Меньшикова Елена Рудольфовна

Новый Институт Культурологии (Москва),

 кандидат культурологии, эксперт

Menshikova Elena Rudolfovna

New Institute for Cultural Research (Moscow),

 Candidate of Cultural Research, expert

E-mail: elen_menshikova@mail.ru;

УДК 820

 

 

Тотальная трансформация: по Брэдбери – без Талеба Ч. II. Обратная тяга  иносказания как «гносеологического прозрения»^[1]

Абстракт. Скороговоркой сороки и неводом Водолея мы ищем ответы на суть просвещенья и темень в саду представлений. Как только Цезарь приходит в противоречие с верховными кланами, то, что сегодня именуют «элитами» (что сомнительно, ибо суть самого денотата – лингво-алармистская заноза), то его меняют на Другого тут же:  Мартовскими идами, чередой событий, кинжальным всплеском – знание исторических процессов приучает мыслить аналитически, и, в конце концов, «мартовские иды» случаются из года в год, сопровождая неспешный ход Эволюции. Если же социальные трансформации как ‘искусственные преобразования‘ детерминированы самой эволюционной стратегией общества, то психо-соматические трансформации человека, а речь идёт, в первую очередь, о них, ибо в ближайшие сто лет человеку не грозит сменить руки на крылья, а ступни – на копыта, у него не появится ни хвост, ни жабры, не отрастёт клюв (биологический аспект) – ему угрожает только антропогенная мутация – то, что поменяет на ближайшие сто лет (и, возможно, дальше) его качественные характеристики: параменты ментальной деятельности (антропологический аспект), и то, что непосредственно обусловливают его «человечность». Именно эта «человечность» подверглась в прошедшие три года массированной атаке чужеродных ментальных дронов, что не связаны с работой конкретно взятого Сознания, но искусно и искусственно выведены опытным путём и нацелены на штурм других сознаний – можно сказать, массированным вакцинированием умов. Такая трансформация проводится самим обществом регулярно – достаточно взглянуть на историю культуры всего человечества в целом – и всякий раз общество оказывается к ней подготовленным исподволь: контрагентами (жрецами, волхвами, авгурами, теологами, сектантами, крестоносцами идей и учений), если же «приручить» не удаётся, то включаются природные катаклизмы и социальные бифуркации – революции. В природе этого явления, что можно назвать ‘циклической тотальной трансформацией’, нам и предстоит разобраться – поспешая, пока психосоматика «прошлого» ещё жива, пока пальцы не разучились держать карандаш, пока рукопись остаётся «рукописью», поскольку написана рукой и от руки – человеческой способностью, которую настоятельно рекомендуют забыть современные трансформаторы Логоса.

Ключевые слова: нестабильность, тотальная трансформация, Талеб, диссипативная система, Пригожин, ‘троянский терроризм’, Сознание, революция, иносказание, вирус, Образ Понятия.

A TOTAL TRANSFORMATION: BY BRADBURY – WITHOUT TALEB

1. II. REVERSE traction of Allegory as a ‘GNOSEOLOGICAL insight’

 

Abstract. We are looking for answers to the essence of enlightenment and the darkness of the garden of ideas with the patter of the magpie and the seine of Aquarius. As soon as Caesar comes into conflict with the supreme clans, what is today called “elites” (which is doubtful, because the essence of the denotation itself is a lingual-alarmist splinter), then he is changed to the Other right there: by the Ides of March, a series of events, a dagger splash – knowledge of historical processes teaches us to think analytically, in the end, “Ides of March” occur from year to year, accompanying the unhurried course of the Evolution. If social transformations as ‘artificial transformations’ are determined by the evolutionary strategy of society itself, then the psycho-somatic transformations of a person, and we are talking, first of all, about them, because in the next hundred years a person does not threaten to change hands for wings, and feet for hooves, he will not have a tail or gills, he will not grow a beak (biological aspect) – he is only threatened by an anthropogenic mutation – that which will change for the next hundred years (and possibly further) its qualitative characteristics as paraments of mental activity (anthropological aspect), which directly determine its “humanity”. It is this “humanity” that has undergone a massive attack of alien mental drones in the past three years, which are not related to the work of a particular Consciousness, but skillfully and artificially derived empirically and aimed at storming other consciousnesses – one might say, by massive vaccination of minds. Such a transformation is carried out by the society itself on a regular basis – it is enough to look at the history of the culture of all mankind as a whole – and every time the society turns out to be prepared for it gradually: by counterparties (priests, magi, augurs, theologians, sectarians, crusaders of ideas and teachings), if you “tame” fails, then natural disasters and social bifurcations – revolutions – are turned on. In the nature of this phenomenon, which can be called a ‘cyclical total transformation’, we have to figure it out – hurrying while the psychosomatics of the ‘past’ is still alive, until the fingers have forgotten how to hold a pencil, while the manuscript remains a ‘manuscript’, since it is written by hand and from hand – human ability, which is strongly recommended to be forgotten by modern transformers of the Logos.

Key words: instability, a total transformation, Taleb, dissipative system, Prigozhin, ‘Trojan terrorism’, Consciousness, revolution, allegory, virus, Image of the Concept.

Чтобы  «быть» – не «слыть», нужно исследовать не локацию Сознания, а его работоспособность. Как можно изучать Сознание в состоянии «покоя», втиснутым в томограф? – нонсенс! Трудящееся Сознание важнее того, где, в каких отсеках оно прячется, и как реагируют нейтрино-клетки на то или иное импульсное вмешательство любопытствующего бихевиориста. Важно (и остаётся, и было) восприятие – как? почему так? Отчего «винный ток» метафор и аллюзий плещет вдруг на вас инсайтом из глубины веков и пониманием, которое практически ваше, но где вы и где тот, далёкий, чья картина впечаталась в вас своим «прозрением» (прозреванием настоящего и будущего) и не отпускает, или тот, что давно решил проблему «восприятия» в своём сонете, и прах его давно развеян, но его ‘решение’ так совпадает с вашим? Как так – все прошло без вас? – но это же практически ваше высказывание, взгляд, ощущение – где были вы? Вы еще не родились. А схожее ‘восприятие’ уже было – оно роилось и плескалось в вас ароматами и жужжанием эйдосов. Во всем усматривается стремительность Сознания, что действует как «ас», раскидывая свои мушки как веснушки – метки самобытной свободы, которая и позволяет фразе «Я помню чудное мгновенье…» атаковать сверхзвуковым мигом, порхая как солнечный зайчик, иль призрачный гений, как Сивка и Бурка скользящей мечты. Пушкин АС – еще одна «сестра Шекспира», и он живет в душе каждого русского: он вросся в нас и шелестит в сознании тем самым дубом, что, златую цепь свою не пряча, роднит и укрепляет русский дух каждого, кто сумел взрастить в себе свое Лукоморье – языком гениальной простоты и чистейшей мудрости, поскольку его – Пушкинское – ‘восприятие’ удивительным образом совпадает с восприятием тех, кто начинает открывать мир с помощью его образов, то есть буквально начиная читать.

Забытая трансформация смыслов

Таким же уникальным (но насколько оно ‘уникально’, если регулярно: из столетия в столетие является, встречается тут и там, словно в переходе, в подземке метро задевая, толкает буднично: повторением?) восприятием ‘воспринимаемого’ может оказаться взгляд Р. Брэдбери на свою современность, но не «как бы через призму будущего», а из реальности 1951-53 гг. – не сюрреалистического времени периода «маккартизма»^[2], что было явлено им в философской притче «451 градус по Фаренгейту», что писалась буквально после испытаний водородной бомбы^[3]. В 1953 год, когда Нобелевскую премию по литературе получил Сэр Уинстон Черчилль («за высокое мастерство…и ораторское искусство..»), а Пулитцеровскую премию – Эрнест Хемингуэй за «Старик и море», в первых номерах нового американского журнала Playboy публиковал частями свое «прозрение в стиле нуар»^[4] Рэй Брэдбери, и, возможно (предположим, не располагая иными сведениями), что журнал заказал писателю роман-повесть, заключив договор, выплатив аванс, как было в случае с Достоевским (роман «Игрок» был написан в считанные десять дней), или как в случае с Верном, Некрасовым, Пушкиным, Гюго – обычная практика публикации автора, в котором заинтересована редакция, и возможно, главы печатались, как только были написаны – без промедления: основатель журнала и его бессменный шеф-редактор Хью Хефнер, закончив философский факультет за два года, обладал изрядной скоростью принятия решений, и видимо взял в печать не совсем завершённый материал. Дата написания дублируется годом издания во всех справочниках, но биографы установили, что существовал рассказ «Пожарный» (1949), не опубликованный, и который, полагаю, можно было бы считать предтечей антиутопии, потрясшей мир настолько, что сам мир бросился к ногам автора, поскольку «страшное» тогда воспринималось ещё «сказочным» и «нарочитым», и потому «сжигать» книги считалось слишком абсурдным, а слово «пожарный» использовалось по своему первичному денотату: «тот, кто тушит пламя», а не наоборот: «поджигатель».

