Соловьева Грета Георгиевна,

Института философии, политологии

и религиоведения КН МОН РК

главный научный сотрудник

доктор философских наук, профессор

 

Greta Georgievna Solovyeva

Institute for Philosophy, Political Science

 and Religion Studies of Committee Science

of the Ministry of Education and Science

of the Republic of Kazakhstan

Chief Researcher

Doctor of Philosophical sciences, professor

soloveva.greta@mail.ru

 

Сагикызы Аяжан,

главный научный сотрудник

Института философии, политологии

и религиоведения КН МОН РК,

доктор философских наук, профессор

Sagikyzy Ayazhan

Institute for Philosophy, Political Science

 and Religion Studies of Committee Science

of the Ministry of Education and Science

of the Republic of Kazakhstan

Chief Researcher

Doctor of Philosophical sciences, professor

ayazhan@list.ru

УДК -1 (091)+18:111.85

 

КАЗАХСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРЕКРАСНОГО: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ДИСКУРС

 

Аннотация. В западной философии, следующей традиции Платона, категория прекрасного понимается как нечто надэмпирическое, трансцендентное. Гегель, следуя Платону, определял прекрасное как чувственное явление абсолюта, единство духовного и чувственного.

Казахская философия, разделяя эту позицию, придает, однако, категории прекрасного экзистенциальное звучание, что является соразмерным жизненному опыту и традиционной культуре степного народа, воспитанного всеми красками и звуками земли и неба.

В статье рассматриваются эстетические концепты трех выдающихся представителей казахской философии, выразивших своеобразие духовного облика народа. Их творчество способствует формированию национального кода, базовой системы ценностей казахов, бережно сохраняющих свое культурное наследие при успешном вхождении в современную цифровую вселенную [1].

Ключевые слова: казахская философия, эстетический дискурс, истина, добро, красота, гармония, свобода, любовь.

 

KAZAKH PHILOSOPHY OF THE BEAUTY: EXISTENTIAL DISCOURSE

 

Abstract. In Western philosophy, the next tradition of Plato, the category of beauty is understood as something superempirical, transcendental. Hegel, following Plato, defined the beauty as the sensory phenomenon of the absolute, the unity of the spiritual and the sensual.

Kazakh philosophy, sharing this position, however, gives the category of beauty an existential sound, which is commensurate with the life experience and traditional culture of the steppe people, brought up with all the colors and sounds of the earth and sky.

The article discusses the aesthetic concepts of three prominent representatives of Kazakh philosophy, expressing the uniqueness of the spiritual image of the people. Their work contributes to the formation of the national code, the basic value system of the Kazakhs, who carefully preserve their cultural heritage upon successful entry into the modern digital universe [1].

Key words: Kazakh philosophy, aesthetic discourse, truth, good, beauty, harmony, freedom, love.

Введение

 

Сегодня уже не вызывает сомнений тезис о том, что философия как фундаментальное вопрошание о Боге, мире и человеке, о жизни и смерти по своей логико-смысловой структуре и выразительным средствам не сводится только к западной модели, к лидирующей традиции, заложенной древними греками.

Никто не отменяет, конечно, авторитета божественного Платона. Но время открывает другие философские имена, выражающие душу своей культуры и своего народа.

Казахская мысль – особая важная страница в истории мировой философии. Это восточный тип рефлексии, а еще точнее – тюркский. Его радикальное отличие от рационализма запада заключается в неразрывной связи онтологии, этики и эстетики.

Казахские мыслители, следуя восточной традиции, всегда сохраняли приоритет духовного начала и высшего Смысла жизни и человеческой истории. Поэтому ключевыми для этого типа философии являлись и являются экзистенциальные проблемы: о Боге и человеке, о любви и ненависти, о добре и зле, о счастье и страдании. Не только отдельного индивида, но всего народа, для которого домом была Великая степь, создающая уникальный ритм времени и пространственных координат. Конно-кочевая культура, в сочетании с хорошо развитой городской инфраструктурой, порождала неповторимый цивилизационный ландшафт.

