерлевский онтологизм, структуралистскую четкость, языковую проблематику логического позитивизма. Когда западные интеллектуалы, несмотря на все поступавшие из нашей страны обескураживающие сообщения, продолжали с надеждой смотреть на Восток, они полагались не столько на реальную продукцию официальной философии, сколько на неиспользованные возможности марксизма в случае, если бы он, оставаясь государственной идеологией, сделался бы творческим»[18].

И, прощаясь с Марксом, хочу еще только сказать: окончательную оценку мыслям, идеям и делам этого человека даст все – таки история. Окончательный приговор выносить не нам. Все нынешние оценки относительны и не абсолютны. Мы не знаем, каким будет мир через 50 – 100 лет, и никто не может поручиться, что в будущем новые поколения людей не найдут в марксизме что  – то конгениальное, привлекательное, созвучное и справедливое для себя, и что обновленный, творческий марксизм не станет в новых условиях востребованной парадигмой действия – индивидуального и социального[19]. Не надо торопиться “хоронить” марксизм. Оставим дела и мысли этого человека  на суд истории, суд  будущих поколений. Думается, в этом будет больше скромности и справедливости. Мы – не последние, кто живет и мыслит на этой земле. За нами придут другие поколения. Они, возможно, будут более справедливы и объективны к Марксу.  На нас история не заканчивается, и не нам выносить окончательные приговоры – в том числе Марксу. С нашей стороны – это был бы тот же мессианизм, только наоборот. История продолжается (хоть, например, и был Фрэнсис Фукуяма, который еще в 1990 году провозгласил “конец истории”, но последние без малого 30 лет показывают, что он явно погорячился). Так что, месса еще длится. “Крот история” еще роет («Абсолютному Духу некуда спешить, ибо ведь тысяча лет для него как один день» – Гегель). Так что не будем судить Маркса с университетских трибун и в студенческих аудиториях, оставим же суд над Марксом и окончательный приговор над ним   ей.

И в заключение хочу только коснуться названия этой статьи. В нем автор этих строк позволил себе изменить одно слово из стихотворения Ф. Тютчева. Вот этот отрывок:

О смертной мысли водомет,

О водомет неистощимый!

Какой закон непостижимый

Тебя стремит, тебя мятет?

 

«О смертной мысли водомет…» Так у Тютчева. Однако автор этой статьи уверен, что и сам Маркс, и могучая сила его мысли достойны бессмертия.

 

ЛИТЕРАТУРА

  1. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия / П. В. Алексеев., А. В. Панин. – М.: Изд-во МГУ, 2013. – 588 с.
  2. Андропов Ю. В. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР // Ю. В. Андропов. – Коммунист, № 3, 1983.
  3. Бибихин В. В. История современной философии (единство философской мысли) / В. В. Бибихин. – СПб.: Владимир Даль, 2014. – 398 с.
  4. Гобозов И. А. Куда катится философия. От поиска истины к постмодернистскому трепу (Философский очерк) / И. А. Гобозов. – М.: Савин С. А., 2005. – 202 с.
  5. Дугин А. Г. В поисках темного Логос а (философско-богословские очерки) / А. Г. Дугин. – М.: Академический Проект, 2013. – 515 с.
  6. Зотов А. Ф. Современная западная философия / А. Ф. Зотов. – М.: Высшая школа, 2005. – 781 с.
  7. Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени / А. В. Магун. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 544 с.
  8. Медведев В. А. В команде Горбачева: взгляд изнутри / В. А. Медведев. – М.: Былина, 1994. – 239 с.
  9. Семушкин А. В. Избранные сочинения: В 2 – х томах. Том 2 / А. В. Семушкин. – М.: РУДН, 2009. – 629 с.
  10. Фроянов И. Я. Молитва за Россию. Публицистика разных лет / И. Я. Фроянов. – СПб.: Астерион, 2008. – 840 с.
  11. Хардт М., Негри А. Империя / М. Хардт., А. Негри. – М.: Праксис, 2004. – 440с.

 

 

[1] Фроянов И. Я. Молитва за Россию. Публицистика разных лет. – СПб.: Астерион, 2008. – С. 183.

[2] Там же. С. 184.

[3] Там же. С. 597.

