ИНТЕЛРОС > №9, 2016 > Монохромная страна

Ната СУЧКОВА
Монохромная страна


06 октября 2016

Стихи

Ната Сучкова  (настоящее имя Сучкова Наталья Александровна) — поэт, издатель. Родилась в Вологде в 1976 г. Окончила Литинститут им.  А.М.Горького в 2006 г.  В течение четырех лет издавала в Вологде литературный альманах «Стрекоза». Автор книг стихов «Лирический герой» (М., 2010) и «Деревенская проза» (М., 2011). Лауреат премии «Московский счет» (2011) и др. Постоянный автор «Дружбы народов». Живет в Вологде.

 

* * *
За железными засовами что ни век — идёт война,
Ненаглядные пособия, монохромная страна,
Сколько в парту ни засовывай — только мел и шелуха,
Всё серьезней, всё басовее пели строчки Маршака.

Всё грубее, заскорузлее — веселее пой, дурдом! — 
Поднималась наша музыка над учительским столом.
И обменивались взглядами, и пускали пузыри
Чудо-рыбы ненаглядные, второгоднички мои.

А потом внести просили нас аккуратно-аккуратно
На наколки светло-синие в наши контурные карты
Красным, жёлтым и оранжевым, чёрным, серым и зелёным
Прошлое и настоящее, страны, города и сёла.


* * *
К открытым дверям музучилища 
привязан шуршащий пакет,
заходят поэты в чистилище,
проходят второй турникет.

А там всех — сопрано, и теноров,
и тех, кто всегда — только басом,
под рученьки тонкие белые
разводят по сумрачным классам.

И в них — за дверями и ширмами,
где вдоволь еды и вина,
они целый день музицируют,
и только в одном — тишина.

И там — их хормейстер простужена,
и спился давно пианист — 
молчат ко всему равнодушные
любители пения птиц.


* * *
За жуков и улиток снищу ли когда-то прощенья?
Половина каникул уходит на списки для чтенья.
Воздух сладок от пыли, а вкус у всех книг одинаков,
В нашей «звёздочке» были: Мересьев, Печорин, Иаков.
Пионеры-апостолы, парочка супер-героев,
Мир открыт на вопросе — еще полчаса до отбоя.
А теперь не до песен — молчу, летний берег топчу я,
Улетает Мересьев, в карету садится Печорин,
От любви и смущенья другому придётся заплакать,
И в далёкой пещере лежит под закладкой Иаков.


* * *
На пыльном заборе вдоль пыльной дороги
болтаются баннеров тряпки:
застыли детишки в немом хороводе — 
веснушки, кудряшки, панамки.

Их светлые лики забрызганы грязью,
им чахлые сосны внимают, 
проедет раз в сутки чихающий ПАЗик,
собака проскачет хромая.

Под этим забором устроились двое:
он курит, а дама — икала.
Плывут облака, да такого покроя,
какого не сыщешь лекала!

Плывут не спеша, как гружёные лодки,
садятся на мель в тополя,
затем, чтоб на этой глухой отворотке
родная порвалась земля.

Её залатают: тут — косо, здесь — криво,
гудроном зальют, а пока
сидят эти двое — Лопух и Крапива,
и смотрят в дыру облака.    

Как будто им дети мороженку дали,
и скоро исполнится всё,
как будто бы ПАЗик их в светлые дали
из этой дыры унесёт.


* * *
Первый муж — Василий, и второй — Василий,
Первый нелюбимый, а второй — ох, сильно!
Васька — окаянный, Вася — золотой,
Не донежил первый, помер и второй.
— Ноги-то не ходят, ты уж отнеси
Свечку на медовый Васе-Иваси.
Сунула бумажку и конфет дешёвых:
— Да не перепутай, это — за второго!
Царствия небесного Васе попроси!
Ходят почтальонши по святой Руси.
— Да не перепутай! — Ну, уж, чай, не дура!
В первый раз как будто! Что ты, баба Шура!
— Тут тебе не почта, аккуратно надо,
Ну, как перепутаешь, Люся, адресата!
И всю ночь бродила — чаю напилася:
«Ох, Васюта-милый! Ах, скотина-Вася!»


* * *
Напекла как-то бабка пирогов с котятами — 
то ли тронулась, то ли просто датая...
В общем, как-то вот так — напекла.
И собаке своей дала.
А собака — не дура: живём-то в Рязани, 
не такой повидали жратвы глазами,
не совсем в Рязани, но, в общем, близко,
километров семьсот или триста.
Что котята ей? Ерунда!
Повозилась часик, ну полтора:
у того припёк — поперёк, 
у того голова — едва. 
Пропеклись не очень, но всё — еда,
одного сгоревшего прибрала,
остальных раздала — вообще не беда, 
супом луковым, крынкой кефирной сыта.
Все пристроены, в добрых мурчат руках,
сдобой пахнущие, выращенные в пирогах,
о, хвала Авито! 
Бабка злющая в доме стучит клюкой,
а тебе, собака, в дом — ни ногой!
Вот сиди на крылечке и плакай — 
ни одной теперь грязной лапой!
А собака села на поезд сапсан,
и была такова — коль сама с усам!
И жила потом 
с Угольком-котом
в бывшем городе Ленинграде
на канале Лиговском
над мостом 
где-то между булочной и гнездом
сбором мусора
Христа ради.


Вернуться назад