И сегодня, в условиях цифровой реальности и владычества Интернета, когда Казахстан успешно входит в глобальный мир, в обществе сохраняются глубинные пласты ментальности, заложенные тысячелетней историей, и не забываются традиции отцов, регулирующие межличностные и семейные отношения.

Казахская философия не похожа на сухую мудрость Запада. Она не стремится вращаться в «зеркальном кабинете рефлексий» (Теодор Адорно). Она воспроизводит характер своего народа: такая же вольная, как всадник на скачущем коне. Такая же поэтичная, как песни Абая. Такая же музыкальная, как кюи Курмангазы. Это – этика, выраженная в эстетической форме, где поэтическому слову возвращается его первозданный смысл – быть золотым слитком философской Истинны («Философия – премудрая поэзия» – Мишель Монтень).

В ряду славных имен казахской философии сияет яркой звездой имя Абая Кунанбаева, философа, ученого, поэта, композитора, чье 175-летие отмечается в этом году мировой общественностью под эгидой ЮНЕСКО. Постичь душу казахского народа, его экзистенцию, неизмеримую глубину сердечности и доброты можно, вчитываясь в строки философских и поэтических творений великого мыслителя, ответившего в то же время и на общечеловеческие проблемы. Мир сегодня слышит Слово Абая, взывающего к человечности и милосердию, к единству и согласию, к разуму и науке под водительством сердца. Его ближайшие последователями стали Машхур Жусип Копеев и Магжан Жумабаев, поэты-философы, выразители духа казахского народа.

Тот, кто жил в степи и любовался величественным звездным небом, создавал замечательные, от сердца идущие песни и солнечные, похожие на ветер, кюи, всегда был осенен благодатной красотой – Бога, мира и человека. Поэтому прекрасное – одна из ключевых категорий казахской поэтической философии [1].

 

Методология исследования

 

В статье используется, прежде всего, метод историко-философской реконструкции, позволяющий провести тщательный текстовой анализ, а также герменевтический метод, основанный на различении замысла и смысла философского произведения. Применяется и феноменологический метод, особенно важный при исследовании экзистенциальных концептов казахской философии, поскольку он позволяет актуализировать включение в интерпретацию личностного переживания автора.

 

1. Абай: принцип гармонии и красоты

 

Философ, поэт, музыкант, Абай создавал, творил прекрасный мир и в то же время философски осознавал сущность прекрасного. В его понимании выразилось во всей своей глубине национальное восприятие красоты мира, человека, всей его жизни в радостях и страданиях, в творчестве любви и человечности.

Совершенно особенное, не тождественное западному типу отношение к окружающему миру, свойственное казахской культуре, породило на­циональный характер красоты. Западная цивилизация изначально моде­лировалась метафизическим принципом господства – по отношению и к внешней и к внутренней природе человека. Чтобы господствовать над ми­ром, следовало искоренить все побуждения и желания, кроме одного: стать субъектом господства. Путь Запада привел в исторической перспективе к кризисам и катастрофам.

Казахская степная жизнь, кочевой строй хозяйствования не знал такого безжалостного, жестокого потребления природы. Небо, земля, горы, цве­тущая весной степь, парящий в синеве беркут, раскинутый шатер юрты… Над природой не господствовали, в ней жили, трудились, молились пред­кам, добывали пропитание, дышали свежим ветром. И только то, над чем не господствуют, открывает свою бесконечную красоту. Там, где по­требляют, изнуряют природу, она закрывается, отчуждается.

В казахском традиционном бытовании природа одаривает человека все­ми своими красками, гармонией звуков, игрой света, музыкой жизни. Это и есть национальный характер восприятия красоты. Абай выражает наци­ональный тип прекрасного и в философии, и в поэзии, и в музыке. Наци­ональное восприятие красоты мира позволяет философу раскрыть онтоло­гический смысл прекрасного. Всевышний создает целостность, гармонию и природы, и человека. «Вдумайся: солнце испаряет влагу, превращает ее в тучи которые, проливаясь на землю животворным дождем, дают жизнь семенам, травам и цветам, радующим человеческий глаз и сердце… Земля одаривает человека хлебом, хлопком, коноплей, плодами и ягодами, хранит в себе ископаемые богатства»… [2].

