* * * 
Детский опыт к горю не приложишь. 
Подорожник — ласковый листок. 
Всё — побег из дома. Если можешь, 
выбирай не запад, а восток. 
Там звезда не медлит, отвечая, 
память сердца — пепел и роса, 
розовые свечи иван-чая, 
огненная лесополоса. 
Потеряться — дело непростое, 
но уже на подступах к огню 
слышен трепет — сердце холостое 
превратилось снова в западню. 
Человек улавливает ветер, 
птиц, воды движение, стрекоз. 
Вещи незатейливые эти 
состоят из робости и слёз, 
из стыда и страха, из желанья 
дать всему любимому названья — 
ты, и ты, и ты ещё, и ты, — 
тыкать пальцем, детская забава, 
но какая нежность в этом, право 
слово, сколько чистоты!..

* * * 
Дитя, сегодня ты — дитя. О милое дитя, 
не думай больше ни о чём, и день пройдёт шутя. 
Серьёзный свет, серьёзный слог — откуда пустота?
Я преподам тебе урок, что всё, чему подходит срок, 
съедают травы и песок 
и мучает вода.

Ты станешь чем-нибудь другим.
Что было сердцу дорогим, уже при жизни — дым. 
Цветущей ивы жёлтый дым и разговора душный дым — 
воспоминаний дым.

А «дым» совсем как слово «дом», но помню я с трудом, 
что был и он. А вдруг не он, и повесть не о том. 
О настоящем снеге речь ведут порой цветы, 
что ничего не уберечь, не скрыть от темноты. 
Кому, кому он белый свет? Холодная весна. 
Прохожий, мой тебе совет, купи себе вина. 
Оплакивать — не утолять ни боли, ни тоски. 
Купи вина, ступай гулять по берегу реки.

* * * 
По небрежной, по прибрежной, 
по присыпанной снежком — 
шла по набережной нашей — 
хорошо ходить пешком. 
Жизнь неспешная, смешная. 
Снег растает по весне, 
и во сне трава лесная 
подойдёт легко ко мне. 
Подойдёт, и прикоснётся, 
и обступит, холодя, 
а потом и сон прервётся 
слабым постуком дождя.

* * * 
Где спит прекрасный мир — под снегом, 
на том, обратном берегу, 
побеги заняты побегом 
от смерти в смёрзшемся снегу. 
Растительных объятий влага — 
дикарки мята и герань. 
Существование — отвага, 
отвар от холода и ран.

Земля проводит, как в больнице, 
сон в белизне и жизнь в плену, 
к пыльце горячей медуницы 
примешивая глубину 
небес вечерних. Свет мой, вера 
в тепло глубокой синевы. 
В пределах города и сквера — 
слепые поиски травы.

…и снежные густые хлопья 
летят на тоненькие копья,
а там ломается и наст.
Вот так и свет настигнет нас 
у леса, на тропинке дачной, 
у подступающей реки, 
среди живой травы невзрачной, 
всему на свете вопреки.

* * * 
И воду закрыло в шкатулке, 
как незамутнённый топаз, 
и время в глухом закоулке 
застыло, разлившись, и нас, 
разбуженных в тёплой постели, 
захваченных сроком врасплох, 
пустили скитаться без цели 
на белый игольчатый мох. 
Холодные земли обширны, 
и льдистые тропы чисты, 
и воздуха лёгкие ширмы 
скрывают обвал красоты. 
Но что же ты, сердце, трепещешь 
и бьёшься над сутью всего, 
над вымыслом жизни и вещи, 
над тем, почему волшебство 
зимы равнодушно к смотрящим 
в её голубое окно, 
как будто живых в настоящем 
и длящемся нету давно?

* * * 
Достала плащ, нашла в плаще 
забытые билеты. 
Была ли осень вообще, 
и что теперь? И где ты? 
«Где… я?» — смотрю на зеркала 
и в каждом повторяюсь. 
Не знаю, но была, была. 
А где сейчас… Стараюсь 
ответить, слов не нахожу 
и так мучительно гляжу, 
что хочется смеяться, 
бояться, плакать, танцевать, 
кривляться, корчиться, зевать. 
И плакать. И бояться.

* * *
Самой лучшей песенке на земле — 
это сердце бабочкой на игле. 
Повторяй, насвистывай — не теряй. 
Не теряй, насвистывай — повторяй.

Это лето кончилось — не узнать. 
Зеркало поморщилось — неба гладь 
затянуло ситчиком — сизый цвет. 
Дождик ходит с ситечком. Каждый след 
полон слёз потерянных по пути — 
иногда за дождиком не пройти.

Ласковая песенка, не спеши, 
вдруг ты остановишься — ни души? 
Кинешься, оглянешься — и одна. 
Никому — любезная — не слышна.

* * * 
Я пёрышко нашла у кресла на полу, 
и стала жизнь моя похожа на стрелу. 
Куда летит стрела, кому принадлежит? 
И почему лесок осиновый дрожит?

Скрывается олень, 
и отступает в тень 
кислица. Почему? 
Я приближаю тьму? 
Не я ли смерть всему 
на свете?

Ответьте!

Ветер 
верхний мир 
проходит, как за вышивкой игла, 
а я неумолимая стрела, 
о ветер, будь со мною мил.

Не слышит!

И ближе, ближе
елей синева, 
я помнила, что есть ещё слова… 
Но вдруг забыла. 
Необычайный миг — зелёная трава 
лицо своё прозрачное открыла,

и я не ощутила торжества.