Рассказ

С грузинского. Перевод Владимира Маловичко

Манана Думбадзе — переводчик, литературовед, публицист. Родилась в Тбилиси, окончила факультет западноевропейских языков и литературы Тбилисского государственного университета. Член Союзов писателей и журналистов Грузии, координатор по международным связям СП Грузии. Переводчик англо-американской литературы на грузинский язык. Живет в Тбилиси. Предыдущая публикация в «ДН» — 2014, № 4.

 

 

С самого начала хочу предупредить, что эта леди не имеет ничего общего ни с леди Макбет Уильяма Шекспира, ни тем более с леди Макбет Мценского уезда Николая Лескова. Это гораздо более прямолинейный персонаж. И по форме, и по содержанию она больше похожа на тюремную надзирательницу или на «мамашу» дешевого борделя: огромна, как гора, и угрюма, как грозовое небо. От ее зловещего взгляда у любого капрованца, будь то мужчина или женщина, начинают дрожать коленки. Зовут ее, ко всеобщему удивлению, Леди.

Ее постоянно сопровождает на полуметровой дистанции небольшого роста мужчина. Заинтересовавшись чем-нибудь, Леди одним движением брови указывает малогабаритному сопровождающему: мол, пойди-ка узнай, что там происходит, и тот несется как угорелый к месту происшествия собирать информацию, мечется из стороны в сторону, и горе ему, если он что-то упустит и не доложит хозяйке о чем-то важном.

В подобных условиях малоразмерный провожатый выработал такие изощренные методы добывания информации, что мог бы заткнуть за пояс любого высококвалифицированного агента КГБ, поскольку надо быть иллюзионистом, чтобы в дышащем на ладан богом забытом Капровани найти что-нибудь, достойное внимания госпожи. Однако Тристану — так звали коротышку — всегда удавалось что-то отыскать (откопать, оживить), искусно упаковать, добавив изрядно отсебятины, и представить в выгодном свете. Леди все понимала, но кое на что вынуждена была закрывать глаза, раз уж местом ее деятельности был захудалый поселок.

Леди боялся весь Капровани. Это был особый страх, от которого человек способен броситься в объятия даже чудовища, если оно изъявит желание защитить его и определить ему место в жизни. Таких задавленных испугом рабов у Леди в Капровани было великое множество: одни приняли свою участь добровольно, другие принудительно. Главным увлечением Леди была охота на людей. Здесь она не имела себе равных.

— Что-то ты не нравишься мне сегодня, Тристанчик, ты явно не в форме, стареешь и теряешь нюх, придется тебя менять, — недовольно произнесла Леди.

— Еще не вечер, Леди, в Капровани жизнь начинается позже. Немножко потерпите — скоро развлечемся от души.

— Нет, дорогой, я не собираюсь ждать, вижу отсюда, что на набережной, на участке Кокайя, что-то происходит, а ты сидишь здесь и зубы мне заговариваешь...

— Так я как раз собирался тебе сказать, что во дворе Кокайя что-то происходит и что я хочу сбегать туда, разузнатьв чем дело, — попытался оправдаться Тристан.

— Ну, давай, гони и принеси достоверную информацию. Слухи мне не нужны, понял?

Тристан быстрым шагом двинулся в сторону Кокаевского участка. Там и вправду затевалось какое-то строительство. В центре двора стояла небольшого роста женщина с золотистыми локонами и раздавала указания. На ее длинной шее красовалось ожерелье из мелкого искусственного жемчуга, а декольте ее черного платья немного превышало обычную глубину, что стимулировало воображение, позволяя представить себе красивую, упругую молодую грудь. Тристан с трудом сглотнул комок слюны размером с кулак и хриплым голосом произнес:

— Привет новым соседям!

— Здрасьте, — не поворачивая головы, ответила молодая женщина.

— Ты, что ли, новая собственница?

— Нет, я не собственница, мы арендуем этот участок.

— Эти развалины? — насмешливо сказал Тристан и обвел взглядом поросшие мхом бетонные плиты, разбросанные у забора.

— Да, здесь мы поставим коттеджи, а вокруг я выстрою Эльдорадо.

— Эльдорадо, конечно, дело хорошее, — повторил незнакомое слово Тристан и, поскольку не знал его значения, предпочел сменить тему разговора: — А Роберт Кокайя здесь?

— Нет, здесь — мы. Роберт Кокайя сдал нам участок в аренду, и мы получили право на строительство. А вы кто будете?

— Мы — местное население. Мы тоже хотели построить здесь дом и ресторан, но не смогли уговорить Кокайю и местные власти. А вы кем приходитесь Роберту?

— Никем. Он сдавал участок — я его взяла в аренду. Я — арендатор, только и всего.

— Я так подробно расспрашиваю потому, что первый раз вас вижу. Как вас величать? — не унимался Тристан.

— Меня зовут Буба, Бубуся. Я намерена быстро закончить строительство и обязательно позову вас на открытие. Для всех местных будет бесплатная выпивка, потому что впоследствии они мне понадобятся: кто для уборки, кто на кухне, кто охранником.

— Деловая женщина, бог тебе в помощь! Если Тристан тебе на что-нибудь понадобится, только позови — я в момент прибуду и улажу все проблемы, — прихвастнул Тристан.

