* * *
давай писать, чтоб получился снег
сам на себя — в снежинках — не похожий
давай пророчить счастье всем прохожим
навек
есть жизнь и небеса, а смерти нет
и выносимы всполохи страданья
давай опять пророчить в назиданье
апостолу фоме, что вот он, след
от ангела — в позёмке над рекой
в колечках пара над большой купелью
и оттепель зимы с её капелью
пророчит лето и его покой
иван-да-марью, кашки, бересклет
женьшень, и те названья, что не знаю
всё будет с нами вновь к апрелю-маю
давай писать, чтоб получился свет
* * *
как высокую песню кузнечика
растворённую в звоне стрижей
я любил тебя друг-человечество
улыбался тебе до ушей
ты ведь тоже платило мне золотом
за улыбку, за солнце её
в наковальню тяжёлую молотом
тяжко бухало сердце моё
потому что старинным приветствием
награждало тебя от души
только долго ходило под следствием
глубоко занемогшей души
и когда отогрелось, отмучилось
жизнь свою понесло на руках —
очень добрую, самую лучшую
только так, я скажу, только так
Все счастливые семьи похожи друг на друга
В талой луже теплится звезда,
телится литыми плавниками.
Вот и это «море» Ты создал
с хрупкими (от марта) берегами.
Ты — везде, Ты — рядом, Ты — за нами.
Ты — за нас, Ты — прежде, Ты опять
явлен в захолустье в каждой капле.
Господа так хочется назвать
не Отцом, не отчеством, а папой
(в множестве отцов, не всякий — папа).
И когда сгущается гроза,
и когда терпеть невыносимо,
хочется Спасителя назвать
не священным именем, а Сыном.
Это — святотатство, так нельзя?
Но когда и ты одарен сыном,
чувствуешь семейство — триединым,
как рублёвский образ — в образах.
* * *
заведи кормушку на окне
пусть тебе друзьями станут птицы
к очагу летящие извне
щебета небесные криницы
тёплые у Господа глаза
да и сам ты знаешь этот танец
залетавший часто, где нельзя
впрочем, добродушный францисканец
свистнет снегириха — напоит
из колодца зимнего сиянья
пусть же ты в своём самостояньи
так стоишь, как в чаще скит стоит
словно тебе небо пред-стоит
Вечер
всякая пташечка господа славит
лето огромно, что твой океан
слышишь, звучит в предпоследней октаве
многоголосый небесный орган?
сам ты из органов — органов слуха
что предвещает небесный чк?
лыко ли в строку в симфонии духа?
спичка сгорит, коротка
но осве/ятит застоявшийся воздух
дымкою волей… не пойман — не вор
пой, воробьишка, си(м)бирский мой лабух
рэпом войди в разговор
с нью-орлеанским акцентом на свадьбу
рощи и парка лети, вокалист
перелицуй в даровую свободу
нотный осиновый лист
Путешествие с дикими гусями
длиною в жизнь: молитва
словно нильса лапландские гуси
уносил меня маленький гнев
в лапидарные сумерки грусти
в фарисейство провинности гнусной
в нору зверя и душного гнуса
с вифлеемских небес лагерлёф
стал я взрослым да падким на блеф
стал — прожжённый нахал и пся крев
поменяй же мне буйную голову
добрый пастырь… веленьем отца
дай живого животного новую
душу… впредь пусть я буду — овца
да мальчишка, кому открывается
град небесный… пусть будет храним
голосами гусей третий рим
где с азов моя жизнь начинается
как с яслей твоя жизнь не кончается
будь прощающим небо над ним…
* * *
Величавости гордые специи:
парки, рощи, вокзалы. И мне
Питер нравится больше Венеции
(с отражением Бога в Неве).
Русский Бог. Поднебесная глыбь
за оградами там, за которыми
проплывает болотная «скорая»
и кричит, точно выпь.
Хохломское твоё рококо
на ладони у нищего,
глубь театров с духовною пищею,
магазины с бумагою писчею.
Небо — рядом, да Ты — далеко.
Ресторанный крутой эскалоп
с вкусом крови, как хлеб предложения
я отдал бы, но за разрешение
насладиться Тобой!.. Как циклоп,
зрак луны золотит отражение
лучезарных европ.
И тойота несёт, точно гроб,
вдаль меня, где стоит Воскресение.