Красота мироздания облагораживает человеческий разум. Человеку предстоит «постигать гармонию мира разумом». Но не объ­ять «каким колоссальным трудом сотворено и какой могущественной силой собрано в единое целое все, что мы видим и ощущаем».

Можно утверждать, что национальный характер восприятия красоты мира как проявления божественного, духовного света соответствует запро­сам современного философского дискурса: преодолеть бездумное потребле­ние природы, позволить вещам «вещиться», чтобы получить способность увидеть природопрекрасное.

Мартин Хайдеггер, утверждает, что ныне вещи только на первый взгляд приближаются к человеку. На самом деле, они только удаляются, потому что их красота, их сущность закрыты. Вот чаша с вином. Она воспринимается чисто утилитарно, с позиций полезности. Но она таит в себе красоту чистого неба, журчащего источника, белой точеной скалы, зеркальную игру мира. И Хайдеггер призывает сделать «шаг назад из только представляющей, т.е. объясняющей мысли в памятливую мысль» [3]. Это означает – оказаться там, где пребывает Абай с его сердцем, открытым красоте мира.

И человек, пишет поэт-философ, тоже создан Всевышним согласно принципу гармонии и красоты. Все в человеческом облике создано так, что­бы люди могли трудиться, наслаждаться красотами мира, общаться и пони­мать друг друга. «Бог наделил человека высоким разумом и поместил этот разум в совершенное, гармонически сочетающее в себе духовную мощь и нравственную красоту тело». Здесь высказана ключевая мысль Абая: единство красоты и добра, этического и эстетического. Вне от­ношения к добру, совести, человечности красота не имеет никакой силы. На­прасно стараются щеголи приукрасить свою внешность. «Один холит лицо, лелеет усы и бороду, нежит тело, ступает с важностью, другой же подчер­кнуто небрежен в своем щегольстве… Все это и нелепо и стыдно… В сло­ве «кербез» (франт, щеголь) вижу родство со словами «кер» (чванливый) и «керден» (спесивый), предостерегающее от этих пороков».

Красота и человеческое достоинство, честь, совесть, справедливость составляют, согласно Абаю, неразложимое единство. Это тем более важ­но, что в западном мире истина, добро и красота утратили такое единство, что было воспринято сначала как страшная катастрофа, но в дальнейшем оправдано и воспето постмодернистами.

Добро и красота – лики Всевышнего. Они онтологически обусловле­ны и взаимосвязаны. Вот почему Абай пишет: «Сколько усилий потрачено только на то, чтобы понравиться окружающим своей внешностью! Досто­инства человека содержатся не в наружности, а в чистое его помыслов, не­приукрашенной внутренней сущности… Разве прибавится ума у этих по­клонников зеркал?».

В связке человечность – красота первое является определяющим. И если кто-то «прекрасен душой, щедр и бескорыстен, смел и верен слову, разве не угадывались бы эти достоинства по одному его виду?!». Этическое определяет эстетическое, – таково национальное кредо Абая. Справедливость, благочестие, достоинство проявляются во всей внешности человека, душа светится в глазах.

Принцип единства добра и красоты позволяет Абаю ответить на вековой вопрос: существует ли абсолютный критерий красоты или каждая эпоха, народ, человек признают только свой идеал красоты? Можно ли и нужно ли преодолевать эстетический релятивизм или лучше утвердить его в качестве законной нормы? В своей поэзии Абай создает образ прекрасной девушки:

«В бобровой шапке с толстою косой,

Когда б вы знали эту чернобровку,

Позванивают мерно в такт шагам

Монеты в пряди, вписанные ловко» [4, с. 62].