— Непременно понадобитесь, использовать местных гораздо выгоднее, приезжие только и думают, как бы что украсть да сбежать, — подыграла Тристану Бубуся.

— Ты права, Бубуся, использовать местных лучше по многим причинам, в том числе по причине предоставления им работы и, соответственно, небольшого заработка. Они непременно оценят это. Главное — не забудь про Тристана.

— Не забуду, Тристан. — Его имя она произнесла с особой мягкостью. — А сейчас я должна встретиться с кобулетскими рабочими, которые привезли бамбук для забора.

— Ладно, я пошел. Буду следить, как идут дела. Кто знает, вдруг пригожусь, — сказал Тристан и заспешил обратно, в крепость Леди.

Капрованская Леди, прикрыв глаза, лежала у себя во дворе в мексиканском гамаке, натянутом между двумя соснами. Трудно было понять, спит она или нет, потому что временами она ворочалась, скрежетала зубами, а один раз даже пыталась привстать. Можно было предположить, что во сне она вела ожесточенную битву то ли с грозным врагом, то ли с налетевшей стихией. Тристан опасливо присматривался. Спящая Леди представляла собой ужасающее зрелище. Надо сказать, что и в состоянии бодрствования она не ослепляла красотой, но могла претендовать на определение «представительная дама»: эдакая женщина-гора с длинными ногами и пышными бедрами, вьющимися серебристыми волосами, ниспадавшими на широкие плечи, большими синими глазами... Нос, рот, уши — все у нее было крупным, но пропорциональным. Только руки длинные, как у обезьяны, так что она вполне могла, не вставая с гамака, надрать уши или дать подзатыльник Тристану, стоявшему в полуметре от нее.

Тристан присел на пенек очень осторожно, чтобы, чего доброго, не разбудить Леди, и сидел неподвижно, пока сам не стал клевать носом, а потом и заснул. Его храп разбудил Леди. Оттолкнувшись от земли, она разогнала гамак и ударом ступни сбила спящего Тристана с пенька. Спросонья тот не сразу сообразил, где он и что происходит. Но, вскочив на ноги и увидев перед собой Леди, успокоился: он в Капровани, дома.

— Не слабо ты храпишь и свистишь, перелетная птица, — заметила Леди.

Тристан не был родом из Капровани. Он был «внутренне перемещенным лицом» без роду и племени, прибывшим сюда из Абхазии. Ему было десять, когда он сбежал из леселидзевского детского дома и вместе с несколькими однолетками примкнул в лесу к застрявшим в Абхазии грузинским партизанам. Все они чуть не погибли на границе, после пересечения которой он отстал от них. Тристан брел вдоль морского берега, оставляя позади деревню за деревней, ночуя то на одном, то на другом пляже. В Григолети, где его застала очередная ночь, устроился на ночлег в пустой палатке Квавилнарского кемпинга, откуда утром со скандалом, под угрозой применения швабры был изгнан уборщицей при жутком сквернословии с ее стороны. Не разбирая дороги, он бросился бежать и оказался на пути в Батуми. В Шекветилском сосновом бору выклянчил какую-то еду у укрепившихся там мхедрионовцев — кто мог отказать десятилетнему мальчику в подаянии.

Кормить-то его кормили, но никто не спрашивал, откуда он, куда направляется, кого и где потерял. И не говорите, что в Грузии такого не бывает! Не верите — посмотрите фильм «На другом берегу» или почитайте Нугзара Шатаидзе. Правда, в отличие от шатаидзевского мальчика, Тристан (хотя нет уверенности, что это было его настоящее имя, вероятно, он сам себя так назвал) отца не искал и о матери не беспокоился, а уж происходивший грузино-абхазский конфликт его и подавно не волновал. В детском доме, да и потом, ему было совершенно безразлично, какой страны он уроженец и какого племени сын. Его мысли сводились к одному: как бы выжить. Так он и вырос. Именно такой Тристан и попался в сети, расставленные капрованской Леди. Оба получили то, что хотели: повелительница — материал для воспитания покорного раба, а беженец — пристанище и работу, которая должна была вывести его на следующий жизненный уровень. Леди видела Тристана насквозь и постоянно держала на коротком поводке — в полуметре от себя.

С тех пор прошла целая эпоха. Тристан приближался к тридцати годам, имел сформировавшийся характер и жизненную цель.

— Ты разбудил меня на самом интересном месте, — прорычала Леди.

— Мне очень жаль, я и сам не заметил, как заснул, глядя на тебя. Какой-то странный сон мне приснился: путешествие по Африке.

— Лучше расскажи, что там у Кокайя, что они собираются строить?

— Кокайя сдал в аренду свой участок, а та красивая женщина (здесь Тристан допустил первую непоправимую ошибку) будет строить на нем коттеджи, как она говорит. А когда немножко встанет на ноги, обещает построить Олдирим.

— Какие коттеджи, что за «Олдирим», какая женщина? Я для чего тебя туда посылала? Чтобы ты наплел мне эту ерунду? Ну-ка, сейчас же изложи все толком, не то я такой олдирим тебе устрою — своих не узнаешь!

— Так это все, Леди, больше ничего там не происходит. Эта женщина сказала, что построит коттеджи, где местные будут работать и получать зарплату.

