В первые, трагические годы эмиграции Георгий Петрович Федотов работал над осмыслением сложных исторических судеб русского народа, создавая шаг за шагом представление о русской революции и концепцию российской истории.

Будучи историком по образованию, он адекватно и компетентно оценивал все происходящие события его времени. Федотов умел как-то чутко и точно улавливать самые главные тенденции истории, быть прогнозистом, «он умел облекать исторические, историко-философские проблемы в яркую публицистическую форму» [1;240]. Так, Георгий Петрович пишет: «В революции мы привыкли видеть кризис власти, а не кризис национального сознания» [2;173]. Размышляя над историческим прошлым России, исходя из событий революции 1917 г., Федотов приходит к твердому убеждению, что главные движущие силы истории следует искать в большей мере не в социально-экономических отношениях, а в сфере духовной. Духовная жизнь общества соединяет в себе поколения, настоящее и будущее, уходит в глубину веков.

По мнению философа, термин «революция» малопригоден для характеристики исторических движений, это своего рода механическое проявление, ненормальное, болезненное состояние, которое не может в полной мере выразить всю совокупность трагических процессов в стране. Федотов говорит, что человек в такой момент отказывается от свободы, абсолютные ценности гибнут, и человек растворяется в мире всеобщего удовлетворения потребностей.

Историческая преемственность предполагает генетическую связь различных временных эпох, в этом и есть истоки необратимости исторического развития государства. В этом аспекте необходимо отметить оценку мыслителем большевистской революции как закономерного и последовательного свершения исторического дела: «…Смотря на вещи объективно двадцать лет спустя, видишь, что другого исхода не было, что при стихийности и страшной силе обвала Февраль мог бы совладать с разрушениями при одном условии: если бы он во всем поступал как Октябрь» [3;301]. Федотов не пытался интерпретировать революцию лишь как факт, жестко локализованный во времени. Это особенно заметно в сравнительной характеристики Февральской и Октябрьской революции: «Февраль-зачинатель», «Октябрь-завершитель». Те же силы, которые вызвали взрыв Февраля, произвели и Октябрь. Так он воспринимал два указанных события как две точки единой линии революционного процесса, как взаимосвязанные моменты грандиозного распада старой государственной власти. Он пишет: «Исторически они входят... в этот грандиозный процесс как его моменты» [4;133]. Подобное восприятие революции позволяло Федотову отслеживать изменения, преобразования в социальной структуре, корректировать свои оценки в связи с текущим ее состоянием.

В творчестве философа можно вычленить убежденность в исторической предопределенности революционного кризиса. Точкой отчета изменений, переустройства русского общества и русской культуры стала эпоха Петра I. Осознавая неотвратимость русской революции, но не принимая ее большевистский вариант, Федотов сохранил к России патриотическое чувство. При всей критичности восприятия курса новой большевистской власти, он был убежден, что русский народ в некой исторической перспективе должен был сделать иной политический выбор, изменить свою историческую судьбу.

Федотов характеризует правление Петра I как самодержавное правление, где идея государя сливается с лицом государя. Вместе с тем реформы и преобразования Петра I резко меняли акценты и сам образ власти. С эпохи Петра правит не православное, а светское государство. Здесь проведена резкая грань между «мирским» и «духовным». На протяжении XVIII века государство стремилось взять Церковь под контроль, не только превратить ее в государственную организацию, но и максимально ослабить ее. Георгий Петрович был убежден, что абсолютная монархия не могла терпеть такую авторитетную силу, как Церковь. Поэтому и создается бюрократический орган  –  Синод, исторически несвойственный России. Если раньше происходил процесс воцерковления государства, то с данного периода начинается огосударствление Церкви. На наш взгляд, это изменяло парадигму отношения к царской власти: от священного служения – к государственной службе. Если народ еще по старинке воспринимал царя как религиозного, сакрального правителя, то дворянство и бюрократия начинают видеть в нем лишь главу государства, политического лидера, но не национально-религиозного вседержителя. В этом можно усмотреть отчуждение высшего сословия от царской власти, ослабление духовно-  мистического единения с ней.

Опорой монархии долгое время были как дворянство, так и простой народ. Государственная служба и обязанности были возложены на все сословия России: от горожан и крестьян до помещиков и бояр. Дворяне несли боевую службу, крестьяне обеспечивали экономическое развитие дворянства и государства в целом, участвуя и в общенародном ополчении. Таким образом, положение каждого сословия обусловливалось несением службы и государственной повинностью. Во время расцвета монархии в России всё в ней определялось не наличием прав и свобод, а лишь одними обязанностями. Все общество в государственной ответственности было едино, сомкнуто в кольцо определенных повинностей. «Тягло стояло в центре жизни как крестьянской, так и посадской общины, а также владельческих сословий. Русское дворянство не отделяло себя толстыми стенами замков, окруженных глубокими рвами, как западные феодалы» [5;113].В представлении Федотова вся социальная структура российского общества представляла собой некий универсум, целостность. Не было четкого корпоративного разделения, не было четко выраженной политической позиции у всех сословий общества, гражданских связей друг с другом. Все это было скреплено, обусловлено лишь родом занятий, несением службы.