 

«Поэт в своем произведении создал образ не прекрасной девушки вооб­ще, а прекрасной казашки», – пишут Ж. Абдильдин и Р. Абдильдина. Красота имеет национальные черты, в том и заключается многоцветие мира. Но есть ли, повторяем мы, всеобщий, абсолютный критерий, позволя­ющий и всем другим народом признать прекрасным созданный Абаем образ казахской красавицы? Такой критерий, отвечает поэт-философ – внутренний свет, причастность к божественному, духовность, которая придает внешним чертам и всему облику человека красоту не относительную, но абсолютную. Красоту, которая будет признана всеми эпохами и народами. Так образ пре­красной казахской девушки, выражая особенности национальной красоты, в то же время являет нам красоту как таковую, всеобщую, абсолютную.

Красота, лишенная духовного света, может вызвать страсть, но не лю­бовь, – утверждает Абай.

«Пути различны у любви и страсти.

Земная страсть – у похоти во власти.

Любимая! Прекрасней нет на свете!

Пусть я умру, но ты живи и здравствуй!» [5, с. 68].

Так Абай через национальное видение красоты мироздания, облика че­ловека, его жизненных поступков выражает общечеловеческие, абсолют­ные идеалы красоты и тем самым включает национальное, казахское в об­щемировой дискурс прекрасного, связанного с духовным совершенством, добром и справедливостью.

 

2. Машхур Копеев: единство добра и красоты

 

Эту традицию продолжает Машхур Жусип Копеев. Только сегодня русскоязычный читатель получает возможность познакомиться с много­гранным творчеством выдающегося казахского философа, поэта, ученого, собирателя устного народного творчества и родословной генеалогии. При Павлодарском государственном университете открыт ныне крупный иссле­довательский Центр по изучения богатейшего творческого наследия одного из выдающихся деятелей казахской культуры. Уже издано 20 томов его ре­лигиозно-философских и литературных трудов. И это только начало.

Широко образованный, тонкий знаток восточных языков и казахского фольклора, Жусип был человеком глубоко религиозным, с чистым сердцем и благородной душой, исполненной горячей любви к родному народу, его традициям, связанным с кочевым образом жизни. Ему выпала нелегкая доля жить в тревожные времена, переломную эпоху смены вековых устоев, пере­хода в неведомое, чуждое, на его взгляд, трагическое устройство бытия.

Но драматизм событий народной и личной жизни не смогли лишить его главного: духовного света в душе, сияния красоты, ощущения велико­го торжества добра в его единстве с красотой. Единство добра и красоты, внутреннего духовного света и внешнего его проявления – лейтмотив твор­чества Жусипа Копеева. Следуя традиции Абая, поэт-философ воспевает красоту окружающего мира, обнаруживая онтологическую, божественную сущность прекрасного. Несмотря на чер­ные тучи жизни, солнце прекрасного прорывается своими лучами, свиде­тельствуя о любви Аллаха к своему творению.

«Когда с небес придет божья благодать,

Все живое оживет и задвижется,

Как будто младенец, открывший глаза после сна.

Откроются бутоны, пышно зацветет земля […].

Все осознают, чем вознаградил их Бог,

Все благодарны бесконечно.

Животные, горы, камни, трава и деревья –

Все уверены, что есть один Создатель» [6].

Красота пробуждающейся природы, благодатные ливни, возможность покинуть зимовья, преображение земли и радостные настроение в душе – все это озарено солнцем прекрасного, божественного.

Жусип воспевает красоту не только окружающего мира. Человек – вот тот, чья красота вызывает его восхищение. И, конечно же, прежде всего кра­сота женщины.

«Увидел красавицу, брови писаные,

Змейкой косы струятся по груди,

Губы цвета яркого коралла,

По красоте на яблоко походит ее драгоценная головка […]

Глаза – как два источника, утоляющих жажду,

Каким бы мудрым ты ни был, все равно удивишься ее красоте.

