ИНТЕЛРОС > №2, 2016 > Некоторые идеи Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона в свете их значения для философского образования наших дней

Алексей Коваленок
Некоторые идеи Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона в свете их значения для философского образования наших дней


15 июня 2016

Коваленок Алексей Анатольевич

ГБОУ СПО Нижегородское художественное училище

Преподаватель социально – гуманитарных наук

Alexey A. Kovalenok

Nizhny Novgorod Art School

Lecturer of social and liberal sciences

E-Mail: Kov9alenok@yandex.ru

УДК — 1 (091)

 

 

Некоторые идеи Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона в свете их значения для философского образования наших дней

 

Аннотация: В предлагаемой статье автор ее останавливается на некоторых дискуссионных аспектах философского творчества двух ярких «персональных центров» философии Возрождения – Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона. Первый символизирует западное возрождение, второй – его византийский вариант. Причем автор анализирует их творчество в аспекте изложения его студентам высшей школы, ибо, по мнению автора, без адекватного понимания учений этих мыслителей осмысление и изучение философии Возрождения будет принципиально неполным. Анализируются дискуссионные вопросы, связанные с природой ренессансного пантеизма. Затрагиваются антропологические и гносеологические концепции Н. Кузанского, в которых содержатся идеи, далеко опередившие свое время, его воззрения на природу, показано, что он стоял у истоков философии техники. Что же касается Плифона, то в статье проводится та ключевая мысль, что его творчество — это один из вариантов адаптации неоплатонизма к ортодоксальным концепциям греческой и латинской версий христианского миропонимания, переданной через сюжеты и дух герметического корпуса.

Ключевые слова: ученое незнание, пантеизм, философия техники, экспликация = развертывание, консубстанциональность = единосущность, бытие = возможность, космология, бесконечность, теология, эманация.

Some Ideas of Nikolay Kuzansky and Georgius Gemistos Plethon in Light of Their Significance for the Philosophical Education Today

 

Abstract

In the suggested Article the author concentrates on some controversial aspects in the philosophical creative activity of two bright «personal centers» of the Renaissance philosophy Nikolay Kuzansky and Georgius Gemistos Plethon. The first of them symbolized the Western Renaissance and the second represented its Byzantine version. The author analyzes herewith their creative work in terms of its presentation to students of higher educational institutions, because, in the author’s opinion, without an adequate understanding of those thinkers’ doctrines the apprehension and study of the Renaissance philosophy would be in principle incomplete. Debating issues related to the nature of the Renaissance pantheism are herein analyzed. There are also touched upon N. Kuzansky’s anthropological and epistemological conceptions, which contain ideas running far ahead of their time, as well as his view of nature. It is shown herein that he was at the very beginning of the philosophy of technology. As for Plethon, the article provides the key idea that his creative activity is one of the versions of neo-Platonism adaptation to the orthodox conceptions of Greek and Latin versions of the Christian worldview transmitted through plots and spirit of hermetic housing.

 

Key words: literate ignorance, Pantheism, philosophy of technology, explication = development, consubstantiality = coessentiality, being = probability, cosmology, infinity, theology, emanation.

 

Некоторые идеи Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона в свете их значения для философского образования наших дней

 

 

В предлагаемой статье автор ее хотел бы остановиться на некоторых сюжетах философского творчества двух ярких и самобытных представителей ренессансной философии – Николая Кузанского и Георгия Гемиста Плифона. Один символизирует западное Возрождение, другой – византийский (восточный) его вариант. Но оба сияют яркими звездами на возрожденческом философском небосклоне. При этом автор этих строк полагает важным изучение и постижение их наследия в рамках курса по истории философии, ибо без такового серьезного анализа их концепций понимание ренессансной философской мысли (да и не только ее) будет односторонним и неполным. Причем, если Н. Кузанскому в данном плане повезло больше, ибо его учение традиционно рассматривается (другой вопрос – насколько глубоко и аутентично) в разных, даже популярных, историко – философских курсах, то творчество Георгия Гемиста Плифона частенько либо упоминается очень бегло, вскользь, походя, без серьезного и глубокого анализа, либо вовсе игнорируется. Автор этих заметок хотел бы представить свою возможную версию изложения важнейших аспектов учений этих мыслителей, опираясь на свои разработки и на свой многолетний опыт преподавания курса истории философии в самых разных аудиториях.

