Рассказ

Дмитренко  Сергей Федорович (1953) — прозаик, историк русской литературы. Служил в ВВС. Доцент Литературного института имени А.М.Горького (окончил здесь семинар прозы и аспирантуру). С 1993 года также работает в издательском доме «Первое сентября», ныне — главный редактор журнала «Литература». В соавторстве с филологом Натальей Борисенко под псевдонимом «Наталья Кременчук» опубликовал роман «Смерть на фуршете» — юмористический детектив о современной литературной жизни. Лауреат премии «Нового Журнала» (Нью-Йорк) за лучший рассказ (2001), финалист премий «Русский Декамерон» (2003), «Нонконформизм» (2011), международного  Волошинского  литературного конкурса (2015), Международной премии имени Фазиля Искандера (2018).

 

 

 

— Кто меня в садик ведет? — спросил он, проснувшись.

— Отец тебя ведет, — бабушка ответила. — Если не опоздает.

Папа не опоздал. Он никогда не опаздывал.

— Я уже оделся, — сказал он папе, когда тот позвонил и бабушка открыла ему дверь.

— Молодец! — сказал папа. — Здравствуйте, Светлана Гавриловна.

— Ты там с воспитательницей найди общий язык, — сказала мама, появляясь в прихожей. — Чтоб присмотрела за ним хотя бы первые недели.

— Освоится, — сказал папа. — Освоишься, Антон?

Он кивнул, хотя не совсем понял слово. Но если папа сказал, значит, все будет в порядке. В старом садике было хорошо, значит, и в этом должно быть так же. Зато они наконец переехали в новую квартиру. И двор хороший, обещают весной детскую площадку построить.

Старый садик был, правда, от дома близко — в соседнем дворе. А в этот придется на троллейбусе ездить. Но сегодня зато — на папиной машине.

Только что отъехали — и уже приехали.

— Странно даже, — сказал папа. — Практически без пробок. А к вам сюда я почти час полз, даже опасаться стал, что опоздаю.

Группа у них там была «Снегири», а здесь называется «Муравьишки». Ну муравьишки так муравьишки. Это ведь не те муравьи, что на даче тлю на вишнях и яблонях рассаживают, а бабушка их всякими отравами опрыскивает. Есть ведь муравьи сказочные, муравьи в мультиках. Ему нравится про то, как муравьишка домой спешил.

В раздевалку им навстречу вышла воспитательница. В том садике воспитательница у них была высокая: «брюнетка», — говорила бабушка, а эта невысокого роста, с короткой стрижкой, как у мамы, только волосы посветлее.

— Здравствуйте. Какой он у вас крепыш! Меня Надеждой Николаевной зовут, а тебя как?

— Антон, — сказал он, и папа протянул Надежде Николаевне справку из поликлиники. Они заговорили, а он увидел рыжую.

Эту рыжую с двумя довольно толстыми косичками, в которые были вплетены синие ленточки. Она уже переобулась и пошла в группу.

— Не засматривайся, Антон! — сказала Надежда Николаевна. — Снимай куртку, переобувайся, мой руки и садись завтракать. Свободный столик номер шесть. Ты знаешь цифры?

— Конечно, знает, — поторопился ответить папа. — Он уже читает понемногу...

У Рыжей здесь, понятно, было свое место. За столиком, который стоял дальше всех от столика номер шесть.

А за его столиком сидел только мальчишка, вертевший ложку в своих больших руках.

— Садись напротив, Толстяк, — сказал он. — Сейчас нянечка жрачку разносить будет.

— Я не толстяк, — сказал он. — Я Антон.

— Толстяк-толстяк, — забормотал мальчишка. — Белобрысый Толстяк. А если не Толстяк, отдай мне свой завтрак.

Это ему не понравилось, и он посмотрел в сторону дверей.

Там стоял папа и, улыбаясь, махал ему рукой. Ведь папа обещал и вечером его отсюда забрать.

И еще он увидел, что на него смотрит Рыжая. Она хоть и далеко сидела, но так, что лицом к нему.