От яркого пламени ее красоты

Может любой загореться и душу спалить!».

В восторженном гимне чувственной красоте философ признает, что и мудрость не устоит перед ее обольстительными чарами. И в том он усма­тривает великую опасность. Если внешняя красота не согрета, не освещена внутренним духовным светом, она может стать источником тяжких страда­ний и даже преступлений.

«Безумцем становишься, увидев ее,

Млеешь, таешь, будто масло на жаре!».

И Жусип повествует о печальной судьбе юноши Ыскака, безгранично влюбленного в красавицу-жену.

«Нежна, как весенняя молодая зелень,

Тонка, как веточка красавца дуба».

Но Ыскака постигает страшное горе. Молодая жена умирает, и безутеш­ный муж не покидает ее могилы. Сжалились над ни высшие силы и оживи­ли его нежно любимую подругу. Не спавший много ночей, Ыскак задремал на ее коленях. А тут проезжал мимо ханский сын, увидел красавицу и влю­бился. Она тут же отреклась от мужа и последовала с великой радостью в ханский дворец, где ждала ее новая любовь и несметное богатство. Когда же муж, после долгих скитаний, нашел ее, она пришла в ярость и потребо­вала изгнать «двуличного лжеца».

Вот какой коварной и опасной бывает внешняя красота. Ее подлинную суть составляет внутреннее духовное содержание. А идеалом Жусип счита­ет единство внутреннего и внешнего.

«Много жигитов прекрасных снаружи, –

Разодетые в меха и бархат, в красивых шапках.

А каковы они изнутри, прекрасна ли их душа?».

Нравственная красота, духовное совершенство – вот что ценит поэт- философ превыше всего.

«Высохшее дерево без плодов некрасиво

Если ты не можешь делать добро людям, тогда

Ты засохшее дерево и годен только на дрова».

В известном произведении «Тұспал өлеңдер» – «Иносказательные сти­хи» изобличаются пороки душевной слепоты и глухоты, а также отсутствие совести и стыда.

Троих людей встретил путник, когда бродил по миру.

«У одного глаза острей бинокля,

Но все равно не видит ничего».

 

Людские беды и невзгоды его не касаются. Ему, однако, кажется, что «речи его величавы».

Второй безнадежно глух. «Не услышит, если даже столкнутся небо и земля, созданные Богом».

А третий – совсем обнаженный, потому что давно потерял всякий стыд. Все они «лицом похожи на людей, повадками – на зверя». Да и лица их уродливы: внутреннее безобразие накладывает свой отпечаток.

Особенно резко выступает философ против двуличных мулл, которые говорят сладко, а думают только о том, чтобы ограбить людей.

«Не слушай лицемерных мулл и суфиев,

Снаружи они приятны, но внутри у них болото.

Бери пример с хороших людей – станешь человеком,

Человечность даст тебе знание и искусство!».

Как и Абай, Жусип Копеев переживает за судьбу родного народа, об­личает лень и невежество, призывает к тому, чтобы стать внутреннее пре­красными, услышать Бога в своей душе.

«Если человек в этой жизни совершал благие дела,

На том свете он будет чувствовать себя прекрасно […]

Если человек при жизни совершал плохое,

Жилье на том свете у него будет дырявое!».

Духовная красота преображает даже некрасивое лицо, в глазах светится высшая истина жизни.

«Никогда себя не возноси, не зазнавайся,

Кем бы ты ни был, без Бога ты ничто».

Самое главное богатство – жизнь одухотворенная, совестливая, а, зна­чит, прекрасная, несмотря на все тяготы и беды. «Я с детства стал записы­вать все, что слышал на бумагу, и оно было главным моим богатством, то есть все это – мои бараны, мои лошади и прочее было то, что я слышал и писал».

Этим богатством Машхур щедро делится с теми, кто не желает быть нравственно слепым и глухим. У кого от его пронзительных строк начинает сильнее биться сердце и хочется стать лучше, чище, прекраснее.