— Как зовут эту женщину?

— Буба, Бубуся, она тебе понравится, Леди. Похоже, толковая женщина: плохо отозвалась о приезжих и сказала, что с местными легче работать и что она собирается их трудоустраивать.

— А ты, видать, уже получил работу в Бубусином коттедже? — с ехидцей предположила Леди, но Тристан пропустил это мимо ушей и продолжил:

— Мужчин — охранниками, женщин — уборщицами (это была вторая ошибка Тристана).

— Уборщицей она, наверное, возьмет меня, а тебя, надо думать, охранником, — расхохоталась Леди. Она так долго и так громко хохотала, что у Тристана в жилах застыла кровь, бомжи, трудившиеся на ближайших помойках, перестали копаться в мусоре, а собаки подняли тревожный лай.

— Тебе кто посмеет такое предложить, Леди?! Речь шла о тех, у кого дырявые карманы, кто ходит вечно голодный и обалдевший от паленой водки.

— Дегенерат! Кому нужны такие в охране и что могут такие дуры убрать? Заруби себе на носу: она нацелилась на нас с тобой, да, на нас с тобой. Хотя, что касается тебя, наденет тебе на шею бабочку — и будешь ты декоративным эскортом. Ей нужен будет персонал с бабочками на шеях и перьями на шляпах!

— А где она тут таких найдет? — удивился Тристан.

— Как раз этот вопрос мы и должны выяснить с этой твоей Буба-Бубусей, пока она перья не распушила и глазками стреляет, — решительно сказала самой себе Леди.

— А я все-таки думаю, Леди, что она хорошая женщина, вот увидишь, она тебе понравится, — посмел вякнутьТристан, хотя уже предчувствовал надвигающийся торнадо. Видимо, понравилась ему Буба. Но, заметив, что глаза Леди начинают наливаться кровью, почти беззвучно закончил: — Я так думаю...

 

Выпрямившись во весь свой гигантский рост, специально причесанная, с накрашенными губами, с красным шарфом на плечах, Леди решительно шагала в направлении «бесхозного» Кокаевского участка. Пальцы правой руки играли с незажженной сигаретой «Мальборо». В полуметре за ней семенил Тристан. Когда они подошли к участку, Тристан вырвался вперед и распахнул перед Леди калитку. Во дворе крутились двое рабочих — местные кадры, по заключению Тристана. Они вытаскивали из потрепанного минивэна прессованную солому и складывали ее в углу двора. Красивой женщины нигде не было. Только вокруг ограды копошились грязные бомжи с болтающимися ниже талии брюками. В углу двора со стороны моря уже была собрана некая деревянная конструкция.

— Здорово, ребята, — фамильярно приветствовала всех Леди, вступая на кокаевский участок и шаря взглядом в поисках Бубуси. — Чем это вы тут занимаетесь?

При появлении Леди мужчины выпрямились, приосанились, подтянули брюки и выкинули «бычки».

— Приветствуем, Леди, — прозвучало почти хором.

— Ха-ха, для кого Леди, а для кого — госпожа Леди!

— Приветствуем госпожу Леди, — грянул по новой один смельчак.

— То-то же! Где хозяин?

— Хозяйка, — уточнил смельчак.

— Что, Роберт Кокайя хозяйкой стал? — рассмеялась Леди.

— Роберт — не наша хозяйка, госпожа Леди, Буба наша хозяйка, и она в палатке. Я позову ее, если желаете, — предложил тот же смельчак. Остальные молча ждали. Леди двинулась к палатке, но вдруг остановилась и движением указательного пальца приказала Тристану позвать хозяйку.

Тристан слегка отодвинул шторку и сунул голову внутрь палатки. Леди, стоя посередине двора, закурила сигарету, осмотрелась, обнаружила сколоченные из досок стол и пять стульев и села на один из них, лицом к солнцу. На зов Тристана никто не ответил. Он увидел лишь смешного маленького пуделя. Леди жестом велела Тристану зайти внутрь. Пудель залился лаем, и вскоре из палатки вышли все трое: Тристан, Бубуся и ее белый пудель. Из длинного разреза в Бубусином платье при каждом шаге появлялась стройная женская нога, а из декольте выглядывала высокая упругая грудь. Тристан и Буба, весело переговариваясь, приближались к Леди.

— Здравствуйте, для меня ваш визит — большая честь, Леди... госпожа Леди (видимо, Тристан проинструктировал Бубусю, как следует обращаться к хозяйке).

— Здрасьте, здрасьте! Запамятовала ваше имя. Тристан мне сказал, но имя такое странное, что я его тут же забыла...

— Бубуся, Буба, если так вам легче запомнить.

— Пусть будет Бубуся. Никогда не слыхала такого имени. Откуда вы?

— Я из Тбилиси, живу в сан-зоне, в поселении «Тбилисское море».

— Значит, вы тбилисская, а что это еще за Тбилисское море?

— Его называют морем, хотя на самом деле это всего лишь небольшое водохранилище. Тбилисцы берут из него питьевую воду, — весело растолковала Бубуся, как будто говорила с непонятливым ребенком.

— А что, там уже все коттеджи построили? — Первая стальная нотка звякнула в голосе гостьи.