И сейчас становится понятно, как на фоне истеричного аутодафе с печатной продукцией^[5] в пуританской стране мог возникнуть журнал Playboy – невинное семечко безнравственности, будущий символ триггерства – как отвлекающий манёвр, чтобы массовое сознание скатить в рутину обыденной пошлости, уводя от Идеи и «идеологии социального развития» самого человека, что к концу века привело к полному нравственному оскудению общества потребления, провозглашению окорота всему «человеческому», иначе – к пустоте человека, подобно тому, как сам бунт американского экзистенциализма закончится саморазрушением самих писателей: алкоголизмом и наркотиками. Считаем, что именно «маккартизм» явился точкой невозврата в опрощении системы образования в Америке, именно с него началась ‘примитивизация образа мыслей’, что в конце концов свелась к потрафлению животных инстинктов, потреблению и праздности, и это сатирически высмеял «451 градус по Фаренгейту». Замечу, что 1952 год ознаменовался не только изобретением штрихкода, но и открытием ДНК человека, и с тех пор Цифра и Вирус (кодирование, расшифровка и разработка противоядий) идут рука об руку во всех лабораторных исследованиях, которые, начиная с Второй мировой войны, стали активно использовать человека в качестве «подопытной мышки», и не столько с целью познания, но желая узнать, как можно управлять и подавлять человека, умаляя его Cознание: выдавая за медный грош, – Брэдбери был очевидцем ‘зримого’ – явного наступления на «человеческое» в человеке – здравомыслия ему хватало, как и для того, чтобы отыскать для своих памфлетов защитный плащ – остраняющую экипировку ‘фэнтези’.

И вопреки устойчивому мнению, считаем, что писатель подверг критике не столько злодеяния фашизма (концлагеря, истребление и сжигание людей ради эксперимента или костной муки – зло, что нельзя избыть), но более глубокие трансформации в обществе, которые Брэдбери не только ощущал, как истинный философ, но видел как обыватель, буквально считывая из хроники событий.^[6] И как только «гонка вооружений» переходит на новый виток, переформатируя международные отношения и еще более умаляя все человеческое, но провоцируя военные конфликты, придавая насилию «ценность» и прилагая к нему ‘ценник’, Брэдбери проникается осознанием, что период маккартизма становится дерзким прологом еще больших трансформаций в обществе (полагаем он не мог не видеть и не ощущать этого), и потому склонны считать, что писателем двигало одно желание: продемонстрировать, что мир склоняется к безумиям, и полон безумств, но так как мир тяготел к расправам всегда: словно на сносях, всегда беременный бунтом и казнью, то писатель был уверен, что право первой ночи отстоит (вырвав с кровью) тот, кто за ценой не постоит и поднесёт спичку первым, и потому использовал ‘провокацию’ в сильной доле, однако ее восприняли как ‘погрешность’ (никому не известное бульварное издание).

К 1953 году вокруг писателя сформирована плотная аннигилирующая среда, выкорчёвывающая «иноемыслие» – всё сомневающееся, свободное от мракобесия и сектантства, самостоятельное и творческое, но именно эта агрессивная республиканская среда (националистически настроенная) вытолкнет его на орбиту – поставит в эпицентр скандала и одарит успехом (карьера писателя начнётся с этого решительного выпада, при этом общество маккартистов, узрев через свою лупу «антисоциальное», признает лишь «фантастическое»), а потому считаем, что  его повесть-сказ «451 градус по Фаренгейту» – самая настоящая ‘сатира’, и даже более – бесстрашный ‘сатирический дифирамб’ эпохе «маккартизма» (впрочем, как и всякой инквизиции), и именно поэтому его печатает Playboy, задуманный как триггер-издание – возмутитель спокойствия, действуя как трибун-журнал, и который на протяжении десятилетий никогда не боялся провоцировать то общество, что само себя секло глупостью и жадностью.

Избрав писательскую стезю, Р. Брэдбери, подростком вступивший в «Великую депрессию» 30-х годов, не получив образования, кроме школьного, своими «университетами» считавший библиотеку^[7], и потому начитанный разнообразно и широко, погруженный в рутину социума: продавая газеты и работая газетчиком (‘подёнщиком’ как Булгаков или Твен), зная этот глубинно-депрессивный мир улиц, свой новый  ‘социальный памфлет’ обернул в муар замятинского романа «Мы», чтобы остроту современного конфликта остранить (явно по совету Шкловского), придав ему перспективу скорого будущего, ощутимого и неприятного, но только для того, чтобы достигнуть желаемого: быть услышанным, удивив совпадающим восприятием современников, как минимум. И при этом он обыграл названием то «превращение», что происходило с родным ему обществом, его народом, что он видел и ощущал, видимо, болезненно, и если Кафка свое восприятие антропологических изменений социума в 20-е гг. XX в. представил довольно натуралистически: ‘сюрреалистичным расподоблением в насекомое’, то Брэдбери в 50-е изобретает отвлечённую метафору – ‘огонь по Фаренгейту’. И если придерживаться цифры, что вынесена в заглавие, то она соответствует 232 градусам по Цельсию (привычной для русского и европейца температурной шкалы), а это не только температура «воспламенения бумаги», но и самовоспламенения сырой нефти (226—246) и торфа (225)^[8]. А если Брэдбери имел ввиду последнее? Торфяники горят долго, скрыто, глубинно и тушить их не то что бесполезно, но мучительно трудно, и тогда 451 – это не «горение», а тление, и в таком случае, он оказался предельно точен и выразителен – изобразил тление человеческой породы – не «смерть», но «смердение», ибо, повторим, основной смысл романа – это трансформация смыслов, а не буквальное сжигание книг, – утрата всех смыслов, ибо, считаем, человечество убьёт не голод – хлад расчеловечивания. Полагаем, что писателя в первую очередь волновало растекание гарью порочное бытоустройство растущего города, ущемлённости в нем Сознания, что лишали самобытности и самостоятельности, принуждая к играм с совестью, честью и разумом, манкуртизируя и тем самым расподобляя, оставляя вне закона – Духа предков, что обязан быть внутри каждого, априори.

При этом замечу, возникшая ещё во времена Александра Македонского идея «глобализма», развиваемая Британской Короной с XVIII в., переосмысленная в цветных революциях XX в., спрыснутая соком цветов хиппи^[9], по сути своей, несла в себе дух социализма, и потому Европа и США сейчас пропитаны коммунистическими идеями ‘анархического бунта’ – это же можно рассматривать как следствие долгого сдерживания и запустения: «маккартизм» опошлил человека, ограничивая контролем и запретами, циркулярами лицемерия, ханжеством Капитала. Эйдос нуждался в «площадке рождения», вновь – это закон сохранения энергии, или закон жизни по Гераклиту: из борьбы противоположностей творится новое как Демон противоречия, истинное или нет, пока не ясно, главное «новое», однако, именно кажущееся «новым», оказывается забытым «прежним», латанным и перелицованным историческим тряпьём.^[10] И пока создавалась сноска к «451 градус по Фаренгейту» (по рекомендации редактора), разраставшаяся до «подглавия», международные СМИ сообщили, что  в США на фоне массовых протестов и погромов ввели цензуру по расовому принципу, и начали с хрестоматийного фильма «Унесённые ветром» (1936) – изъяв с цифровых носителей кино, и романа «Убить пересмешника» Харпер Ли (Пулитцеровская премия 1961), на которых воспитывались поколения (и не только в Америке), ставшие классикой ‘мирового искусства’, – и этот популистский жест сродни мародёрскому, и только свидетельствует, что дух «маккартизма» въелся в лимфу всего американского общества, в основе которого протестантская инквизиция, борьба за исключительность и ‘гонения на ведьм’.

Трансформация  ‘иносказанием’

Ведь «451 градус по Фаренгейту» это ещё и символ непримиримого мужества, а перевод в другую температурную шкалу, что каждый читающий неамериканец неосознанно совершает в своей голове всякий раз, как видит сноску «Фаренгейт», оказывается ‘призывом вернуть трансформированные смыслы’, утрачиваемые исподволь или поруганные внезапно, стёртые и забытые, как тот денотат «пожарного», что из ‘тушителя огня’ превратился в ‘поджигателя’. Самое время, чтобы вернуть утраченный смысл слову «тушить»! Уйти от произошедшей или происходящей трансформации смыслов (на полную противоположность) в момент и мигом, одним махом избавившись, невозможно, как сложно увернуться от летящего в тебя снежка или комка грязи, но когда ваше сознание забрасывают камнями, и летальный исход практически предрешён, то избежать его возможно, если соблюдать правила гигиены, для Сознания прежде всего.

«451 градус по Фаренгейту» – это также притча о готовящейся экспансии агрессивного государства, что растянется тлеющим болотом по миру, принуждая ‘насилием’ и ‘обманом’ сам мир к «трансформации» смыслов и ценностных категорий (добра, зла, любви, красоты, знания и т. п.), тех смыслов культуры, что у каждого народа оказываются общими, поскольку закреплены традицией (литературной, этической, музыкальной, народной, бытовой), и тем самым узаконивая обезличивание, как бы подталкивая, пробуждают никчёмность современного человека, которого вынуждают стать «отщепенцем» – человеком без исторических корней, без родины, без дома предков, манкуртами примитива, погружая в суррогаты общества потребления, но всякое тление сменяется пламенем – ‘протест’ вспыхивает как огонь, и рано или поздно, но именно тогда, когда терпеть холод отчуждения становится невмоготу.