[4] Причем, заметим, часто этим занимаются как раз те, кто еще не так давно, «во время оно» кормились вокруг Маркса, писали посвященные ему труды, монографии и диссертации, где с невероятнейшим усердием доказывали как раз незыблемую правоту, гениальность этого учения. Эти преподаватели кафедр научного коммунизма, истории КПСС, истмата и диамата  и иже с ними из кожи лезли вон, дабы показать, что марксизм – единственно верное и прогрессивное учение нашей эпохи. Причем делали они это неумно, неталантливо, плоско, бездарно. Но когда подули другие идеологические ветры, то они также плоско, неталантливо, неумно и бездарно бросились опровергать марксизм и уличать его во всех реальных и чаще мнимых смертных грехах. По этому поводу хочу еще сослаться на одно весьма характерное и прелюбопытнейшее свидетельство. Известно, что сейчас многие из так называемых высокопоставленных «бывших» пишут мемуары.  Высказались в этом жанре и Рыжков, и Лигачев, и Кунаев, и Гришин, и Воротников, и прочие. Качество и уровень, степень объективности  этих писаний весьма и весьма разные. Очень часто сии опусы сводятся к самооправданию, к обвинению коллег, к сетованиям на то, что именно их недооценили, не слушали, не поняли: вот если бы Горбачев прислушался ко мне, то все могло бы быть иначе! И вот не так давно автору этих строк попались на глаза записки весьма влиятельного в горбачевскую эпоху члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС В. А. Медведева «В команде Горбачева. Взгляд изнутри». Прямо скажем, текст небезынтересный и весьма поучительный. Автор его без ложного пафоса, без самовыпячивания, без ненужной суетливости и ненужных обвинений, сохраняя известную меру объективности и беспристрастности, насколько это вообще возможно в сочинениях подобного рода, пытается анализировать сложные процессы, происходившие в тот момент в советском обществе, давая им какие-то и личные оценки и комментарии, чего требует природа жанра. Разумеется, относится к этим оценкам можно по-разному, но внимание пишущего эти строки привлекли  как раз рассуждения Медведева о марксизме ( а ведь это был, прямо скажем, никакой не сталинист, не ортодокс, не догматик, не консерватор, наоборот, представитель реформаторского крыла КПСС). Так вот В. Медведев, помнится, с нескрываемым сожалением констатировал (воспроизвожу по памяти), что ,начиная с 90-х, нахлынула разнузданность и бесовщина в отношении и Ленина и в целом марксизма. Поразительно, что этой волне поддались и те, кто считал себя последовательным марксистом и занимал видное место в прежней официальной идеологии. С их стороны, сетует бывший секретарь ЦК, анафема Марксу и Ленину звучит всего громче, а критика их – еще хлеще и уничижительней, но далеко не всегда профессиональней. Хотят, видимо, решительно отмежеваться от прежних «греховных» увлечений. Не стоит морализировать по этому поводу, хотя такие кульбиты никакого уважения не вызывают: это уже не изменение взглядов под влиянием фактов, а измена позиции, типичное флюгерство, перемена веры, маскируемая деидеологизацией. Медведев далее указывает, что он – за самую серьезную критику и марксизма, и ленинского наследия, и не только его конкретных выводов, но и фундаментальных посылок, но решительно против того, дабы эта критика превращалась в самоцель, против метода этой критики, вошедшего в моду, – сначала оглупить идеи Маркса, опошлить их, вульгаризировать, а затем начать сокрушать. Особенно смело и энергично за это дело берутся дилетанты, никогда всерьез не изучавшие ни философские, ни политико-экономические проблемы марксизма. Смешны и жалки попытки вычеркнуть марксизм из истории развития социально-философской мысли. Тут, сожалеет Медведев, некоторые наши авторы, среди коих, например, и небезызвестный А. Н. Яковлев, задрав штаны, бегут «впереди планеты всей», впереди даже профессиональных критиков марксизма на Западе.  К этим словам отставного члена Политбюро, собственно, нечего и добавить.

[5] Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – С. 516.

[6] Зотов А. Ф. Современная западная философия. – М.: Высшая школа, 2005. – С. 41 – 42.

[7] Эту часть философского наследия Маркса принято обвинять в утопичности. В этом есть некое правдивое зерно. Но еще раз – к вопросу об утопии: автору этих строк вспоминается К. Манхейм, заметивший однажды, что мир, где нет утопии, уже не может быть миром становления. Это – склероз, погружение в себя!  Так может «утопичный» марксизм и сегодня помогает нам избежать такого склероза?! Да и М. Вебер не преминул заметить, что люди никогда не добились бы достижимого, если бы не тянулись к невозможному!

