ИНТЕЛРОС > №3, 2014 > Социальный капитал и доверие как факторы общественной и политической консолидации

Владимир Лукин, Тамара Мусиенко
Социальный капитал и доверие как факторы общественной и политической консолидации


17 декабря 2014

Лукин Владимир Николаевич

Санкт-Петербургский имени В.Б.Бобкова филиал

Российской таможенной академии

доктор политических наук, доцент

ведущий научный сотрудник научно-исследовательского отдела

 

Lukin Vladimir Nikolaevich

  1. –Petersburg branch of the Russian Customs Academy named after V.B.Bobkov,

Doctor of Political Sciences

Scientific and Research Department, Leading Scientific Employee,

E-Mail: lvn55555@mail.ru

 

Мусиенко Тамара Викторовна

Санкт-Петербургский университет ГПС МЧС России

профессор кафедры философии и социальных наук

доктор политических наук

 

Musienko Tamara Virtorovna

Russia, St.-Petersburg

University of St. Petersburg Russian Ministry for Emergency Situations

Doctor of Political Sciences

Professor of the Department of Philosophy and Social Sciences

E-Mail: tvm77777@mail.ru

 

УДК 347.92

 

 

Социальный капитал и доверие как факторы общественной и политической консолидации

 

Аннотация:В статье показано, что в мировой практике политического анализа социального капитала и доверия сохраняет свое влияние культурологическая теоретическая традиция интерпретации. Доверие рассматривается в качестве основного источника формирования культуры доверия в гражданском обществе, одной из предпосылок общественной и политической консолидации. Доверие как культурная ценность определяет общие ориентации, формируемые нормами культуры и воспринимаемые индивидом в период ранней социализации. Политическое доверие в этой традиции рассматривается как составляющая социального капитала.

 

Ключевые слова:социальный капитал, нормы, ценности, политическая культура, доверие, институциональное доверие, межличностное доверие, недоверие, аттитьюды, диспозиции, политические ориентации

 

Social capital and trust as factors of social and political consolidation

 

Summary: The article shows that in the world practice of political analysis of social capital and trust cultural theoretical tradition of interpretation keeps its influence. Trust is considered to be the main source of forming a culture of trust in civil society and one of the prerequisites of public and political consolidation. Trust as a cultural value determines the General orientation generated by the standards of culture and is perceived, by the individual in the period of early socialization. Political trust in this tradition is considered as a component of social capital.

 

Keywords: social capital, norms, values, political culture, trust, institutional trust, interpersonal trust, distrust, attitudes, disposition, political orientation

 

Социальный капитал и доверие как факторы общественной и политической консолидации

 

Современная политическая наука определяет в качестве важнейших темы социального капитала (SocialCapital),доверия (Trust) в целом, и политического доверия (Political Trust) в частности, которые рассматриваются как ресурсы развития и предпосылки достижения общественного согласия и политической консолидации. Политическое доверие, то есть доверие по отношению к институтам государственной власти как основы ее легитимности, соотношение институционального доверия и существующего в обществе межличностного доверия относятся к ключевым факторам развития политического процесса не только на национальном, но и международном уровне. События, связанные с системным кризисом на Украине и соответствующими деструктивными процессами в сфере международных отношений, их существенной трансформацией, подтверждают значимость осмысления основных подходов к пониманию этой проблематики.

Концепции доверия и социального капитала введены в научный оборот и получили дальнейшее обоснование в трудах социолога и философа П.Бурдье (P. Bourdieu), социологов Джеймса Коулмана (J.S. Coleman), Петра Штомпка (P. Sztompka), Фрэнсиса Фукуяма (F. Fukuyama), представителя политической науки Роберта Патнама (R. Putnam) и других.

П. Бурдье рассматривает социальный капитал в значительной степени как ресурс (Resourse), лежащий в основе взаимодействия людей в рамках сетевых взаимосвязей, и обеспечивающий его трансформацию в другие формы, а именно, преобразование в экономический, культурный и иные виды капитала. По сути, в соответствии с этим подходом, социальный капитал – это способность к распоряжению ресурсами, связанными с принадлежностью к группе, и реализуемая через социальные сети и другие структуры [1, С. 393; 2, P. 231].

