Джованнино Гуарески. Малый мир. Дон Камилло. Пер. с итал. О. Гуревич. ≈ М.: Центр Книги Рудомино, 2012.

В ноябре 2012 года в Москве состоялись презентации сборника Джованнино Гуарески ╚Малый мир. Дон Камилло╩, переведенного Ольгой Гуревич. До этого момента Гуарески (1908√1968) был почти не известен русскому читателю: в совет-ское время автор-католик, занимающий отчетливо критическую позицию по отношению к обществу победившего социализма, по определению не мог быть представлен в нашей стране, только в последние годы появились журнальные публикации нескольких рассказов. При этом книги Гуарески вышли общим тиражом более 20 миллионов экземпляров на нескольких десятках языков.

Действительно, ╚habent sua fata libelli╩, книжечки имеют свою судьбу (меня всегда трогало это уменьшительное ╚libelli╩, ╚книжечки╩, рядом с торжественным именованием судьбы, но сейчас не об этом). Непритязательные рассказы Гуарески, действие которых происходит в 1947 году в небольшой деревне в долине реки По, оказались как нельзя кстати сегодня, спустя десятилетия, нам, жителям холодной северной страны.

Дон Камилло ≈ католический священник, настоятель сельского прихода. Это огромный дядька, который в пылу драки запросто может воспользоваться дубовой скамейкой. У него нежное сердце, полное сочувствия к людям и животным. Он живо откликается на радости окружающего его малого мира и серьезно относится к своим пастырским обязанностям. В деревне есть человек, о котором дон Камилло помнит постоянно. Это Пеппоне, вожак местных коммунистов и мэр. Он такой жездоровенный, такой же добрый и такой же упрямый, как дон Камилло. Схожи они и в том, что смысл своей жизни оба полагают в служении человеку, а поскольку философские основания и конкретные методы этого служения они понимают слишком различно, конфликт между ними неизбежен. Разнообразные перипетии отношений этой парочки и составляют основу сюжета книги, составленной из рассказов, что появлялись еженедельно с декабря 1946 года в миланской газете ╚Кандидо╩, сопровождаемые рисунками автора. Эти нежные, забавные, создающие особую атмосферу картинки сохранены в нынешнем московском переводе, за что издателям особая благодарность.

Смешные и жизнеутверждающие рассказы о дружбе-вражде столь ярких и значительных персонажей не оставили читателей равнодушными. Не будет преувеличением сказать, что не было в Италии человека, который не знал бы дона Камилло иПеппоне. Особую славу истории Гуарески приобрели благодаря кинематографу: в 1950≈60-е годы одна за другой появились несколько полнометражных комедий с Фернанделем в роли дона Камилло и Джино Черви в роли Пеппоне. Фернандельсчитал, что это одна из лучших его работ. Фильмы получились искренние, веселые, трогательные, их вполне можно с удовольствием смотреть и сегодня.

Теперь о том, почему работа Ольги Гуревич оказалась столь своевременна. Искрометное веселье, придуманное Гуарески, представляется очень важным в наши дни прежде всего потому, что это подлинное веселье, это тексты, неизменно вызывающие смех в диапазоне от сдержанной улыбки до безудержного хохота ≈ в зависимости от темперамента читателя. И жизнь, и искусство дают нам немало поводов для тоски, печали и депрессии. То тут, то там видишь, как образ человече-скийпопирается, разлагается и унижается. Какой радостью на этом унылом фоне звучат простые, полные жизненной силы истории про человеколюбцев из долины реки По! Особенно радует то, что Гуарески вполне реалистичен: в его малом мире смерть, насилие, грубость и жестокость представлены так же сильно и разнообразно, как и в нашем большом. Но это вовсе не мешает автору рассказывать веселые истории про хороших людей.

