Михаил Земсков, прозаик (г.Алма-Ата)

 

В прошлом году Казахстан (как и все остальные республики бывшего СССР) праздновал 25-летие независимости. Для социологов наверное было бы интересно сравнить стиль, обстоятельства, протокол и бюджет празднований в разных странах, объединенных когда-то коммунистической системой — все это могло бы дать в чем-то характерный материал о том, в какую сторону теперь несет каждое новообразовавшееся государство центробежная сила от геополитического взрыва четвертьвековой давности. В Казахстане День независимости отмечался широко и пышно. При этом президент и во время праздничных речей, и при других удобных обстоятельствах в течение юбилейного года не раз высказался в том духе, что Казахстан не стремился к выходу из СССР и был одной из последних республик, объявивших о своей независимости. Иногда в этих словах сквозила чуть ли не ностальгия по Советскому Союзу. Эта некая двойственность, на мой взгляд, характеризует в том числе и политику Казахстана по отношению к «Русскому миру», воспринимаемому здесь в первую очередь, как наследие идеологии Советского Союза, а не как понятие культуры и социологии. На официальном уровне максимально декларируется, что государственная независимость — главное достижение Казахстана за последние десятилетия. Но одновременно с этим в повседневной коммуникации от власти время от времени проводится линия, что Россия — главный друг и партнер, и вроде как и при Советском Союзе было неплохо. Недаром в последнее время все больше возвеличивается личность Динмухамеда Кунаева — последнего первого секретаря ЦК Компартии Казахстана и друга Леонида Брежнева. Динмухамед Кунаев на самом деле много сделал для республики, и инициатива эта идет даже в большей степени «снизу», чем «сверху» — недавно, например, в фэйсбуке начался сбор подписей за присвоение алма-атинскому аэропорту его имени.

Как следствие, государственная политика в сфере русского языка — по крайней мере, в сравнении со многими другими странами бывшего СССР — вполне толерантная. Русский язык — не государственный язык, но его статус, прописанный в конституции как «язык межнационального общения», почти приравнен к государственному. По данным переписи 2009 года на русском языке свободно писали и читали более 84%, а понимали русскую устную речь более 94% населения Казахстана (причем для казахского языка эти цифры значительно меньше — 62% и 74% соответственно).  В то же время соотношение русскоговорящего и казахскоговорящего населения, соотношение количества русских и казахских школ и объема обучения в институтах на русском и на казахском неуклонно меняется в сторону сокращения использования русского языка и расширения использования казахского. Особенно это характерно для вузов, в первую очередь по той объективной причине, что многие русскоязычные (не только русские, но и казахи, корейцы, уйгуры и др.) выпускники школ предпочитают получить высшее образование в России или за рубежом. Одновременно с этим в вузы Казахстана поступает много оралманов (казахов, вернувшихся на историческую родину из-за рубежа — из Китая, Монголии и др. — по госпрограмме переселения и не владеющих русским языком). Поэтому в перспективе постепенное утрачивание русского языка в Казахстане (которое пока почти незаметно), на мой взгляд, неизбежно.

Стоит сказать еще об одной государственной программе, принятой несколько лет назад правительством — программе «Триединства языков», согласно которой в будущем все жители Казахстана должны будут владеть тремя языками — казахским, русским и английским. Поставленные правительством задачи весьма амбициозны — уже к 2020 году казахским языком должны владеть 95% населения, русским — 90% населения, английским — 20% населения. Но кажется, что кроме правительства в осуществление этих планов мало кто верит. Да и к методике реализации этой программы, подразумевающей переход на школьное обучение на трех языках уже в ближайшие два-три года, много вопросов — в первую очередь в том, что для этого катастрофически не хватает квалифицированных кадров.

