Дьячков Алексей Владимирович — родился в 1971 в г. Новгороде. Окончил строительный факультет Тульскогополитеха. Работает инженером-строителем. Автор трех книг стихов: «Райцентр» (М., 2010), «Государыня рыбка» (М., 2013) и «Игра воды» (М., 2015). В журнале «Дружба народов» печатается впервые. Живет в Туле.

 

 

Капельница

Сначала ветра, шелеста травы,

Прибоя звуки, гулкий вой муллы,

Посвистыванье мальчика монгольского,

Потом исчезли мамин крик: Домой!

Тик-так из сказки, монотонный бой

И треск чешуекрылых в складках воздуха.

 

А в процедурной слышен вздох любой,

Осипший горн давно сыграл отбой.

Тьма по углам, и пыль свалялась войлоком.

При свете немерцающем таком

Ещё родней под самым потолком

Окошко с расползающимся облаком.

 

Печально пустоту осознавать,

Покачиваться с облаком на ать-

Два! На себя смотреться полупьяного

Со стороны. На лес ресничный свой.

Гравюра по стеклу сухой иглой.

Источник напряженья постоянного.

 

Когда зарница вспыхнет в окнах всех,

И сучья обломает мокрый снег,

И тишина нависнет над бараками,

Сон, оборвавшись, выпустит меня,

И лишний день, как в Аврааме «а»,

Протянется, продолжится, покапает.

 

 

Возвращение

Никто не расслышал, а я разобрал,

Как клён в тупике отвечал за базар,

Как падала звонко монета,

И мучил гудок абонента.

 

В реке отраженье Белёв потрошил,

Беляш на вокзале колхозник крошил,

И птицы шумели, пируя, —

Ворона, воробышек, гуля.

 

А дома другая совсем тишина,

И я, витаминку мою прожевав,

Бродил у подъезда зачем-то,

Качался на детских качелях.

 

Страдания наши, больничный режим.

Скажи, почему я домой не спешил?

Болел, но светился от счастья —

Качался, качался, качался…

 

 

Воронка

Жизнь превращается в дожитие.

Дрожь рук — в воробышка, прыг-скок.

В многоэтажном общежитии

Вращаю свой калейдоскоп.

 

Вхожу в историю писателем,

В прозрачный потолок дымя.

На выжженном матрасе вмятину

От тела оставляю я.

 

Не видно горя с подоконника.

Цветные сумерки, и те

Ушли. Какая кинохроника

Моргает с треском в темноте?

 

Какая птица чистит пёрышки,

Выносит из квартиры сор,

Где кто-то складывает стёклышки

В персидский радужный узор.

 

 

Колода

Трын-трава орнамент для ковра.

Собирают музыку для чтенья

Тонкая дисперсия течений,

Воздуха сырого рукава.

 

Заглядись охотник — старый пруд.

Каждый клён в лесу — сердечный приступ.

В небе купола парашютистов

Медленно над облаком плывут.

 

Выработка, шахта, белый сад,

Тяжело домой влюбленным топать.

Первозданный облик спрячут копоть

И любви серебряный оклад.

 

 

Изразцы

В любом углу сирень, ковры,

А к вечеру и тьма — персидская.

Карман с размякшими ирисками,

И хлеб торчит из кобуры.

 

В военном детстве высох пруд,

Лес чёрный заварился, выкипел,

И доживая век во флигеле,

Старухи внуков берегут.

 

Козу там прячут от беды,

Тьма забрюхатила от сырости,

Там боль, которую не вынести,

Отрепетировали мы.

 

На родину под старость зим

Дорога служит нам наградою.

Темнеет, и рябит закатная

Посадка молодых осин.

 

Тарсянина возьмёт, когда

Он зарыдает: Неужели я…

От солнечного мельтешения

Водительская слепота.

 

 

Милости

Зацвёл забор, сирень в молочной пене.

В подъезде солнцем залиты ступени.

В квартире шум, на тесной кухне гам,

С грехом готовят завтрак пополам.

 

Соседский отпрыск — сгорбленный подросток —

Ладонью водит по шершавым доскам.

Вращает громкость — шорох, хор гудит.

Шипенье. Тишина. Ichrufzudir.

 

Из праха храм возносится пред нами.

Молю Тебя, услышь мои стенанья.

Как я запел, взмолился и замолк.

Как я заснул. От ужаса промок.

 

Мне снятся заусенцы солнца в кроне.

Играют дети — смерть в земле хоронят.

В накрашенной доске ржавеет гвоздь.

И в ходиках стирает втулку ось.

 

Линолеум на кухне кто-то вытер,

Где мы купали малыша в корыте.

Где слушали, как ночью иногда

Гудят, устав, электропровода.