Концепция социального капитала Дж. Коулмена содержит смысловые значения плотности социальных связей (Density of Social Ties) и их способности принуждать к соблюдению норм. Термин сближение, смыкание. по сути консолидация сообщества (Closure), введенный Дж. Коулменом, указывает на определенный уровень понимания и характер социальных связей членов сообщества, когда присутствует взаимная поддержка и действует механизм санкций в отношении социальных девиаций. А. Портес (Alejandro Portes) и Э. Викстром (Erik Vickstrom) обращают особое внимание на вывод Дж. Коулмена о том, что ослабление или исчезновение социальных связей, характерные для современного общества, влекут с неизбежностью возрастающие атомизацию и аномию [3].

Френсис Фукуяма рассматривает социальный капитал как основу человеческого капитала, который позволяет обеспечивать развитие общества. В структуру социального капитала включаются социальные нормы и ценности (NormsandValues), формирующие способность к сотрудничеству и определяющие взаимодействие людей в рамках соответствующих социальных практик [4; 5, С. 79].

Рассматривая современное общество как общество риска, Петр Штомпка относит доверие к составляющей социального капитала, к эффективным способам нейтрализации рисков и противодействия неопределенности современного развития. Социолог, определяя онтологический статус доверия, в качестве ключевых его измерений выделяет социальное, личностное и культурное измерения доверия.

Первое выступает как характеристика отношений (односторонних или взаимных) – это мезоуровень. Второе предполагает учет социально-психологической перспективы анализа, то есть микроуровень. Третье измерение, макроуровень, содержит культурный аспект, учитывающий культурный контекст, нормы, сдерживающие или поощряющие проявления доверия.

В частности, первое измерение, выступающее как качественная характеристика социальных отношений, позволяет оценить возможный потенциал сотрудничества. Более сложные системы доверия появляются в ситуации сотрудничества (кооперации), когда в ходе совместных, коллективных действий люди стремятся к общей цели, которая не может быть достигнута индивидуально. Доверие в этом смысле служит и предварительным условием и результатом успешного сотрудничества [6].

Для появления культуры доверия, в понимании П. Штомпка, должны быть сформированы как структурные возможности, поощряющие доверие, так и агентурные ресурсы – готовность и желание воспользоваться этими возможностями.

Раскрывая структурные возможности, теоретик формулирует пять макросоциетальных обстоятельств, благоприятствующих появлению «культуры доверия» и пять противоположных им обстоятельств, которые производят «культуру недоверия»:

– нормативная согласованность/нормативный хаос (аномия);

– стабильность социального порядка/радикальные изменения;

– прозрачность социальной организации/секретность;

– ощущение понятности окружающего мира/ощущение неизведанности;

– подотчетность других людей и институтов/произвол и безответственность.

Объясняя агентурные ресурсы доверия, исследователь дает определенные характеристики действующих агентов.

К числу таковых он относит, во-первых:

– наличие определенного «личностного синдрома», коррелирующего с доверчивостью «импульса доверия», личностных черт, косвенно связанных с готовностью к доверию/недоверию;

– активизм/пассивность; оптимизм/пессимизм;

– ориентированность в будущее/традиционалистская ориентация или ориентация «сегодняшнего дня»;

– большие/малые амбиции;

– достиженческая/адаптационная ориентация;

– инновационность/конформизм.

П. Штомпка делает заключение о том, что распространение в обществе индивидов с тем или иным синдромом на макросоциетальном уровне принимает форму социальных настроений.

Во-вторых, согласно выводам П. Штомпка, для появления культуры доверия необходим типовой уровень персонального и коллективного капитала, соответствующих ресурсов [ 7, С. 13–14, 18–19].