Это был мистик, платоник. Он учился в школе «Новое благочестие»   («Новая жизнь» или «Братья общей жизни»). (существовала она 194 года). Это была система католических школ, расцвет которых пришелся на 15 столетие. У истоков ее стояли Герт Гроте ( ум. в 1384), Герхард Зербольд  (ум. в 1389), Ф. Кемпийский ( ум. в 1471).  Началось это духовное, педагогическое и просветительское движение в Нидерландах. Там в рамках его было выдвинуто много новых идей и в области торговли, и о роли технического образования. Примыкали к этому течению деятели сект Бергардов и Лоллардов , учившие, что человек – от Бога, а потому обладает его могуществом, еще не до конца осознанным и раскрытым. Это – существо будущего! «Новое благочестие» проповедовало, что образование меняет тебя, подчеркивалась роль учителя, духовного наставника. Фома Кемпийский в своем « Подражании Христу», которое у нас так ценили Сперанский, Победоносцев, выдвинул три правила истинного христианина: 1) незаметность; 2) послушание; 3) уединение.  Это – Гимн обыденности, повседневности, скромности, незаметности, проповедь тихого и уединенного служения Богу. Внутренний человек изживает себя из внешнего, освобождает себя из внешнего путем подражания Христу. Познай ничтожество всего земного, прими самоуничижение!  Эти идеи окажут влияние и на духовное становление Н. Кузанского.  Затем он учился в университетах Гейдельберга, Кельна, Падуи. С 1438 – епископ Кельна, с 1439 – генеральный викарий по Германии, а с 1448 – кардинал. Особенно его позиции упрочились  при Пие II (1458 – 1464), которому было даже некое особе видение о Кузанском. ( Кстати, скончались они чуть ли не в один день: Пий II – 14 августа 1464, а Н. Кузанский – 11 августа 1464). Секретарем Н. Кузанского был знаменитый Дионисий, тот самый, который пустил в прочный оборот термин «гуманизм».  Источниками его философских идей были неоплатонизм, ареопагитский корпус, И. С. Эриугена, И. Экхарт.  Интересен факт, что 12 комедий Плавта дошли сегодня до нас именно благодаря Н. Кузанскому, который их собирал, интерпретировал, переводил. Он автор 34 философских трактатов. Основные темы его размышлений и исканий: 1) Бог; 2) человек; 3) «Ученое незнание»; 4) совмещение противоречий. Говоря о формировании философской Вселенной Н. Кузанского, А. В. Ахутин заметил, что «в богословском и философском синтезе Николая Кузанского слились идейные течения европейского средневековья, глубже других связанные с античной мыслью: основные воззрения Платона и Аристотеля, усвоенные им через призму позднего неоплатонизма (Прокл) и зарождающейся средневековой схоластики (Боэций): традиция так называемого апофатического (отрицательного) богословия, восходящая к ранней патристике (Дионисий Ареопагит, Маским Исповедник) и усвоенная схоластической мыслью (шартрская школа, Фома Аквинский); коренящаяся в той же традиции немецкая мистика XIV – XV веков (Майстер Экхарт) и платонизирующие тенденции раннего Возрождения («герметизм»)… В его речи различимы как бы свернутые, «бесконечно малые» отголоски всей будущей философии Паскаля, Декарта, Спинозы, Канта, Гегеля… Иными словами, сочинения Кузанского позволяют увидеть рождение нового мира в недрах, в основах самой средневековой культуры. Он делает эту возможность допустимой, мыслимой, логичной»[1]. Да, действительно, — еще и в этом великое и непреходящее значение его! Его голосом пока еще в недрах позднего Средневековья уже заявляет о себе, манифестирует, возвещает себя новая эпоха – эпоха Ренессанса, эпоха великого Обновления и мысли, и культуры.

Задача, которую пытался решить Н. Кузанский – это понять соотношение Бога и мира – вот фундаментальная проблема!!! Он хотел сформулировать программу, противоположную рациональному  обоснованию теологических истин, свойственному схоластике. Главный оппонент – Альберт Великий. Н Кузанский настаивает, что нельзя выразить полноту познания в терминах формальной логики. Все, что мы знаем – это лишь «ученое незнание» и не более того! Это была установка на то, что надо исходить из принципа несоизмеримости объекта познания (Бога) и прилагаемых к нему определений[2] Это была программа отказа от катафатической = утвердительной теологии и обоснование апофатической – отрицательной теологии. Это все шло явно в русле наследия Псевдо – Дионисия Ареопагита. Н. Кузанский энергично заявляет, что религиозная персонификация Бога и антропоморфные представления о нем – абсолютно антифилософские по своей сути. Он борется с этими представлениями. Он говорит о том, что надо различать язык Писания и язык философии. Термины должны быть не теологические, а философские, или же старые теологические термины надо стремиться наполнять новым философским содержанием  (например, Троица – единство, равенство, связь и так далее). Выдвигается и обосновывается необходимость диалектического соотношения мира и Бога. Бог есть макрообъект = процесс = целое = мир. При этом он пережил две комиссии о ереси, куда его вызывали, и если бы не могущественные покровители в Риме из папского окружения, то еще далеко неизвестно, как бы для него могло окончиться все это дело. ( Кстати, небезынтересно здесь в скобках заметить, что секретарь Н. Кузанского Дионисий все спрашивал у него, что же такое есть Бог. Тогда Кузанский, которого стали напрягать такие вопросы,  вместо ответа в один прекрасный день с утра пораньше отправил Дионисия в еретическую комиссию, где за один день то ли четверых, то ли шестерых сожгли, а несколько десятков человек подвергли пыткам. Посещение сего заведения подействовало на Дионисия отрезвляюще. После этого Дионисий уже никогда более не задавал своему патрону подобного рода вопросов).