— Ох, там уже столько коттеджей и яхтклубов понастроили, что меня туда никто не пустит. Вот я и приехала сюда, чтобы начать здесь свое дело; я намерена не только построить коттеджи, но и превратить этот участок в настоящее Эльдорадо. Первой почетной гостьей на открытии будете вы, Леди... госпожа Леди, — неловко повторила Буба.

— Тристан, ты слышал, у них на Тбилисском море и яхтклубы есть. Оказывается, яхтклуб не только здесь, у двоюродного брата Луизы. Как его название?..

— «Шаурма», — подсказал Тристан.

— Да, клуб «Шаурма», бывала у них? — Теперь Леди обращалась к Бубе.

— Нет, не бывала, но обязательно схожу на днях, — пообещала Буба.

Леди не услышала ее ответа, да он ее и не интересовал, так как она напряженно искала в дальних уголках своего взбудораженного мозга новые вопросы на засыпку.

— Но Роберт Кокайя ведь строит ресторан на Тбилисском море?

— Роберта Кокайя я вообще не знаю. Аренду его участка устроил мне маклер. Его самого я никогда не видела. На Тбилисском море столько ресторанов, откуда мне знать, какой из них кокаевский, — ответила Буба (Леди усомнилась в правдивости ответа).

— А это поселение «Тбилисское море», или сан-зона, оно большое? — поинтересовалась Леди.

— Три ваших Капровани свободно поместятся, — с усмешкой ответила Буба.

Именно этого ожидала Леди: она получила вызов и теперь могла действовать.

— Значит, там тебя никто не подпустил к строительству коттеджей? Там не нашлось у тебя покровителя, и ты явилась сюда в надежде на Роберта?

Буба поняла, к чему ведет разговор Леди, и пожалела, что брякнула глупость, но не подала виду и попыталась исправить ошибку, оставив вопрос без ответа, будто она его не расслышала.

— Разболталась я совсем, позвольте я сварю вам чашечку кофе. Вам наверняка понравится кофе по-варшавски моего приготовления, — сказала она и направилась в палатку, надеясь, что, пока она будет варить кофе, Леди отойдет от обиды и успокоится. Сан-зонская Мата Хари отдавала себе отчет в том, что ведет спор на чужом поле. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Леди задала не относящийся к делу вопрос:

— «По-варшавски» это по-нашему значит «адмиральский кофе»? — Она посмотрела на Тристана, взглядом как бы интересуясь: тебя им еще не поили?

— Нет, Леди, это совсем другой кофе, я когда-то в Леселидзе пробовал такой. «Адмиральский» больше похож на «портовый», а Бубусин должен быть сладким, как сама Бубуся. Принцесса сан-зоны своими руками варит кофе Капрованской королеве, каково?! — неуклюже пошутил Тристан.

Бубуся не спешила выходить из палатки. Тристан нервничал, у него даже икота началась. Леди сидела тихо и смотрела в сторону горизонта. Все еще высоко стоявшее солнце светило ей прямо в глаза, которые уже сильно покраснели, но, несмотря на это, она не отводила взгляд.

— Ну вот, это и есть кофе по-варшавски моего приготовления, — сказала Бубуся, ставя на пенек рядом с пачкой «Мальборо» и солнцезащитными очками Леди красивую чашку. — Угощайтесь.

— Я же говорила, что это — «адмиральский». То-то я удивлялась, что за неведомый кофе, про который не знают на Черноморском побережье, пьют на Тбилисском море. Тристанчик, пей ты. Ты же знаешь, я такого не пью. — Леди таким образом давала понять, что отказывается от протянутой хозяйкой «трубки мира». Затем она встала, расправила плечи, выпрямила спину, распустила серебристые, стянутые в узел на затылке волосы, снова их закрутила, подошла к Бубусе на расстояние вытянутой руки, глубоко затянулась сигаретой и выпустила маленькие, сиреневого цвета колечки дыма прямо ей в лицо. Та не выдержала атаки, слегка покачнулась и отпрянула назад. Леди, ни на что не обращая внимания, развернулась и медленным твердым шагом двинулась к калитке.

Чашка с кофе по-варшавски стыла в руках Тристана. Успев сделать лишь два глотка, он, в спешке пролив кофе на свою зеленую майку, поставил ее на пенек и бросился следом за Леди, которая уже покидала участок Кокайя. Она шла так быстро, что Тристан сумел догнать ее только у того места, где двоюродный брат Луизы готовил и продавал шаурму.

— Нет, Леди, этот кофе по-варшавски точно не был «адмиральским». Зря ты его не попробовала, тебе показалось...

— Кретин, скажи спасибо, что я не вылила его тебе на голову. Об этом я отдельно поговорю с тобой. А теперь слушай: сегодня ночью на участке Роберта Кокайя мы должны устроить чиакоконоба¹ . — Этот приказ она безапелляционно выдала Тристану, глядя на него налитыми кровью глазами.

У Тристана сначала запылал лоб, затем вскипели мозги, потом накалилось все тело, будто его ошпарили кипятком, и наконец отнялся язык.