Роберт Патнам трактует социальный капитал как определенную совокупность характеристик, представленных потенциалом участия (Participatory Potential), ориентациями в сфере гражданской активности (Civic Orientation), межличностным доверием (Trustin Others). Совокупность всех этих основных качеств составляет социальный капитал как основу общественного благополучия.

Тем самым Р. Патнам конкретизировал структуру социального капитала, акцентировав такие его составляющие, как социальные сети, социальные связи и доверие.

Р. Патнамом разработан многоуровневый индекс социального капитала, включающий комплекс индикаторов, к ключевым из которых отнесены: среднее число гражданских ассоциаций на тысячу жителей (Civic Associations), процентное отношение участвующих в местных общественных и иных организациях (Participation in a Local Organization) и процентное отношение тех респондентов, кто придерживается позиции «большинству людей можно доверять» (Trust) [8, 9, 10, 11].

В рамках разработанного индекса особое место принадлежит микроуровнему измерению социального капитала, в частности таким индикаторам, как интенсивность и сила контактов, членство в общественных объединениях, электоральная активность, удовлетворенность взаимоотношениями, соблюдение норм взаимности, чувство безопасности, доверие к соседям и социальным институтам.

В целом, комплексный индекс социального капитала Р. Патнама позволяет проводить компаративные исследования, предполагающие выявление тенденций развития социального капитала, характеризующих различные регионы, страны и иные территории, определенные в качестве единицы компаративного анализа. Именно это обстоятельство способствовало широкому распространению и дальнейшему утверждению концепции социального капитала в политических сравнительных исследованиях политической культуры, и прежде всего доверия как важного элемента социального капитала и системы ценностей различных стран мира.

Майкл Уолкок (M. Woolcock) отмечает, что если в начале 80-х годов ХХ века в мировой научной литературе внедрение в научный оборот концепции социального капитала ограничивалось пределами ста обращений в год, то на рубеже 80-х – 90-х годов ХХ века и вплоть до середины 2000-х наблюдается существенный рост исследований социального капитала. Результатом этого стало широкое распространение концепции в научных исследованиях, число которых возрастает к концу 2000-х до 16 000 [12].

Концепции социального капитала и доверия как одного из его ключевых компонентов нашли применение в социологии, экономике, политической науке. Определились приоритеты предметного поля исследования. В политической науке приоритетной стала проблематика, связанная с изучением социополитических и политикопсихологических аспектов коллективного действия (Collective Action) [13, 14, 15, 16, 17], политикоэкономических аспектов экономического развития (Economic Development) [18, 19, 20], политических аспектов управления процессами демократизации и развития демократии (Democratic Governance) [21, 22, 23, 24, 25, 26].

В практике политического анализа зарубежных исследователей концептуальные интерпретации доверия как компонента социального капитала и важнейшего феномена общественной и политической реальности, а также процессов, связанных с утверждением доверия в качестве основополагающей ценности современной гражданской культуры, сосредоточены на проблеме происхождения и детерминантах доверия (OriginsofPoliticalTrust).

Концептуальные интерпретации доверия в рамках теорий политической культуры классифицируются в зависимости:

во-первых, от источника происхождения доверия – на экзогенные, т.е. внешние факторы (ExogenousDeterminants) и эндогенные, т.е. внутренние факторы (EndogenousDeterminants);

во-вторых, от анализа уровня факторов доверия – микроуровень (Microlevel) или макроуровень (Macrolevel).

В соответствующих классификациях выделяются две ведущие теоретические традиции объяснения происхождения доверия: культурологическая и институциональная.

В качестве таких посылок определен, во-первых, характер синтеза теоретических положений и концептуальных посылок культурологической и институциональной традиций; во-вторых, специфика соединения в интерпретациях природы доверия макро- и микроуровней анализа.

Культурологическая теоретическая традиция интерпретации доверия основана теорией политической культуры (PoliticalCultureTheories) Габриэля Алмонда и Сидни Верба, Роберта Путнама и других теоретиков [27, 28].

Классические теории политической культуры исходят из гипотезы об экзогенной – по отношению к политической сфере, природе политического доверия.