Веснушки на щеках и глаза большие такие, зеленые.

— Я не Толстяк, — сказал он. — И у тебя есть свой завтрак.

С мальчишкой — его звали Мишка — из-за «Толстяка» все же пришлось подраться. Не в первый день, а в пятницу, на прогулке.

Кто победил, неизвестно — Надежда Николаевна их разняла. Но наверное, победил он, потому что, когда его забирала бабушка, воспитательница сказала: «А мальчик-то ваш, оказывается, дерется!» «Вообще-то он без дела не дерется, — возразила бабушка. — Он же не с девочкой дрался?» «Нет, от девочек он подальше держится». «Ты смотри, Антон, руки не распускай, если что, Надежде Николаевне говори», — велела бабушка.

Не скажет он ничего Надежде Николаевне! Лишь бы Рыжая, то есть Ульяна, не слышала, что его Толстяком обозвали. Ведь не толстяк он, просто щеки у него такие, круглые. Как у папы, хотя папа уже вырос.

А Ульяну Рыжей не дразнили. Это другую девочку в их прежнем садике, Эллу, тоже рыжую, правда, поменьше, дразнили. Но Элла была просто так, без веснушек, он вспомнил о ней, только когда Ульяну увидел. Вот, подумал, тоже рыжая, а совсем другая девочка.

Ульяну в группе все звали Улей, а его Антоном. Или Антохой. Нормально. С Мишкой он больше не дрался, но и с Ульяной как-то не получалось заговорить, ну, поговорить просто. Где бывает после садика, куда летом ездила... Только смотрел на нее каждый день. Издали смотрел, когда она с девчонками играла, а он с мальчишками. Ну, когда завтракали и обедали, полдничали. Ульяна всегда ела быстро, а он даже медленнее, чем дома. И смотрел на нее — вот она все съела, вот сидит, ждет, когда разрешат из-за стола выйти. Смотрит во все стороны, иногда и на него смотрела. Но так, быстро. Посмотрит — и взгляд переводит.

Теперь, кроме него и Мишки, за столиком сидели еще две девочки. Одна, Тамара, просто болела, когда он в первый день пришел, такая совсем маленькая, и совсем короткая была у нее стрижка — никаких бантиков, никаких ленточек.

Другая, тоже новенькая, Лика-Анжелика, наоборот, оказалась с длинной черной косой, в которую каждый день ей вплетали ленту другого цвета — красную, прозрачно-золотистую — с бабочками, сиреневую, фиолетовую, оранжевую...Больше было этих цветов, чем дней в неделе, но он не считал... А Ульяна меняла четыре ленты: синие, зеленые, иногда белые и еще шоколадные. Она так Варе сказала, когда эта задира спросила: «Почему у тебя ленты коричневые? Сама рыжая, и ленты коричневые». «Нет, это ленты шоколадного цвета», — не согласилась Ульяна. Правда, она говорила: «соколадные», ну, шепелявила еще немного, и логопед Ольга Анатольевна на занятиях учила Ульяну произносить звук «ш», а его — звук «р». Ульяна звук «р» произносила хорошо. А Мишка и Варя, самые главные задиры в их группе, все звуки произносили правильно.

Вот, оказывается, как бывает.

Еще ему повезло, что во время тихого часа их кроватки стояли близко, через две третья, и немного с поворотом из-за шкафа. И если лечь на своей чуть повыше на левый бок, хотя так им не разрешали, видно было кроватку Ульяны, ее подушку, и ее, спящую — она засыпала быстро, сразу. А он не засыпал, смотрел на нее, прикрыв глаза или просто открыв, если на соседней кроватке лежавший Мишка переставал ворочаться, затихал.

