Вспоминая время начала нашего общего жизненного пути с Беллой, могу сказать, что первым впечатлением для меня было то, как самоотверженно она «уходила в ночное», просиживая многие часы при лампе под абажуром и вставая из-за стола уже при свете утреннего солнца. Я видел, с каким упорством и с какой затратой сил она занималась переводами с грузинского языка.

Еще не до конца поняв характер Беллы, не осознавая меры ее приверженности Грузии и не будучи в знакомстве с грузинскими поэтами, я спрашивал:

— Белла, объясни, пожалуйста, почему ты так много сил отдаешь переводам с грузинского? Вот, например, Иосиф Бродский и Андрей Сергеев переводят англоязычных поэтов. Всем известны имена великих поэтов Франции — Бодлера, Рембо, Аполлинера. Их переводили многие замечательные поэты, например Вильгельм Левик. Женя Солоновичпереводит итальянцев. Откуда такой интерес именно к Грузии? Не сужаешь ли ты свой кругозор, замыкая его на грузинских авторах?

И лишь по ходу жизни я получил ответ на собственные вопросы. С течением времени я понял, что Беллой руководит подлинная любовь к грузинскому народу, к его культуре, к грузинским обычаям и нравам, к способу времяпрепровождения.

 

Сны о Грузии — вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенившая уста.

Ни о чём я не жалею, 
ничего я не хочу — 
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.

Малым камушкам во Мцхета 
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это 
вечно так, как ныне есть.

Пусть всегда мне будут в новость 
и колдуют надо мной 
родины родной суровость,
нежность родины чужой…

 

И так было на самом деле. Я испытал это на самом себе. Дело в том, что я бывал в Грузии до встречи с Беллой, и у меня было много своих впечатлений, и они во многом совпадали с впечатлениями Беллы, но, конечно, я не мог себе представить меры поклонения грузин Белле. Они буквально обожествляли ее образ. Я понял это, только когда впервые попал в Тбилиси вместе с Беллой. Тогда же я узнал лучших грузинских писателей — ближайших друзей Беллы, которые тоже стали моими друзьями. Это было вхождение в самую сокровенную среду грузинской элиты.

Лучшие люди Грузии преклонялись перед Беллой и лучшие семьи в Тбилиси звали нас к себе, стараясь приветить и угостить самым широким способом. Все двери открывались для нас. И мы бесконечно отзывались на эти приглашения. Конечно, мне по началу было трудно привыкнуть к такой мере любви, выражавшейся в высокопарных тостах, но вскоре я стал тонко разбираться в той степени искренности, с которой они говорились. И я быстро подружился со многими замечательными поэтами, проводившими время вместе с нами. Я понял, что такую дружбу нельзя предать, а необходимо ей соответствовать, необходимо ей отслужить.

Уже после первого совместного пребывания в Тбилиси я больше не задавал Белле вопросов о ее преданности переводам с грузинского. Я уже сам попал под влияние возникших дружб и всеми силами старался принимать приезжавших из Грузии гостей максимально широко. Моя мастерская стала оплотом грузинской диаспоры Москвы и «перевальным» пунктом гостей из Тбилиси. Все дороги грузинских литераторов и художников, приезжавших из Грузии, проходили через пространство мастерской, и всем гостям я старался оказывать гостеприимство, подобное оказанному нам.

Белла рассказывала:

Я же проводила там довольно много времени, когда меня здесь отовсюду как-то изгнали, то грузины защищали каким-то образом. Каким? Ну, вот они печатали в то время в Грузии. Например, откуда «Сказка о дожде» была известна все время? А напечатана была в «Литературной Грузии» впервые, как и поэма о Пастернаке. Гия Маргвелашвилистарался и приучил Златкина Марка Израилевича, директора издательства «Мерани». Гия столько труда положил на это, Боже мой!

Я очень много вчитывалась в грузинский текст. И знала некоторые фрагменты той же «Мери» дословно. Но я знала, что дело не в дословности, а в том, чтобы по-русски это звучало. Если вы хотите, чтобы это по-русски поняли, поняли, что он гений.

Ну поэты поняли это довольно быстро, и братья Чиладзе, и Симон Чиковани — все они поняли: «Она правильно идет, правильно делает! Она хочет, чтобы это звучало по-русски!»

Белла действительно очень хотела донести до российского читателя грузинскую поэзию и сдалать ее нашим всеобщим достоянием.

В русской литературе существуют замечательные переводы с грузинского, сделанные Борисом Леонидовичем Пастернаком. Константин Бальмонт переводил «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. (Белла всегда мечтала перевести письмо Нестан-Дареджан из этой поэмы, но так и не смогла это осуществить!) Над переводами с грузинскоготрудились Николай Заболоцкий и Арсений Тарковский....

Грузинская речь настолько занимала мысли и чувства Беллы, что становилась для нее родной и не прекращала восхищать ее красотой звучания, очаровывала и не отпускала.

Ни с одной чужой речью не общалась я так долго и близко, как с грузинской. Она вплотную обступала меня говором и пеньем, искушая неловкую славянскую гортань трудиться до кровавых ссадин, чтобы воспроизвести стычку и несогласие согласных звуков и потом отдохнуть в приволье долгого «И». Как мучилась я из-за этой не данной мне музыки — мне не было спасенья в замкнутости, потому что вода, лившаяся из-под крана, внятно обращалась ко мне по-грузински.

Андрей Битов сказал о ее труде переводчика: «Она переводила с любви, а не с подстрочника».

Список имен переводимых Беллой поэтов впечатляет:

Николаз Бараташвили, Галактион Табидзе, Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Георгий Леонидзе, Симон Чиковани, Карло Каладзе, Ираклий Абашидзе, Григол Абашидзе, ИосифНонешвили, Анна Каландадзе, Арчил Сулакаури, Михаил Квливидзе, ТамазЧиладзе, Отар Чиладзе, Морис Поцхишвили, Иза Орджоникидзе, Отар Челидзе.

Передо мной на столе лежит прекрасная книга «Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной» как памятник ее выдающемуся художественному подвигу.