Поскольку развернувшееся по планете протестное движение лета 2020, с погромами и насилием, с требованием полной трансформации смыслов: «белых» поменять на «чёрных», сметающее памятники и память, было предчувствием философа, что как ‘предостережение’  Брэдбери явил сатирическим дифирамбом^[11], то моя биполярная метафора: «жар арктического холода по-Фаренгейту» – лишь обострила внимание на существующих проблемах и абсурдных противоречиях современного общества (вне зависимости от географических широт). Уточняю: моя метафора была создана еще задолго до этой главы, написанной в октябре 2018, где-то в период второго издания моей книги о «гротескном сознании» (2009) – но тогда редактор не просил уточнений, а расшифровка метафоры самому автору не нужна, поскольку это его ‘восприятие’ – крылатый квант Его смысла, и значит, она также является ‘ускользнувшим восприятием’, ибо несла в себе «прозрение».^[12] Но противоречие – необходимое условие человеческого существования – горькое, но обязательное, такое, что после прочтения требуется сжечь.^[13] Маккартизм – это расправа циничного рацио над инакомыслием, над совестью, вот почему для меня «451 градус по Фаренгейту» связан с жаром совести и хладом злой подлости, и оттого моё Сознание трансформирует восприятие многих в пружину оксюморона: «арктический жар» – так крылатый квант первосмысла схватил на лету боль и стыд, буквально за спрятанную пятку, и, проткнув сухожилие, объял «неприятием невероятное», словно кипятком шпарил холодом – передавая ощущение несправедливости, что испытывали многие в период идеологических гонений и годы расового третирования.^[14]

Мой аллегорический оксюморон («что грозит жаром арктического холода»), как я это теперь понимаю, был тем интуитивным прочтением того глубинного смысла, что философ-поэт Брэдбери спрятал под фантастикой, а я чувствовала умом, но выразить иначе, кроме как отреагировать адекватно: метафорой – резонансным свингом, не могла. Это было иносказание-прозрение, что тогда явилось мне само, вдруг, и для меня же стало ‘ускользнувшим восприятием’ – я его не «распечатывала», но использовала, причем, собственное восприятие у меня/для меня приобрело форму «присловья», или «постоянного эпитета» (независимо от меня), только я могла дать расшифровку сжатого тропического (метонимического) переноса значения, и  когда такого уточнения (и видимо небольшого) попросил редактор другого издания, то даже автор не предполагал, что «рассматривание» этой молекулы Смысла переполнит привычную чашку Петри^[15] сноски-примечания, перерастая в «грибницу смыслов» – плантацию, поскольку именно ею и является наше Сознание. И особенно любопытно это ‘всматривание’ в собственную метафору как «восприятие чужого восприятия», что при этом оказывается схожим, теперь, когда всеобщая паника накрыла тишиной как колоколом, – оно любопытно как «прозревание проблемы», что повисла не вчера, витает исчезающей гримасой кота Мурра (Гофмана – не Кэрролла), и уже в клочья рвёт общество, и поскольку указывает на особенность Сознания всегда «находить зерна», так и на уникальность самого «прозревания» как состояние ‘аллегорического осмысления’ (без погружения в транс и тому подобные танцы с бубном).  Мой концепт 2017 года – «троянский терроризм» – оказался таким ‘прозреванием глобального слома’ – ломки мировосприятия и смены парадигмы, апробированный в научных сферах и печати за 2,5 года, он осмыслял тенденции Дисгармонии, происходящие сейчас в мире (скажем последнее десятилетие), меняющие его Лик – переворотом, погружая в технологию «троянского терроризма», культурософски обосновывая ‘механизм захвата’, что оказался альфой и омегой  Цезаревой «науки побеждать», то есть архетипической стратегией и такой же архетипической тактикой (в ожидании анонса см. наши статьи).

И поскольку Идея (Первообраз) романа-притчи, настаиваем, это ‘трансформация смыслов’ – та  люстрация огнём, что выжигает, оставляя пепелище смыслов, то, считаем, утрата традиционного ‘понимания’ и ‘восприятия’ отдельных понятий и категорий могла обеспокоить уже зрелого писателя, сложившегося к 1953 г. в глубокого мудреца.^[16] И полагаю эта проблема как ‘стирание Смысла’  встревожила Брэдбери именно в момент расползания маккартизма по стране, когда вдруг Нюрнбергский процесс над нацизмом сменился «Доктриной Трумэна» – призывом вооружаться, когда «Резолюция Вандерберга», провозглашённая как «отказ от политики изоляционизма», то есть нейтралитета и невмешательства, позволила США развернуть процесс создания военно-политических блоков во всем мире^[17]. И потому в 1949 возникает идея рассказа «Пожарный» – ‘подмена понятий’ уже свершилась, и как ударная волна, она накрыла общество, а по миру стал течь селевой поток «натовских баз», распыляя своих головорезов с миротворческой миссией, чьими стараниями и началась Корейская война (1950-1953) – первая после Великой Отечественной войны (1941-1945), самой кровопролитной в истории человечества, которая обещала быть последней войной. Но у войны не только «не женское лицо», у неё ещё и короткая память: трансформация ‘от мира к войне’ совершилась за полгода – так же агрессировали и древние римляне, памятью Энея обращая зло (‘насилие над’) во благо (‘для себя’) – от сезона к сезону. С тех пор войны зачастили как сквозняки. В условиях беспамятства и ‘движения вспять’, текущего лавой ‘смысловой трансформации’, говорить о Сознании особенно важно, но мучительно трудно, словно мессу служат индийские обезьянки из притчи, лишая обратной связи ‘понимание’, но наделяя обратной тягой^[18] разрушения.

Синапсическое ткачество или «северный дифирамб»

 «Лишь философы да поэты прозревают будущее» – это формула сказочника, впечатавшаяся в Сознание бабочкой-капустницей, лёгкой и ненавязчивой, и словно всегда живущей там, вдруг слетела на ладонь с нечаянным порывом ветра, возмущённого циклоном ‘всемирного карантина’, оставляя недоумевать: а ведь в «Диких лебедях» Элиза не случайно вяжет братьям рубахи из крапивы? – это тренинг, чтоб не сойти с ума от предательства любимого, поверившего в ложь, чтобы сопротивляться, веря в правду. Г. Х. Андерсен эту ‘модель поведения’^[19] позаимствовал, полагаю, из греческой мифологии, которую так любил и которую прекрасно знал, а равно и греческий язык, историю и греческую литературу, переводя которую, учился писательскому ремеслу, вдохновляясь греческим Эйдосом. Там Пенелопа ткала ковёр, распуская, и снова ткала, чтобы сохранить веру (так излагали строки Гомера, которому полагалось верить, ибо чтили, как Бога), и силу Духа себе, сохраняя мужество и силу сопротивления – отчаянную силу тока, и вместе с тем, не желая терять царскую власть в Итаке, переходя в зависимость нового, не любимого, мужа, – это была та работа с нитью (вязание да прядение), когда наступает благоприятный момент для мыслительной деятельности, в котором Сознание концентрируется на самом себе. Нитью оно ищет те петельки, что обязательно приведут к ‘пониманию’, словно это ‘синапсические петли’– те связи разрозненных обстоятельств, которые никак не удаётся установить, пока ты находишь в коловороте обыденности и суете химер, но которые обязательно открываются форточками, стоит занявшись рутинным рукоделием, обрести баланс и статику, отрешившись от тех самых обстоятельств, что и привели к страху, вогнали в уныние, посадив в корыто отчаяния, те коллизии, из которых на раз-два не выйдешь. Будучи начитанным человеком, Андерсен искал метафизику Смысла, как Диоген человека, – и он обрёл ее в иносказании, и вместо трагедий и комедий (что писал много, подражая любимым грекам) перешёл к сказке, где ‘метафора’ была ядром и «содержания», и «идеи».

Надо помнить, что уровень образования после Французской революции и Террора в империях был чрезвычайно низок – по Европе прокатился возок отщепенцев^[20], что дорвались до власти, и которым знания не то что были ни к чему, но, словно развитые «иным», они были не привиты ‘науками бесполезными’ (от латыни и поэзии до астрономии), но поднявшись из низов, сохраняли культуру «низовья» (крестьянства), питаясь исключительно народной мудростью и смекалкой образного сказа. Так Андерсен стал хитроумно плести свое кружево, применяя крутую нитку сказочного иносказания, чтобы его ‘философские притчи’ стали понятны всякому, вышедшему из гущи народного самосознания, независимо от степени развития ума – достаточно было природного внимания и воображения, а фольклор богат именно образными представлениями, – а уже синапсы^[21] вершили свою работу: ‘ускользающее иносказание’ связывало разорванные элементы представлений и восприятий, тренируя мышление, рождая Образы Понятий – от простых категорий объективного мира до абстракций отвлечённого порядка (от ‘хлеба’ и ‘войны’ до ‘милосердия’ и ‘прощения’). Так его «Сказки» через аллегорический ряд, потеснив басни Эзопа и Лафонтена, коснулись Библии своим Пегасовым крылом (второе место среди читаемых книг в мире до сих пор), и Андерсен, не осознавая видимо собственной сингулярности^[22], но, предположим, ощущал богоизбранность, что обручена с отрешенностью, стал тем ускользающим философом, что для сбережения своего метафорического ума и летучести своих ‘послеобразов’, навсегда  ушёл в андеграунд Сознания: спрятался в ‘поэтическую сказку’ – в ее озерный омут, словно в схиму, и которую сам определял как  «проявления красоты, которые можно назвать ‘поэтической игрою случая’».^[23] Одиночество великого сказочника и заключалось в умении смотреть на мир: жизнь и природу – глазами поэта, и это был выбор его «осознанной необходимости», что предпочло его Сознание для выражения всегда ощущаемой ‘дихотомии трагического и комического’, которая и пропитала его язык «удивительной смесью шутливого и серьёзного элементов»^[24], обратив весёлым плакальщиком. Добавим к этому характеристику от выдающегося русского переводчика (не менее уникального по свежести языка и тонкости стиля) П. Ганзен, что позволил себе дать лишь в примечании Библиографической справки 4-го тома Сочинений, дабы не отвлекать от Духа Сказочника: «…большинство с виду незатейливых сказок и рассказов Андерсена, изложенных то игриво-остроумным, то детски-наивным тоном и всегда чрезвычайно образным и в то же время необыкновенно простым, близким к разговорной речи языком – являются гениальными сатирами (разрядка моя – Е. М), в которых Андерсен метко и остроумно осмеивает разные человеческие слабости»^[25]. Как приятно это неожиданное единомыслие и сходство восприятия из XIX века, только свое мы немного усилим – считаем его сказки сатирическим дифирамбом!