В декабре начали готовиться к ёлке. Это был у них не первый утренник, и он всегда надеялся, что его поставят танцевать в пару с Ульяной. Но не везло. Не ставили. Вообще не давалась ему музыка: с пением совсем не получалось, хотя стихи песенок он всегда сразу выучивал. Однажды Евгения Павловна, которая у них музыкальные занятия вела, даже попросила его отойти от хора и просто посидеть на стуле рядом, послушать. «Молодец, Антон, все слова выучил, но пока не получается у тебя петь. И даже подтягивать не получается. Надо с тобой отдельно позаниматься». Но не позанималась пока.

И когда новогодний утренник подготовили, где был танец снежинок-девочек с медвежатами-волчатами-львятами-мальчиками, он, ставший медвежонком, попал в пару не с Ульяной, а с неповоротливой Любой, и даже в хороводе оказался далеко от Ульяны.

Зато на следующий день, это уже тридцатое декабря было, последний раз в садике собрались перед зимними каникулами, ему повезло. Наконец повезло.

За ним пришла бабушка, и они уже стояли на троллейбусной остановке, когда появилась Ульяна со своей мамой.

Взрослые поздоровались, оказывается, они были знакомы. Ну и они с Ульяной поздоровались еще раз.

В троллейбусе было много народа, но бабушка и Ульянина мама как-то усадили их — втиснули на одно место. Сами стояли рядом — разговаривали.

— Ты где живешь? — спросил он, а то ведь выйдут — так и не поговоришь.

— Улица Новосёлов, дом восемь, квартира тридцать два, — ответила она. Увидев, что он задумался, прибавила: — Я наизусть свой адрес знаю. Меня родители научили на всякий случай.

— Я ведь тоже на улице Новосёлов живу, — удивленно сказал он. — Дом тринадцать, квартира девяносто шесть. Я тоже свой адрес выучил. С папой.

— Знаю ваш дом, — обрадовалась Ульяна. — Самый большой на улице. Бело-оранжевый.

— Да, — сказал он. — Правильно. А ваш я не знаю.

— А у нас хрущевка пятиэтажная. Их две там стоит, наша от вашего дома подальше. Хотя нам на одной остановке все равно сходить.

— Да, — согласился он. — Но почему-то мы никогда на остановках не встречались.

— Тебя же папа часто на машине привозит. А мы всегда на троллейбусе.

— Понятно, — сказал он. — Хорошо, что сегодня встретились.

— Конечно, хорошо! Будем теперь и в садике вместе играть. Ты раньше где жил?

— Далеко отсюда. Тоже в хрущевке. А потом ее сломали, и мы здесь квартиру получили.

— И на месте вашего дома хрущевки стояли. Их тоже сломали, а наши почему-то нет.

— Сломают! И квартиру дадут. У вас сколько комнат?

— Три. Но у нас знаешь, сколько людей живет! — Ульяна сняла варежку и стала загибать пальцы. — Папа, мама, я, бабушка с дедушкой. И мамин брат дядя Витя. А к нему еще тетя Нина поселилась. Они, может, поженятся. У тебя брат или сестра есть?

— Нет, только двоюродные. Мы втроем живем: с мамой и бабушкой.

— А папа?

— Папа к нам приходит. А по воскресеньям мы с ним гуляем... Вы елку какую ставить будете, настоящую или искусственную?

— Мы не будем ёлку ставить, бабушка сказала.

— Почему? Как же без ёлки?

— Не знаю. Ёлка в садике была. Так что наши решили: обойдемся без ёлки. Что-то не получается в этом году. Зато меня дедушка на елку сводит у них на работе, и еще на спектакль с  ёлкой мама билеты принесет. Это во Дворце железнодорожников. Я второй раз туда пойду. Там в подарке не только конфеты. Даже игрушка есть. Как в киндер-сюрпризе.

— И меня папа обещал на ёлку повести. Но все равно без ёлки дома плохо.

— Плохо, — вздохнула Ульяна.

— Ребята, выходим! — скомандовали взрослые, а когда они оказались на улице, дали новую команду: — Поздравьте друг друга с Новым годом и попрощайтесь до встречи после каникул...

Ульяна ушла в сторону своей хрущевки, а он поплелся с бабушкой, и даже заход в универсам, где она купила ему любимые меренги, его не развеселил.