[8] А. Магун, например, подчеркивает, что Маркс «в целом верно описал современную ему капиталистическую систему и ее тенденции (укрупнение производства и монополизация). Более того, он был прав и в том, что касается масштабных кризисов, один из которых (в 1929 году) чуть не уничтожил либерал-капитализм вообще. Он, конечно, переоценил необходимость пауперизации рабочих для капитала и недооценил пластичность капитализма, а главное, его способность ослабить классовые противоречия путем эксплуатации колоний и бывших колоний. Однако сегодня еще рано судить о том, является ли «капитализм» отныне неизбежным состоянием человечества (действительно, Маркс описал его настолько тотально, что так думать соблазнительно), или его кризисы и антагонизмы будут дальше нарастать и приведут к его, хотя бы частичному, демонтажу». И далее этот же исследователь указывает, что «несмотря на поражение и дискредитацию коммунистической революции, капитализм, описанный Марксом, в целом продолжает жить, и Марксов анализ, вскрывающий антагонизм и эксплуатацию за идеологией «равного обмена», остается применим к нему. Поэтому не прекращаются попытки обновить программу революции – в последний раз это было сделано (с большой степенью верности Марксу) А. Негри и М. Хардтом в их «Империи». Негри и Хардт указывают на новый способ, которым ультраимпериалистический капитал производит собственных могильщиков – рассеянные «множества».   Об этом – Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – С. 517-518, 521. Обо всем этом можно напомнить аудитории в качестве информации к размышлению.

 

[9] Бибихин В. В. История современной философии ( единство философской мысли). – СПб.: Наука, Владимир Даль, 2014. – С. 93.

[10] Обо всем этом – Семушкин А. В. Избранные сочинения. Т. 2. – М.: РУДН, 2009. – 408 – 409.

[11] Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – С. 519.

[12] Вот весьма показательный факт (кажется, выше где-то уже приводился, но подчеркнем еще и еще раз, думается, будет нелишне): в самый разгар мирового кризиса 2008-2009 годов «Капитал» Маркса вновь сделался одной из самых читаемых и востребованных книг на Западе. В эти годы в Германии, Франции и иных странах стояли очереди в книжных магазинах именно за этой Книгой. Значит, эти все люди хотели в этом марксовом тексте что-то для себя почерпнуть, открыть, найти какие-то ответы на вопросы, поставленные нашей Современностью. Кстати, заодно здесь на всякий случай напомним, что именно Маркс возглавляет список самых изученных личностей в мировой истории – согласно данным каталога Библиотеки Конгресса США ему посвящено 3180 (!) монографий. На втором месте – Иммануил Кант (2005 монографий), на третьем – В. И. Ленин – 1970. Это, так сказать, информация к размышлению.