Сказка «Дикие лебеди» написана Андерсеном в 1838 году, заметим, годом ранее: в 1837 – гибнет великий русский поэт (и сказочник также) А. Пушкин, а на английский престол вступает королева Виктория, и уже в 1838 г. Британия начинает свою «великую игру» по колонизации Востока, включив движок англо-афганских войн, организовав экспедиционный корпус Ориентализма (нового теоретического направления гуманитариев, искавших научные обоснования для «захвата Терры»), последовательно интригуя, лишая Индию самостоятельности и ресурсов, сажая на ‘наркотическую иглу’ Китай, причем опустошение и разорение Великих  Моголов проводилось акционерным обществом Ост-Индской компании, чьи неуёмные аппетиты определяли колониальную политику Англии, вознамерившейся стать Империей, и распухающей новыми землями  год от года (с мая 1876 г. Виктория – Императрица Индии). Зная весь это культурологический контекст «механизма захвата», «Дикие лебеди» как-то меняют свою траекторию: и сейчас они словно летят на бреющем полете над осколками Британской Империи, и не птицы вовсе, а – «мессеры»^[26]. Андерсен писал свои сатирические дифирамбы обществу, что едва научилось писать^[27], и никак не могло вставить клинок в ножны, агрессируя справа-налево: Наполеон вознамерился, подобно Александру, покорить страны и народы мира, но что-то пошло не так: требуя линейного подчинения, генерал Бонапарт устраивал всем ‘18 Брюмера’ – революционный переворот, аннексию земли и геноцид народов – по Цезарю, впуская Великую Трагедию очередным «катарсическим потрясанием основ». Андерсен словно собирал осколки рассыпавшегося ‘насилия’ – всякую обиду и всякое претерпевание ее, все стойкие слезы, как сор от ненастья, словно тихий дворник, он же трубочист. Заметим, агрессию по отношению к себе он ощущал всю свою жизнь, однако продолжал просвещать, увещевая, совестя это самое общество – этот злой птичий двор, что и в XXI веке, страшась лебединых перепонок, предпочитает ‘ножки Буша’. Конечно, философ подо все готов подвести базу, но главное, чтобы эта база не оказалась «натовской», и не обернулась сущим птичником.

По сути, Андерсен, влюбившись в греческую литературу и впитав греческую культуру через язык, создал новый жанр: обосновал и распространял  Северный сатирический дифирамб, и сколько давало ему силы и сопротивления собственное Сознание, сколько было в нем упрямства и веры в себя (неоспоримое вдохновенное качество великого Ума при таком же упрямстве трудолюбия), как бы страшно и тяжело не было в те годы воюющей Европы, что из войны и голода выбиралась не спеша^[28], свой насмешливый укор обществу ‘голодных тарелок’ он всегда умел достать из кармана, но не вилкой в бок, не камнем из-за пазухи, а честным и прямодушным иносказанием поэтической сказки. Андерсен был рожден 1805 года солдаткой: прачкой от солдата, который недолго побыл башмачником после возвращения с войны: в 1816 г. мальчик осиротел, и свое стойкое неприятие войны как «безусловной необходимости существования», видимо, унаследовал от него, как и добрый нрав. В 1830 начинается Французская революция, которая перекидывает свою «революционность» на европейские страны, в 1848 – наступает следующая Французская революция, и, словно затянувшаяся революционная пандемия, станет распространять вирус борьбы за независимость на соседние страны: так, Дания будет вести войну с Германией (1848-1850 гг., затем в 1864 г.), отстаивая свои национальные интересы: восстановление национальной цельности королевства, что терпело многовековую раздробленность земель и народов, попав в силки Германского Союза с 1400 г. Тяжело переживая любое кровопролитие, писатель воспринимал войну как ‘трагедию народов’, но в апреле 1848 г., сумев преодолеть свое ‘неучастие’ в общественной жизни, он выступает с открытым письмом редактору английской «Литературной газеты», заявляя, что «теперь, когда самая почва дрожит под ногами, приходится заговорить и поэту»^[29] – во время войны Андерсен написал множество стихотворений, его стихи, переложенные на музыку, распевали солдаты, настолько они соответствовали патриотическому духу народа и общему идеалу справедливости, превращая чудака-сказочника в  национального поэта Дании.

И за свой ‘сатирический дифирамб’ Андерсен всегда был бит камнями – долговязый юродивый Слова ради, но он оказывался на удивление стойким: его ‘поэтическая усмешка’ дала начало всей скандинавской литературе, наделив ‘философичностью’, ‘иронией’ и ‘поэтическим сказовым языком’, которым так выделяется скандинавская литература^[30], а развитый на фоне военных переживаний интерес к всемирной истории превратил его в настоящего философа и национального драматурга – стойкости оловянного солдатика ему доставало, чтобы неустанно трудиться всю жизнь, обращая верой своего Дара всякого, воспринявшего жар  поэтического иносказания, исцеляя своим любомудрием. Однако, так бывает, что через мудрость мира утекает вся сила из человека – вслед за скользнувшими в вас чужими ‘восприятиями’. И спасение возможно только изнутри: от вас, ибо Сознание – и есть ваш иммунитет. ^[31]

Манипуляция тотального  Фатума

И таким уникальным ‘скользнувшим восприятием’ не мимо, но прямо в темечко, считаем роман-аллегорию Р. Брэдбери – восприятием Мира, опустошившего себя самостоятельно. Его, воспринимая более полувека «антиутопией», чёрная сказка про огонь рисовала ‘невозможное’ как «свершившееся». Так ли она несбыточна? Сейчас во всемирное сидение карантинного неведения 2020^[32], во время объявленного карантина, словно планетарного траура по Covid19, восприятие этого романа не столь однозначно: обязательная цифровизация образования, медицины, отказ от печатных носителей Знания – книг, от контакта с чиновниками, от контактов с близкими – всё обращает памятью (моментально) именно к этому произведению. И его ‘изначально воспринимаемая’ сюрреалистичность пугает именно ‘совпадением восприятий’ – словно мотыльки шаркают по вашему лицу, а сон продолжает длится: современность 2020 воспламенена опрокинутым Cмыслом и Ложью – мир безмолвствует в страхе, как у Брэдбери. И вот уже «Замок» Кафки, словно забытый Китеж, внезапно качнувшись отражением, очнулся и проявился своим чертогом – множась и запугивая, но уже прозрачными башнями Сити (видимо архитекторы внимали Замятинскому «Мы», учились у Татлина, грезя Чернышевским). Однако экзистенциальные кошмары Кафки написаны век назад – в 1923 году, его ощущения абсурдности существования, сочтённые, прошнурованные и синтезированные тысячами докторантов, вдруг, соткавшись мартовским туманом 2020 г., по  метафорической формуле «бюрократического Замка», обретут конкретную форму «городской службы Услуг» – обезличенной и глухой к просьбам, что и будет опустошать цифровизацией, обесчеловечивая, все округ себя в радиусе городской среды, о чем городские жители, сидящие на «великом карантине», потерявшем свои границы, узнают из ‘близкого контакта не третьей степени’, внезапно постигая, что программа «Умный город», внедрённая осмотрительно городской администрацией пару лет назад, словно знала об этой цифровой игре с вирусом.

