* * * 
                          «Бог проживает в скворешнике…»
                                                           Сергей Васильев

Бог деревенский в скворешне живёт,
Бог городской, знамо дело, в подвале
Вместе с бомжами. А то! Не видали?
Брезгует ими почище народ.

Бог деревенский с природой в ладу,
Бог городской про неё и не помнит 
В тихой мечте о скромнейшей из комнат,
Рай — это там, не у всех на виду.

Бог деревенский, дай чувств — зарыдать! 
Бог городской, дай ума и сноровки!
Оба не слышат, глухи и неловки,
Оба устали, торопятся спать.

* * * 
Спать бы, спать на скамейке в саду,
В пиджачишке, укрывшись газетой.
Не в раю, а у всех на виду,
В городском населённом саду,
Спать, как бомж, как дурная примета,
Как бревно, что в глазу не видать
У себя по евангельской притче.
Непристойно и сладко так спать — 
Дай вам бог разобраться в сем китче.

Спать бы, спать… Но, увы, не заснуть — 
Что в саду! — даже в мягкой постели.
Бесприютна душа. 
Ни обуть,
Ни обнять,
Ни зазвать
В самом деле.

* * * 
Знаешь ты, знаю я — ничего не случится,
даже если случится всё, что может случиться,
даже смерть, если в двери она постучится,
ничего не изменит, и пусть разлучиться
предначертано свыше — теперь иль потом,
разлучите-ка птиц, разделяя ножом
на две части закат, на две части рассвет,
будто Книгу на Новый и Ветхий Завет.

* * *
Что-то живёт в этом ветре, застрявшем в балконном проёме,
По занавеске сползающем выдохшимся марафонцем,
Что-то в нём дышит, вздыхает, тоскует, и кроме
Этих глаголов ещё что-то тает под солнцем.

Не отвернёшься и не отвлечёшься, покуда               
Странный сквозняк будет биться, бороться, тревожа
Память — несбывшимся, чувства — небывшим, и чуда
Век свой прождавшим напрасно, похоже.              

Вырвись, отпрянь, улети на свободу, спешащий
В сети чужие, как будто в родную берлогу,
Ветер, бродяга, невидимый и настоящий,
Ангел небесный, в свой дом позабывший дорогу.

* * * 
Быть листком среди листьев других,
В серединке тихонько шептать
То молитву, то собственный стих,
И на высшие силы роптать.

Безотрывно глядеть в облака,
Не страшась листопада ничуть                   
Эта жизнь и горька и легка,
Что до смерти — не в ней, может, суть.

* * * 
Мы все уйдём в навоз и в удобренье,
Чтоб некое тщедушное созданье,
Тщеславное, погрязшее в гордыне
И множестве назойливых пороков
Сумело горлом дивным прозвенеть,
Озвучив эту жизнь не тем тапёром,
Который прилагает к кинокадрам
Заученные назубок пассажи,
Но новую гармонию вбирает
Набрякшим ухом, ясно понимая,
Что судей нет средь смертных для него…

А мы, трудяги, муравьи прогресса,
Сосновыми иголками сбираем
Свой вавилонский ровный муравейник
Усердно щели конопатим старой
Прогорклой рифмой, точно так же зная
Все сроки всех деяний, но надувшись
От важности, как пара брачных жаб,
Друг друга мучаем поэзии подобьем
И в судьи выбираем только смертных,
И требуем признанья, понимая,
Спесь избранных среди бесчинства званых
И то, что в антологию эпохи
Дай Бог хотя б одной строкой войти…