О книге Александра Блинова «Синий Слон, или Девочка Которая Разговаривала с Облаками»

Александр Блинов — имя в нашей литературе новое, но за те два года, что прошли после выхода его первых книг «Рассказы толстого мальчика» и «Чистые враки», у него появились верные поклонники, одобрительные отклики критиков, четыре новые книги, две большие публикации в «Дружбе народов» и несколько издательств, претендующих на сотрудничество.

Толстый мальчик, полюбившийся читателям герой Александра Блинова, признавался: «Я родился мальчиком Сашей. Хотя запросто мог родиться и девочкой Верой, и соседской дворнягой Фомкой, и даже верблюдом. Тогда:  меня бы в школе не мучила эта Верка;  я бы запросто выполнял все команды: «лечь», «встать», «ко мне»; я бы знал верблюжий язык и дальше всех плевался». Родился в Москве, хотя мог родиться в Нью-Йорке, на острове Пасхи или даже в Венеции, и тогда всю жизнь поднимался бы в лифтах на небоскребы, или стоял каменным истуканом на берегу океана, или ходил все время с мокрыми ногами. В детстве он хотел быть усатым дворником Фаридом в фартуке, космонавтом в шлеме, водителем синего троллейбуса и певцом Муслимом Магомаевым с календарика. Но не успел — отвлекался и опаздывал. И желанные «вакансии» заняли. «Пошустрей надо быть, Сашенька! — качала головой с неба его бабка Полина. — А теперь-то вот что?»

А теперь сильно повзрослевший мальчик Саша изо всех сил наверстывает упущенное.  Примеряя роль успешного писателя, книги которого рекомендуются для семейного чтения, потому что над ними до слез  хохочут дети и ностальгически грустно вздыхают взрослые, он не только придумывает новые приключения на свою голову, но и исполняет мечты других — замученных школьными уроками мальчиков и девочек, затурканных  бытом пап и мам, тоскующих в одиночестве стариков, отважных цирковых лилипутов, красавицы-елки, подслеповатого любознательного крота, немолодой домашней курицы-клуши, весенней лужи и летучих облаков…

Главное — чтобы это была настоящая Мечта, а не какое-то там легко исполнимое желание вроде куклы Барби или навороченного смартфона, как у соседки по парте или коллеги по офису.

Современные писатели приучили нас к чудесам — их герои проваливаются в эру динозавров, путешествуют по зазеркалью, дружат с эльфами, влюбляются в вампиров, сражаются с роботами, побеждают злобных инопланетян… Чтобы встретиться со своими героями, Александр Блинов отправляется по колдобистому проселку на обыкновенном рейсовом автобусе в ту самую маленькую степную станицу на берегу моря, куда приезжал на каникулы толстый мальчик Саша. Придорожные пыльные пирамидальные тополя, лесозащитные полосы и линии высоковольтных передач, ажурная вышка МТС, аэродром с сигарами самолетов и зонтами локаторов, веселое, «как все южные погосты», старое кладбище, белые мазанки, покрашенный серебрянкой Ленин в кепке, сельский клуб цвета увядшей розы…

«Еще шагов двадцать, и моя Садовая. Короткая, вся в акациях, уходящая  в небо — в конце обрыв над морем, и все…» Дальше — продуваемая знойными ветрами земля и расчерченное ласточками небо давно прошедшего детства. Вечное время — и пространство любви, печали и радости.

— Портал, — со знанием дела кивнет продвинутый читатель.

Наверное, можно объяснить и так. Тем более что встречает прибывшего кто-то очень смахивающий на Харона, разве что не на лодке.

«— Санька, ты?.. — оглядываюсь. Со стороны кладбища, за грейдером, опираясь на посох, стоит Алик. Рядом его бараны. — Та иди же до хаты… — смеется и машет мне Алик. — Сморился с дороги. Увидимся. А то твои заждались.  С вечера понаехали. Бачишь, у Рябухи сгуртовались… Вон сидят…

И точно, у синего, облезлого штакетника Мишки Рябухи под старым абрикосом на облупленной скамейке сидят все. Ждут».

И растроганный взрослый Санька шмыгает носом («как узнали?.. телеграмм не давал…»), садится на краешек скамейки, достает из рюкзака подарки: «Облаку — сладкой ваты; Шерстяной Собаке — новые спицы и зефир для щенков; Мухе — последнюю партитуру оперы «Травиата»; Пони — сладкой соломки; Вороне — банку клубничного варенья; Алке— новый алый платок на чалму; Григорию Даниловичу —  «The New Times» и «Правду»… — интересуется; Дереву — новые фенечки, а Мишке с Варварой, схожу на погост, положу пару жерделей со старого абрикоса над их скамейкой, может, там, где они, такие и не растут…»

Все рассказанное — чистые враки, — убеждал читателей своих первых книг Александр Блинов. А они тотчас узнавали в героях себя. Теперь же автор настаивает на исключительной правдивости историй и обыкновенности героев: елка как елка, курица как курица, детство как детство… И дети как дети, взрослые как взрослые, старики как старики. Старики сидят на лавочке и вспоминают молодость, дети смотрят на облака, взрослые — все больше себе под ноги (бывают исключения — им дарована способность витать в облаках, но при этом замечать и ценить все «мелочи» жизни, и похоже, Александр Блинов из этих редких счастливчиков). А так — что ж, люди как люди: ведут разговоры на кухне, читают книги, возятся в огороде, посещают консерваторию, смеются и плачут, работают дальнобойщиками, полицейскими и учителями, находят и теряют друзей, болеют ангиной, собирают магнитики, пьют чай с сахаром, смотрят телевизор…

