Леонид Бахнов, прозаик, литературный критик (г.Москва)

 

К первому классу я знал буквы, но складывал их плохо. Однако от всей души поддерживал директрису, когда, толкая речь перед первоклашками в сентябрьском дворе школы, она говорила, что ученье — свет, а неученье — тьма. Все слушали, молчали, а я громко подтверждал: «И правильно! И верно!» И даже, кажется, аплодировал.

Но книжки читать еще долго не любил. Помню высокий рейтинг книжки «Охотник до сказок» у моих одноклассников. На обложке был бородатый дядька. Все читали, а я не хотел. Не поддавался общему ажиотажу. Впрочем, может, там был и не дядька, и не бородатый, но вспоминается именно так. Как гляжу я на этого дядьку, и думаю, до чего же скучно ему на этом свете жить ДО сказок. Когда они уже есть, все-таки веселее. 

Ну, товарищи помогли разобраться.

В доме у нас всегда было много книг, и читал я, пожалуй, немало, но дело моего чтения до поры до времени было пущено на самотек. Поэтому я читал то «Тома Сойера», то какого-то «Генку Пыжова, первого жителя Братска», наверняка позаимствованного из школьной библиотеки. Потом, классу эдак к третьему, родительское терпение лопнуло. Как-то мама пообещала нас с Вовкой, моим товарищем, взять в кино. Подвела к афише возле молочной, там были все кинотеатры и все кинофильмы, и сказала: «Выбирайте!» Ну, мы поковыряли в носах и выбрали: то ли «Васёк Трубачёв и его товарищи», то ли «Отряд Трубачёва сражается». Мама, конечно, была человеком демократичным, но не до такой же степени, чтобы целых полтора часа выдерживать пионерскую белиберду плюс дорога! Так что в результате мы оказались в кинотеатре «Художественный», где были приобщены к фильму «Дон Кихот». Который нам, в общем, понравился. Но осадок остался.

Вот тут, после «Трубачёва», за меня и взялись. Но я не сопротивлялся. К тому же в детстве много болел. И — понеслась! Как с цепи сорвался. Дюма и Буссенар, Майн Рид и Уилки Коллинз, Стивенсон и Жюль Верн… С маминой подачи годам к тринадцати я прочитал почти все здоровущие романы Диккенса — от «Давида Копперфильда» до «Пикквика», включая «Большие надежды» и «Домби и сын». Примерно к тому же времени прочитал «Войну и мир» (оставляя до лучших времен мудреную философию). Очень мне нравился наш фантаст Беляев и их фантаст Уэллс. Помню, как запоем читал тетралогию Катаева «Волны Чёрного моря», ну, а поскольку испытывал зуд в пальцах и болел вирусным гриппом, то исписал чуть ли не общую тетрадь романом про революцию неизвестно какого года в Одессе, где никогда не был — вот она, сила слова!.. 

Да, так я же еще любил перечитывать! Зачитал книгу Александры Бруштейн «Дорога уходит вдаль» прямо до дыр. А сколько раз перечитывал «Трёх мушкетеров»! А Ильфа и Петрова! А…

В общем, нормальный советский читающий школьник.

Отличие от нынешних времен в том, что в классе читали почти все, а класс был не то чтоб продвинутый. Помню давку в кассах кинотеатра «Динамо», когда там показывали «Графа Монте-Кристо», куда мы дернули чуть не всем скопом, — не читавших роман среди нас не было. Или вот такой невероятный случай — после уроков в школьной раздевалке ко мне подошел отморозок из отморозков и спросил: «Дашь почитать Евтушенко "Бабий яр"?» Изумлению, как говорится, не было предела. 

А потом наступил пубертатный возраст. С Ремарком, Хемингуэем, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и «Звёздным билетом» Аксёнова. В очередной раз лежу в гриппу, приходит врачиха, видит у меня «Трёх товарищей». Маме с возмущением: «Зачем вы разрешаете ему читать эту книгу?!»

А я мусолил ее уже не в первый раз.

Потом мы с друзьями решили отметить очередной общегражданский праздник. Долго экономили на школьных завтраках и уже не помню, на чем, и наконец пошли отовариваться. Было нам лет по пятнадцать. Что закупить, каррамбаСанта-Мария? После долгих дебатов остановились на кубинском роме «Рефино» за три с полтиной и хересе российского производства. А потом прикупили еще бутылку шампанского.

Но при чем тут литература, спросите вы. Ну как же. Ром — это ремарковские ребята, хлещут его галлонами. Херес? Одному из героев «Графа Монте-Кристо» принесли, пока он кого-то ждал, херес с бисквитами. Ну, а шампанское? — ясен пень, старина Хэм. Очень он этот напиток уважал.

Чем закончилась глубоко законспирированная операция — отдельный рассказ. В любом случае, такой руководящей и направляющей роли нынче литература уже не играет.

… Недавно внучка пошла в детский сад. Вернулась, ее спрашивают: понравилось? Помялась-помялась и говорит: 

— У нас там две воспитательницы. Одна хорошая, добрая. А другая командует, как будто мы пульты.

Пульты!.. 

Так вот. Читать я любил. А школьный предмет «литература» ненавидел. «Литература — учитель жизни», «Толстой как зеркало русской революции»… Когда писал выпускное сочинение, заглянул соседке в тетрадь и увидел первый пункт плана (нас заставляли в начале писать план). Написанный твердой и старательной рукой, он выглядел так: «ОНЕГИН И ПЕЧОРИН КАК ТИПИЧНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЛИШНЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА».

Мои внуки, живущие в России, книгам предпочитают компьютер и телевизор. В духе времени. Вряд ли я могу — да и зачем? — на них в этом смысле повлиять. Но все же читают — такая семья. И вот чего мне бы меньше всего хотелось — чтобы, читая ли, смотря или слушая, они чувствовали себя вот этими «пультами». Хотелось бы, чтобы думали. Переживали. Смеялись, грустили. И не ощущали себя при этом представителями лишнего человечества. Пусть даже типичными.