Гуарески был не менее упрям и честен, чем его любимые герои. Чего стоит его девиз ╚Не умру, даже если меня убьют╩, который помог ему выстоять в лагере, куда лейтенант Гуарески был посажен за отказ воевать на стороне нацистов. Сидел он и при демократическом правительстве (он опубликовал материалы, обличающие неблаговидные поступки премьер-министра Альчиде Де Гаспери, одного из отцов итальянской республики, и его обвинили в клевете). Тогда ему принесли бланк прошения о помиловании, и он старательно исписал его с обеих сторон словами: ╚Прав, я прав, я прав┘╩ Словом, толерантность и разумный компромисс Гуарески были неведомы. Ровно так же горячи и непреклонны его герои, католик и коммунист. Каждый из них идет до конца в верности тому, во что верит, каждый готов за это отдать жизнь ≈ это вовсе не метафора, а вполне реальная перспектива в условиях жесткого политического противостояния в стране, переполненной всяческим оружием.В первые послевоенные годы жизнь была сурова и страшна, и Гуарески честно об этом написал, сохраняя, впрочем, чувство меры и чувство юмора. Удивительно не то, что герои ╚Малого мира╩ исполнены решимости и уверенности в своей правде, а то, что каждый из них при этом исполнен глубокого уважения к другому. Никакогопсевдовольтерьянства в духе ╚Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать╩. Ничего такого, напротив, дон Камилло не стесняется в выражениях, высказываясь в адрес пустозвонов красных, а Пеппоне гневно (и безграмотно, а потому уморительно смешно) обличает реакционных клерикалов. Но именно отчетливость уверенности и последовательность служения обоих не только вызывают взаимное уважение, но и наполняют их, этих двух огромных деревенских вожаков, невероятной нежностью друг к другу.

В этом и скрыта большая тайна малого мира. Как возможно такое парадоксальное сочетание верности собственной правде и открытости другому, такая немыслимая способность искренне любить своего противника? В нашем большом мире на каждом шагу, на всех уровнях, от межгосударственных отношений до интернет-полемики по ничтожному поводу цветут непримиримость, взаимные обличения и яркие идеологические конфликты, но нежности и уважения практически нигде не наблюдается. Почему же эти двое так хороши ≈ и так убедительны, ведь персонажи Гуарески совершенно живые и реалистичные? Замечу попутно, что он вовсе не хочет сказать, что все священники таковы, как прекрасный дон Камилло: падре, который его временно заменяет, вовсе не обладает какими-либо выдающимися достоинствами. Автор также не пытается нас убедить, что все коммунисты таковы, как трогательный Пеппоне. Не случайно в конце книжки появляется мерзкий товарищСпоккья с прилизанными волосами и маленькими пустыми глазками. То есть Гуарески не говорит, что люди (священники или коммунисты) таковы, как его герои. Он говорит нам, что они могут быть такими. Так вот, при каких же условиях это возможно? Что позволяет героям Гуарески подняться на нравственную высоту, что недосягаема для нашего просвещенного общества, оснащенного всевозможными инновационными технологиями? Автор дает тому два объяснения.

Первое состоит в том, что эти двое ≈ простые люди. Они живут на земле под небом, смотрят на мощное неспешное течение реки. А река эта ≈ часть поэзии, ╚которая началась с сотворения мира и никогда не кончалась╩, сам великий поток бытия. Ровно настолько, насколько человек может жить в простоте, в открытости миру, его стихиям и вещам, он способен и открываться другому человеку. Пеппоне драгоценен дону Камилло (и наоборот ≈ Камилло дорог Пеппоне) просто потому, что он живет здесь, на этой земле под этим небом. Он составляет необходимую часть мира, и тайна его присутствия значит неизмеримо больше, чем его никчемные убеждения. Гуарески напоминает нам о том, что помимо социальных, политических, идеологических, вероучительных и прочих определенностей есть еще тот глубокий и незыблемый уровень жизни, где мы все на берегу реки, а потому все друг другу свои.