Ощущение тотального лицемерия не покидает – и вот Царевна-Лебедь из «Сказки о царе Салтане», приобретя свою множественность из 12 братьев-трансформеров, переходит в свою новую транспозицию – «одичалости», разлетаясь стаей ‘диких лебедей’. И если террористы-народовольцы 19-го века изобрели верный способ «внедрения» – те самые «спящие ячейки» глубоко законспирированных агентов влияния, что «дремали», насвистывая Бородина или Глинку, до времени своего призыва к действию, что было ‘противодействием’ существовавшему государственному устройству. Хотя сейчас у нас есть повод сомневаться в этом – и полагаем, что не без помощи британской разведки, ‘оснащенной’ ориенталистскими знаниями по методике ведения азиатской, афганской или персидской войн (тактика разрушения), такое «изобретение» не состоялось бы: А. Герцен и П. Кропоткин создавали агентурную сеть в Лондоне из сбежавших из Росcии политических поселенцев, чтобы потом формировать и распылять «агентов влияния», в первую очередь внедрять «чуждое» восприятие –  ненавидящее все «русское» [см. наши статьи о «троянском терроризме»]. С подачи вольной сестры аналогии, отобьем сей мячик: полагаю, что Р. Брэдбери изобретательно сплел «спящее восприятие» – склонное к ‘трансформации’, как хвост ящерицы, поскольку «451 градус по Фаренгейту» неожиданно из ‘символа сопротивления’ стал превращаться в символ «трансформации» – так моё Сознание  реагировало на изменившийся «ветер перемен», что налетел на страны и народы, «с домишек сдув крыши» (как пела Н. Матвеева), в  конце мая 2020 г. (с отменой карантина) демонстрируя по миру сами «спящие ячейки», что выказывая свое сопротивление агрессивно и буйно, иногда кришнаитским хороводом, как в Лондоне, стали добиваться ‘трансформации самого общества’, начав с «трансформации смыслов», желая совершить не кульбит через голову, а карнавальным образом (revolvo) перейти на противоположную сторону, и только на том основании, что «белое» давно стало «чёрным», отстаивая свое восприятие мира, вдруг оказавшееся «иным»: совершенно ‘невосприимчивым’ к отличному от себя мировоззрению, – тем самым объявляя мир «кромешным».

Пока я осмысляла, как связать два восприятия от двух ‘ускользающих иносказаний’ (Брэдбери и Андерсена) между собой, возникших почти одномоментно, и при этом уясняя связь с собственным ‘восприятием’, как в июне вспорхнули воробьи общественного протеста, что мигом обернулся беглым огнём погромов, мародёрства и насилия^[33] – «огнём по Фаренгейту» (разбудив мгновенно мой оксюморон десятилетней спячки), раскидывая вспышки расизма и нетерпимости, а потом и унижения, огненным поветрием перекинувшись на памятники, распиная их публичным уничтожением, и когда как бы спонтанное насилие (опосредованное борьбой за справедливость) приобрело характер массового помешательства, сам собою выплыл «чёрный лебедь» Талеба^[34] – и все встало на ноги в моей головушке, освободив Андерсену почётное первое место. Заколдованные братья Элизы – те самые «дикие лебеди» – умели совмещать в себе два мира (два полюса) – день/ночь (плюс/минус) – так философ-сказочник отразил непреходящее противоречие «слюбится-стерпится», и предвещая, форматировал восприятие будущего? Или смеялся, иносказательно намекая, на человеческую способность быть «гибристом», противоречивым, двуличным, совмещать честность и лицемерие, глупость и подлость? На фатальную зависимость как наркотическую предопределенность? Однако, всякий ‘чёрный лебедь’ – тот самый «неуправляемый процесс» – оказывается «диким лебедем», чудесным образом вводимым Сознанием в «трансформацию смыслов» практически рукотворно: чужой волей и желанием (рубашкой из крапивы) – так на всякого ‘лебедя’ (любой масти) найдётся рубашка, и возможно ‘смирительная’ – нужно немного подождать… до рассвета.

То, что происходит в мире – разрушение Сознания – тотальное^[35], если не сказать фатальное что следует рассматривать как ‘болезнь сознания’, как заболевание жизненно-важного органа – не просто органа чувств (зрения, слуха), но ‘сердца Эйдоса’, органа, с остановкой которого человеческий организм впадает в ступор, словно отравленный гниющей лимфой. Ослабление мыслительной функции, что шло десятилетиями (повсеместно), и TV как ‘маркер’, меняющий поведение внедренным контентом (насилие, ложь, праздность, пошлость), способствовало именно квантовому распаду Сознания – и это фатальная ситуация для современного человека. И возможно, аналогичные моменты в истории случались – ведь исчезновение цивилизаций происходит не просто вмиг и разом (хотя такие случайности бывали – от поцелуя астероида, н-р), считаем, к «распаду цивилизации» приводит ‘распад’ личности, что неминуемо при ослаблении ‘мыслительного тока’ – Cознательного иммунитета, что чревато тотальной остановкой мыслительных электронов.

Заметим, слово «тотальное» стало означать ‘всеобщее’ видимо сразу, как было найдено – на парижских баррикадах, и теми, кому очень нужно было значение «всеобщности» как отдельная коннотация от «целого», и которой оказалось легко манипулировать сознанием большинства, чтобы направлять поведение многих туда, кому нужно было – на революцию и трансформацию общества. Стараниями революционных идеологов появилось прилагательное «total» (из латинского «totius»), что из ‘интроверта’ вдруг превратилось в ‘экстраверта’ – вместо ‘внутренней наполненности’ (что и подразумевает денотат ‘весь целиком’) оно стало указывать на ‘совокупность с другими’ – ‘всеохватывающий’, ‘всеобъемлющий’, как я полагаю, чтобы акцентировать внимание на единстве желаний, требований, чаяний – и заметим, что необходимо, если вы задумали провести бунт/мятеж как ‘форму реорганизации’. Трансформация смысла (изначального: даренного от рождения латынью) произошла уже тогда, когда провозглашены были сакраментальные: «свобода, равенство, братство», которые и подразумевали только ‘всеобщее восприятие’, ‘всеобщую систему ценностей’ – то есть одинаковых для всех – таких ‘разных’ изначально. Так «совокупность внутреннего мира» отдельного Сознания (иначе, человека) скакнула Приоритетом «совокупности как множества», или сообщества ‘различных’, но которых стали равнять ахалтекинской холкой, намеренно объединять, сводя в единый ипподром, уподобляя жизнь барьерным скачкам, видимо с одной целью – лёгкости управления и дальнейшего подавления, или извлечения профита?^[36]

В языкознании такой «перевёртыш» объясняется метонимией: переносом значения с «частного» на «общее», и в случае с ‘totius’ применяемая синекдоха просто подшутила: в значении «общего» и даже «всеобщего» предложила использовать то, что было связано только с единственным числом, поскольку соотносилось, соизмеряясь множественным неисчисляемым (pluralia tantum), с внутренним миром одного человека^[37]. И тогда наше сравнение со скачками вполне оправданно, ибо произошёл скачок не просто через барьер, но в другое пространство – «слово» кардинально сменило «смысл»: случилась - и мысль потекла в другом направлении^[38]. Повторим, смысл переродился: «раскапсулировался», вышел на орбиту и задышал в унисон «всеобщему братству», которое вдруг стало хотеть этой «всеобщности», представляя первозданный синкретизм желаний^[39] этому частому «братанию» и свободному парению на баррикадах улиц, где не нужно было сеять хлеб или латать башмаки – ничего не нужно было делать, только дышать «всеобщностью». Трансформация одного только Смысла, хранившегося в денотате слова, оказалось достаточным условием, чтобы регулярно проводить «трансформации» в обществе, снимая определенные дивиденды, являя волю Фаворита, что, при этом же объявляется Фатумом – судьбой, случайностью, а на деле всего лишь введенным в Сенат конем, что оказывается дрянной кобылой. Итак, возглас: «Коня, полцарства за коня!»^[40] – остается актуальным для общества, что оказывается без руля и без ветрил «по своему хотению» – в Щучьем повелении – недотепой.

Манипуляция Сознанием произошла при запускании «волчком»^[41] одного слова, а сколько их было всего проведено стараниями одних только якобинцев? Через век из смоделированной ‘тотальности’ (фр. total) возникает «тоталитарный» – также направленно: с целью отрегулировать, и желательно разом, чьё-то восприятие, то есть провести массовую вакцинацию – в лексике языка – Сознанию, что уже приобщилось к «братанию», и о «всеобщности» в лучах «Мирового Расцвета»^[42] стало мечтать – так «тоталитаризм» становится ‘темой дня’ философии и политической философии, что включилась в повестку дня, вняв «экзистенциализму» Хайдеггера, уверовав, и методическим рекомендациям «маккартизма», поскольку став ‘существительным’ («тоталитаризм»), словно современный трансгендер, значение из ‘признака предмета’ перейдя его ‘знаменатель’ – этой лексемой стало удобно классифицировать и ставить «метки» как обществу, так и людям, используя как древнейший способ одомашнивания (одурачивания) животных, – им удобно разлиновывать исторические отрезки, поучать младое поколение: «когда деревья были большими»^[43], чтобы просто пугать: вы не жили при тоталитаризме! – удачный маркер. Аффикс –ism носит догматический характер, причем порой устрашающе-оценочной окраски^[44], но если последовать за представленной словарём коннотации, то вопросы покатятся как осенние яблоки: что принесла Великая Французская революция (в совокупности своих побед, проявлений), объявив 9 Термидора? В Древнем Риме периода ‘республик’ его не было? Это слишком поверхностное определение лишь подчёркивает искусственность происхождения слова «тоталитарный», что стало означать ‘форму государственного управления’, что всеохватно (тотально) блюдёт своих граждан, лишая их конституционных свобод и прав, то есть такая Синяя Борода, целокупно следящая за сферами жизни. Из Робеспьеровой ванны^[45] скользнув в Сенат, Тоталитаризм зашагал по улицам городов во весь рост, насилием открывая двери всякой глупости, объявляя ее «всеобщей», то есть необходимой многим и всем важной, опять же для ‘тотального объединения’ – такой Хоровод Хороводович! Но уже с середины XX века предстал ‘оскверняющим’ ругательством, которым можно смело манипулировать, регулировать, врезаясь в экономику консервным ножом санкций, и при этом вдруг обнаруживается, что «тоталитаризм» ‘тотальному’ – рознь, объяснить которую никто не берётся – языкам не обучены господа, живущие в тотальной трансформации смыслов.