— Найди коротышку Писклю, скажи, что устраиваем у Кокайя чиакоконоба и нужен пиротехник. Ваське скажи, чтобы пригнал бомжей и что деньги на выпивку Леди даст — примчатся как миленькие. Этой ночью всем нужно быть на ногах, мы должны распугать кое-чьих ангелов-хранителей! — строго распорядилась Леди.

Тристан хорошо понимал, что она подразумевала. До настоящего народного праздника чиакоконоба оставалось еще почти три недели. После страшных девяностых того, что она имела в виду, в Капровани никто не устраивал. Местные не любили вспоминать те времена, но, когда требовалось пугнуть какого-нибудь чужака, пригрозить организацией чиакоконоба могли. А теперь, стало быть, пришел день реализовать угрозу. У Леди слова с делами не расходились.

— Я тебе, сан-зонская , такой праздник устрою, какого ты и во сне не увидишь. Ишь чего захотела — построить в Капровани «олдирим», твою мать! — сквернословила Леди. — Сегодня ночью узнаешь, кто хозяин твоей вожделенной «олдирим»! Если это быдло не тряхнуть хорошенько, оно забывает, чей хлеб ест и кто есть кто в этой зоне... А ты, Бубуся-Мумуся, развлекись последний раз на моем поле, а потом чеши отсюда вместе со своим кофе по-варшавски. Чтоб тебе захлебнуться им на своем Тбилисском море.

У Леди от гнева пылали налитые кровью глаза, в горле застрял комок. Когда примчался Тристан в сопровождении кучки бомжей, она судорожно закурила свой красный «Мальборо».

— Леди, я всем все передал, всех предупредил, распределил обязанности. В полночь они как штык будут на участке Кокайя. У маленького Пискли руки чешутся. Он такой бах-бах собирается устроить, что Земля задрожит!

— Ну, держись, сан-зонская кукла! — зловеще произнесла Леди. — Все запомнят этот день, а ты в особенности. — Она повысила голос, обращаясь к Тристану. — Понравилась тебе Буба, да, несчастный любитель кофе по-варшавски? Вот дам тебе под зад коленкой вместе с ней — будешь хлестать его в сан-зоне. А ну, вали отсюда... слы-ы-ы-шишь? — взвыла она, глядя на луну.

Полная луна была такой белой и яркой, что даже испуганный Тристан мог пересчитать на ее поверхности все холмы, реки и озера.

— Боюсь, не получится у нас хорошая чиакоконоба в такую лунную ночь, уж очень светло, — робко заметил Тристан, посмев приблизиться к Леди на несколько сантиметров.

— Еще как получится! — пообещала Леди, втаптывая в землю окурок «Мальборо», и, поддев носком, сыпанула песком в лицо Тристану.

Тристан зажмурил глаза и, мотнув головой, смахнул песок с лица. Бомжи, стоявшие у него за спиной, ахнули, а Леди горделиво проследовала в дом.

В сопровождении своей бомжовой свиты Тристан отправился к «Шаурме» уточнять стратегический план мероприятия.

Все должно было произойти неожиданно и быстро, чтобы Буба не успела опомниться, а опомнившись, не заподозрила Леди. А вот местное население должно было хорошо понять, откуда налетело цунами, но, понимая все, молчать. Для Тристана же успешное выполнение порученной ему миссии было шансом сохранить и упрочить свое положение рядом с королевой Капровани и дать понять всем и каждому, что он не бродяга без роду и племени, приблудившийся с «того берега» и цепляющийся за юбку Леди, а настоящий мужик. Короче, готовившееся действо было призвано принести большие «политические» дивиденды многим, и не в последнюю очередь — Тристану.

Тристан осторожничал, проявлял предусмотрительность. Каждый шаг он просчитал заранее, с учетом вероятных неожиданностей, которых не избежать в ходе подобной операции. Ближе к делу он снова явился к Леди, чтобы для подстраховки обговорить все детали.

— Леди, а если Роберт не простит тебя? Будет война, Леди, плохая война, такая, что камня на камне не останется. Сейчас Роберт войны не хочет, потому и не возвращается в Капровани. А ты хочешь войну, Леди?

— Кто не хочет войны? Роберт?! Ну, ты и безмозглый. А кто, по-твоему, эта Бубуся и для чего он ее сюда прислал? Все я вам должна разжевывать. Хочет он войны, очень хочет, но при этом мечтает остаться в белых перчатках. Вот он и подослал Бубусю, в виде пробного шара. Если мы это слопаем, он пришлет еще десять таких Бубусь и сам прибудет следом за ними, пока вы будете хлопать ушами.

— Нет, упаси Бог! Я так глубоко не подумал. Леди, ты права, нужно отделаться от этой женщины. И мы устроим это сегодня же ночью, напугаем ее до смерти к такой-то матери!

На этот раз Леди не сочла нужным что-либо добавить. Больше Тристана убеждать не было нужды, он готов. И свою бригаду заведет так, как того требовало дело — не такое уж трудное, кстати. Леди уже не волновалась, предвкушая свой триумф.

В ту ночь, как уже было сказано, над Капровани висела полная луна. Во всех дворах лаяли собаки, а у кокаевскогоучастка, со стороны моря, бродячие собаки устроили коллективный вой на луну. Казалось, что все капрованские собаки организовали звуковую цепь для передачи сообщений, которая замкнулась в волшебное кольцо, и вся эта собачья какофония, обретя космическое звучание, вознеслась на небесную орбиту, где слилась с заклинаниями Леди. Но вдруг наступила зловещая тишина. Собаки залегли у кокаевского забора в полном молчании. Они лежали и ждали. Луна из молочной превратилась в серую, отбрасывая теперь на землю тревожный свет.

