Евгений Сулес. Сто грамм мечты. Книжный клуб Книговек. 2012.

 

 

Чем прозаик отличается от писателя?Кому-то пришло в голову разделить “поэта” и “поэтессу”, и ничего.
“Поэт” — это прямиком, уже там, в учебниках по литературе, человек, возведенный на литературный пьедестал. “Поэтесса” — надомница, шьет, как умеет, что с нее взять. Для меня же прозаик и писатель — это разные степени дерзости. Прозаик — печет свои пирожки, качественно или не очень, но в рамках жанра, не дерзая, не пугая никого и не рискуя без толку. Один пописывает — другой почитывает — все в рамках вялотекущего литературного процесса. Писатель — дело другое. Он ведет свою исследовательскую работу, исследует жизнь словом. Ищет события, смыслы, людей. Их потом, то “лишними” назовут, то “героями нашего времени”, то “нигилистами”, то “чудаками”. Писатель тоже может быть “хороший” или “плохой”, но он исследует. Он — там, в горах новых смыслов, а не в удачных подражаниях.

 

Не хорошо, наверное, с дебютной книжки Евгения Сулеса “Сто грамм мечты” записывать молодого человека сразу в писатели, не педагогично, но ведь иначе и писать рецензии не стоит. На “прозу” — не стоит. На литературу — да.

 

Книга рассказов и повестей дело для нынешней издательской жизни редкое. По убеждению издателей — рассказов теперь не читают, а уж о дебютной книге и мечтать не стоило бы. Но “Сто грамм мечты” состоялись именно как издательский проект, потому что толковые редакторы из “Книговека” заметили молодого писателя в интернете, можно сказать, напоролись на него, и в полгода созрела первая книжка нового писателя.

 

Рассказ, сработавший как крючок, назывался незамысловато — “Рыжие”. Конечно, он есть в книге. Кажется ничего особенного: рыжий одноклассник, рыжий, как особенный, драка, вернее она должна быть, но три странички маленького рассказа (который по особенностям жанра может быть только виртуозным — иначе он никакой) вдруг превращаются из тонкой дневниковой записи в притчу и мольбу о прощении. Две фразы: “И Христос в тот день был Рыжим” и “…пепельный след вины” делают из школьной истории, рассказ о том страхе, с которым мы не можем расстаться до конца своих дней, и о том, что мы боимся быть Рыжими. Но и завидуем Рыжим. Всем Рыжим на этой Земле.

 

Одно из главных достоинств
книги — это точность чувств и ясность мыслей, которые не соскальзывают в банальность. Часто хочется с первых слов иной прозы, закричать мерзким голосом, как школьник новой учительнице: “Это мы уже проходили, Мария Ивановна-а-а!” Рассказы же Евгения Сулеса просты и видны по графике — два-три предложения и — картинка.

 

Рассказик, давший название книге, вообще — пустяк, короче этой рецензии, но пронзителен и по исполнению, и по замыслу: жара, конфеты, папа, уходящий из семьи, продавщица. И все. И на всех и на всё похоже. И про нас. Про нашу жизнь.

 

Во мне кипит пафос современности, и я удивляюсь, конечно, как он не кипит во всех! Столько всего происходит, революции — там, революции — здесь, революции — внутри нас. Войны! И все это за окном, на русской земле, на русском языке. Голливуд отдыхает, а у нас — все Сталин, Хрущев, Брежнев, — культурно-пространственный застой какой-то. Евгений Сулес очень близок мне по этому пафосу современности. Его герои и ситуации — это то, что теперь в жизни, рядом-рядом: странная любовь, религиозное блуждание, наркомания, СПИД, война, Чечня, национализм. Но это не страшилки из НТВ, не бытописание или бытоупоминание, а исследовательская литературная работа, где на выходе авторское, а потом и читательское переживание, понимание нечто нового, новой реальности, в которой нам приказано жить. Или выжить. Таковы рассказы “Следы на снегу”, “Тело” и парадоксальный, грубый, сатирический, но на удивление заставляющий чувствовать боль в условной ситуации “Холм
Весны”.