В плане городской культуры ситуация сильно зависит от региона. На юге и западе Казахстана с преобладающим казахскоязычным населением турист-россиянин наверняка будет чувствовать себя как за рубежом. Иногда и переводчик потребуется. Но на севере, востоке, в центральном Казахстане и в обеих столицах — Астане и Алма-Ате — тот же самый российский турист скорее всего будет чувствовать себя вполне как дома, ну или, допустим, как в какой-нибудь национальной республике России — Татарстане или Башкортостане. Большинство рекламных плакатов, вывесок, объявлений — на русском языке. В газетных киосках более 80% газет и журналов — на русском языке. В книжных магазинах более 90% книг — российских издательств.  В кинотеатрах 99% сеансов — на русском языке. У большинства жителей, в гостиницах, учреждениях — кабельное или спутниковое телевидение, и более 90% телеканалов — российскиеили на русском языке. Один мой знакомый, вернувшись из Казани, утверждал, что Алма-Ата — более «русский» город, чем столица Татарстана. Возмущение казахстанских национал-патриотов (впрочем, не только их) по поводу засилья российского культурного и политического влияния вполне можно понять. Но это возмущение остается только возмущением, и за последние лет 10-15 ситуация мало изменилась. При этом в сфере культуры такая экспансия в большей степени затрагивает живущих в Казахстане русскоязычных писателей и кинематографистов — по той причине, что ни казахстанский книгоиздательский бизнес, ни киноиндустрия не могут конкурировать с российскими по уровню инвестиций, рекламных бюджетов и развитию системы распространения.

В литературе это ощущается особенно остро — казахстанские издательства просто «задавлены» российскими, и если в начале 90-х еще существовали коммерчески успешные или хотя бы самоокупаемые издательства, то сейчас таких нет (исключение составляют издательства, работающие с детской и учебной литературой). Поэтому казахстанскому русскоязычному писателю для того, чтобы быть услышанным казахстанским читателем, нужно сначала издать книгу в России, а потом из России она уже, дай Бог, доберется до казахстанских книжных полок. Альтернативным вариантом остается самиздат. Периодически в Казахстане выходят книги, изданные за счет автора или за счет спонсорской поддержки, но без необходимой информационной поддержки и системы распространения, обеспечиваемой издательством, они обычно теряются в потоке других изданий и расходятся (если расходятся) мизерными тиражами. В таких условиях вопрос для казахстанского писателя «где и кто мой читатель» является актуальным и довольно болезненным. С другой стороны, нужно сказать, что казахстанский читатель и современную российскую литературу сейчас читает и знает гораздо хуже, чем двадцать-тридцать лет назад. Широко известными можно назвать лишь 5-10 имен: Пелевин, Улицкая, Акунин, Лукьяненко, Донцова и т.п. Книги же, например, Прилепина, Шишкина, Водолазкина, Павлова, Юзефовича, Иличевского, Сенчина, вызывавшие резонанс и отклик в России в последнее десятилетие, в Казахстане остались почти незаметными. Можно сказать, что здесь современная российская литература не выдерживает конкуренции с современной зарубежной литературой — и европейской, и американской, и японской, — а также с русской классикой. Страницы форумов и блогов «Что почитать» в «казнете» изобилуют иностранными именами и с детства неизменным рядом Пушкин-Гоголь-Толстой-Чехов-Достоевский, плюс несколько русских авторов из XX века.

Классическая русская литература почитается и на государственном уровне. Ежегодные мероприятия в день рождения Пушкина — традиционны. Улицы Пушкина, Гоголя, Толстого, Чехова, Достоевского, Шолохова и иже с ними после вихря переименований в Алма-Ате и Астане в конце 90-х — начале 00-х остались при своих именах. С памятниками русским писателям, по крайней мере, в Алма-Ате — похуже. До недавнего времени их было три, причем два из них — Пушкину и Шевченко — были установлены уже в период независимости, в 1999-м и 2000-м гг. (в советское время существовал только один памятник — Горькому). Но не так давно памятник Горькому исчез из центрального парка культуры и отдыха, носившего в советское время его же имя, но ныне переданному в частные руки. Позднее он был обнаружен на «аллее памятников советской эпохи» в другом парке, рядом с Лениным и Калининым.