— Пора, пошли! — скомандовал Тристан. — Начинаем!

Дремавшие в «Шаурме» бомжи стали подниматься. Пискля почти протрезвел и тащил за собой оборудование для большого бах-баха. На шорох разбросанного у кокаевского участка сена пудель Бубуси вылез из палатки и несмело, но как бы предупреждающе залаял. Потом он заметил две тени, зарычал на них и, осмелев, разразился уже громким лаем. Одна из теней кинула в пуделя заранее заготовленный камень. Собака жалобно заскулила. Проснулась Бубуся и высунула голову из палатки.

— Танго, домой, Танго, что там такое? Сейчас же домой!

Пудель валялся на земле, не в состоянии ответить ей хотя бы стоном. На его белом лбу расползалась кровь.

— Тангуля, что с тобой, кто это сделал? — закричала Буба, озираясь по сторонам, но никого не обнаружила. Она вернулась в палатку за водой и ватой.

В этот момент прятавшийся среди деревьев Тристан сунул в рот два пальца и тихо свистнул. Лежавшие у кокаевского участка собаки вскочили как по команде и бросились в атаку. Те, что покрупнее, проломили забор, самые ловкие просто перемахнули его, а мелюзга пролезла в дыры под ним. В момент вся озверевшая свора окружила пуделя Бубы. Они лаяли, рычали и пытались приблизиться, но Танго героически оборонялся и не отступал, несмотря на то, что кровь из раны на лбу заливала глаза. Потом самая большая, седая собака, нечистокровная кавказская овчарка, отделилась от своры и как цыпленка схватила пуделя зубами за загривок. На страшный визг Танго из палатки выскочила Буба, подобрала на ходу прислоненную к забору палку и начала отчаянно отгонять собак, взывая:

— Помогите, люди! Фу! Фу! Убирайтесь отсюда! Люди, люди, помогите, убирайтесь отсюда, мерзкие псы, вот я вас! — орала она, размахивая палкой. Кавказская овчарка стояла над распростертым на земле Танго, вонзив ему в горло клыки и никак не реагируя на Бубусины угрозы. Остальные собаки стягивали кольцо вокруг Бубы, но не нападали, видимо, ждали сигнала предводительницы. Танго уже перестал стонать, овчарка не разжимала челюстей в ожидании смерти пуделя.

Танго терял кровь, собаки, окружив Бубу, рычали на нее. В отчаянии Буба так огрела одну из них палкой по голове, что та, отключившись, рухнула на землю, и, пока остальные не успели опомниться, ворвалась в круг и начала изнутри крушить свору палкой. Овчарка не отпускала Танго, который, увидев Бубу, издал такой душераздирающий стон, что сердце у Бубы сжалось, и она, потеряв всякий страх, напролом бросилась спасать своего маленького друга. Она ничего не видела, но почувствовав, что при очередном ударе палка попала во что-то твердое, замахнулась еще раз и ударила снова изо всей силы. Предсмертный стон Танго стоял у нее в ушах.

Немного опомнившись наконец, она увидела, как большая овчарка с поджатым хвостом покидала поле битвы, остальные собаки трусили за ней.

— Танго, Танго, ты жив? Иди ко мне, мой дорогой, — плакала Бубуся, поднимая окровавленного пуделя и занося его в палатку.

Ощупав собаку, она убедилась, что одна лапа сломана, шея прокусана до кости, ухо порвано, но Танго жив. Им обоим невероятным образом удалось спастись.

— Продержись, мой дорогой, до утра, утром я отнесу тебя к врачу. Он обязательно тебя вылечит, до свадьбы все заживет! — причитала Буба. — Что же это было? Может, полнолуние так подействовало на этих псов? Кого ни спроси, все говорят, что они безобидные. Завтра же скажу Тристану, пусть разберется. А ты только додержись до завтра, мой маленький!

Она вспомнила, что где-то у нее была перекись водорода, нашла ее и продезинфицировала собачьи раны. Пудель, несмотря на острое жжение, словно понимая, что так надо, покорно подставлял Бубе разбитую голову.

Она взяла белую простыню, завернула в нее собаку, положила на пол и присела рядом. Белая простыня быстро покраснела, хотя перекись явно снизила интенсивность кровотечения.

Мрачные думы не оставляли Бубу. Чувство страха терзало ее, и не зря. Она еще не знала, что это была увертюра, которая закончилась, и настало время основного действия.

Неожиданно во дворе прогремел мощный взрыв, Бубу отшвырнуло в угол палатки, она едва успела подхватить Танго. Затем последовало еще несколько взрывов, и палатка завалилась набок. Запутавшись в ее полотнищах, Буба с Танго на руках никак не могла выбраться наружу. Но когда ей, ползком, на коленях, все-таки это удалось, она остолбенела: перед ней стояла огненная стена, все кругом горело. Несколько секунд она не могла сдвинуться с места, но сообразив, что действовать нужно очень быстро, схватила палаточный брезент и завернулась в него вместе с Танго, выпростав только одну руку. Ею она уцепила бидон с водой, стоявший при входе в палатку, сорвала с него крышку и вылила воду себе на голову. Потом бросилась в сторону моря. Она бежала без оглядки и истерически звала на помощь. Никто не отозвался на ее крики. Тело маленького пуделя отяжелело так, что Буба тащила его из последних сил. Наконец, добежав до берега, она плюхнулась вместе с Танго на мокрый песок прибоя.