Исходя из такой структуры общества, Федотов делает вывод о высшем социальном слое – дворянстве: «По-видимому, самая принудительность, государственное закрепощение военного дела как службы парализовала развитие рыцарского сознания» [6;33]. Постепенно угасает внутренняя связь, обязанность и религиозное чувство восприятия царской власти, а вместе с ним несение военной обязанности как священного долга. Дворянство, а впоследствии и интеллигенция, став собственником земли и крепостных крестьян, стремится освободиться от опеки государства, искать политической независимости. Во дворянстве, по выражению Федотова, происходит «разгосударствление». Отрыв значительной части дворянства от государственного дела углублял пропасть между ним и большинством населения страны – крестьянством. Здесь мыслитель усматривает уже первую предпосылку или внутренний мотив революции, заключающийся в осознании крестьянством положения дворян. Вся воинская обязанность впоследствии легла на плечи крестьян, а их закрепощение все больше усиливалось. Так, «по существу было уничтожено дворянское право на землю, оправданное в глазах крестьян как плата за кровь» [6;34]. Но при этом и по дворянству сильно ударило освобождение крестьян, что впоследствии и привело к упадку их хозяйственной деятельности, оскудению культуры.

Со временем и само дворянство раскалывается, формируются различные полюсы отношения дворян к России и судьбе страны. Так «правые течения» пытались поддерживать, развивать идеи монархии, пытались оправдать существующие государственные постулаты. А «левые силы», которые превалировали в идеологическом плане в это время в России, критиковали власть постоянно, с самого начала создания этих движений, ставили революцию своей целью и таким образом разделяют ответственность за нее. Здесь необходимо отметить, на наш взгляд, что расколотое дворянство как первый оплот самодержавия уже не было в полной мере его опорой. Именно в дворянстве и зарождаются оппозиционные, радикальные, противостоящие монархии силы и движения: «Не из народа, а из дворянства вышла революционная интеллигенция, в том числе ее социалистическое крыло» [6;37]. И в начале XX века оппозиция уже определяла общественное сознание, большинство интеллигенции было настроено против царя и против Отечества. «Так называемая политическая деятельность интеллигенции зачастую была по существу сектантской борьбой с царством зверя-государства... Очевидно, у этих людей не могло найтись никакого общего языка с властью, никакие общие уступки не могли насытить апокалипсической жажды» [6;58]. Вся российская интеллигенция на всю государственную мощь, на все героические подвиги смотрела с подозрением, скептицизмом. Но, таким образом, тот слой, который отвечал за культурное, духовное развитие страны, вскоре отринул себя от этой страны, допустив к власти своего самого страшного врага  –  большевизм. Федотов убежден, что уже к концу XIX века власть выпадает из рук дворянства и чиновников, при этом в России не сформировалось к тому времени класса, который бы поддержал власть, «влил новые силы в дряхлеющий организм».

С другой стороны, второй оплот самодержавия, по Федотову, – русский народ – всегда был хранителем древних религиозных и национальных традиций. Век Просвещения, народное образование разлагали устои народной жизни, вписывали в ее привычный образ противоречивые элементы, заставляли крестьянство двигаться, социально расти и требовать все новых условий для своего существования. Расширение культурного горизонта, уверен мыслитель, побуждало народ расходиться по земле, искать новых заработков и лучшей доли. Так, на наш взгляд, терялась вековая привязанность к своим корням, постоянный поиск чего-то нового привносил в сознание народа отстраненность и независимость от царя и дворянина. «Школа, город, казарма, железная дорога стихийно разлагали основы  крестьянского мировоззрения. На поверхности было незаметно: мужик не читал, не рассуждал. Но он терял веру, уходил в себя, хитрил и ждал» [6;86]. Отмена крепостного права дала мощный толчок для скованной хозяйственной энергии народа. Все это еще больше порождает, как было сказано выше, антагонизм и неприязнь внутри российского общества. Федотов полагал, что внутренний дуализм проявлялся не столько в розни дворянства и крестьянства, сколько в непонимании и отчуждении, которые сложились между народом и интеллигенцией. Всё это корни национального раскола, который привел к русской революции. Необходимо отметить, что отмена крепостного права, как и другие великие реформы, с трудом проводилась в жизнь. Абсолютная монархия тяжело реагировала на неотложные потребности страны и шла на преобразования лишь под влиянием экстремальных обстоятельств. Если для всего русского общества это были реформы, постепенные преобразования, переход к новой жизни, то для самой монархии, императора это представлялось как революции, кардинальный отход от многовековых традиций. Поэтому, несмотря на многие реформы, в стране повсюду было недовольство, недоумение. Россия представляла собой разрозненное общество. На наш взгляд, в политике Российской империи можно усмотреть противоречие – одновременное сочетание идей просветительского развития, прогресса и ранний переход на охранительные, консервативные позиции. Вся история России XVIII-XIX веков показывает все большее ограничение личности, путем введения запретов, «чугунных уставов». С одной стороны, устремления к вершинам европейской культуры, цивилизации Запада, а с другой – боязнь, ограниченность дальнейшего развития государства и общества.