 

3. Магжан Жумабаев: торжество свободы и любви

 

Последователь Абая Кунанбаева и Жусипа Копеева и первооткрыватель новой казахской философии и литературы – Магжан Жумабаев. Звездное имя, талант космического масштаба, трагическая судьба, творчество, пре­данное забвению на долгие десятилетия и открытое миром во всем своем экзистенциальном звучании как великий дар.

Он называет себя певцом красоты, человеком, влюбленным в красоту. И тесно сплетает этот экзистенциал с двумя другими – свобода и любовь. Его сердце бьется тревожно, отзываясь на беды и радости родного народа. Другая эпоха, потеснившая традиционной уклад жизни, надежды и разоча­рования, забота о просвещении, духовном преображении казахов, сомнения и отчаяние – противоречивые чувства борются в Магжане и изливаются на бумаге поэтическими строчками.

Всю жизнь слышится ему, словно из далека, из детства чудесная колы­бельная, которую напевала ему мать.

«Спи мой верблюжонок,

Спи мой жеребенок…

Полетишь за счастьем

Через степи, чащи…

Выйдешь на враги.

Как батыр народа

Завоюй свободу

Людям на века […]

Вижу лик прекрасный.

Знаю, жизнь опасна… [ ].

Белый верблюжонок

Радость всей родне» [7].

Столько любви, столько тепла, ласки, что, казалось, хватит на всю жизнь! В «Колыбельной» предначертана судьба маленького сына: воитель за свободу, которого подстерегают опасности. Но материнская любовь всег­да будет с ним.

И он, действительно, стал борцом за свободу – на поэтическом фронте. Наличный мир изуродован людскими пороками – алчность, лень, корысть, зависть, жестокость. Магжан набрасывает жанровую сценку «Мальчик-чабан и щенок». К хозяину юрты прибыл волостной со своими приближенными. Для них – богатое угощение: курдюк и печень. Начальство уплетает, так что за ушами трещит, и жир стекает по рукам. А у порога юрты глотает голодные слюни грязный, худой мальчик-чабан, и рядом с ним – тощий щенок. Вот кто- то из милости бросает обглоданную кость. Но щенок оказывается проворнее.

«Что взять с мальчишки? Плачет от обиды,

Размазывая слезы по щекам».

Магжану ненавистна такая жизнь. И своим поэтическим воображением он создает другую реальность, прекрасный, светлый мир, где торжествуют свобода и любовь. Где нет обжор волостных и глотающих голодные слюни мальчишек-чабанов. Прекрасное – обитель свободы, бесконечности, счастья.

Через поэзию поэт воспринимает окружающую природу. Не со сторо­ны, не как наблюдатель, а словно сливаясь с ней. Море и небо – это свобода. Ветер – воля. И он чувствует себя бурлящим потоком, ветром, морем, огнем.

«Я сам – огонь, и солнце – я

Огонь – глаза и речь моя…

«И мне, похожему на ветер,

Вдруг захотелось лесом стать».

Волнующие строки выражают характерные черты мировосприятия ко­чевников. Как пишет в «Трактате о номадологии» Жиль Делез, простран­ство кочевников соответствует ризоматическому множеству контактов и встреч. «Мы не стоим на берегу, наблюдая за течением на струи, а сами несемся в клубящемся потоке, сами вовлечены в процесс вариации».

Магжан Жумабаев – такой вихрь, несущийся в потоке бурлящей жизни. А радость и умиротворение приносит неиссякаемая любовь к красоте род­ной природы.

«Когда к груди прижму степной простор,

Волной озерной утолю свой взор,

Тогда душой воспряну.

В Сары-Арке ветра шелков нежней,

Я их люблю и до скончанья дней

Любить не перестану» […]

Слаще здешней воды не пивать мне вовек,

Гуще трав не видать и приветливей рек».

 

Вдалеке от родного аула он тоскует по былым дням беспечного детства, видит во сне своего верблюжонка, просит не терзать его сердца разлукой. А когда появляется возможность, стремится всей душой к родным благо­словенным местам.