За один вечер они были спасены второй раз. Непонятным образом рядом обнаружилась палка, которой она била по голове большую собаку. Как она попала сюда? — подумала Буба и попыталась вспомнить, что же произошло. Что за пушка стреляла? Что за несчастье обрушилось на ее двор, который еще несколько часов назад она собиралась превратить в Эльдорадо? Поднявшись на ноги, она взглянула в сторону двора.

Пожар был в апогее. В лунном свете особенно красиво пылали сосны, стоявшие во дворе. Бамбуковый забор и прессованная солома тлели, окутанные черным дымом. Интересно, что же там рвануло? Вроде бы ничего взрывоопасного у нее не было. Две канистры бензина? Но они же были закупорены. С берега моря Буба видела, как взбудораженный народ бежал к месту пожара: одни с пустыми руками, другие с наполненными водой ведрами. По-видимому, никто не слышал криков Бубуси, народ подняло на ноги гудение огня. Наверняка все думали, что Буба с пуделем сгорели в палатке, но подойти ближе не было никакой возможности. Поэтому люди выплескивали воду в сторону пламени просто для очистки совести: чтобы погасить такую грандиозную чиакоконобу не хватило бы и тысячи ведер.

— И вправду это какое-то Богом забытое место. Ведь надо же: половина леса сгорела, а никакого хозяина не видать. И где пожарная команда? — возмущались капрованские отдыхающие.

— А вы уверены, что это не поджог? — задал вопрос один из них. — Теперь на этом месте вырастет современная гостиница. Известный метод. В Цхнети и Багеби весь лес так извели.

— Мы вызвали пожарных, но они едут из Уреки, поэтому раньше утра не будут, — оправдывался один из местных жителей.

— А что я говорил: они договорились с пожарными! До утра не то что один участок, весь Капровани спокойненькосгорит, — прошептал один отдыхающий другому.

За их спинами появились какие-то люди с наполненными ведрами, отодвинули их в сторону и начали поливать языки пламени водой.

— Да ладно вам дурака валять! — махнул рукой один из отдыхающих, повернулся и пошел восвояси. Его примеру последовали остальные.

Пожар уже сожрал все, что можно, и медленно угасал, вскоре он должен был превратиться в небольшой костер, через какой обычно прыгают дети. Буба тоже стояла теперь у забора и плакала. Кто-то из присутствующих заметил ее и радостно воскликнул:

— Смотрите, она жива!

— Лучше бы умерла, — мрачно пошутил сосед Роберта. — Весь убыток хозяин с нее теперь спросит и будет прав: это ее вина!

С десяток человек всю ночь крутились возле сгоревшего двора, но основная зрительская масса скоро разошлась по домам.

 

— Односельчане не смогли ничем помочь, спасти ничего не удалось... От кокаевского участка ничего не осталось, отныне грош ему цена, — докладывал Тристан, сидя в кресле Леди.

— А Бубуся спаслась? — спросила та.

— Спаслась. Ужасно рыдала, бедняга, соседи ее успокаивали, но одновременно намекнули, что Кокайя потребует с нее возмещения ущерба.

— Кто-кто?! Роберт?! Эта несчастная должна возместить ущерб такому негодяю? Это несправедливо! Думаешь, не сам Роберт организовал поджог? Хочешь, поспорим, что это его рук дело. Уверена на сто процентов! Что? Собаки подрались и перевернули канистру? И это не его собаки, говоришь? А та, большая как корова овчарка, которая задрала Бубусиного пса, разве она не Робертова собака? Бьюсь об заклад, это его люди натравили собак, а потом непотушенный бычок бросили в солому, пропитавшуюся бензином. Отсюда все и началось! — Так Леди быстро и подробно расписала Тристану сценарий пожара. Ему оставалось лишь красиво упаковать его и преподнести всему Капровани как правду. — Этот негодяй теперь хочет содрать деньги с Бубуси? Нет, дорогой, не бывать тому! Иначе для чего существуем мы, крепкие женщины? Еще посмотрим, чья возьмет и кто с кого и сколько сдерет денег, — говорила Леди, повеселев от удовольствия.

Тристан так согласно кивал в ответ на каждое слово Леди, что у постороннего наблюдателя и мысли бы не возникло, будто к последним капрованским событиям они имеют хоть какое-то касательство. О бомжах тревожиться не стоило: на халяву они так надрались, что забыли и где их лежбища, не то чтобы помнить про какое-то чиакоконоба.

— Мы должны пойти к Бубусе и спросить, чем я могу ей помочь, — вдруг объявила Леди. У Тристана сначала глаза на лоб полезли, но потом, слегка тряхнув головой, будто хотел поставить на место мозги, он произнес — как продекламировал:

— Ты сильная женщина, Леди! Кто может сравниться с тобой на белом свете? Благороднее и сообразительней тебя кто есть на Земле? Ты — само воплощение капрованской справедливости!