Вольный пример своеволия моего синапсического ткачества – ввод в «мировой расцвет», картину, что являет зрителю квантовое множество несвязанных между собой величин, но словно охваченные всеобщностью «расподобления» на части – упрядочение как бы есть, но «считать» можно с любого места в любом порядке – число будет неизвестно – только множественное неисчисляемое (pluralia tantum), поставленное ровным частокольчиком в бездну. Мировая война уже шла – и есть ощущение, что это следы от солдатских шинелей, идущих строем полков. Тем, кто возьмется оппонировать мне в тезе ‘распада’, изображенного Филоновым в самый разгар мировой войны (1914-1915 гг. – весь цикл), – отвечу: здесь изображение «расцвета», как «расподобление», иначе русский художник употребил бы правильную для русского человека словоформу – «рассвет» – расходящиеся лучи солнечного света, наблюдаемые при восходе солнца, но здесь используется другой денотат – «цвет», и всякий (не зависит уже в какой языковой парадигме он мыслит) четко понимает, ибо «знает», что происходит, когда Цвет утекает: разбегается, расплывается, расходится – он просто исчезает. Война – это есть «исчезновение» жизни как «цвета» – вот вам серый фон, расползающихся шинелей, оторванных рукавов вместе с руками, все явлено множеством, которое нельзя упорядочить – но можно влиться, уподобиться, но при этом нужно стать мертвым – не случайно в картине присутствует много темно-красного и коричневого – это цвет запекшейся крови. Филонов воевал солдатом – он знает Цвет и жизни, и смерти. И потом, «рассвет» для одних может означать только «смерть», например, для артефактов, что раскопали в Акротире (о-в Санторин) этот «рассвет» оказался «неминуемым» – надышавшись кислорода, буквально, они стали рассыпаться, подвергнувшись «облучению» при окислении – поднятые из тьмы 300-сот метрового слоя пепла и глины, что привело к ‘распаду’ всех молекулярных стенок, а яркие радостные фрески Санторинской цивилизации растворялись в воздухе – просто таяли, словно «переводные картинки», которые не успели перевести через дорогу вашего воображения. Словом, рассвет для фресок Акротири обернулся их «вводом в мировой расцвет» – то есть распадом на все множественное, являя собой продукт разложения былой культуры, что не восстановим, в принципе.

Все относительно, но дистанции между «пониманием» и «знанием» бывают огромны, бывают ничтожны  – квантовые скачки  Сознания, а они есть  у каждого, повторяем, «квантовые скачки мышления» возможны и доступны всякому, но это не главная характеристика Сознания, которое оформляет и формирует Мысль, опосредованно по-разному и у каждого разно. Скачки отражают ‘хаотизацию мышления’ – это та часть, с которой принято соотносить процесс «начала», – словом, это описывает процесс начала «работы» Сознания – его включение в процесс «осмысления». Ведь бывает, что этого процесса попросту нет – забыли включить – нечем. Для приобщения к ‘тотальному’ современного человека усиленно пугают погодой: дождь, снег, температура, ветер – все «страшно», все опасно, вот вам метка «чрезмерной  дозы» – ее «непредсказуемость» губительна! – нагнетают страх (как в случае с вирусами, и прочими болезнями, которые просто нужно лечить, не мандражируя), чтобы человек свою «будущность» как ‘никчемность’ носил с собой в кармане – зубной щеткой, но чтобы мог сделать из нее перочинный ножик в случае чего. Это воспитываемое, прививаемое, «отчуждение» от себя самого, что оборачивает его «зверенышем» при техническом прогрессе и ‘тотальном безверии’ – абсолютного неверия ни во что.  Да, наше синапсическое ткачество, как регулярное упражнение ума, способно на то, что всякий «расцвет» обернуть «рассветом», – все зависит от уложений и правил, которыми располагает ваше Сознание, – ведь Оно само готовит то ‘прозревание’ Смысла, что подарит вам «понимание», а с ним и Образ Понятия, на котором будет держаться вся сетка координат вашего мировоззрения. И ‘прозревание’ момента/явления всегда подготовлено зернами Мифа, что рано или поздно взойдут и заколосятся всходами. Зерно Мифа гулко звучит в вашем сосуде Сознания – ведь по сути, Сознание есть тот стеклодув, что сочиняет и форму, и содержание одним дыханием – дыханием вспорхнувшего Эйдоса – он дарит вам самого себя. Но заглянув в этот сосуд, особенно если он чужой, – вы непременно поражаетесь, но будьте осторожны: не разбейте при этом свой, иначе это обернется вашим «поражением» – зерна Мифа могут рассыпаться – и все придется собирать заново и сначала – запускать «хаотические скачки» – по зернышку – вашей жизни может не хватить.

При ‘тоталитаризме’ – том, о котором трубят сейчас леволиберальные сообщества^[46], невозможно воспитать человека, который бы смог отразить нападение врага на отчизну (притом бесплатно: без денег наёмным войскам) ценой собственной жизни, какой бы идеологией ни было пропитано его сознание, – и значит, дело в иммунизации Сознания, которая возникает и происходит в человеке с момента его же рождения (воскресения в мысли), что обеспечивает внутреннюю цельность, неразделённость, всецелость – то, что можно было бы соотнести с латинским «totus» – то есть «весь в совокупности» мыслей и чаяний человек[47], что гарантирует ‘верность’ восприятия (в смысле точности понимания). А между тем природа самой «всеобщности» может быть не искусственной, а скажем так, народной, сотканной природой народного духа в момент национальной опасности (как у животных и птиц, что живут стаями), что проявляется инстинктом самосохранения популяции, и тогда «всеобщность» оказывается тождественной «сопричастности» к общей беде как ‘переживание’, что цельно (глубинно), поглощает всего человека, требуя всех его сил – целокупно с мыслями и физическим здоровьем, – но тогда такая «всеобщность» воспитывается просто культурной традицией народа (Гомер этим занимался, русская литература), и наши деды и отцы были привиты таким духовным ‘тотальным’ – тем русским Духом, что Русью пахнет, Образом Вещего Олега (Пушкин).

Но когда в «этические принципы» стали заносить «согласие» как ‘качественную характеристику’ субъекта, полагая или намекая, что тем самым мир объективаций станет лучше, осветится радугами «ДА», словно скрижалями ‘разрешенья’, и все возликуют и возрадуются под этими соглашательскими восприятиями, что спускаются режиссёрскими манёврами, поскольку явились ‘ответной реакцией’ на чужую просьбу, и которая может сопровождаться истерикой, пощёчиной, стаканом воды или бурей в стакане, а не как ‘формальное проявление действия’ – то впору оказать сопротивление – тот «русский Дух», по определению. «Согласие» как «образ действия», или ‘предикат по необходимости’ не может приниматься за ‘этический принцип’, то есть за ‘правило поведения’, как например: уступайте место пожилым и беременным, почитай отца и мать своих, мойте руки перед едой, знай во всем меру, не сотвори себе кумира – это те самые «гномы» (о см. выше), которые живут в нашем Сознании как «принципы жизни» – они выражают конкретную мысль, наполнены смыслом, в некоторых есть Образ Понятия, и вокруг них выстраивается мировоззрение, вытачивая поступь человека, налаживая его дыхание, поскольку образ мысли формируется только мыслью, и не одной, как правило, – он не возникнет при одном слове «согласие», или даже «согласие сторон», выражаемому по-разному, что просто отсылает к прерванному юридическому документу. Это слово не наполнено конкретикой смысла, и значит, не может выражать тот или иной ‘принцип’ – им нельзя рисовать Образ человека в его целокупности – это слово бесцветно…

[1] Фрагменты рукописи, что планировалась к выходу в свет в 2020 г., возникшие у автора в режиме «предварительной правки верстки» в период тотального карантина от Covid’19 в апреле-июне 2020 года, повлекшие за собой увеличение объема, а вслед за этим форс-мажор издательства, в результате чего рукопись вновь оказалась в свободном плавании, однако суть фрагментов вопреки обстоятельствам непреодолимого характера рвется на свежий воздух – к читателю.

 

[2] Маккартизм (McCartism от фамилии сенатора Джозефа Рэймонда Маккарти) – политическое течение, направленное против левых и либеральных деятелей и организаций, что развернулось в конце войны в США (1950-1954), и усилилось приходом к власти республиканца Дуайта Д. Эйзенхауэра (президент с 1952). Маккартисты стали частью правящей партии, устроив гонения на коммунистов, словно они средневековые ведьмы, и, фактически управляя государством, выработали систему преследования и наказания инакомыслящих: закон Маккарэна «о внутренней безопасности» (09.1950), игнорируя президентское вето, позволял увольнять с работы, устраивать травлю в СМИ, принуждая к регистрации  в качестве «агента иностранных держав», и за невыполнение предписаний закона грозило тюремное заключение (до 5 лет) и шртаф (10 тыс. долл.), или депортация, а закон Маккарэна-Уолтера (06.1952) ограничивал миграцию, модернизировав иммиграцию: ни какой связи с компартиями, «Акт 1954 о контроле над коммунистами» лишал коммунистов заграничных паспортов, состоять на госслужбе (военном заводе), а Комиссия Палаты Представителей по расследованию антиамериканской деятельности уподобилась Инквизиции – увольняли по малейшему подозрению в «антиамериканизме» (в содействии коммунистам, шпионаже): профсоюзы, СМИ, Голливуд обзавелись обширными «чёрными списками», что действовали на манер пиратских «чёрных меток», в университетах профессорский состав подвергли массовой чистке, а библиотеки – нещадно цензурировали: отдельные книги сжигали по идеологическому принципу. Брэдбери не выдумывал, но «писал с натуры».