Но люди здесь все-таки если не массовка, то уж точно на вторых ролях. Облако, Шерстяная Собака, Муха, Пони, Дерево, Ворона — это не прозвища станичников,  это самые настоящие влюбленное (страшно влюбчивое) Облако, Шерстяная Собака, которая умеет вязать на спицах, Муха, которая жужжит на лучших сценах мира си-бемольный Концерт Шопена с вариациями, Пони Агриппина, которая мечтает стать длинноногой лошадью и выступать в цирке, увешанное мандаринами местное Дерево, которое только что прилетело из китайской провинции Ляу Джи, и старая Ворона, которая тянется к людям.

Сюжеты и впрямь вырастают из «сора» обыденных ситуаций и прописных истин, зацепившихся в подсознании:

курица не птица — услыхав однажды нежный, пронзительный и скрипучий крик чайки, курица рвется в небо;

собак водят на вязку — Александр Блинов посвящает книгу своей собаке, «ушастой суке дратхаар, которая больше всего на свете любит фрикадельки и слушать сказки», и дарит одной из собак, живущих в этой книге, способность вязать из шерсти все на свете: даже живых людей и настоящий мобильник — уютней разговаривать;

брань (лай) на вороту не виснет — еще одна собака как собака, брехливая дворняга, вдруг онемела: ее лай повис на ветке, высоко, не дотянуться;

эту песню не задушишь, не убьешь — мадагаскарская жаба, проглотив певчую муху, исполняет ее репертуар;

почему деревья не летают? — так если очень хочется, а корни поднатужатся и ветки будут дружно махать, то почему бы и не полететь…

Взрослый мальчик Саша раскладывает перед своими героями веер возможностей побыть кем-то другим и каким-то другим — может быть, даже самим собой, только обязательно красивее и лучше. И отыскивает эти возможности в нашей повседневной жизни. Удается тем, кто способен влезть в чужую  шкуру и не боится, что его сочтут чудаковатым и даже чокнутым, кем движут любопытство (узнать, побывать, попробовать, увидеть), самоотверженное стремление помочь и любовь. (Между прочим, понятие «другой» — опорная точка современной философии.) В мире людей странствующее Дерево было бы Федором Конюховым; Шерстяная Собака, которая вяжет всеми забытой старухе ее детей и внуков, наполняя дом теплом и будничной суетой, — Матерью Терезой; ну а курица Чайка, та вообще несет всем, кому нужно по жизненным показаниям, яйца покруче, чем в знаменитой аукционной коллекции ювелиров Фаберже. 

Герои этой книги Александра Блинова не сироты, при желании у них отыщется и литературная родня.

У собаки, мечтающей выступать в цирке, — Каштанка.

У оперной дивы Мухи — Муха-Цокотуха.

У сорвавшегося в Африку дерева — обитатели толкиеновского Леса Фангорна (большинство из них — просто деревья, некоторые — почти совсем одеревенели и едва шепчут, а кое-кто стал энтами, рискнувшими отправиться в путь, чтобы сразиться с посланцами мрачного Мордора).

У Вороны… Если исключить воронов — начиная от доброго болтливого помощника Герды из «Снежной королевы» и кончая загадочной, со старинными,  каменными глазами птицей, одиноко парящей в ранних зимних сумерках сказки Сергея Козлова, — то припомнится прежде всего ворона из рассказа Валентина Распутина. А может, это вообще та же самая ворона — они ведь живут долго, и гнездо за жизнь свито не одно. Птенцы оперились и упорхнули, вот она и решила на старости лет перебраться с байкальского берега в столицу и в рассказ Александра Блинова. И принесла с собой тоску по родной душе, осознание хрупкости счастья и острое чувство непоправимости нашего невнимания к тем, кого мы любим…

Но это родство только подчеркивает их очевидную «штучность».

…Подарки розданы.

«Передохну чуток, отопру калитку, мы вытащим из саманной кухни под навес старой беседки столы, стулья, рассядемся и будем ждать, когда засвистит чайник, и наперебой рассказывать, кричать и размахивать руками…

— Сань, ты что ли?!. — кричит <соседка> Лида из-за штакетника. — Вот и молодец, заждались…  На-ка, угостись, — и протягивает мне миску с горячей картошкой.

— Спасибо! — я осторожно переношу миску через забор. Рассыпчатые картофелины пересыпаны укропом и политы густым ароматным подсолнечным маслом.

— Вкуснющая… — улыбаюсь я.

— Вот и ешьте! — смеется Лида. — С приездом! Обустроишься, заходи!»

И тебя захлестывает неудержимое желание сидеть вместе с ними за этим столом, размахивать руками, слушать и рассказывать о своем — они поймут.

Какие там эльфы, вампиры, зазеркалье и космические баттлы…

Мир, где сбываются мечты, где все наши самые любимые и родные, ушедшие на Небо,  сидят на радуге, присматривают за нами, но, хоть и соскучились, к себе не торопят, где люди, звери, деревья и звезды говорят на одном языке и где огромные желтые подсолнухи, которыми засажены поля до горизонта, разом задирают тяжелые налитые головы навстречу солнцу.

Обыкновенное чудо жизни.