В качестве источника формирования доверия к политическим институтам рассматриваются общие ориентации (Beliefs), уходящие глубоко своими корнями в ценности и нормы культуры, воспринимаемые индивидом в период ранней социализации.

С культурологической точки зрения, политическое доверие есть продолжение, своего рода проекция межличностного доверия, воспринятого в ранний период жизни и оказывающего влияние в последующем на индивидуальные оценки сути политики правительства.

Культурологические теории доверия различаются в зависимости от уровня проводимого анализа.

Макрокультурологические теории подчеркивают, прежде всего, сходство общих тенденций и характеристик национальных традиций, норм и ценностей. Например, невысокий уровень доверия к институтам демократии в гражданских обществах стран демократического транзита макрокультурологические теории связывают с устойчивой диспозицией недоверия, отличающей авторитарные политические культуры.

Микрокультурологические теории доверия представляют иную интерпретацию и фокусируют внимание на различиях индивидуального опыта социализации (Socialization) как основных источниках разнообразия характеристик политического доверия в гражданских обществах различных стран, а источник недоверия видят в механизмах социализации, осуществляющей межпоколенческую трансмиссию авторитарных ценностей так, что действие ее механизмов пролонгировано рамками определенного временного периода.

И тот, и другой вариант культурологической интерпретации политического доверия исключает возможность генезиса доверия в переходных обществах в сколько-нибудь реально краткие сроки [29, 30, 31].

Тезис о культурных факторах детерминации политического доверия в транзитном обществе, будь то глубинные социально-культурные нормы или паттерны социализации, означает, что процесс формирования уровня культуры доверия к демократическим институтам, необходимого для их эффективного функционирования, а также развития на этой основе стабильной и консолидированной демократии, требует значительного времени, охватывающего либо несколько десятилетий, либо период смены поколений.

Этот тезис отражает сходство всех вариантов культурологических теорий в трактовке природы детерминирующих факторов доверия.

Культурологические концептуальные интерпретации доверия исходят из положения об экзогенности происхождения политического доверия. Данный постулат является исходным основанием для разработки еще одного важного положения – о связи межличностного доверия и политического доверия.

Межличностное доверие рассматривается согласно культурологической традиции в качестве основы формирования политического доверия. Доверие, формируется по мере межличностного взаимодействия и сотрудничества в рамках формальных и неформальных институтов гражданского общества, прежде всего, в местных неправительственных ассоциациях. Оно становится основой для создания не только общенациональной сети институтов гражданского общества, но и содействует усилению доверия к действующим политическим институтам, что способствует формированию гражданской культуры и повышению уровня общественной и политической консолидации.

Институционализация взаимодействий на основе доверия, осуществляемая в рамках формирующейся гражданской культуры, создает условия для развертывания соответствующего процесса межпоколенческой трансмиссии позитивных (или негативных) диспозиций через механизмы диффузной социализации.

Концепция социализации, будучи во многом прерогативой микроуровневых культурологических теорий доверия, применяется для обоснования тезиса о сложности и многовариантности эффектов воздействия культуры на процесс формирования в личности доверия, что осуществляется через социализацию. Эффекты расхождений в степени доверия на индивидуальном уровне связываются с особенностями социализации личности, обусловленными различиями пола, возраста, образования, дохода семьи и другое, а также индивидуальным жизненным опытом каждого человека [32, 33].

В рамках междисциплинарных кросскультурных научно-исследовательских проектов обобщены базовые методологические подходы к исследованию проблематики трансмиссии ценностей, ее механизмов и контекстов, роли семьи в межпоколенческой трансмиссии морального капитала, психологических и социальных аспектов передачи последующим поколениям культурных кодов, ценностей и норм. Исследование процессов культурной трансмиссии предполагает прежде всего анализ и выявление либо преемственности и неразрывности поколений, либо изменения ценностей культур, особенно с учетом эффектов миграции, а также кризиса/коллапса политических систем, с которыми сталкиваются те или иные страны в условиях глобализации [34].

