ИНТЕЛРОС > №8, 2017 > «...и мне приснился стих»

Андрей ГРИЦМАН
«...и мне приснился стих»


04 сентября 2017

Первые стихи я начал писать в школе, лет в пятнадцать. Но их даже вспоминать не хочу! К сожалению, помню некоторые строки и строфы, и самому становится стыдно. Я еще тогда «не родился», не прорезался. Я вырос в интеллигентной среде с особым отношением к стихам, — отец дружил с Самойловым и Слуцким. То есть я был в поле облучения классиков, страшно было подойти к этому делу, называемому Поэзия, и думаю, что это не позволило мне прорваться самому раньше. Не было еще «судьбы поэта» («Всё есть в стихах, и то, и это, / но только нет судьбы поэта, // Судьбы, которой обречён, / за что поэтом наречён» — Самойлов). Но оказалось, что благополучные советские московские детство и юность не отменяют «судьбы поэта». Но тогда — «дикости» не хватало. («Дикое мясо» Мандельштама).

Всерьез пошло после двадцати, когда жизнь стала обтесывать и я почувствовал, что появилось право на стихи. Кроме того, я считаю, что мне «не повезло»: как-то не случилось юношеской компании, где читают друг другу только что написанное, не наслушался сакраментального: «старик, ты гений», и тому подобное. Из этого глуповатого общения всегда что-нибудь выходит. Ты не один.

Я не верю во все эти разнообразные утверждения: «писать стихи после тридцати смешно»! или «и только возле сорока вдруг прорывается строка» (Самойлов). Рецептов тут нет. Мы знаем массу примеров и раннего цветения, и раннего отцветания. Стихи — это состояние души. Душа молчит, а потом обретает язык. Или возбуждённо бормочет, сбиваясь на стихи, а потом надолго замолкает. Каждый «практикующий стихотворец» это знает. Создать грамотное стихотворение, пользуясь большим опытом и репутацией (то есть уверенностью в себе), — не проблема. Это хорошо известно на примерах шестидесятников и советских поэтов. Да и в наше «смутное время».

Я считаю, что первое настоящее стихотворение пришло, когда мне было лет двадцать пять, то есть поздно. Но это было странное и настоящее. Я спал, и в середине ночи мне приснился стих:

 

И он узнал, что смерть не пустота, не одиночество, а негатив былого, хранящий только общие места после того, как сказанное слово покинуло холодные уста.

 

Вот так и приснилось — слово в слово. Я проснулся, сел за стол, записал, лег и уснул снова. Так у меня бывало потом несколько раз в жизни. Но, к сожалению, несколько стихов пропало: было лень вставать или болел с перепоя и т.п. Потом вспоминалось, что это были хорошие стихи. И даже помнил о чем, но ритм был потерян, и пытаться восстановить невозможно — как гальванизировать мумию.

 

Вот, кстати, мое недавнее:

 

Я проснулся, забыл две строчки.

А потом нахлынула муть с панталыку.

Так подумаешь, а что проку, не проще ли?

Вести, хлопоты, как из ведра с дыркой.

.............................................................................

Я бреду от холмика к холмику,

И не видно на расстоянии

В дымке утренней того облика.

Что-то там мерцает за облаком,

А приблизишься — медленно тает.

 

Мой первый стих по-английски появился, естественно, гораздо позже, после нескольких лет жизни в Америке, и тоже случайно («стихи не пишутся, случаются»). Я спорил о чем-то со знакомой, у которой английский — родной язык: об эмиграции, перемещении душ, о «перемещенных лицах» (DP), и у меня появилось стихотворение, как бы доказывающее мою точку зрения. У меня это вообще не редкая ситуация — когда я в разговоре или в споре не могу логически что-то доказать, мне естественнее написать стих, метафорически доказывающий мою правоту. Каждому из поэтов знакомо это — когда получается, знаешь, что ты прав и чувствуешь большую внутреннюю силу. Средневековое magister dixit! Ну а потом снова возвращаешься чёрт знает куда («когда б вы знали, из какого сора»).

Тот стих куда-то пропал, но помню название — «Плывущие сердца» (Floating hearts). И это случайное событие дало мне силу. 27 лет назад. С тех пор я пишу и по-английски, и нашел свой голос, свою интонацию.

Душа обжилась на новом месте и заговорила на другом наречии, более естественно отражающем ландшафт жизни, ритм, звуки и запахи. Билингвальных поэтов русских мало, всего несколько. Но в Америке, в этом «плавильном котле», появилось немало двуязычных авторов, которые построили новый дом на этих берегах: испаноязычные, китайцы, много авторов из Восточной Европы и т.д.

Я никогда специально не выбираю, на каком языке написать вещь. Это происходит само собой, в зависимости от обстоятельств. А исповедь души практически непереводима. Разве что на какой-то «третий» язык. На котором, видимо, и говорит поэзия.


Вернуться назад