Но что же тогда такое Бог? Бог – это максимум, не иное, бытие – возможность. Бог = это совмещение противоречий в едином целом, как возможном и невозможном. В Боге совпадают идея и материя, абсолютный максимум и абсолютный минимум, конечное и бесконечное, возможность и действительность. Бог – это полное совмещение всех возможных противоположностей, в Боге они находят свое примирение и разрешение. В Боге никакого различения нет! В Нем происходит объединение принципов аддитивности = часть меньше целого, и неаддитивности – часть содержит в себе все целое, есть целое и даже больше целого. В Боге все эти позиции совпадают. Бог есть не иное и бытие – возможность.  Не иное (= Бог) – это принцип бытия и познания. Наиболее полное апофатическое определение Бога. Он не есть ни субстанция, ни сущее, ни единое, ни многое, ни конечное, ни бесконечное, ни не сущее, ни ничто, ни что бы то ни было другое. Бог – это такжебытие – возможность. Только один Бог есть то, чем он может быть. То есть Он заключает в себе всю возможность бытия и всю полноту вечной актуализации бытия. Бог есть целое, в котором наличествуют все смыслы, которые Его описывают. В минимуме действую те же принципы, что и в максимуме (по сути, принцип фрактала, часть отражает целое). Целое не статично, оно динамично. Бог – во всем и ничто из всего!  Нет интегрирующего, итогового определения Бога = концепция открытого потенциала. Еще раз суммируем, что Бог как совмещение всех противоречий есть основа для того, чтобы считать единственно верным ответом на вопрос «Есть ли Бог, и что такое Он есть?» следующее утверждение: Он ни есть, ни не есть, ни – есть и не – есть, что найдет итоговое, резюмирующее выражение в термине НОН АЛИУС = НЕ ИНОЕ. По сути это есть утверждение утверждающего отрицания в отрицании утверждения.  Эти отрицания и утверждения уходят в бесконечность до своего предела, а этот процесс должен быть прерван там и тогда, где и когда я сам захочу его прервать. Вот такая изощренная диалектика, которая, конечно, требует вдумчивого отношения к ней, рефлексии над ней, над ее положениями. Но кто захочет дать себе труд вникнуть в эти положения Кузанского, тот поймет, надеюсь, интенцию его мысли. А вообще, конечно, в философии нет легкой дороги, это не беззаботная прогулка, скольжение по поверхности. Мышление, думание – это всегда труд, а именно к этому и приглашает философия. Особенно это актуально = иногда остановиться, подняться над суетой повседневности, подумать, поразмыслить – в нашу эпоху тотального бегства от мысли, в эпоху, когда безмыслие, недомыслие , скудомыслие , легкомыслие возводиться чуть ли не в абсолют. И поэтому, конечно, чтобы понять Кузанского, надо постараться вникнуть, вдуматься в него, как, собственно, и в любого другого крупного мыслителя, который легким не бывает. Легка для восприятия лишь посредственность! Вот такие размышления у меня возникли на полях философии Н. Кузанского, но вернемся ,давайте, собственно к нему.

Весьма значима концепция развертывания = экспликации мира из Бога. Это не креационизм! Никакого единовременного акта творения мира не было! Развертывание = экспликация – это последовательное снятие всего того, что есть в Боге в свернутом = имплицитном виде. Можно сказать еще и так, что Бог изначально содержит в себе мир, но в имплицитном, свернутом виде, как бытие – возможность, а процесс творения мира – это есть его экспликация, развертывание из Бога, реализация его в бытие – действительность. Линия – это развертывание точки, время – развертывание мгновения, движение – развертывание покоя, а весь мир – это развертывание собственной сущности, свернутой в Боге. Причем, интересно отметить, что Н. Кузанский говорит о том, что Бог отступает внутри себя от самого себя, ужимает свои границы, чтобы освободить, дать место миру – вот такая концепция отступления Бога внутри себя от самого себя для того, чтобы мог разместиться и мир. Он отличает себя от самого себя, то, что развертывается в мир – это не сам Бог, адекватный полностью самому себе, он отличает себя от самого же себя. Значит, это не есть классический пантеизм. Здесь у Кузанского все гораздо сложнее и это надо иметь в виду[3].   В Нем – все возможности бытия. Они эксплицируются, развертываются. Развертывание = творение не есть временное. Оно есть вечность! Поскольку Бог вечен и бесконечен, то и процесс развертывания мира из Его глубин будет вечным и бесконечным. Все божественные смыслы до конца не могут быть развернуты в мир.  Бог создал мир, чтобы узреть свою доброту (тезис Ф. Кемпийского, и его повторит Н. Кузанский). Бог также создал мир потому, что мир – сама абсолютная максимальная необходимость (самая абсолютная и максимальная!), где совершается совмещение противоречий.