Любовь к родной земле – это и любовь к прекрасной женщине-казашке. И боль за ее судьбу, желание сделать ее свободной, летящей, как птица.

«От райского дыханья ветерка,

От лепестка живого, от цветка

Ты рождена – прекрасней всех на свете!»

«Глаза верблюжонка, волшебные речи – Гульсум!

Пусть Солнце мрачнеет, но вечно смеется Гульсум!

Сама, словно Солнце, что в небе бесконечно плывет.

И знать не желает, что влюбит в себя и сожжет!».

А вот сестренкам поэт посвящает особый цикл. «Молчаливая сестрен­ка» – о той, что тиха и покорна. И судьба ее предначертана: купит ее, словно овцу, вонючий бай, сговорившись с отцом. Другое дело – строптивая се­стренка. Она умна, деловита и не позволит так с собой поступать.

«Ты ушла, ты устояла,

Потерять родню рискуя,

«Я свободна! – ты сказала, –

За любимого пойду я!».

Но и молчаливая удивляет брата, протестуя против решения родителей:

«Пусть теперь хоть разорвется

Бай-барсук, обросший жиром,

Поперхнется, задохнется –

Не вернуть сестренку миром!».

Красота и свобода онтологически связаны. Но к свободе надо быть вну­треннее готовым. Если даже она придет, то не каждый ее примет. Внешняя свобода является только условием подлинной свободы. Главное – сможет ли человек внутреннее, духовно воспрянуть? Об этом программное стихот­ворение Магжана «Свобода».

В мир, где правили вражда и обман, где текли реки крови и мироед драл три шкуры» вдруг хлынул свет и спустилась с небес Свобода в образе пре­красной девы.

«И тот, кто слезы лил вчера,

Сегодня счастлив – знать пришла пора

Пожить ему в раю обетованном».

Но недолго длилось отрезвление. Не хватило у людей духовных сил принять свободу, и вновь возобладали злоба и зависть, убийства, грабежи, насилье.

«Но гостье есть куда бежать от гнета:

Оплеванная вами чистота

С тоской глядит на райские врата

И расправляет крылья для полета».

Магжан размышляет о важнейшей философской проблеме и решает ее в экзистенциальном ключе. Если даже будут созданы экономические и по­литические условия для освобождения людей, это не означает, что они ав­ томатически станут свободными. Свобода – внутреннее состояние души, духовный порыв, способность не только воспользоваться условиями осво­бождения, но и самим создавать такие условия. Свобода – воздух любви, совести, творчества, подруга красоты.

Даже будучи в оковах, человек может быть свободнее своих тюремщи­ков. Находясь в неволе, поэт пишет:

 

«И вот когда возрастут до предела

Муки души и страдания тела,

Чтобы уж знать – не бывает больней,

Мысль о свободе спасением станет».

Но может ли человек обладать абсолютной свободой? – вопрошает по­эт-философ. Ведь мы живем под знаком смерти, от которой никто и никогда не уходит. Он словно предчувствует свой трагический конец. Но не устает сопротивляться неизбежнему.

В поэме «Коркут» повествуется о легендарном акыне Коркуте, задумав­шем самому спастись от неизбежного конца и добыть всем другим людям бессмертие. Коркыт восстает против людского удела и претендует на абсо­лютную свободу, свободу от самого страшного зла, смерти.

«Нравственный отец всех акынов – Коркут,

Кровью жаркой души оросившей свой путь,

Сделав скорбную жизнь эпопеей печали,

Может с другом – кобызом от дум отдохнуть».

Ответ вместе с Коркутом найден: спасение, путь к обретению бессмер­тия – творчество, созидание Красоты.

«Одного лишь хочу я, как славный Коркут

Свои песни найти через каторжный труд».

Красота, свобода, любовь, творчество – вот славный путь поэта-фило­софа Магжана Жумабаева.