— Хватит разглагольствовать. Пошли. Мне не впервой помогать пострадавшим. Если я сейчас не позабочусь об этой женщине, гиены сожрут ее с потрохами (кого именно она подразумевала под «гиенами», не знал даже Тристан).

Вскоре они были на опустевшем уже пепелище. Лишь два-три местных жителя слонялись по нему в надежде что-нибудь найти. Бубы видно не было. Тристан спросил, не видели ли они хозяйку? Ему ответили, что какая-то парочка в роще уступила ей палатку, перебравшись спать в машину. Леди направилась к палатке. Буба сидела перед входом и при свете автомобильных фар смазывала йодом раны собаки. Ее лицо обрамляли те же светлые локоны, собранные на затылке, в вырезе того же черного платья угадывалась та же красивая молодая грудь, но теперь все это вовсе не раздражало Леди. Теперь от отчаяния и безнадежности, застывших в глазах Бубы, у Леди защемило сердце.

— Какое страшное несчастье пало на твою голову, бедная Буба. Чем тебе помочь, скажи? — Она раскинула свои длинные обезьяньи руки и прижала Бубусю к груди. — Не бойся ничего, я рядом и никому не дам тебя в обиду.

— Что ты говоришь, Леди, разве мне можно теперь помочь? Я такой урон нанесла Роберту, как после этого я посмотрю ему в глаза? Как смогу вернуть такой долг? — Бубуся разрыдалась.

— Нечего о Роберте думать! Какая твоя вина, если его собака перевернула открытую канистру, а кто-то подкинул непотушенный бычок? В конце концов, разве не твою собаку растерзали? Ты тут при чем? Если Роберт нормальный парень, пусть придет и поговорит со мной! У него, небось, этот участок сто раз застрахован, не удивлюсь, если он из пожара еще и выкачает приличные деньги. Я Роберта знаю как облупленного.

— Я очень боюсь. На этот участок я возлагала большие надежды! Даже свой маленький бизнес продала. А теперь осталась без гроша. Даже если Роберт ничего с меня не потребует, у меня ничего не осталось. И Тангулю моего покалечили, — снова всплакнула Бубуся.

— Собака от хромоты не умрет, ты о себе подумай. А лучше послушай меня. Плохого я не посоветую! И не оставлю тебя в палатке на произвол судьбы, я же женщина. Поживи некоторое время у меня, переведи дух, отдохни. Не нужна мне ни твоя квартплата, ни плата за лечение твоей собаки. А когда к тебе вернется способность думать, в делах я тебе буду помогать. Покажем этим скотам, что может сделать женская солидарность. У меня на берегу, в Первом районе, есть участок, намного лучше, чем участок Роберта, иди и строй там свой Эрдогани, — предложила Леди.

— Эльдорадо, — поправила Буба. — Эльдорадо.

— Ну, пусть будет Эльдорадо, что бы оно ни значило.

Буба и сама точно не могла объяснить, что такое Эльдорадо. Для нее это слово символизировало сад мечты, земной рай. Так она и сказала Леди.

— Правда? Тогда я построю этот рай, а ты — хочешь коттеджи в нем ставь, хочешь — Вавилонскую башню. Коттеджи Бубы в Эльдорадо Леди! «Леди-Буба-Ленд» — по-моему, прекрасная комбинация! А про Робертово болото забудь! — Леди расправила плечи, став и впрямь похожей на Капрованскую императрицу.

— Что ты говоришь, Леди… госпожа Леди? Это правда? Ты мне поможешь?

— Помощь — не то слово, я стану твоим партнером, официальным партнером, не как Роберт, который дергает за ниточки, прячась в кустах, черт его побери!

— У меня даже слов нет! Ты явилась мне, как Бог после потопа. — Буба с великой благодарностью взглянула на Леди и перекрестилась, а потом приложила руку Леди к сердцу и поцеловала ее.

— Ладно, ладно, не такая уж я святая, чтобы целовать мне руки, но рай все равно должна здесь построить я, потому что ты со своим Танго этого сделать не сможешь. — Леди расхохоталась так громко, что затухшие было угли чуть снова не разгорелись.

Ровно через неделю бригада под руководством Тристана доставила на прибережный участок Леди высококачественный материал для строительства коттеджей. Танго, прихрамывая, бегал по новому участку. Бродячие собаки больше не приставали к нему, наоборот, они с опаской обходили участок Леди стороной: черт ее знает, эту Леди!

А Леди каждый день приходила на стройку, усаживалась в шезлонг, закуривала свой красный «Мальборо» и обозревала морской горизонт, пока Бубуся варила для своей благодетельницы кофе по-варшавски.

Строительство земного рая шло полным ходом.

— Вот и завершилась моя последняя охота в Капровани, — шептала довольная Леди, в такт словам выпуская изо рта вереницу серо-сиреневых колечек дыма.

 

___________________

1 Чиакоконоба — языческий праздник, аналогичный славянскому празднику Ивана Купалы. В Грузии Чиакоконоба традиционно отмечают в среду на Страстной неделе. В этот день разжигают костры, огнем прогоняя злых духов.