Интересны рассуждения Н. Кузанского о бесконечности и космологии. Вселенная – это вечное развертывание Божественного первоначала. В Нем она есть в степени максимальной необходимости и совершенства.  Вне Его = максимума, то есть во множестве она есть лишь ограниченным образом. Это – важнейший показатель отличия Вселенной от Бога. Бог – и окружность, и центр. Он везде и нигде. Мир не отличим от Бога. У Вселенной = Бога нет никакого центра, и любая точка Вселенной одновременно и является центром, и не является им. Вне Бога не найдешь точной, равно отстоящей от разных тел окружности, ибо Он один – бесконечное равенство. Мир не бесконечен, но он и не имеет границ. Мир – в Боге. Но если б он был бесконечен, то по сути был бы равен Богу, а это невозможно. Земля, стало быть, тоже никакой не центр Вселенной. Истинный Центр – это Бог! Земля подвижна , и все звезды тоже. Основной принцип существования Вселенной – это движение. Все эти идеи повлияют на Коперника и Бруно, найдут отклик у них.

Теперь обратимся к концепции человека у Николая Кузанского. Человек – это высшее и наиболее значительное божественное творение, возвышающееся над всеми прочими творениями Бога.  Человек – это обожествленное и внеиерархическое существо.  Человек есть полнота совершенства = признак божественности. Но здесь надо иметь в виду, что совершенство свойственно человеческой природе в целом, а не отдельному человеку. В отдельном же человеке полнота совершенства дана ограниченным образом. Человек – это Бог, но человеческим образом, то есть ограниченно. Человек есть малый мир, микрокосм, который есть образ совмещения противоречий (то есть самого Бога), но который в отличие от прообраза (= Бога) постоянно конфликтует. Но этот — то конфликт и есть главное человеческое достоинство! Ярость противоположности, бушующая в человеке, дает силы жить и умирать, и горе тому, кто ее лишится! К концепции человека примыкает концепция человечества как целого. Человечество, по Кузанскому, — это уникальная способность быть целым, оставаясь частью, свойственная человеческому уму, она означает способность содержать в себе потенцию всего, оставаясь во всем – это и есть человечность. Тогда человечность – это человеческий Бог и человеческий мир. Человеку в его целостности человеческого нет нужды ни в чем за пределами человеческого же, то есть он не выходит за свои пределы, когда творит. Человек самодостаточен в силе, средствах, возможностях для творения. Он амбивалентен по своей природе – и всесилен, всемогущ, и бессилен одновременно. Но Н Кузанский подчеркивает, что это и бессилие Бога!