 

Часто в рассказах Сулеса нет сюжета, как последовательности событий, как происшествия и, казалось бы, на чем держаться читательскому интересу, но все скручено в одно твердое тело ясного и точного высказывания, присутствие которого обозначается с первых фраз. Возникает доверие к тому, что ждет тебя дальше, как читателя, и это доверие обеспечивает язык рассказов. Он простой, лаконичный, но без модернизма, нарочитости, отпугивающей самости, приемлемой только для самих прозаиков и их родни, язык такой, чтобы о нем забыть и о нем помнить. Евгений Сулес в малой форме добился очень многого (повести в книге мне не показались такими удачными), балансируя между дозволенным и недозволенным, если такое существует в современной литературе, любому писателю приходится задумываться о “крепких словечках” в тексте. В жизни они — везде, а как быть с субкультурностью в литературе? Рецептов не найдено, кроме одного — вкуса, пропорции, уместности. И с этой задачей Евгений Сулес справляется, на мой взгляд, отлично, соединяя исповедальность, чувствительность и резкость сегодняшнего бытового языка. Наш молодой писатель забегает в разные стилистики и способы повествования — то это абсурд, то фантосмогория, то реалистическое письмо, сон или дневниковая запись, и везде получается цельно и свободно, я бы сказал, просторно, а иногда и очень смешно. Может быть, это произрастает оттого, что автор по первому образованию актер, и лучше чувствует, именно звучащее, сценическое слово. Его рассказы просятся на сцену, они драматургичны, а в финале читатель получает эдакий поворотец, задний свет, который дает возможность посмотреть на только что рассказанную историю или переживание снова и как-то иначе.

 

Понимая издателя, который выпускает сборник рассказов, и его искреннее желание замаскировать “сборную солянку” под грандиозный замысел большой книги, рассказы Сулеса назвали “граммами”, а повести в начале объединили временами года: от весны до зимы, а уж совсем маленькие рассказы — сны. Не знаю, кто на эти уловки поддается, может и есть такие, но мне в жизни ни одной книжки рассказов не удалось прочитать последовательно, от страницы к странице. И вот, читая именно так, как привык, и, полагая, что издатель играет в свою игру, а читатель не сдается — свою, и двигается по книге рассказов по наитию, по интригующим названиям, по настроению, образ всего написанного складывается, может не такой, какой мыслился писателю с издателем, но он определенно есть. Главное в книжке то, что у Евгения Сулеса получился довольно полный, эмоционально точный отчет о детстве, юности, молодости и о любви. Это не то, конечно, как “отчитывались” о прожитом классики в больших прозаических формах, но то — как чувствует себя современный человек — фрагментарно и буднично, иногда с ощущением мыши. Которой все же повезло, как писатель пишет в одном из рассказов “большое счастье и удача жить на свете во времена сломанной мышеловки”. Да, это наше русское счастье — сломанная мышеловка и короткое время, пока ее еще не починили. Мне кажется, что Сулесу наше время удалось поймать словом и размышлением. Кажется, автор прекрасно осознает, что вот эти переживания, ставшие основой первой книги, фундамент не только уже написанного, но и будущего писательского движения, исследования, наблюдения. Каким оно будет — пока сказать сложно.

 

“За окном, — пишет молодой новый писатель, — буднично и незаметно догорала эпоха. Не только страны, но и лично меня. Детство — это античность отдельно взятого человека, сплав легенд, мифов, баснословное безвременье…” Все так, с этим не поспоришь. Но куда исчезает и как растворяется эта хрупкая античность, во что переливается, капитализируется, как сейчас говорят? Наверное, можно будет узнать из последующих книг молодого писателя, главное, чтобы не получилось так, (педагогично, со старческим брюзжанием скажу): “…а в первой книжке это был писатель”! Сейчас же хочется радостно поздороваться с автором и сказать нам всем — вот, к нам пришел новый писатель.