Революция вызвала грандиозные социальные сдвиги, все общество стало, на наш взгляд, единым средним классом. «Ее жернова раздавили помещиков, буржуазию и старую интеллигенцию. Как социальное образование они канули в небытие, не пройдя “классового отбора” Гражданской войны голодом и разорением» [5;246]. Страна прошедшая первый виток, волну революции (Февраль), уже слабая к этому времени, сбросила с себя образ императорской России и была готова принять новый образ жизни. Она стала «пустыней» для реализации новых политических утопий, чем и воспользовались большевики.

В связи с этим философ задается вопросом о виновности общества в свершившейся трагедии. Всю ответственность и вину он возлагает на все составляющие части общества, на все три главные силы: народ, власть и интеллигенцию. Все эти силы повинны в развитии той болезни, кризисным моментом которой явилась русская революция. Каждая часть несет на своих плечах ответственность за судьбу не только свою, но и целого «мира» под названием Россия. Федотов говорит, что наступил критический момент в жизни России, когда всё и вся отдельному человеку было чуждо, все нити и связи с прошлым были порваны, и зачеркнуты целые поколения. Он выдвигает один тезис за другим: «Для интеллигенции русской национальная идея была отвратительна своей исторической связью с самодержавной властью... Для целых поколений “патриот” было бранное слово; ...на третий год Мировой войны русский народ потерял силы и терпение, отказался защищать Россию; ...падение царской идеи повлекло за собой падение идеи русской» [2;176-177]. Вокруг монарха не было сплоченной группы верных самодержавию политических деятелей, не было «героев своего времени», которые бы возродили национальную идею, дух русского народа. Русская монархия исчерпала силы, волю к жизни и к власти.

Георгий Федотов в своем творчестве достаточно точно прогнозирует последствия революционных действий: отрыв от культуры и религии, являющихся оплотом всего русского народа, приведет к рабству, дух русского народа будет сломлен. «Сейчас нет мучительнее вопроса, чем вопрос о свободе России, – пишет он. – Едва освободившись от царя, народ, пусть не добровольно и не без борьбы, подчинился новой тирании, по сравнению с которой царская Россия кажется раем свободы» [7;276]. Федотов приходит к выводу о неизбежности тоталитарного исхода любой революции, тем более в условиях современного мира. Будучи религиозным мыслителем, он придавал огромное значение развитию свободы и духовности каждого человека. Поэтому революция для него, это своего рода удушение, еще большее рабство, а не существование в привычном социальном строе. Философ остроумно замечает об отечественной истории: «…Русская жизнь смеется над эволюцией, обрубает ее иной раз только для того, чтобы снова завязать порванную нить» [8;323].

Г.П. Федотов полагал, что Русская революция была событием великим и трагическим. Но главная трагедия революции, по его мнению, заключается в утрате культурного наследия и творческого потенциала, в помутнении самосознания русского народа. «Самый тревожный – мистически значительный момент, – утверждает он, – забвение имени России» [2;173]. В отрыве от своих корней и традиций предков, народ теряет ориентацию в мире, идентификацию с историей своего общества и государства. Поэтому единственным спасительным выходом из этой ситуации Федотов считал возвращение к историческому укладу, так как без прошлого не может быть будущего.

Литература

1)    Мень А. Русская религиозная философия. - М., 2003.

2)    Федотов Г.П. Будет ли существовать Россия? // Судьба и грехи России. В 2-х т., Т.1. – СПб.: София, 1991.

3)    Федотов Г.П. Правда побежденных // Судьба и грехи России. В 2-х т., Т.2. – СПб.: София, 1992.

4)    Федотов Г.П. Февраль и Октябрь // Судьба и грехи России. В 2-х т., Т.2. - СПб.: София, 1992.

5)    Киселев А.Ф. Страна грез Георгия Федотова (размышления о России и революции). – М.: Логос, 2004

6)    Федотов Г.П. Революция идет // Судьба и грехи России. - М.: ДАРЪ, 2005.

7)    Федотов Г.П. Россия и свобода // Судьба и грехи России. В 2-х т., Т.2. - СПб.: София, 1992.

8)    Федотов Г.П. Сумерки отечества // Судьба и грехи России. В 2-х т., Т.1. - СПб.: София, 1991.

 

E-mail - drulcha@mail.ru