Теперь рассмотрим концепцию познания Н. Кузанского. Он выделяет здесь три сферы, ступени: 1) интеллект; 2) рассудок; 3) ум.   Ум – это единое по своей природе, имеющее источник в Божественном, способность соединения, синтеза ощущения, воображения, памяти, понятия. Из всего этого возникает нечто новое, ранее никогда не бывшее. Но вот это – то новое далее уже надо осмыслить или понять с помощью рассудка и интеллекта.  Рассудок может оценить новое с точки зрения различения и сопоставления. Он тесно связан с телесными способностями человека.  Интеллект же – это способность к интуитивному постижению. Интеллектуальная интуиция – это способ постижения непостижимого, познания невидимым образом для того, чтобы, не вторгаясь в само непостижимое, применять его к человеческому мышлению. Характерно, что четыре века спустя будет много писать о роли интеллектуальной интуиции Шеллинг, подвергаясь критике Гегеля за это. Но вернемся к Кузанскому.  Он указывает, что всякое познание = постижение истины есть бесконечное движение к ней. Познание бесконечно не только из – за бесконечности объекта, но и потому, что бесконечно само познание.  Истина неисчерпаема. Познание неостановимо. Истина есть процесс. Изменчивость – суть мира. Постижение изменчивости бесконечно.  Четыре столетия спустя фактически те же самые мысли о процессуальности истины выскажет Гегель.  А. В. Ахутин комментируя этот момент, указывает, что «в реальной безмерности чувственного существования дает себя знать еще более глубокая сущность вещей: свернутая бесконечная мощь, простая бытийность мира, неисчерпываемая никакими развертками, нечто всегда незнаемое, нечто такое, что в бесконечно продолжающемся познании лишь определеннее и точнее постигается как незнаемое: уплотняющаяся по мере развертывания и раскрытия скрытость мира в себе»[4] (подчеркнуто мной – А. К.). И далее А. В. Ахутин, развертывая нить своих размышлений, пишет, что «нетрудно распознать в этом онтологическом проекте черты нового мира (безмерной, не соизмеримой с человеком «природы»), равно как и нового мышления. Природа (у Кузанского – А. К.) … дается трояко: 1) как сосредоточенная в себе интенсивная бесконечная мощь, дух, разлитый во Вселенной, развертывающий единство в материи через движение и связывающий воедино порождаемое множество…; природа, не исчерпываемая никакими механическими картинами и эмпирическими осуществлениями, природа как вечно не – знаемое и вечно дающее о себе знать; 2) как идеальное бесконечное пространство возможных разверток, порядков, законов (теоретическая природа); наконец, 3) как бесконечное разнообразие чувственно данных вещей, явлений, событий – природа, чувственно воспроизводящая свою внутреннюю непостижимую бесконечность…»[5]. А. В. Ахутин в следующих принципах суммирует учение Н. Кузанского о природе: 1) природа есть творческая мощь, ее возможности далеко не исчерпаны тем «конкретно случившимся» миром, который непосредственно окружает человека; 2) природа не строй, а искусство, продуцирующая, единообразная и потому рациональная деятельность; 3) каждая вещь природы таит в себе возможность стать другой, произвести другое, она сама есть результат определенных действий и остается источником возможных действий; 4) человеческий ум подобен свернутой в себе природе; 5) он = ум также развертывается как некое рациональное искусство, строит рациональные средства познания и входит в орудийную сущность природы с помощью своих измерительных орудий и экспериментальной техники[6]. Н. Кузанский выстраивает концепцию рефлексии. В иерархии элементов познания ум будет различаться как ум абсолютный и ум конечный. Абсолютный ум – это ум формирующий. Конечный ум – информирующий. Бесконечный ум – свертывание свертываний. Конечный ум – образ свертывания свертываний. Тогда, стало быть, информирующий ум способен уподобляться всякому свертыванию. Значит, возможно охватить этой точкой, этой монадой = конечным умом любой предмет ради его понимания.  Ум не пользуется понятийным аппаратом рассудка = категориями формальной логики. Основа его способа мышления – это Я, моя личность, мое авторство, если угодно, «история меня».  Вообще, концепция исходного мышления, то есть мышления – первоисточника человеческого познания – это мистическая теология, и это есть суть учения о познании Николая Кузанского. И, завершая разговор об «ученом незнании», еще сошлемся на А. В. Ахутина, нашедшего, что «наука незнания» Кузанца ведет (в отдаленной перспективе) к тому, что 1) человек привыкает аккуратно отличать себя как познающего субъекта от мира, превосходящего всякую законченную концепцию этого мира (отсюда – путь к Бэкону и Декарту); 2) он начинает отличать мир как предмет познания (опыта) от мира – в – себе (проводить границу, каковую Кант наречет трансцендентальной); 3) он начинает отличать мир своего знания от предмета, по отношению к коему знание всегда является только предположением, средством, инструментом дальнейшего познавания; 4) он начинает включать в познание предмета анализ и совершенствование средств его познания; 5) он = человек начинает видеть в совершенствовании рациональных средств познания, в логическом совершенствовании теоретической системы форму познания сокровенного искусства действия (метода) самой природы, ибо ведь налаживая порядок и связь своих идей, мы одновременно уясняем и порядок и связь вещей (отсюда – мост к Спинозе, и далее – к Гегелю)[7]. Принципы для будущности гносеологии, эпистемологии и онтологии весьма революционные! Вот уж, действительно, это был «один из самых замечательных умов, дышавших этим воздухом» (Бруно).

Теперь оставим великого Кузанца , о нем, думаю, сказано достаточно. И двинемся далее по философским тропам Ренессанса. И следующая фигурой, на которой я хотел бы подробнее остановится, будет Георгий Гемист Плифон ( 1360 – 1452).  Персона в истории возрожденческой мысли весьма знаковая, оригинальная, хотя и не всегда ему в популярных, массовых пособиях по истории философии уделяется должное внимание. Если где – то и скажут две – три строчки, а то и проигнорируют вовсе. Ну что ж, на то они, как говорится, и популярные все эти пособия, без претензий на оригинальность и глубину, часто тиражирование одного и того же. Так вот хотелось бы здесь все же восполнить этот пробел и рассказать о творчестве данного интереснейшего мыслителя, полагаю, он заслуживает того.

Его ключевое произведение – это «Законы» (названо явно в подражание Платону, у которого тоже есть текст с аналогичным названием) — более 5000 страниц, 27 глав, 137 разнообразных сюжетов. Его творчество – это эволюция развития возрожденческого неоплатонизма.  Иногда еще его позицию оценивают как эллинизированный поздневизантийский гуманизм.

Основная интенция его размышлений – это преодоление разрыва между Божественным и природным началами и отказ от креационизма = вечность и несотворенность мира.