В отечественной исследовательской практике проблемы межличностного и институционального доверия разрабатываются с учетом западных социологических теорий доверия и сложившихся подходов к его анализу, заложенных теориями Н. Лумана, А. Селигмена, Дж. Коулмена, Ф. Фукуяма, П. Штомпка и других. Применение соответствующих подходов для интерпретации политического доверия как элемента гражданской культуры и основы развития гражданского общества в контексте рисков глобального развития и специфики политической культуры российского общества отражает определенную общность теоретико-методологических оснований современных исследований доверия, отличающихся интеграцией научных идей и интерпретаций смысловых значений концепции.

Российские исследователи изучают теоретические аспекты доверия с позиций социологического, политико-социологического, психологического, политико-психологического, исторического и иных подходов. Отечественная традиция исследования доверия во многом основана на предпочтении выбора в качестве предмета исследования не столько аспектов происхождения, источников доверия, сколько внутренних и внешних факторов формирования доверия. Кроме того российские ученые склонны к разработке данных вопросов на основе концептуального синтеза культурологических и институциональных теорий политического доверия.

В частности, внимание акцентируется на проблеме взаимосвязи доверия/недоверия и согласия/несогласия как мировоззренческих позиций, определяющих процесс формирования общественного мнения в обществе, рассматриваемого в качестве одного из значимых условий развития России. В соответствии с этим Москвин Л.Б., подчеркивая многогранность смыслового содержания понятий доверие и недоверие, отмечает не только мировоззренческую составляющую смыслового значения этих понятий, но и рассматривает их как определенные социально-психологические и политические установки [35, С.2].

Соответственно, в рамках такого подхода к концептуализации доверия устанавливаются конкретные границы интерпретации, когда приоритет отдается осмыслению роли не столько глубинного слоя культуры и ее основы – системы ценностей, сколько диспозиционной структуры социально-политического действия. Доверие/недоверие трактуются прежде всего как определенные диспозиции, аттитьюды, установки. Соответствующий диспозиционный вектор политического анализа не предполагает акцент на исследование доверия в качестве одной из ценностных составляющих политической культуры, которой определяются ценностные ориентации и формируемые на их основе установки социального и политического действия.

Так личностное доверие определяется как базирующееся на жизненном опыте человека и возникающее в результате его взаимодействия с государством и другими людьми. Данное определение базируется на экспериенциальном подходе к пониманию доверия.

В определении политического доверия как включающего спектр мотиваций политической поддержки, основанных не на опыте, как в случае личностного доверия, а на вере, именно через установление связи структурных компонентов доверия с политическими ориентациями (верования) подчеркивается их зависимость прежде всего от мировоззренческих позиций и социально-психологических установок человека [35, С. 3].

B.Б. Ардашкин, также рассматривая доверие как важнейший фактор развития общества в современном мире, обращается к концепции культуры доверия. Процесс становления культуры доверия связывается в соответствии с этим с различными способами его функционирования, включая науку и религию как важнейшие мировоззренческие системы, обеспечивающие   формирования культуры доверия [36, С. 56].

Исследователь подчеркивает, что наукой как носителем рациональности обеспечивается формирование когнитивной стороны доверия, которое носит условный характер [36, С. 58].

Обосновывается положение, согласно которому в рамках религиозного мировоззрения доверие носит безусловный характер и представляет собой определенный идеал социальных отношений и формируется в религиозных практиках по формированию соответствующих ориентаций и верований. Возникновение рисков насилия и конфликтов связывается автором с недоверием прежде всего на уровне межличностных отношений, а их минимизация и формирование оптимальных отношений в обществе в этом контексте – с построением культуры доверия как целостного основания взаимодействия в обществе, включающего как условные, так и безусловные факторы его достижения, что предполагает необходимость поддержки и науки, и религии, а также других соответствующих мировоззренческих систем (мистика, искусство, философия и других) как практик, формирующих доверие [36, С. 59, 60].