За последние два десятилетия в Казахстане появилось несколько новых интересных писателей, пишущих на русском, хотя их не так много. Некоторые из них объединились вокруг Открытой литературной школы Алматы, некоторые — наладили связи с российскими литературными кругами и «толстыми» литературными журналами. Кто-то варится в собственном соку, и потом возникает «неожиданно из ниоткуда» с каким-нибудь интересным произведением (так появились, например, Эльдар Саттаров с «Транзит Сайгон-Алматы» и Сабыр Каирханов с «Синхро»). Но практически никто из них не имеет связей с казахскоязычной литературой и не особо представляет, что в ней происходит. Эти две литературы в настоящее время существуют в параллельных, почти не пересекающихся, мирах. Главным образом из-за проблем с переводом. Книги на казахском почти не переводятся на русский, а книги на русском — соответственно,  наказахский. Переводчиков — единицы, и это, по сути, энтузиасты, работающие за мизерную оплату или вообще без нее. Определенные небольшие сдвиги в этой ситуации, кажется, в последнее время наметились: государство объявило о планах финансирования литературных переводов, постепенно налаживаются какие-то связи, но пока все идет очень медленно и сложно.

Что касается произведений казахстанских русскоязычных авторов — вопрос, являются ли они русской литературой или литературой на русском — сейчас уже, наверное, повод для дискуссии. С одной стороны, некоторые книги находят признание в России, даже получают там премии, причем не только «Русскую премию», ориентированную на литературу вне пределов России. Их читатели скорее всего даже не обратят внимание, кто по национальности и откуда автор (тем более, что некоторые евразийские имена универсальны и могут предполагать широкую географию происхождения — Аделия Амраева, Эльдар Саттаров, Заир Асим…). В других текстах явно можно разглядеть влияние и традиции уже не русской прозы, а, например, американской или европейской — что закономерно, учитывая вышеприведенное наблюдение о вытеснении в читательских предпочтениях современной русской литературы литературой зарубежной. Да и темы, связанные с проблемой самоидентификации в новом мире — то ли все еще «своем», то ли уже «чужом», то ли становящимся «чужим» постепенно и почти незаметно, или, наоборот, при обнаружении, что историческая родина стала «чужой» — довольно часто встречаются в произведениях молодых казахстанских писателей. Сказать, что нынешнее поколение двадцатилетних-тридцатилетних в Казахстане воспитывалось в традициях русской культуры, «русского мира» — несмотря на вышеописанное довлеющие значение оной в большинстве регионов страны — пожалуй, уже нельзя.

По поводу ориентации на другие политические и культурные центры, в 90-е годы в Казахстане была предпринята попытка сближения с Турцией и обсуждения идей пантюркизма. На улицах появились донерные, на телеканалах — турецкие сериалы, в казахстанскую экономику пришли турецкие компании, в образование — турецкие школы и лицеи. Но уже в нулевых энтузиазм по этому поводу стих. На мой взгляд, для идеи единого «тюркского мира» в Казахстане не оказалось необходимой почвы и поддержки.

Нельзя однозначно ответить на вопрос «русскоязычные» для представителей «титульной нации» — сограждане или «пятая колонна»? По той простой причине, что само общество «титульной нации» трудно назвать цельным. Наверное, около 20% процентов казахского населения можно причислить к «национал-патриотам», среди которых русские действительно воспринимаются как оккупанты или «пятая колонна», и отношение к ним варьируется от враждебного до снисходительно терпимого. Но на другом полюсе примерно те же 20% так называемых «обрусевших» казахов, воспитанных в традициях русской/европейской культуры, плохо владеющих или совсем не владеющих казахским языком и состоящих в оппозиции к «национал-патриотам». При этом их нельзя назвать «пророссийской» силой — многие из них придерживаются либеральных политических позиций и не в восторге от государственного курса современной России. Между этими полюсами — центристское большинство, которое может в чем-то склонятся к «национал-патриотам», в чем-то — к «европейцам». Ну и кроме этого важно учитывать, что кроме казахов и русских в Казахстане проживают большие диаспоры других азиатских и европейских национальностей — корейцев, уйгуров, татар, узбеков, украинцев, немцев, дунган и т.д. Некоторые из них по образу жизни и менталитету ближе к русским, некоторые — к казахам. Государство периодически (хотя и осторожно) продвигает идею создания единой нации и сплава этносов. Например, широко распространено высказывание известного казахстанского боксера Геннадия Головкина: «Мой отец — русский, мама — кореянка, а я — казах». Время от времени в СМИ и в соцсетях возникают кампании по популяризации смешанных браков. Не всегда понятно происхождение таких кампаний — идет ли инициатива «снизу» или «сверху», но в основном они находят отклик и поддержку в обществе.