Второе объяснение заключается в том, что эти двое слышат голос Третьего. Дон Камилло постоянно беседует с Христом ≈ эти разговоры Гуарески пишет (а Ольга Гуревич переводит) так сдержанно, тактично и просто, что присутствие Христа как персонажа нисколько не смущает и не раздражает, что можно считать большой литературной удачей. Понятно, что священнику по статусу показано разговаривать с Богом, но ведь и коммунист Пеппоне, глубоко чуждый каких бы то ни было мистических откровений, в момент смертельной опасности явственно различает голос, который ему говорит: ╚Стоп!╩ ≈ и Пеппоне останавливается, что и спасает ему жизнь. Эта простота богообщения, убедительно изображаемая Гуарески, тоже чрезвычайно важна. Сегодня, когда непрестанно развертываются мелкие и крупные медиаскандалы с участием церковных лиц, когда только ленивый не высказывается в адрес РПЦ ≈ а заодно и всех клерикалов, да и вообще ╚верующих╩ ≈ критически и саркастически, очень уместно напоминание о том, что Церковь ≈ это не только эмпирически наличествующие персонажи (спору нет, зачастую весьма далекие от совершенства и щедро наделенные всевозможными слабостями и пороками), но преждевсего сообщество людей, состоящих в личных отношениях с Христом. В этом смысле дон Камилло убедительно свидетельствует, что христиане ≈ и даже священники ≈ могут быть живыми, искренними, умными и веселыми. С точки зрения Гуарески, границы церкви как института не совпадают с границами любви Божией, которая, как дождь и солнечный свет, на всех изливается и всех объемлет. Именно об этом автор говорит в финале пространного предисловия: ╚В моих историях говорит мойХристос, то есть голос моей совести. А это мое личное, внутреннее дело. Так что каждый за себя, а Бог за всех╩ (с. 57). Не думаю, что речь идет о сознательном цитировании, но слова Гуарески очевидно перекликаются с замечательным местом из ╚Улисса╩: ╚Любовь любит любить любовь. Медсестра любит нового аптекаря. Констебль бляха 14 А любит Мэри Келли. Герти Макдауэлл любит парня с велосипедом. М. Б. любит красивого блондина. Ли Чи Хань люби целовай Ча Пу Чжо. СлонДжамбо любит слониху Алису. Старичок мистер Вершойл со слуховым рожком любит старушку миссис Вершойл со вставным глазом. Человек в коричневом макинтоше любит женщину, которая уже умерла. Его Величество Король любит Ее Величество Королеву. Миссис Норман В. Таппер любит капитана Тэйлора. Вы любите кого-то. А этот кто-то любит еще кого-то, потому что каждый любит кого-нибудь, а Бог любит всех╩. Интеллектуальный виртуоз Джойс и Гуарески, который декларирует, что в его книжечке нет ╚никакой литературы╩, собственно, говорят одно и то же: мы можем что угодно думать о церкви и Боге, об истине и другом, и это нимало не воспрепятствует каждому из нас любить кого-нибудь, а Богу ≈ любить всех.

╚Habent sua fata libelli╩, и не случайно, что книжечка Гуарески появилась в конце ноября, как раз в начале Рождественского поста, в самое темное и холодное время. Книгу завершает рождественский рассказ: Пеппоне, которому вдруг стало скучно и противно на очередном партсобрании, заходит к дону Камилло. Тот как раз поновляет фигурки для рождественского вертепа, и как-то так получилось, что Пеппоне в свою огромную ручищу механика берет Младенца и тоненькой кисточкой аккуратно прорисовывает лицо (без сомнения, христианин Гуарески здесь имеет в виду известное святоотеческое высказывание о том, что ╚кто видел брата своего, тот видел Бога Своего╩:Пеппонедостоин обновить лик Младенца Христа именно потому, что он способен видеть в другом священную реальность). Разговор при этом происходит, казалось бы, самый простой и непритязательный, и вскоре они прощаются. ╚За дверью Пеппоне поджидала та же мрачная падуанская ночь, но у него было спокойно на сердце: он все еще ощущал в ладони тепло Младенца╩. Простые истории ╚Малого мира╩ ДжованниноГуарески отдают большую жизненную силу, тепло и спокойствие, а потому они будут хороши в любые дни года, от самыхмрачных и безнадежных до самых солнечных и радостных.