К.Ф. Завершинский обращается к концептуализации политического доверия и его структуры в соотнесении с функционированием политических сетей и сетей политической культуры, прорабатывая новый теоретический и методологический подход, предполагающий изучение функционирования политических сетей и их взаимодействия с государственной властью. Согласно данному подходу большую роль во взаимодействии формальных и неформальных институтов играет политическое доверие как символическая структура взаимодействия в современном обществе.

Опираясь на идеи конструктивистского подхода к интерпретации роли политической культуры, автор обращает внимание на определенный редукционизм традиционного институционального подхода к пониманию доверия, преодоление которого связывается, с одной стороны, с достижениями неоинституционального подхода и теорий сетевого подхода к пониманию доверия. Автор обращает внимание на поставленный неоинституционализмом вопрос о соотношении формальных и неформальных институтов и ключевой роли проблемы доверия в решении этой проблемы.

Согласно неоинституциональному анализу процесса глобализации, становление современного сетевого общества резко ограничивает возможность обращения к общим культурным и социальным образцам, что существенно повышает роль межличностного доверия. Соответственно, доверие в условиях глобализации поддерживается не только и не столько институтами, сколько устойчивыми сетевыми взаимодействиями [37, С. 65–66].

В то же время, сопоставляя теоретические ограничения и перспективные векторы исследования коммуникативной специфики политических сетей, к одним из недостатков подхода автор относит концептуализацию сетевого взаимодействия и сетевого доверия прежде всего через термины личного контакта и личного доверия, что ставит соответствующие методологические ограничения, определяемые рамками социально-психологического подхода к исследованию доверия.

Поэтому, с другой стороны, в качестве альтернативы предлагается поиск интегрированных методологических моделей комплексного анализа доверия на основе концептуальных положений конструктивистского подхода, близких традиционному культурологическому подходу, но существенно расширяющего возможности научной интерпретации культурных, прежде всего символических структур смысла сетевых коммуникаций [37, С. 67–68].

В отечественной литературе формируется кластер работ, ориентированных на сравнительный анализ теоретико-методологических подходов зарубежных и отечественных авторов к исследованию проблем социального капитала и доверия. Обобщая сложившиеся концептуальные подходы и интерпретации смысловых значения этих понятий в их соотнесении с классическими теоретическими трактовками, Л.И. Найденова и Л.Н.Федотов определяют социальный капитал как накапливаемый ценностный и институциональный ресурс, который включен в процессы воспроизводства и возрастания ценностей, общественных связей, доверия, развития личности и культуры путем взаимной конвертации (преобразования) своих разнообразных форм, включая и экономические, которым отводится определенное место, подчиненное другим формам капитала. Подчеркивая отличие культурного капитала от культуры как таковой, авторы дают определение социальному капиталу, указывая, что одно из его смысловых значений подразумевает не все общество, а его активную часть, установившую взаимосвязи, основанные на доверии, а также сети взаимодействия, работающие на общество в целом, т.е. все то, что можно конвертировать в экономический и человеческий капитал [38, С. 24].

Таким образом, в мировой практике политического анализа социального капитала и доверия сохраняет свое влияние культурологическая теоретическая традиция интерпретации. Доверие рассматривается в качестве основного источника формирования культуры доверия в гражданском обществе, является одной из предпосылок общественной и политической консолидации. Доверие как культурная ценность определяет общие ориентации, формируемые нормами культуры, и воспринимаемые, интериоризируемые индивидом в период ранней социализации. Политическое доверие в этой традиции рассматривается как составляющая социального капитала.

Источники недоверия видятся в авторитарности политических культур, в механизмах социализации, осуществляющих межпоколенческую трансмиссию авторитарных ценностей. Это стало основанием для вывода о длительности формирования уровня культуры доверия в транзитных гражданских обществах

Теоретическое осмысление природы факторов доверия (прежде всего в теории политической культуры, синдроме гражданской культуры) помогло обосновать положение об экзогенности происхождения политического доверия; рассматривать межличностное доверие в качестве основы формирования политического доверия; доказать тезис о необходимости возникновения в гражданском обществе определенных паттернов и аттитюдов, поддерживающих демократию; о сложности и многовариантности эффектов воздействия культуры на процесс формирования в личности доверия.