[3] 01.11.1952 г. – первое испытание водородной бомбы на атолле Эниветок – США диктует «право первой ночи» миру; 12.08.1953 – первое испытание водородной бомбы в СССР и вступление в «холодную войну», навязанную «Доктриной Трумэна», поляризовавший мир на «своих» и «чужих».

[4] Нуар (фр. noir – «чёрный» роман) –  художественный стиль литературы и кино (1920-1960-х гг.), отличающийся настроением пессимизма, разочарования, цинизма и холодной сдержанности, при жестком сюжете (как правило криминального характера) и мрачных (почти готических) изобразительных приёмах, выразительность которых достигается сгущением «отрицательного» и нагнетанием контрастности, как характеров героев, так при описании/фоне.

[5] Из книжных фондов публичных библиотек было изъято около 30 тысяч наименований книг «неудобного» содержания.

[6] Вот сокращенная выборка событий за 1951г.: Корейская война: 7.03 – операция «Потрошитель», боевые действия идут в течение всего года; 16.05 – в Боливии пришла к власти военная хунта; 24.06 – началось цветное телевещание (коммерческое); август – массовые волнения в Каире; 30.08 – договор «О взаимном обеспечении безопасности» (США/Филиппины), предусматривавший военное вмешательство в случае внешней угрозы; 1.09 – соглашение о создании Тихоокеанского пакта безопасности (АНЗЮС) между США, Новой Зеландией и Австралией; 8 сентября – Договор безопасности между Японией и США, вводящий беспрепятственное нахождение амер. армии на японской территории; 10.10 – закон Трумэна  «О взаимном обеспечении безопасности» – составленный по принципу Цезаревых «охранных» вердиктов; 15.10 – Парламент Египта денонсирует Анго-египетский договор 1936 года, объявляя Судан частью Египта; в Аргентине введена смертная казнь за участие в военных заговорах и мятежах армии; 16.10 убит премьер-министр Пакистана; октябрь – столкновения  британских войск с египетской полицией, переросшие в мастабный национальный конфликт в зоне Суэцкого канала;  Зима террора в Альпах, 2.12 – Британия устроила военный переворот в Сирии, провоцируя Египет на конфликт; 8.12 – Лондон отзывает посла из Каира; 24.12 – Ливия, первой, получает независимость от Британской Короны; 1952: январь – в Египте введено военное положение, а в Ливии запрещна деятельность политических партий; в Греции зреет диктатура – «черных полковников» (1967-1974) – арестованы коммунисты и преданы суду за шпионаж в пользу СССР, рассрел лидера, комиссара Греческой народно-освободительной армии (ЭЛАС), Никоса Белоянниса в Гуди (близ Афин); 9.04 – Боливийская революция: шахтеры ведут бои с регулярной армией; 23.07 – свержение монархии в Египте, август – революции в Египте; 1.11 – первое испытание водородной бомбы на атолле Эниветок (США); ноябрь – гибель двух военных бомбардировщиков США (89 погибших); 8.12 – военный переворот в Венесуэле; 20.12 – авиакатастрофа в Мозес-Лейк (87 чел.); запатентован изобретенный Б. Сильвером и Н. Д. Вудландом штрихкод (графическая информация объекта, наносимая на поверхность); 1953: январь – цензура в Египте, начались аресты, открыты концлагеря для оппозиции; 27.07 – соглашение о перемирии в Корейской войне, при этом в этот же день 4 истребителя F-86 BBC США сбивают советский военно-транспортный самолет ИЛ-12 в районе города Хуадянь, 29.07 два советских истребителя сбили над Японским морем под Владивостоком военный разведчик RB-50 BBC США – такое точечное истребление могло длиться довольно долго, но через две недели (12.08) происходит испытание первой водородной бомбы в СССР (мощностью 400 килотонн). И такое «волнение» агрессии в обществе будет только нарастать, насилие обращая в способ жизни.

[7] Рэй Дуглас Брэдбери (1920-2012) американский писатель-фантаст. «Когда мне было 19 лет, я не мог поступить в колледж: я был из бедной семьи. Денег у нас не было, так что я ходил в библиотеку. Три дня в неделю я читал книги. В 27 лет вместо университета я окончил библиотеку» – автобиографические признания писателя из его статьи «Как я вместо колледжа закончил библиотеку, или мысли подростка, побывавшего на Луне в 1932-м» [Цит. по: «Рэй Брэдбери: тот, кто написал будущее» // Россия 24, 07.06.2012].

[8] Согласно школьной таблице, и по ней же температура горения спички, или пламени составляет 700-800 градусов.

[9] Молодёжное движение, зародившееся в зарубежной музыкальной рок-среде вследствие распространения идей американского экзистенциализма в конце 60-х гг. прошлого века как протест против цветных революций и локальных войн, что вели армии США и ее союзники по блоку. Не путать с современными хипстерами.

[10] Замечание, возникшее неожиданно: как бы «вдогонку» уже вводимым дополнениям, которым вдруг реальная действительность преподнесла сюрприз: аргументы неоспоримой доказательности – с конца мая 2020 г. началось поистине планетарное протестное движение, на фоне планетарной гражданской самоизоляции стран, вызванной «пандемией коронавируса», и которое можно уподобить ‘средневековым крестьянским восстаниям’, и суть которого еще предстоит осмыслить.

[11] ‘Сатирический дифирамб’ – это не комическая опера, но полная обличения социальная сатира, затрагивающая основы мировоззрения.

[12] В ситуации «срежиссированной пандемии» Covid’19, почти блокадной изоляции весны 2020 г., когда «бомбометание» проходило только Страхом, виртуально угнетая Сознание (время внесения в рукопись окончательных правок), мой пристальный взгляд на «451 градус по Ф.» особенно примечателен, и мы обязательно вернёмся к нему в другой рукописи, что нервно бьёт копытами (о Мифе и «троянском терроризме»).

[13] Невольная аллюзия на к/ф «После прочтения сжечь» (2008) – чёрная комедия братьев Коэн.

[14] В США расовая сегрегация официально существовала с принятия в 1865 г. 13 поправки к Конституции и вплоть до 1970-х годов (отдельный транспорт, таблички для «только для белых» и «только для чёрных» («цветных»), запрет на смешанные браки, раздельные рестораны, казармы, школы, разделение в ун-тах и т.п.). Только в 1956 г., на излёте маккартизма, автобусную сегрегацию отменили законодательно, что вызвало протест среди расистов: выступления ку-клукс-клановцев были активны и жестоки (линчевали целыми автобусами из карабинов и автоматов, словно «Чевенгур» читали, заметим в сторону, – отношение к чернокожему населению было сродни отношению чевенгурских коммунаров к «остатной сволочи буржуазии» (Платонов): как к декорации, что можно и должно сменить, сломать, убрать).

[15] Стеклянный лабораторный сосуд цилиндрической формы диаметром 50-100 мм и высотой 15 мм.

[16] С 1942 года Брэдбери полностью перешел на литературный заработок, создавая по 52 рассказа в год, – за 10 лет (ко времени написания «451 градус по Ф.») вполне набежало-соткалось полтысячи – бесспорно «ни дня без строчки»), а в 1950 уже с его пера слетели «Марсианские хроники», по мнению автора, его лучшее произведение.

[17] Не успел отзвучать колокол Нюрнбергского Трибунала (Суд над нацистскими преступниками), длившийся год (октябрь 1945 – октябрь 1946), как забили тамтамы «Доктрины Трумэна» – внешнеполитической программы (доктрина), объявленной президентом США Гарри Трумэном 12.03.1947, в основу которой был положен лицемерный призыв сдерживания «коммунистической угрозы», что надвигается на весь мир, а потому миру следует основательно вооружиться, и с этой целью в 1949 создается блок НАТО, разворачивается масштабное строительство американских авиационных баз США по союзным странам, чему способствовала принятая в июне 1948 «резолюция Вандерберга», своего рода “Цезаревская стратегическаяя уловка времен Галльских войн”, позволявшая защищать «интересы» национальной безопасности США, находящиеся за ее пределами только на том основании, что США вступили в «союзный договор» с той или иной страной на предмет ее безопасности и в стремлении помочь ее самозащите, например от «коммунистической угрозы» – так постутал Гай Юлий Цезарь, о чем ничтоже сумняшеся и поведал в своих «Записках о войне с галлами» (любое издание), именно как  приём ‘лицемерного паритета и невмешательства’ художественно изобразил Томас Мор в своей «Утопии» (см. наши статьи в Сгеdo New за 2012).

[18] Эффект «обратной тяги», возникающий при возгорании в закрытых помещениях, характеризующийся неполным окислением газообразных продуктов. При открытии доступа воздуха в разогретый и насыщенный горючими веществами объём происходит лавинообразное воспламенение газов, напоминающее взрыв или огненный шар. Можно назвать его цунами при пожаре.

[19] Пожалуй, во времена писателя термин, градуирующий психологические особенности человека, не был в ходу – привычнее были «характеры» Феофраста, о которых мы подробно изложили в предыдущей главе.