Он развивает так называемую эллинистическую теологию, суть которой сводится к следующим философемам:

  • Мир зависит от Бога как Первопричины бытия, но при этом существует вечно. Вселенная вечна, родилась вместе с Зевсом = один из модусов Божественного, не начата во времени и не будет иметь конца. Путь возникновения Вселенной – это лучший способ ее создания (в чем — то при желании здесь можно увидеть мотивы, отдаленно напоминающие теорию лучшего из возможных миров Лейбница, который три столетия спустя тоже будет утверждать, что наш мир и способ возникновения его есть лучший из всех возможных).  Вечность есть вечность для этого мира, но не для Вселенной. Вечность, вечная для нас,  – временна для Вселенной. Богу не было нужды творить мир, ибо он уже был сотворен. Существуют разные потоки времени. Вечность Вселенной уравнивает ее с Богом во времени, но также и в качественном отношении.
  • Бог – не христианский творец. Тема творения исчезает. Переход от Бога к миру – необходимость. Не только Вселенная возникла вне времени и под действием причины, но и сам Бог устроен по тем же принципам.  Он никогда не бездействует и всегда производит Вселенную в соответствии с этими принципами.  Возникновение мира – это вечный и постоянный процесс. Переход от Бога к миру – это прямолинейное и непосредственное раскрытие  в мире вещей тех идей, что заключены в Боге.  Сам Бог – это Зевс одного из священных гимнов: 1) производитель; 2) всемогущий властелин, действуя в себе самом, создавая лучшее из возможного, создает также и все другое, передавая, транслируя в мир не только лучшее, но и то, что передавать не хочет. Это происходит даже независимо от него самого. Отсюда вытекает многообразие всего в мире.  Божественный мир не монотеистичен. Божественное дифференцировано, растворено во множестве носителей, которые исполняют функцию обеспечения процессуальных связей между Божественным и небожественным , внутри Божественного и внутри небожественного. В системе Георгия Плифона фигурируют около ста божеств, в том числе заимствованных из античности и Востока[8].  Это огромное количество божеств, их систематизация, ранжированность, соподчиненность очень напоминают системы Ямвлиха и Прокла. Верховный Бог – это Зевс = высшее единство и абсолютное бытие. Ему не свойственна никакая форма множественности, он – не творец Вселенной. Процесс творения у Плифона выглядит более диалектично, утонченно и изощренно.  Сначала Бог создает некую иную природу и субстанцию, более близкую к своей собственной и вечную. И эта природа также пребывает в  своей тождественности, но в ее глубинах, недрах ее есть уже и множественность. Созданный мир имеет такое же отношение к этой Божественной субстанции, какое материя имеет к форме. Стало быть, видимый мир есть воплощение сверхъестественного. В этом видимом мире действуют заложенные Богом автономные принципы, но он в виду активированного принципа множественности дробится и расслаивается. И этот мир никогда не станет единственно возможным вариантом воплощения Божественного замысла в чувственную реальность. Поэтому мы не знаем – в каком же мире мы живем: в задуманном Богом или же в том, который получился. Кроме всего этого, надо еще иметь в виду, что есть некие сакральные центры, точки иерофании, где Божество проявляется более активно. Это = некие сцепки в мире, а через них уже изливается, эманируется влияние Божественного и на весь мир. Апоройа (эманация) = истечение, развертывание скрытых в Боге смыслов, но Он при этом сразу создает целое как целое во всей своей всеполноте, а затем уже целое расслаивается, дробится, переходит во множественность. Множественность не создана Богом, она возникает сама по себе. Она есть стихия и среда подлинно человеческая. Только человек может творить и множить безрассудно и безоглядно.  Если еще раз суммировать схему создания реальности у Плифона, то получим следующее:

Бог = Зевс = абсолютное бытие и единство

Принцип творения = иная природа, близкая к Божественной

Среда селективная (оболочка между Богом и миром, через которую просочилось все, даже помимо желания Бога)

Множественность

Видимый мир

А далее все уже работает само по себе.

Приведем еще одну схему мироздания у Плифона, взятую из французского издания по истории греческой философской мысли.

  1. Абстрактные категории = мир надчеловеческий, или божественный, = Зевс и дети Зевса

А) Категории вневременные = законнорожденные дети Зевса

1) Бытие = Зевс (Бог)

2) действительность = Посейдон

3) возможность =  Гера

4) тождество = Аполлон

5) различие = Артемида

6) покой = Гефест

7) движение: а) спонтанное = Дионис; б) сообщаемое извне = Афина

8) астральная природа = Атлант: а) блуждающие звезды = Тифон; б) неподвижные звезды = Диона

9)  демоническая природа = Гермес

10) человеческий дух = Плутон

11) телесная природа = Рея

12) эфир и тепло = Латона

13) воздух и холод = Геката

14) вода и текучесть = Фестида

15) земля и твердость = Гестия

Б) Категории временные = незаконнорожденные дети Зевса

16) время = Кронос

17) продолжение рода = Афродита

18) телесная жизнь человека = Кора

19) животная жизнь = Пан

20) растительная жизнь = Деметра

  1. II. Конкретные категории = дети Посейдона.

А) Категории бессмертные = законнорожденные дети Посейдона.

