ИНТЕЛРОС > №4, 2013 > Под небом из бесплатного вайфая Александр Кабанов
|
|
Стихи Кабанов Александр Михайлович — поэт. Родился в 1968 г. в Херсоне. Окончил журфак Киевского ун-та им. Т.Г. Шевченко. Автор девяти книг стихов, организатор поэтического фестиваля "Киевские лавры”, главный редактор журнала культурного сопротивления "ШО”. Лауреат "Русской премии”, премии "Antologia” и многих других. Живет в Киеве. Достоевский Сквозь горящую рощу дождя, весь в березовых щепках воды —
я свернул на Сенную и спрятал топор под ветровкой,
память-память моя, заплетенная в две бороды,
легкомысленной пахла зубровкой. И когда в сорок пять еще можно принять пятьдесят,
созерцая патруль, обходящий торговые точки, —
где колбасные звери, как будто гирлянды висят
в натуральной своей оболочке. А проклюнется снег, что он скажет об этой земле —
по размеру следов, по окуркам в вишневой помаде,
эй, Раскольников-джан, поскорей запрягай шевроле,
видишь родину сзади? Чей спасительный свет, не желая ни боли, ни зла,
хирургической нитью торчит из вселенского мрака,
и старуха-процентщица тоже когда-то была
аспиранткой филфака.
* * * Чтоб не свернулся в трубочку прибой —
его прижали по краям холмами,
и доски для виндсерфинга несут
перед собой, как древние скрижали. Отряхивая водорослей прах,
не объясняй лингвистке из Можайска:
о чем щебечет Боженька в кустах —
плодись и размножайся. Отведай виноградный эликсир,
который в здешних сумерках бухают,
и выбирай: "Рамштайн” или Шекспир —
сегодня отдыхают. Еще бредет по набережной тролль
в турецких шортах, с черным ноутбуком,
уже введен санэпидемконтроль —
над солнцем и над звуком. Не потому, что этот мир жесток
под небом из бесплатного вайфая:
Господь поет, как птица свой шесток —
людей не покидая.
* * * Подскажи мне, зеркало, куда
спрятать мое тело молодое,
здесь, на кухне, где сидит алоэ
на горшочках страшного суда? Жизнь дерьмиста у таксидермиста,
милый шурави,
набиваешь третье — во второе
и приходит к чучелу героя —
мумия любви.
* * * Рука рукколу моет и покупает купаты,
щупает барышень, барышни — жестковаты,
перебирает кнопки на кукурузных початках —
пальцами без отпечатков,
пальцами в опечатках,
закрывает черные крышки на унитазах,
и смывает небо в алмазах, небо в алмазах.
Раньше — она принимала образ десницы:
вместо ногтей — глаза и накладные ресницы,
ночью — рука влетала в форточки к диссидентам,
склеивала им ноздри "Суперцементом”.
Здравствуй, рука Москвы, туалетное ассорти,
и запинаясь, звучал Вертинский, звучал Верти…
Чья же она теперь, в помощь глухонемому,
кто ей целует пальцы и провожает к дому,
другом индейцев была, верной рукою-кою
выхватила меня и уложила в кою.
Кто же ей крестится нынче,
а после — гоняет шкурку,
выключив свет, еще листает "Литературку”?
* * * Гойко Митич, хау тебе, и немножко — лехау,
таки да, от всех, рожденных в печах Дахау,
таки да, от всех ковбоев одесских прерий —
мы еще с тобой повоюем семь сорок серий. Краснокожий флаг поднимая рукою верной:
пусть трепещет над синагогой и над таверной,
да прольется он — над мечетью башибузуков,
и тебя никогда не сыграет актер Безруков. Смертью смерть поправ,
мы входили в юдоль печали:
был пустынен Львов, это здесь Маниту распяли —
на ж/д вокзале, а где же еще, на рельсах,
затерялись твои куплеты в народных пейсах. Гойко Митич, этот мир обнесен силками:
я прошел Чечню, я всю жизнь танцевал с волками,
зарывая айфон войны у жены под юбкой,
там, где куст терновый и лезвия с мясорубкой. Побег в Брюгге Я назначу высокую цену — ликвидировать небытие, Вернуться назад |