[20] Отщепенец – человек, оторванный или бросивший родную среду обитания и ее культуру – народную, но  переехав в город, не принял и его, отрицая и пренебрегая обязательным образованием, культурой дворянского сословия в силу отсутствия определенного достатка, и вынужденный приспосабливаться только к «сфере услуг», избирая лицемерие своим огнивом и кинжалом. Впервые как «социальный тип» введен в русской литературе народников (Снегирев), где был широко представлен, являя собою ‘переходное состояние’: оторванный от деревенского образа жизни, и безучастный к культуре образованного класса. (Соколов Б. М. Лубок и «отщепенец деревни». / Соколов Б. М. Художественный язык русского лубка. – М., 1999. С. 168-174). Первая книга об этой людской прослойке, что к концу XIX века станет ‘типом’, которая так и называлась – «Отщепенцы», была написана полковником Генерального штаба, публицистом «Русского слова» Н. В. Соколовым, который, дав определение, описал это явление, что начало складываться в России после отмены крепостного права. Однако после издания книги в 1866 г., автора арестовали, а тираж уничтожили. После полуторалетнего заключения в Петропавловской крепости Соколов был выслан в Астраханскую губернию, откуда сбежал, в эмиграции примкнул к бакунинцам (см: Кропоткин П. А. Записки революционера. – М.: Моск. рабочий, 1988). Это еще одно свидетельство из «жизни вирусов» – критика социальных явлений приводит к оппозиции, что ведет к диссидентству, что планирует и проводит контрреволюцию – как бы издалека – из шалаша Лонжюмо (см. наши статьи о «троянском терроризме» в Credo New).

[21] Синапс – термин нейро-биологии, означающий область соприкосновения (контакта) нервных клеток друг с другом (межнейронный синапс), произошёл от синонимичного ряда  греческих слов с общим денотатом «связывать, соединять» – sun-aptw  , или от близких ему коннотаций определённых предикатов: 1)  sunufainw – ‘ткать вместе’, ‘соединять’, ‘составлять’, ‘придумывать’, 2) sun=anaplekw  – ‘вместе переплетать’, 3) sunwsis – ‘сталкивание вместе’, 4) sunufansis –  ‘соткание’ (Греческо-русский словарь, составленный А. Д. Вейсманомъ. – С.-Петербургъ, 1899. – Репринт V-го изд. – М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2011. С. 1190, С. 1212).

[22] Единичная исключительность, от singularis (лат.): 1) одинокий, отдельный, 2) ‘единственный в своем роде’, 3) ‘исключительный’, 4) ‘редкий’, 5) ‘беспримерный’, 6) ‘отличный, превосходный’ (Латинско-русский словарь. / О. А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017. С. 593).

[23] Андерсен Г. Х. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. IV. – СПб., 1895, С. 420.

[24] Так высказался о писателе его современник проф. Вильям Блок в своей статье «Вблизи и вдали» в 1879 г. [Цит. по: Андерсен Г.-Х. Собр. Соч. в 4 т. Т. 4. – М.: ТЕРРА, 1997, С. 490].

[25] Цит. по: Андерсен Г.-Х. Собр. Соч. в 4 т. Т. 4. – М.: ТЕРРА, 1997, С. 506.

[26] «Мессер» – боевой истребитель, изобретённый В. Мессершмиттом, был на вооружении германской армии с 1935 г.

[27] Закон о всеобщем образовании принят в Дании только в 1814 году.

[28] Наполеоновские войны (ноябрь 1799 – июнь 1815 гг.) – войны, что велись против армии Наполеона.

[29] Цит. по: Брауде Л. Ю. Ханс Кристиан Андерсен и его сборники «Сказки», «Истории» и «Новые сказки и истории». / Ханс Кристиан Андерсен. Сказки. Истории. Новые сказки и истории. – М.: Научно-изд. центр «ЛАДОМИР», «НАУКА», 1995. С. 641.

[30] Генрик Ибсен, Астрид Линдгрен, Август Стриндберг, Кнут Гамсун, Карен Бликсен и множество других.

[31] Тождественная аналогия Сознания с иммунной системой, что вдруг «слетела» в это изоляционное время, требует глубинного разворота и места, и как ‘синтетическое размышление’ будет размещено в анонсированной книге о Мифе.

[32] Читатель! Прошу принять и простить, но это наиболее существенная вставка в раздел «Бритва без окаёмов», что в процессе осмысления разрослась так, что пришлось модернизировать в отдельный раздел «Ускользающее восприятие как ино-сказание», что вберет в себя содержание вплоть до «Метафоры – крылатый квант Смысла», впустив «Трансформацию иносказанием», «Синаптическое ткачество», «Метафорическое оборачивание», «Манипуляция тотального», «Дуэль противоречий» с «Воронкой недоумения», что преобразит последнюю главу, чье «преображение» ничто не предвещало – глава, написанная год назад, как мне казалось, не нуждалась в дополнениях, но побудил меня сделать только тот «форс-мажор» весны 2020 года, который был вброшен на планету, и который автор претерпевал вместе со всеми и, продолжая работать над правкой этой рукописи, и не осознавая того, обосновывал новый материал, который нашел себе название сам и в самом начале февраля  2020 г. – под ником «Чумное время». Вставка написана в два присеста: 21-23.04 и 03-04.06, собственно, синапсическим ткачеством, и потом редактировалась уже в марте 2021 перед версткой, медленно, поскольку Сознание было изнуренно стрессом и подхваченным-таки вирусом.

[33] Об этом мы обстоятельно расскажем позже – здесь даём лишь концептуальные штрихи к портрету «Троянского терроризма», что не унимается в XXI, отчаянно бьёт копытами, требуя к себе внимания.

[34] Талеб Нассим Николас – англ. писатель ливанского происхождения, своей книгой «Чёрный лебедь» (2007 г.) «взорвал» мировую общественность анализом текущих политико-экономических событий, предложив термин-метафору: «чёрный лебедь» – для характеристики события, что неожиданно и непредсказуемо, и всегда имеет значительные последствия, при рациональном объяснении. Отметим такими «чёрными» оказываются практически все исторические ‘лебеди’, которыми человечество окружает себя из любви к себе же: Французская Революция, Первая Мировая война, «Чёрный квадрат» Малевича и пр. «Значительность» события большей частью объясняется его внезапным появлением.

[35] Totus, a,um, totius (лат.) – ‘целый’, ‘весь’, ’целиком’, ‘неразделенный’, ‘полный’, ‘весь в совокупности’ (Лат.-рус. сл. указ. изд., С. 651).

[36] Приоритет – как термин, принятый на скачках, означает «ограничение скорости»; профит, или take profit – термин, принятый в системе ставок, задача которого «фиксировать прибыль».

[37] Метонимия (от греч. metanasths – ‘переселение’) – вид тропа, в котором сближаются слова по смежности обозначаемых ими реальных понятий или связей, при этом само явление или предмет обозначается с помощью других слов: «мечи» – воины (поэт.), и поэтому такой языковой приём характерен для поэтической речи. Разновидность метонимии – синекдоха – когда перенос значения происходит на основе или по признаку количественного между ними отношения («И гордый внук славян, и финн…» (Пушкин), «Там стонет человек от рабства…» (Лермонтов)).

[38] См.: metanisthmi – ‘переселять, уходить в другое место’, metanoia – ‘перемена мысли’, metaphdaw – ‘перескакивать в другое место’ (Греч.-рус. сл. Указ. изд., С. 804).

[39] Синкретизм (от греч. sunechs, sunecws – “связный”, “непрерывный’ (Греч.-рус. сл. Указ. изд., C. 1202) – первоначальная слитность элементов, впоследствии выделяющиеся в самостоятельные образования.

[40] Реплика Короля Ричарда в финале трагедии Шекспира «Ричард III».

[41] Детская игрушка-вращения  – небольшой шарик с выступающей осью в центре.

[42] Аллюзия на картину Филонова «Цветы мирового расцвета» (1915) из цикла «Ввод в мировой расцвет».

[43] Ироничная аллюзия на к/ф «Когда деревья были большими» (реж. Л. Кулиджанов, 1961), название которого обернулось метафорой утраченного времени, что также воспринимается как ‘невосполнимые надежды’ или ‘иллюзии детства’.

[44] «Тоталитаризм (тоталитарный режим) – политический строй, при котором государственная власть в обществе сосредоточена в руках какой-либо одной группы, уничтожившей демократические свободы и возможность возникновения политической оппозиции, полностью подчиняющей жизнь общества своим интересам и сохраняющей свою власть благодаря насилию, военно-полицейскому террору и духовному порабощению населения» (Словарь иностранных слов. 7-е переработанное издание / научное редактирование: А. Г. Спиркин, И. А. Акчурин, Р. С. Карпинский. – М.: Сирин, 1996. С. 501).

[45] «Робеспьер – революционер, одержимый гильотиной» – так погружает в «кровавую ванну» первый же сайт на вопрос поисковика по вводимой фамилии. Выражение привожу ‘сравнением’ – не суждению, что нуждается в аргументе, но как свидетельство того, что всякий ‘смысл’ стремится в своем воплощении к Образу Понятия, а потому ищет яркий образ и опирается на язык – тот, каким владеет, то есть на каком мыслит.

[46] Напоминаем, что текущее время описания соответствует 2020 году.

[47] Лат.-рус. сл. Указ. изд. С. 651.