21 – 27) Солнце, Луна и прочие блуждающие звезды, или планеты, = Гелиос, Селена, Эосфор, Стилбонт, Фенонт, Фаэтон, Пироэнт

28) светила, или неподвижные звезды, = прочие, безымянные, астральные боги

29) демоны

Б) Категории смертные = незаконнорожденные дети Посейдона

30) люди

31) животные

32) растения

33) неорганические субстанции[9]

 

Эта таблица синтезирует все, что обнаруживается в греческой философии. Бытие, тождество, различие, покой и движение суть пять родов из платоновского «Софиста». Действительность и возможность, без сомнения, заимствована у Аристотеля. Эфир, воздух, вода и земля эквивалентны четырем стихиям, принятым философами со времен Эмпедокла. А противопоставление неподвижных и блуждающих звезд восходит еще к «Тимею» Платона. Посредством имен олимпийских богов Плифон обозначает бытие и его законы, природу и происхождение сущих, сходство и различие между ними. Боги Плифона сродни умопостигаемым идеям, но таким, которые стали личностями. Вообще же, как справедливо было замечено, за всей этой грандиозной системой вырисовывается неоплатонический идеал гармонии, существующей между философией и теологией, идеал, который у Плифона вписывается в рамки особой религии со своим культом и своим богослужением. Кстати, первая глава «Законов», названная «Культ богов», включает календарь религиозных праздников. Плифон пророчествовал и предвозвещал, что скоро весь мир примет религию, которая, не являясь ни христианством, ни исламом, не будет расходиться с древним язычеством[10]. Творцом этой новой религии и первосвященником ее он, видимо, полагал себя.

Итак, мир – это гармония, непрерывное, хаотическое, грациозное движение, имеющее предустановленную цель.  В мире присутствует принцип раскрытия = спонтанная автономность. Каждая вещь может полностью реализовать заложенные в себе потенции. Это идет стохастически = неопределенно, случайно,  автономно. В вещи число потенций может быть подпитано извне до бесконечности. Вещь может быть и стать абсолютно ВСЕМ!  Вообще, есть некая сумма данных, с помощью которых можно описать объект. Но во всем есть предел, переходя который все теряет смысл и устремляется в дурную бесконечность.

Итак, можно заключить, что тексты Плифона – это один из вариантов адаптации неоплатонизма к ортодоксальным концепциям греческой и латинской версий христианского миропонимания, переданной через сюжеты и дух герметического корпуса[11].

Вот такие идеи и размышления посетили автора этих строк при прочтении и обдумывании текстов Н. Кузанского и Г. Г. Плифона и при их изложении в современной студенческой аудитории. Если они кому – то вдруг покажутся не совсем уж безынтересными, то автор этих заметок будет полагать и тешить себя мыслью, что предпринял он их не зря. По крайней мере, кое – что из того, о чем 500 с лишним лет назад размышляли эти авторы, весьма конгениально применительно и к нашему меняющемуся, многообразному, многоликому, стохастическому и безумно противоречивому миру = тому самому гармоничному, и вместе хаотическому, непрерывно и грациозно движущемуся миру = бытию, о котором столь образно и столь упоенно писал Плифон.

 

 

 

 

 

Литература.

  1. Ахутин А. В. Поворотные времена / А. В. Ахутин. — СПб.: Наука, 2005.- 743 с.
  2. Греческая философия. Т. 2. / М. Канто- Спербер, Дж. Барнз, Л. Бриссон, Г. Властос.- М.: Греко – латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2008.- 477 с.

 

[1] Ахутин А. В. Поворотные времена. – СПб.: Наука, 2005. – С. 382 – 383.

[2] А. В. Ахутин, поясняя эту позицию, указывает, что «от многообразного мира, мыслимого с помощью десяти аристотелевских категорий, путем доведения соответствующих предикатов до максимума и отрицания их в этом максимуме мы восходим к единому «художнику», создателю мира, несоизмеримо превосходящему сотворенный им мир со всеми его определениями. Никакими определениями, почерпнутыми из сотворенного мира, нельзя наименовать, определить, вообще помыслить Творца. Искусство творения, сосредоточенное в уме Творца, не описывается чертами созданных произведений, в какую бы степень превосходства мы их не возводили».  Там же. С. 384.