Концепция социального капитала ориентирована на изучение культурных факторов гражданского участия, а также проблемы доверия и механизмов функционирования сетей гражданского общества.

Действенными стратегиями управления рисками неэффективного использования социального капитала и устранения деструктивного для демократии вектора общественно-политического развития по пути возврата к тоталитаризму или авторитаризму, эскалации национализма и экстремизма, нетолерантности и конфликтности как угроз демократической безопасности могут стать, прежде всего, те из них, которые направлены на укрепление социального капитала (гражданские сети, нормы доверия в отношениях коллективного взаимодействия и тому подобное) как фактора политической и общественной консолидации.

ЛИТЕРАТУРА

  1. История теоретической социологии. В 4-х т. Т. 4. / Отв. ред. и сост. Ю.Н. Давыдов. СПб. РХГИ. 2000. 736 с.
  2. The Blackwell Companion to Political Sociology / Ed. by K. Nash, A. Scott. Oxford. Blackwell Publishing. 2006. 496 p.
  3. Portes A., Vickstrom E. Diversity, Social Capital, and Cohesion // Annual Review of Sociology. 2011. Vol. 37. P. 461–479.
  4. Fukuyama F. Trust: the Social Virtues and the Creation of Prosperity. New York: Free Press. 1995. 480 p.
  5. Запруднова Л.А. Роль социального капитала в развитии интеграционных процессов российского общества // Вестник Московской государственной академии делового администрирования. Серия: Экономика. 2012. № 4 (16). С. 77 –84.
  6. Лукин В.Н., Мусиенко Т.В.Модель культуры доверия П. Штомпка: профили рисков // Credo new: Теоретический журнал: Официальный сайт. Режим доступа: URL: http://credonew.ru/content/view/669/33 (дата обращения: 08.05.2014).
  7. Лукин В.Н., Мусиенко Т.В. Международный терроризм: политический анализ рисков и стратегий обеспечения безопасности: в 3 т. / Г.В.Артемчук, П.Н.Афонин, В.А.Журавлев, А.Н.Карпов, В.В.Лукин, В.Н.Лукин, Н.Р. Мальков, А.В.Мусиенко, Т.В.Мусиенко, А.Н.Мячин, Т.Н.Федорова, В.А.Черных, Н.Ю.Яргина; Глав.ред. А.А.Оводенко // Т.2: Модели и стратегии управления рисками международного терроризма. СПб: Наука, 2008. 451 с.
  8. Putnam R. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton, NJ: Princeton University Press. 1993. 258 p.
  9. Putnam R. The Prosperous Community: Social Capital and Public Life // The American Prospect. 1993. Spring, P. 35–42.
  10. Putnam R. Bowling Alone: America’s Declining Social Capital // Journal of Democracy. 1995. Vol. 6. P. 65–78.
  11. Portes A., Vickstrom E. Diversity, Social Capital, and Cohesion // Annual Review of Sociology. 2011. Vol. 37. P. 461–479.
  12. Woolcock M. The Rise and Routinization of Social Capital, 1988–2008 // Annual Review of Political Science. 2010. Vol. 13. P. 469–487.
  13. Herreros F. The Problem of Forming Social Capital : Why Trust? / Francisco Herreros. 1st ed. Houndmills, Balsingstoke, Hampshire ; New York : Palgrave Macmillan, 2004.151 p.
  14. Амерханова Н.А. Взаимосвязь индивидуальных ценностей и доверия как элемента социального капитала // Альманах современной науки и образования. 2012. № 3. С. 11–17.
  15. Бондарь Е.А. Доверие и социальный капитал в российских и западных социокультурных условиях // Научная мысль Кавказа. 2012. № 4. С. 37–41.
  16. Красная Н.А. Структура социального капитала // Система ценностей современного общества. 2012. № 23. С. 217–222.
  17. Мамсурова З.Т. Теоретические и эмпирические аспекты анализа социального капитала // Социология власти. 2010. № 2. С. 69–76.
