* * *
В благодарность к местам появленья детей
В путь пускаются птицы ли, рыбы ли — 
Оттого ли, что первое место — святей,
Чем любое, откуда б ни прибыли?

Сквозь магнитное поле летят и плывут,
Возвращаясь на родину малую.
По какому-то тайному ритму живут,
Невзирая на душу усталую,

Невзирая на страх оказаться в сетях — 
Не чутьё, так судьба машинальная.
Это мы у Земли задержались в гостях — 
О, Вселенная многоканальная!

Это мы — отголоски извечных программ,
Что и в зверя, и в дерево вложены.
Это мы разбредаемся по вечерам,
Друг от друга стеной отгорожены.

Отношенья с роднёю — то ладим, то рвём,
По часам назначаем свидания.
Всё куда-то от скуки летим и плывём — 
Спит космический зал ожидания.

Сколько ждёт нас ещё мировых катастроф,
Вымираний не из «Откровения»?
В землю вжившись, кочевник возводит свой кров
На небесную четверть мгновения…

* * *
То ли Шумана, то ли гомона
Мне хотелось в тихие дни,
Где вся жизнь, как спичка, надломана,
Где в трёх комнатах мы — одни.

Жизни, бьющей ключом, иллюзия — 
Разговоры, дела, возня…
Сам с собой всё реже в союзе я:
Не добраться мне — до меня.

* * *
В вечереющем городе ветер — почти штормовой,
То ли дождь, то ли снег — ледяные небесные пули.
Я иду — вдруг послышался голос: «Ты как там, живой?»,
Будто шли — и шагнули в меня, сквозь меня прошмыгнули.

Так вглядишься — и все мы прозрачные, тоньше стекла,
Мир наш крепок, но хрупок, мы телом и разумом зыбки.
Спотыкаюсь о люк — нет, о мысли! А из-за угла
Мне навстречу дитя: «Дядя — что?..», не скрывая улыбки.

* * *
Сезон дождей — за долгой засухой.
Как будто у Христа за пазухой,
В пустыне, пыльною тропой,
Великие семейства, малые
Бредут, голодные, усталые,
Со всех сторон — на водопой.

Борьба на время устаканится,
Пока по Африке протянется,
Спускаясь с гор навстречу им,
Вода, живая и целебная, — 
Чудесная, великолепная
Картина пред лицом Твоим.

Всё как бы друг для друга создано,
И каждому по капле роздано,
Мгновенье — и иссяк поток,
И снова в путь слоны отправятся,
Как будто странствовать им нравится, — 
Последний бы ещё глоток!

Но сколько ненароком брошенных,
На полпути тоской подкошенных
И не дошедших до воды?
Их матери осиротевшие,
Почти не пившие, не евшие,
Едва найдут детей следы…

Без счёту их, в ночи блуждающих,
Отставших навсегда, рыдающих
Чужих детей и стариков,
Как будто это мы потеряны
И в направленьи не уверены, 
Как те слоны, что меж песков…

И мы, нескромники и скромники,
Идём к святыне, как паломники,
Идём к оазису — среди
Пустыни мира, озадаченно,
Надеясь, что не всё растрачено,
Гадая — что там, впереди?

* * *
Весь город в тумане, как будто в дыму, — 
Но это не просто вечерняя дымка.
Я в город нырну и глазами сниму
Немое кино, монохром фотоснимка.

Плывут испаренья, по капле сочась.
Шаг в сторону — и не замечу, что кану.
Лишь миг — и над городом прямо сейчас
Начнётся вблизи изверженье вулкана,

Как было в Помпеях. Помпеи, увы,
Единственный памятник Древнему Риму,
Что так сохранил его! Времени швы
И складки пространства неведомы дыму,

Который окутал и мой городок — 
Мерещится запах везде ядовитый
Попавшему (к чёрту ли?) в чёрный чертог — 
Чем в сумерках черти не шутят всей свитой!

А вдруг эта мгла — не осенняя ночь,
А вдруг эта жизнь замерла и ослепла,
И нам, засыпающим, нечем помочь,
Навеки засыпанным тоннами пепла…

* * *
Если сгореть — то сгореть целиком
В плотных слоях атмосферы,
Став светлячком, огоньком, угольком
В чёрных глубинах пещеры…
Тот, кто с судьбой метеора знаком,
Не потеряй своей веры.

Так и в печи, в леденящей ночи,
В доме, ещё не прогретом,
Долго тепло отдают кирпичи — 
Пахнет сгорающим летом.
Так и с последним огарком свечи
Комната полнится светом.

Так и в прапамяти — предки сидят,
Словно на детской картине,
Вместе поют или вместе едят,
Знаки выводят на глине
И в озарённое небо глядят, — 
Живы, хоть нет их в помине.

То ли свою протянул ты ладонь,
То ли коснулся душою,
И метеор, и свеча, и огонь,
Выросший в пламя большое, — 
Всё оживает в уме, только тронь, — 
Где тут моё, где — чужое?