[3] Некоторые авторы настроены еще более радикально. Так, А. В. Ахутин полагает, что «Кузанский весьма далек от каких бы то ни было «модернистских» настроений (в частности, мне представляется глубоко ошибочным истолкование его философии в духе мистического пантеизма). Напротив, его задача – надежнее, изначальнее, радикальнее, логичнее обосновать каноническую архитектонику Бого – и Миропостижения, встраивая в этот умопостижимый храм древнейшие и новейшие формы. Именно двигаясь традиционными путями, сосредоточивая традиционную мысль в ее предельных основаниях, в самом ее источнике. Кузанский неожиданно улавливает иные, далеко не традиционные возможности, таящиеся в том же источнике». Там же. С. 383.  В другом месте этот же автор решительно пишет: «Очень часто философию Кузанского зачисляют в пантеизм. Он – де на ренессансный манер отождествляет мир и Бога, перемещает творческую потенцию Бога непосредственно в мир. Эта точка зрения страдает, на наш взгляд, поспешностью и приблизительностью. Находить у Кузанского пантеизм – значит упускать из вида самое главное: апофатическую, отрицательную связь между Богом и миром, опосредование этой связи «наукой незнания», онтологическое различение свернутости мира в Боге и свернутости мира в самом себе, не замечать, иными словами, место и роль ума в системе Кузанского. Пространство развертывания мира не имеет непосредственной, так сказать, натурально – онтологической связи с творящим субъектом. Между ними онтологическая пропасть».  Там же. С. 388 – 389. В общем, заметим, и сам этот вопрос, и суждения А. В. Ахутина интересны, но дискуссионны.  Мы, в свою очередь, выше уже указывали, что традиционные, устоявшиеся представления о ренессансном пантеизме должны быть скорректированы. Сегодня более обоснованной представляется позиция (и мы выше писали об этом), согласно коей чистого, так сказать, радикального, безоглядного, абсолютного пантеизма нигде и никогда не было и нет!  То есть, если принять позицию радикального, чистого пантеизма, то тогда надо признать, что мы живем внутри Бога. Но это абсурдно! И эти исследователи подчеркивают, что пантеизм надо понимать так: есть некие сегменты, сферы мироздания  (в том числе и человек – но не всякий, а лишь стремящийся к совершенству, готовый вместить в себя Божественное!), где уровень консубстанциональности = единосущности Бога и мира достигает своего предельного максимума, дающего этим сегментам возможность особого бытийственного = онтологического статуса, так как они не такие, как весь остальной мир, ибо до предела насыщены Божественным, и изменяя их, воздействуя на них, мы тем самым изменяем и весь остальной мир.

[4] Ахутин. А. В. Поворотные времена. – СПб.: Наука, 2005. – С. 391.

[5] Там же. С. 391 – 392.  И этот же автор энергично подчеркивает, что в этом замысле заложены начала природы как будущих натурфилософов, так и рационалистов и эмпириков 17 века, возможности как механической редукции, так и натуралистической таксономии. Рефлексия Кузанского  открывает новую идею мира, новую логику его постижения через научное, то есть экспериментирующее, идеализирующее, объективирующее познание, и даже особую, скрытую до поры идею рационального праксиса (развертывание технических потенций природы). Но при этом Кузанец всегда предупреждает: между теоретической мерой и реальностью всегда оказывается бесконечное (пусть даже и бесконечно малое) различие, равно как и от полной истины теоретическое предположение отделяет всегда бесконечность, сколько бы оно к ней ни приближалось.  Там же.

[6] Там же. С. 403.  А здесь уже просвечивает связь научного познания с техническим преобразованием природы. «Искусство (техника) отныне не противопоставляется природе,  не понимается как набор ухищрений, с помощью которых человек обманывает природу, а, напротив, осознается как открытие  сущностных сил самой природы. В технике человек не насилует, не обманывает природу, а извлекает из нее ее собственные неосуществленные возможности. Техника есть мощь самой природы, продолжающей творить с помощью человека, восполняющего ее творческим умом».  Там же. Можно, стало быть, сказать, что Н. Кузанский отчасти стоит у отдаленных истоков того, что сегодня мы назвали бы «философией техники».

[7] Там же. С. 398.

[8] «Универсум Плифона населен существами божественными и не божественными; первые – это чистые умы, пребывающие в занебесной области, вторые , состоящие из души и тела либо из одного только тела, обитают в небесах и в подлунном мире. Весь универсум эманировал в нисходящем порядке, из мысли Зевса, великого бога, первоначала, и совечен ему, ибо происходит из него как из причины, а не во временном смысле. Следовательно, Зевс не может изменить свою волю . Так же как и универсум, он подчинен жесткому детерминизму, через непреложную связь с Судьбой, с Heimarmene. Реальности классифицируются в порядке их генерации. Посейдон, старший сын Зевса, ведает творением в целом, его братья – стихиями, Гера – числом существ и их размножением, низшие боги – законами бытия. По мере того, как мы продвигаемся вниз по иерархической лестнице, соответствующие полномочия становятся все менее и менее общими, так как согласно платоновской теории идей общее объемлет собой частное. За сферой богов следуют гении, демоны, души, обособленные от тел, бессмертные, как боги, но способные впадать в грехи и заблуждения, и, наконец, люди, состоящие из души и тела, чье предназначение – уподобляться богам».  Греческая философия. Т.2.  / Под ред. М. Канто – Спербер. – М.: Греко – латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2008. – С. 851.

[9] Греческая философия. Т.2. / Под ред. М. Канто – Спербер. —  М.: Греко – латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2008. – С. 851 – 852.

 

[10] Обо всем этом —  Там же. С. 853 – 854.

[11] Автор этих заметок почитает своим долгом указать, что при работе над текстом этой статьи он использовал кое – где некоторые размышления, методологические ходы и идеи (разумеется, в авторски переработанном и переосмысленном ключе) доктора философских наук, профессора, ректора НГПУ им. Минина А. А. Федорова, чьим студентом пишущий эти строки когда – то был, и чьи глубокие , талантливые и интересные лекции он до сих пор с благодарностью вспоминает.


Вернуться назад