Единство добра и красоты, этического и эстетического при доминан­те нравственности объединяет все названные мною концепты. Но каждый мыслитель вносит особую ноту в общую философскую симфонию.

Абай, во-первых, акцентирует онтологический смысл прекрасного; во- вторых, выявляет национальный характер красоты и обнаруживает абсо­лютный критерий прекрасного, преодолевая эстетический релятивизм.

Машхур Жусип Копеев исследует соотношение внутренней и внешней красоты, настаивая на приоритете внутреннего, духовного.

Магжан Жумабаев связывает воедино экзистенциалы красоты, свободы и любви.

Таким образом, казахская философия вносит весомый вклад в общеми­ровой эстетический дискурс, создавая экзистенциальный концепт красоты.

 

Заключение

 

Продолжая традицию Платона, Гегель настаивает на онтологической сущ­ности прекрасного. В природе это явленность идеи в чувственной форме. В искусстве человек создает реальность прекрасного, где разрешаются противо­речия субъективного и объективного, души и тела, внутреннего и внешнего. Так созидается возможность для конечного существа, обремененного земными проблемами и заботами, возвыситься в мир бесконечности и свободы.

Безобразное, напротив, не имеет онтологического статуса. Оно безос­новно, несубстанционально. Изображение безобразного в искусстве долж­но вызывать отвращение и безусловное желание с ним покончить, чтобы открыть дорогу прекрасному.

Но хотя Гегель раскрывает природу прекрасного, он не выходит за пре­делы логического дискурса. Абсолютная идея, прекрасное остаются только мыслью об идее и мыслью о прекрасном. Красота располагается в стихии чистого мышления, там же, где пребывают религия и философия. Такая ра­ционализация ограничивает философское истолкование прекрасного.

Казахская философия преодолевает гегелевский редукционизм, пони­мая бытие и красоту мира экзистенциально, во всей полноте жизненных проявлений, звуков и красок. Красота – это не мысль о красоте, а сама жиз­ненная среда, цветущая весной степь, снежные вершины гор, журчание светлого ручейка, полет беркута в голубом небе.

Абай анализирует национальный тип красоты и находит в то же время абсолютный критерий прекрасного, позволяющий преодолеть эстетиче­ский релятивизм. Жусип Копеев акцентирует соотношение внутренней и внешней красоты, отдавая предпочтение духовному началу. Магжан Жума­баев связывает воедино красоту, свободу и любовь.

В экзистенциальном истолковании прекрасное обнаруживает все богатство своих проявлений – в природе, в жизни, в искусстве, в мыслях и поступках лю­дей. Красота в единстве с истиной и добром, этическим и эстетическим – один из определяющих экзистенциалов казахского мировидения, что является весь­ма востребованным в современном мире цифровизации и высоких технологий.

…Два философских концепта красоты – немецкая классика, лед рационализма, и казахская философия, огонь сердца, взаимодополняют друг друга.

Красота не постигается только логически, в плетении философских категорий. Но воспринимается всем сердцем, душой человека, открытой божественному свету: красота божеского творения, человеческих поступков, любви, справедливости, мужества, художественных произведений, научных теорий.

Казахская философия прекрасного, пребывая в экзистенциальном дискурсе, основана на единстве красоты и добра, этического и эстетического.

 

[1] Барлыбаева Г. Философская этика казахов. – Алматы: ИФПР КН МОН РК, 2018. – 276 с.

[2] Абай. Шакарим. Записки забытого. – С. 65-66.

[3] Хайдеггер М. Время и бытие. – М.: Республика, 1993. – С. 325.

[4] Абай (Ибрагим) Кунанбаев. Избранное. – Ана тілі, 1996. – С. 62.

[5] Там же. – С. 68.

[6] Копеев М. Переводы избранных произведений. – Алматы: Дайк-Пресс, 2013. – С. 250.

[7] Жумабаев М. Пророк. Стихи, поэмы, рассказы. – Алматы: Аударма, 2010.