[13] Например, известные отечественные исследователи П. В. Алексевв и А. В. Панин, полностью признавая тот неоспоримый факт, что марксизм явился одним из крупнейших, эпохальных направлений философской мысли 19 – 20 столетий, при этом подчеркивают, что «марксизм имел существенные недостатки в своей философии: недооценка проблемы человека как индивида, переоценка классового фактора при анализе его сущности и экономики при рассмотрении общества, искаженное представление о законе отрицания отрицания (акцент на негации в процессе его применения, а не на синтезе всех сторон предыдущего развития), абсолютизация борьбы противоположностей в развитии (вместо теоретического «равноправия» «борьбы» и «единства» противоположностей),  абсолютизация скачков – взрывов (революций в обществе), недооценка постепенных скачков (в обществе – реформ)…. На практике марксизм характеризовался отступлением от гуманизма и от провозглашенного им принципа единства партийности с объективностью».  Алекссев П. В., Панин А. В. – Философия. М.: Изд – во МГУ, 2013. – С. 132. С этой фиксацией слабых, противоречивых, в чем – то ошибочных и несостоятельных сторон марксизма вполне можно согласиться. Как и любая философская система, марксизм, несомненно, содержал в себе противоречивые, ошибочные, не нашедшие подтверждения в реальной жизни, не выдержавшие проверки временем (а оно, как известно, – самый строгий, объективный и беспристрастный судья) идеи и выводы. Но все это не перечеркивает и не может перечеркнуть великой исторической значимости марксизма, глубины и мощности его интеллектуального, идейного и социального заряда, его мировоззренческого потенциала. Нравится это кому – то или нет, но в 20 веке марксистские идеи в самых разных интерпретациях стали парадигмой и идеологической базой для социального действия многих миллионов людей в самых разных уголках земного шара (идея, овладевшая массами, становится мощной социальной, материальной силой!). Сбылось предвидение Маркса: философские идеи и концепции изменили мир, и последствия этого тектонического изменения (самые разнообразные) мы продолжаем ощущать и сегодня. Думается, что и в будущем к марксистским идеям и дискурсам будут обращаться пытливые и ищущие философские (да и просто человеческие) умы, разумеется, творчески и критически переосмысливая их. Вот почему автору этих строк трудно принять суждения, например, того же уважаемого им В. В. Бибихина, что будто бы Маркс стал забываться, превращаться в некую второстепенную, периферийную философскую фигуру, что он сегодня неактуален. Думается, что все – таки это не так. Маркс не та величина, которую можно так просто взять и вычеркнуть из истории мысли, забыть. Пока существует несправедливость, угнетения, депривация, неравенство (А укажите мне эпохи и общества, когда бы их не было?! Весь вопрос в пропорциях, в степени их проявленности, в степени их крайности, радикализма, в существующих или, напротив, отсутствующих  механизмах их смягчения – от чего и зависит историческое бытие общества.), то будет актуальна и востребована марксистская философия, размышления, идеи и оценки Маркса, где анализируются все эти проблемы и пути их устранения. Автор этих строк в этом абсолютно убежден.

[14] По этому поводу А. Г. Дугин отмечает, что исторически эти предсказанные Марксом «пролетарские революции» оказались очень проблематичными. Да, они кое – где произошли в действительности, но (!) 1) не там, где ожидалось; 2) оказались обратимыми (реверсивными), а, значит, 3) видимо, были не тем, за что себя выдавали и как осознавались внешними наблюдателями.     Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический Проект, 2013. – С. 307.

[15] Магун А. В. Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – С. 519.

[16] Там же. С. 520.

[17] Гобозов И. А. Куда катится философия. От поиска истины  к постмодернистскому трепу (Философский очерк). – М.: Издатель Савин С. А., 2005. – 46 – 47.

[18] Бибихин В.В. История современной философии ( единство философской мысли). – СПб.: Наука, Владимир Даль, 2014. – С. 57.

 

[19] Вот, например, А. И. Солженицын некогда провозгласил: «Часы коммунизма свое отбили!» Да, если иметь в виду предпринятую в России попытку реализации на практике принципиально нового устройства общества, попытку неизбежно ограниченную, противоречивую и несовершенную, то отчасти с писателем можно и согласиться. Часы коммунизма отбили свое в его советском варианте, хотя этот советский опыт был очень важен для всей мировой истории и долго еще будет предметом самого тщательнейшего исследования и изучения. Но если брать коммунизм как идею социального устройства, основанного на справедливости, на гармонизации отношений между классами, на искоренении уродливых антагонизмов между ними, на недопущении неравенства, на уважительном отношении к людям труда, на преодолении всех форм социального и человеческого отчуждения, то его часы еще идут, стрелка этих часов будет отсчитывать года и столетия пока есть обездоленные, угнетенные, униженные и оскорбленные, пока есть нищета и социальная несправедливость. Конечно, коммунистическая теория в том виде, как она была разработана Марксом, Энгельсом, Лениным, неизбежно несла на себе печать своей эпохи, всех ее противоречий и ограниченностей, но в то же время и была выдающейся в своем роде попыткой анализа процессов этой эпохи. Разумеется, река времени неумолимо несет вперед свои воды. Меняется мир, причем меняется с головокружительной быстротой. Нужны новые идеи и подходы для его анализа. Меняется и коммунистическая теория. Но любой мыслитель, который будет работать в рамках марксистской парадигмы, оставаясь на почве объективности, не может не признать заслуг Маркса, Энгельса, Ленина именно как первопроходцев на этом принципиально новом философском пути, и к наследию этих мыслителей, к его творческому переосмыслению он будет неизбежно обречен обращаться.


Вернуться назад