«Раньше у нас ничего не было — ни Б-га, 
ни архангелов и ни пророков, ничего!.. Но все 
было на своем месте: в небе космонавты, на земле трактористы — и никто не валял дурака и 
не морочил голову бабьими сказками! А тут 
нате: все кинулись молиться!»

Евгений Гассель. «Возвращение»

 

Еще из романа Гасселя:

«Еврей внедряется в чужеродную почву, как червь: традиции, святость, веками возделанный слой — что за лакомый аппетитный кусочек!.. Все по вкусу чужаку, все внятно плотоядному сердцу!.. Вот он в косоворот­ ке отплясывает казачка, а вот, возомнив себя славянским баяном, умиляетися над березкой, — хотя кто он березке, что ему березка?!»

Достаточно? Или еще?

«— Еврей… умеет только фиглярствовать!.. Он так и останется лицедеем, шутом, пока не исторгнет из се­ бя эту скверну, этот загноившийся в крови племенной инстинкт!..»

Еще:

«Он переживает еврейство как родовое проклятье, прой пытается себя обмануть: бывает, всплакнет под сьтопочкунад родными  осинами, станет бить себя в грудь и за родину разорвет рубаху!.. Но и на мигне забывает он, кто он по крови, и стоит ему заглянуть в себя, он обнаружит там только еврея!.. Стало быть, постороннего, лишнего, чуждого всему и всем!..»

И еще:

«Вот ведь угорадило родиться евреем — всю жизнь как диверсант на задании, ей Б-гу».

«Кто мы? Неужели всего лишь клоуны в дурацких колпаках, мелькнувшие на минуту в кулисах вечности?»

«Мы всегда на виду, мозолим глаза и своим еврейским задним умом действуем всем на нервы…»

Что это? Коллекеция злобных поношений из антисемитского репертуара позднесоветских лет? Есть у Гасселя и такое — крупным и корявым почерком — на плакатике, брошенном его героям под ноги:

«ЖИДЫ! КРАПИВНОЕ СЕМЯ! НАПИЛИСЬ ПРАВОСЛАВНОЙ КРОВУШКИ?! ВАЛИТЕ В СВОЮ ЖИДОВИЮ!»

Но не это православное остервенение поражает в романе Гасселя, посвященном возвращению евреев в Израиль из ослабевшей советской Державы. Юдофобские прощальные проклятья тех лет и памятны, и понятны. Поражает другое: процитированные выше беспощадности сняты с уст самих евреев! Это они бросают друг другу осворбительныеопределения, которые висят в воздухе еврейских дискуссий, окрашивая и сам воздух повествования невынсимой вонью.

Я это объясняю исходя из поразительнывх оговорок и проговорок. Евреи знают, что обрусели, и ждут расплаты за это обрусение. А если расплачиваться будет нечем? Тут без страдания не обойтись! Не только потому, ячто отбывая на доисторическую родину, придется оплачивать «обратный билет» уровнем бытоустройства. Дело сложнее, и тоньше, и горше, если влумываться в такие переметывания из нации в нацию. Всякий переброс туда или сюда пропитан если не горечью, то грустью. Необъяснимой печалью. Чувством неотвратимой потери, непоправимой пустоты, невосполнимой утраты. А если неатает сил на сваетлкю грусть, то и возникает — взаимно! — пошлость презрения, а то и вонь ненависти!

Вот ее-то и боится обнаружить Гассель.

Но разве только это калечит души? Разве переход в состав великой нации не дает нравственного обогащения?

Дает! Еще какое! Конечно, при условии, что вхождение в состав великой нации — добровольно. Если оно принудительно, и то реакция будет другая: непримиримая! Но если и добровольная — все-таки в ней нет однозначности. Это выбор не по крови только, а больше по неотвратимой ситуации, главное же — это выбор души, навсегда.

А если не навсегда? Душа терпит.

За величие нации надо платить. Грустью неихбежных потерь.

Очень многое получают желтые, красные и черные обитатели Америки, входя в национальный состав великой страны, провозглашенной Вашингтоном. Но перестают быть тем, чем были. А китайские племена — входя в Великоханьскую общность? А народы Индостана?

Так я о евреях… Евреи, прочно вросшие в великорусскую общность. — не обрели разве самоощущения грандиозности культуры, играющей мировую роль?

Да, обрели. И, влившись в великую русскую культуру, внесли в нее свой весомейший вклад. Который многие приняли. А многие отвергли. С болью.

Едва уловимый оттенок боли неизбежен в таких грандиозных передислокациях. Неизбежно в родословной памяти остается след беды. Что=то уходит навсегда… И у евреев, и у всех народов, вошедших в рускость. Да и русские делаются другими… многое утрачивая из достопамятной древности. И получая неизмеримо больше.

Прощальная память немыслима без грусти. И ее чувствуют, (или предчувствуют) русскиое евреи, решаясь перестать быть русскими.

Я думаю, что это существенное психологическое наблюдение. Великие нации строятся на самоотверженности. Они предполагают расплату за величие своих задач. И это неизбежно, как неизбежны в общечеловеяческой истории великие нации, составляющиеся из многих… из многих вкладов» в мировую культуру.

Надо ли приводить великие имена?

Имена, вписанные в историю великой русской литературы и вобравшие в свое самосознание нерусские истоки? Для этого необязательно лезть в архивы и скрести родословия — потому что эти авторы свободно размышляют о своих нерусских началах и ценят их..

Вот они, имена таких непоколебимо русских писателей: И их нерусские начала.

Татаро-ордынское: Ахматова, Ахмадулина.

Татаро-крымское: Карамзин, Державин.

Абиссинское: Пушкин.

Шотландское: Лермонтов.

Турецкое: Жуковский.

Итальянское: Тютчев, Ахмадулина.

Германское: Фонвизин, Толстой, Фет, Волошин, Блок, Фадеев, Цветаева, Евтушенко.

Польское: Баратынский, Некрасов, Ходасевич, Цветаева.

Украинское: Гоголь.

Курляндское (или латышское?) Берггольц.

Грузинское: Вознесенский.

Армянское: Хлебников.

Абхазское: Искандер.

Сербское: Войнович.

Наконец, еврейское: Ходасевич, Пастернак, Мандельштам, Багрицкий, Алигер, Слуцкий, Самойлов, Гроссман…

…Пишущий по-русски прозаик Евгений Гассель — в каком списке должен обрести место?

Коренной москвич. Родился на следующий год после смерти Сталина. Окончил московский университет. Обрел научный статус психолога и философа. В начале 90-х годов переехал в Израиль. Сделался там писателем.

Роман «Возвращение» — исповедь. Сбивчивая и искренняя. В ткани — полно неизжитых «московизмов». Вплоть до грамматических «ляпов», которые должна была бы выправить издательская рука. Но при всех этих редакторских недосмотрах — ощущается талант литератора, переживающего драму душевного статуса.

Приведу последнюю цитату:

«Лестница уводила… наверх, в служебные недра помещения».

В недра — если по-нашему — это не наверх, это вниз.

А может, это не «ляп» редакторского недосмотра, а художественный перегляд «верха» и «низа», когда они меняются местами?

Грустно терять еврейство ради русскости. Грустно терять русскость ради еврейства.

Жизнь вообще грустна. Не оставляет величия без расплаты.

За величие надо платить.

За утрату величия — тоже.