  18. Social Capital and Economics : Social Values, Power, and Social Identity / Edited by Asimina Christoforou and John B. Davis.New York : Routledge, 2014. 290 p.
  19. Dowden P.E. Russia’s Paralyzing Cycle of Distrust: Can the Banking Industry be an Agent of Change? // Управленческиенауки. 2013. № 3(8). С. 53–59.
  20. Мартынов С.Д. Модернизация и социальный капитал в России // Управленческое консультирование. 2013. № 1 (49). С. 85–92.
  21. The Dynamics of Social Capital and Civic Engagement in Asia : Vibrant Societies / Edited by Amrita Daniere and Hy V. Luong.London ; New York : Routledge, 2012. 254 p.
  22. Social Capital in Europe : Similarity of Countries and Diversity of People? : Multi-Level Analyses of the European Social Survey 2002 / Edited by Heiner Meulemann.Leiden ; Boston : Brill, 2008.328 p.
  23. Amaney A.J.Barriers to Democracy : the other Side of Social Capital in Palestine and the Arab World / Amaney A. Jamal. Princeton, N.J. : Princeton University Press, 2007.173 p.
  24. Rainer H., Siedler T. Does Democracy Foster Trust? // Journal of Comparative Economics. 2009. 37 (2). 251–269.
  25. Поляков А.В., Вартумян А.А., Ефимов Ю.Г. Генерализированное доверие в политической сфере: сущность, формы. 2013. № 4. С. 339–342.
  26. Поляков А.В. Социальный капитал как элемент современного демократического процесса // Общество: политика, экономика, право. 2012. № 1. С. 25–29.
  27. Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, NJ.: Princeton University Press, 1963. 562 p.
  28. Putnam R. Turning in, Turning out: The Strange Disappearance of Social Capital in America. PS // Political Science and Polities. 1995. Vol.28. P. 664-683.
  29. Building a Trustworthy State in Post-Socialist Transition / Edited by János Kornai and Susan Rose-Ackerman. New York, NY : Palgrave Macmillan, 2004. 232 p.
  30. Rainer H. Does Democracy Foster Trust? [electronic resource] / Ed.by Helmut Rainer, Thomas Siedler. Bonn, Germany : IZA, 2006.– Режим доступа: URL:http://www.iza.org/en/webcontent/publications/papers/viewAbstract?dp_id=2154(дата обращения: 08.05.2014).
  31. Civilizing the Public Sphere : Distrust, Trust and Corruption / Ed. by Apostolis Papakostas, Södertörn University, Sweden.Houndmills, Basingstoke, Hampshire : Palgrave Macmillan, 2012.190 p.
  32.  Иваненков С.П., Ефанова О.А. Некоторые результаты исследования культурных потребностей молодежи в современной России // Credo new. № 3. 2010. С.156-167.
  33. Безрукова О.Н., Самолова В.А. Семейная политика на муниципальном уровне // Власть. 2013. №11. С. 138–144.
  34. Cultural Transmission : Psychological, Developmental, Social, and Methodological Aspects / Edited by Ute Schönpflug. Cambridge ; New York : Cambridge University Press, 2008. 490 p.
  35. Москвин Л.Б. Согласие в обществе как важное условие развития России по пути модернизации // Вестник института социологии. 2012. № 04s. С. 3.
  36. Ардашкин И.Б. Доверие в науке и религии: к вопросу о становлении культуры доверия // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 370. С. 56–60.
  37. Завершинский К.Ф. «Политическое доверие» как символический источник социальных изменений в политических сетях // Политическая экспертиза ПОЛИТЭКС. 2012. Т.8. № 3. С. 62–75.
  38. Найденова Л. И., Федотов Л. Н. Теоретические подходы к исследованию социального капитала // Сборники конференций НИЦ Социосфера. 2011. № 38. С. 23–26.

Вернуться назад