* * *
Человек придумывает игру,
единственную себе по нутру,
сживается с ней, и день за днём
игра прорастает в нём.
Сладкая жертва или гордый герой — 
он в игре и сам делается игрой,
возводит башню на холме крутом,
и согласно правилам — это дом,
поднимает стены, копает рвы,
переходит с собой на «Вы»,
закаляет тело, упражняет мозг,
совершенствует подъёмный мост,
пройти по которому не дано
всем, любившим давным-давно
его, да он и не помнит, игрой укрыт,
бывших с ним до игры.
Человек из башни смотрит вниз,
там люди поют — он не видит лиц,
странные песни тихи, нежны,
но и они ему не нужны,
как не нужен ему ни свет, ни тень,
ни дальние эти, ни дальние те,
и башня квадратом высоких стен
летит в перекрестье никуда с нигде.
Горизонт удаляется от его горы — 
человек дошёл до конца игры.

* * *
Мирились, ругались, мирились, ругались опять,
желтели цветы на окне, он держался за сердце
и чистил картошку на суп, ненавидя себя,
и кашу варил, понимая, что некуда деться.
Молчали неделями, кошка, срываясь на вой,
пыталась очистить жилище от зреющей смерти
и, слыша их мысли, трясла невпопад головой
и когти ломала, следы оставляя на дверце.
Он всё-таки умер, жена не осталась в долгу,
усердно читала псалмы, о душе беспокоясь,
отмыла, покрасила стены, очистила совесть
и книги его с инструментом сложила в углу,
потом их забрали, и снова — цветы на окне,
и сын приходил, навещал, правда, реже и реже,
ей часто казалось, что стало всё хуже, чем прежде,
наверно, казалось, но дальше.. уже не ко мне.

Венеция

Конечно, дружок, поезжай, в этих улицах древних
настигнет, надеюсь, тебя благотворная жажда,
и в горло прольётся густое холодное время,
и старые зёрна дождутся обещанной жатвы,
езжай, походи по капеллам, с лица незаметным,
почувствуй, насколько сумеешь, иное молчанье,
иное, поверь, чем печали твои за плечами,
напрасно боишься — ему не отыщешь замены.
Езжай, покорми голубей, прокатись на гондоле,
потри безымянные плиты подошвенной кожей,
сегодня Сан-Марко, а завтра другое, но то же,
всё едешь куда-то, а сам убегаешь от боли, 
езжай, этот город, каналами пойманный в сети,
беспечен, как запахи кофе, телячьей печёнки,
там даже зимой всё иначе, и мысли о смерти
слегка опьяняют, как в юности мысли о чём-то,
вдохни эту странную смесь, посчитай это долгом,
монеткой расплатишься, с мостика брошенной завтра,
вода прибывает лениво, ни брызг, ни азарта.

Езжай. Возвращайся. Расскажешь. Увидимся.
С Богом.

* * * 
Бедный счастливый поэт,
тапочки, стол, карандаш,
тонкой бумаги стопу
гладишь, как деву во сне,
медленно, «хлеба нам даждь»
шепчешь, намёк ли, ответ
ловишь внутри ли, вовне,
света мерцающий след
лыком вплетаешь в строфу.
Бедный счастливый кустарь,
всё ремесло на дому,
вяжешь корзины стихов,
чудом ещё не ослеп,
незачем знать тебе, нет
дела тебе до того,
кто их подарит, кому
слово раскроет уста —
свет караулишь в окне,
тонкий мерцающий след.