Кузечкин Андрей Сергеевич родился в 1982 году в г. Бор Горьковской области. Окончил филфак ННГу им. Н.И. Лобачевского. Печатался в журналах «Октябрь» и «Урал». Автор книг «Менделеев-рок» (2007) и «Не стану взрослой» (2011). В «Дружбе народов» публикуется впервые.

 

 

Она досталась жене даром: знакомые отдали за ненадобностью. Нам пока тоже была ни к чему, но это такая вещь, которую лучше запасти заранее.

Я приехал забрать ее. Развинтил на пять деревяшек, смотал их скотчем и поволок. Денег на такси не было, а толкаться с этим сокровищем в общественном транспорте не хотелось. Оттащил все в располагавшийся неподалеку музей современного искусства, где работал в то время, и сложил под лестницу.

Вскоре я оттуда уволился, а потом и с женой разбежались. Снял квартиру и стал жить себе в удовольствие, точнее, пытался. Она тоже пыталась. Получилось не очень.

Спустя два месяца встретились снова и стали склеивать по кусочкам то, что сами же и разбили. И не заметили, как прошел год. А наши пять деревяшек, смотанных скотчем, тем временем спокойно себе пылились под лестницей старинного здания в центре города. А заехать за ними — то времени нет, то желания.

И настал день, когда отговорки уже не действовали. Все было очень серьезно.

Я собрался с духом и поехал в музей.

Конечно, коллеги пообещали мне, что присмотрят за моей вещью. Но мало ли что: я там работал и прекрасно знаю, как у них дела делаются. Ее могли отнести куда-нибудь на склад, завалить ненужным барахлом и забыть. Могли просто выкинуть, что тоже вероятно.

Наконец, ее могли оприходовать актуальные художники и использовать для своих инсталляций.

Чего только я не видел в этом музее, будучи смотрителем… Видел сложную конструкцию, сваренную из старых коньков. Видел связанный из веников, какими дворники улицу метут, круг с дырой посредине, сквозь которую можно было увидеть изображение огромного мигающего глаза, спроецированное на стену. Посетителям, просившим растолковать смысл этой инсталляции, я говорил, что это буквальная интерпретация русской народной присказки «Глаз на ж… натяну и моргать заставлю». А одной француженке пришлось на плохоньком английском объяснять, что такое веник и для чего он нужен. Удивилась.

Однажды прибыл к нам проездом через Москву пожилой итальянский художник. Вместе с ним приехала сотня шинелей со складов «Мосфильма» и оттуда же — не меньше тонны измятых и непригодных для игры духовых музыкальных инструментов. По замыслу художника, в центре зала раскинется огромный крест из рельсов, все пространство вокруг него будет устлано шинелями, на которых кое-где будут валяться трубы и валторны. В процессе изготовления этой инсталляции у художника родилась мысль заменить инструменты камнями. Заказали ему декоративные валуны, какими садики украшают, а рельсы, покрытые толстым слоем засохшей грязи, привезли из ближайшего трамвайного депо. Угадайте, кто отскребал всю эту грязь, таскал все эти рельсы и валуны. Думаете, сам семидесятилетний художник? Как бы не так.

А как-то раз был скандал: приехали рабочие вывозить мусор и заодно прихватили с собой спиленное засохшее дерево, валявшееся у контейнеров. Как оказалось, дерево там лежало не просто так: оно было припасено в качестве декорации для предстоящей авангардистской оперы. По сюжету в это дерево врезается машина, все пассажиры — мама, папа, двое детей и собака — погибают. Потом покойники, включая собаку, выбираются из сгоревшей машины и начинают петь. Не шучу.

Эти концептуалисты любой мусор в дело пускают. Была у нас инсталляция из кучи настоящего мусора. Так и называлась — «Куча». Любой желающий мог подбросить туда стройматериала из собственных карманов. А что может быть в кармане у обычного человека? Пустые пачки сигарет, автобусные билеты, конфеты, жвачка. Некоторые чудаки кидали деньги, которые вскоре таинственным образом исчезали из общей кучи, да и конфеты со жвачками там не залеживались.

Словом, я волновался. Не столько за нашу собственность, сколько за супругу. Если что, она расстроится, а ей сейчас нельзя расстраиваться.

Вошел в фойе. Под лестницей моей вещи уже не было. Позвонил бывшему коллеге и старому другу. Тот привел ко мне нового кладовщика — интеллигентного вида мужчину.

Объяснил ему ситуацию.

Длинноволосый бородатый кладовщик невозмутимо кивнул и повел меня за собой по лабиринту первого этажа: выставочные залы со стенами из красного кирпича, стеклянные двери. Лифт. Подвал. И вновь лабиринт — серые стены, железные двери складских помещений.

Кладовщик привел меня в дальний конец подвала, где все еще велись работы по реконструкции. Здесь было холодно и пыльно. Стены и пол — голый бетон.

Среди строительного мусора лежали мои пять деревяшек, перемотанных скотчем. Целехонькие. И сумка с крепежом.

Пора уносить их отсюда. Лишних денег на такси по-прежнему не было, но я уже был согласен на автобус.

— Проводите меня до дверей, — попросил я. — А то охранник подумает, что я украл какую-нибудь важную инсталляцию.

— Ближайший год она будет для вас самой важной инсталляцией, — заметил кладовщик.

— Это точно, — сказал я и потащил детскую кроватку к выходу.