Хлебников Олег Николаевич — поэт, кандидат физико-математических наук. Родился в г. Ижевске в 1956 г. Окончил Ижевский механический институт (1978) и Высшие литературные курсы (1985). Печатается с 1973-го. Автор десяти книг стихов, в т.ч. последние — "Инстинкт сохранения” (М., 2008) и "Люди Страстной субботы” (М., 2010). Работает заместителем главного редактора "Новой газеты”. Живет в Переделкине.


 

                * * *

Вещи, как люди, вдруг пропадают куда-то,
и непонятно, куда же могли они деться.
Вот не осталось уже ни вещички из детства,
которое было сокровищами богато.

Запропастились ножички, вечные перья,
даже подаренные бабушками иконки…
Жалко ужасно! Как беден, растерян теперь я —
прямо как бывший Союз без своей "оборонки”.

Был я богатым людьми, но они исчезают —
даже внезапней и безвозвратней, чем вещи.
Кто всех дороже — заранее оповещают
кратким письмом или сном до отчаянья вещим.
 

                 

                * * *

Потерял тетрадку со стихами —
жизни месяца примерно три.
Вот какими мучим пустяками!
А вообще — огнем оно гори:
и стихи, и месяцы, и годы!..
Есть предназначенье: все терять, —
это от рожденья, от природы,
непреодолимо, как теракт.
То, что потерял и не заметил,
тяжелее видимых потерь.
…Вроде бы и день сегодня светел,
сам поосмотрительней теперь…
Из-за осмотрительности этой
потеряешь и последний грош —
за душой, за плотью приодетой…
А потом — не мучься, не найдешь.

                Алкоголическое


Мгновенья счастья, причастные алкоголю,
ведут к семейному горю.
Но в эти мгновенья приходит то, что
в другие не встретишь точно.

В голову лезут светлые мысли —
к примеру, заныкать грамм двести,
и возвращаются те, что зависли
с прошлым похмельем вместе.

Чтобы их снова поймать и снова
вдруг испытать озаренье,
требуется не так уж много спиртного,
кореш — иль уединенье.

В споре с другом рождается столько
истин! А в споре с Богом —
вообще немерено! Сбитый с толку
топчется Он за порогом.

Вот, например, я спрошу по пьяни,
значит, Творца Вселенной —
а кто ж Его сотворил?.. В тумане
Он лишь разводит длани.

Или, конечно, задам о смерти
каверзные вопросы
и дерзко гляну сквозь дым папиросы…
А Он — только: "Верьте! Верьте!”

Верю, Он любит меня, уважает,
хоть мордой об стол, а все же
до дому бережно провожает —
благодарю тебя, Боже!

И разве не ты мне припас на утро
бутылку холодного пива?!
В общем-то мир Ты устроил мудро…
Кто тут до следующего утра? —
всем счастливо!

 

                * * *

Весь этот ужас тела
Ахматова хотела
преодолеть при помощи других
не столь ужасных тел.
А мне какое дело
до этих тел, не слишком дорогих?

Я сам свое несу
к земле, столь не брезгливой,
что принимает всех, берет в себя…
Вместилища души
с их прелестью потливой,
с пустой потугой выжить не любя.

 

                Молитва старого Адама

Боже, зачем Ты женщин после трехсот тридцати
делаешь немолодыми, не трепетными в итоге?
Отче, Ты, уж конечно, дерзость мою прости,
но — эти лица, груди, задницы, ноги!..

Ты ж по своему подобью всех нас сотворил
(мужчину и женщину — с ребром, извини, сомненье).
Столько придумал тонкостей! Столько потратил сил!
И после всего — такое преображенье!

Помилуй! Как с этой Евой снова ложиться в кровать —
старому и ленивому — чтобы снова
любить ее, рыбкой-ласточкой называть
и знать, что ей нигде не найти другого.

 

                * * *

Лишь распятого Бога
славят стены церквей,
где и тесно, а все-таки пусто.
"В городах слишком много
похотливых людей”, —
это Ницше сказал Заратустра.

В городах слишком мало
матерей и сестер,
слишком много — призов в лотерее.
И почти не бывало
с незапамятных пор
тех, кто старше тебя и мудрее.

Но давно понимаешь:
не сбежать никуда —
пойман их электрической сетью.
И пока причитаешь:
"Города… города…”, —
сгинет целое тысячелетье.

 

                Точечная застройка

С Марса, Венеры, Сатурна, с невидимой Зги? —
прибыли Землю погрызть.
Но тот белозубый,
который велит уничтожить твои уголки
заветные, — вроде с виду совсем не грубый.

И эти киргизы с Сатурна, которыми руководит
он, невзначай подчеркивая превосходство,
они-то в чем виноваты —
делая безвидным вид
земли не своей и тем избывая сиротство?

Ну а твоя земля — она не твоя совсем,
ты на ней недобросовестный арендатор.
Вот и грызут ее на потеху всем
динозаврообразный бульдозер и экскаватор.

 

                На Алтае

 

                1

Где-то там Катынь,
ну а здесь — Катунь.
Перед ней застынь —
каждый миг застань.

Как застыл тогда
у катынских ям,
где лиха беда,
да лесок упрям.

Ну а здесь, а здесь
так чиста вода,
словно мир наш весь
Божий навсегда.
 

                2

А еще тут рядом Шамбала —
туристический отель.
Милость свыше корешам была?
Иль пургу гнала метель?

Все, что Словом вызывается
к новой жизни на века,
омертвляется, взвивается
сладким дымом шашлыка.

Вот вам и страна заветная:
горы, водка, шашлычок.
И сверкающий за ветками
серебра живой пучок.
 

                3

"Рулите выше — все равно снесет”, —
вещал Толстой. А тут — как ни рули…
Лет до двухсот бы надо, до трехсот
сначала изучать словарь Земли,
потом уж предложенья предлагать
тем силам, что составили его.
А это — лет пятьсот еще, видать,
и дня не пропускать ни одного.
И значит, лучше сделаться горой
Белухой, порождающей Катунь
как вечный текст — вскипающий порой,
студеный, пылкий и седой, как лунь.

 

                * * *

Свет в ноябре означает другое —
типа наличье тепла и покоя
лишь в отведенных местах:
в тесной хрущобе под лампочкой голой,
в сельском автобусе, горы и долы
превозмогающем в тряске веселой,
как вожделенье и страх.

Дождь в ноябре означает не то, что
будут грибы, — будет скучно и тошно
вновь препираться с судьбой —
в мороси зябкой, укрывшей от взгляда
все, что вдали. И хлестнет — так и надо! —
ветер из черно-сырого райсада,
где мы остались с тобой.

Жизнь в ноябре означает потерю
жизни под небом. Мурашки по телу
не от пронзительных строк —
только от сырости. В ней зародилась
вся эта жизнь — и насмешка, и милость…
Жизнь в ноябре — чтобы только продлилась
на приговоренный срок.

 

                * * *

На другую не заменимая,
жизнь — работа без выходных.
И уходят с нее любимые,
раньше всех уходят любимые.
Хорошо, что я не из них.

 

                * * *

Волны света сквозь волны моря
омывают волны песка.
Я отсюда уеду вскоре —
чуть подольше, чем на века.

Льется солнце во все сосуды,
море выплеснется вот-вот…
Если здесь никогда не буду —
что иное меня зовет?