— Что-то не везет твой отец ёлку! — стала ворчать бабушка после завтрака. — А ведь ее еще нарядить нужно.

— Привезет, — отвечал он. — Еще рано. Пойдем пока погуляем.

— Некогда мне с тобой сегодня гулять, стол готовлю. Играй дома.

Но наверное, бабушке стало стыдно, что она с ним не идет гулять, и она договорилась с двумя соседками, которые гуляли во дворе со своими малышами, чтоб и за ним присмотрели.

А чего за ним присматривать? Он потихоньку катал ком для снежной бабы, а сам поглядывал в сторону подъезда, не появится ли папин форд. И когда он появился, попросился у соседок пойти к нему.

Им-то что? Папу они хорошо знали, почему не отпустить?

Папа, конечно, привез ёлку. Когда он подбежал, папа уже ее вытаскивал через заднюю дверь своего хэтчбека.

— Привет, сын! — обрадовался он. — Сейчас увидишь, какую красавицу я раздобыл.

— Подожди! — сказал он. — Можно тебя попрошу?

— Что?! — удивился папа. — Что-то случилось?

— Все в порядке, — сказал он. — Просто я хотел тебя попросить.

— Ну... проси...

— Понимаешь, у нас в садике... одна девочка... Уля... Ульяна... ей дома ёлку не ставят... а она хочет... Давай отвезем нашу ёлку ей. Это рядом. Она в хрущевке живет. И квартиру я помню.

Папа молчал. Потом спросил:

— Ты точно решил?

— Решил. Можно даже под дверью поставить, позвонить и убежать. Чтоб сюрприз получился.

Папа снова помолчал.

— Нет, это все-таки неправильно. Давай отнесем ёлку и скажем, что это наш с тобой подарок. Согласен быть Дедом Морозом?

— Так Деда Мороза никто не видит.

— Ну, Антон, подловил меня! И все же сделаем, как предлагаю.

Дверь им открыла молодая женщина в халате. Из-за нее выглядывала Ульяна.

— Антон! — обрадовалась она. — А это тетя Нина.

— Здравствуйте, — сказала тетя Нина. — Хозяев дома нет.

— А нам и не надо, — сказала папа. — Мы к Ульяне пришли. Принесли ей ёлку. — Он взял поставленную у дверей соседней квартиры ёлку, завернутую в сетку. — Говори, Антон.

Антон вдохнул побольше воздуху.

— Ульяна, мы с папой поздравляем тебя с Новым годом. Теперь у вас будет ёлка!

— Спасибо! — вдруг хором сказали Ульяна и тетя Нина.

Тетя Нина взяла из папиных рук ёлку и прибавила:

— Приходите к нам в гости!

— Постараемся, — сказал папа. — До свидания!

Они спустились на улицу, сели в машину. Ехать было недалеко, но папа все равно застегнул его в кресле.

— Ну, — спросил он. — А как же ты будешь без ёлки?!

— Почему без ёлки? — удивился он. — У нас в садике была, потом ты меня на ёлку в детском театре обещал сводить, а еще в парке ёлку на катке поставили, ребята говорили. И коньки напрокат дают... Ведь мы еще в этом году на коньках не катались. Поучишь меня.

— Ишь ты! Все продумал. Только давай-ка, сын, я тебя до квартиры отведу, но с бабушкой встречаться не буду. Придумай сам что-нибудь, а лучше расскажи все начистоту.

— Как это — начистоту?

— Правду. Что мы подарили ёлку.

Легко сказать!

Он появился дома, будто пришел с гулянья. Молча разделся, сел обедать, слушая ворчание бабушки про то, что его отец до сих пор не появился. Потом вдруг сказал:

— Папа не привезет ёлку.

— Почему?! — изумилась бабушка. — Он же обещал.

— Я его попросил не привозить.

— Что за дуристика?! Как же ты будешь без ёлки? Куда Дед Мороз подарки положит?

— Найдет, куда. Думаешь, всем детям ёлки ставят?!

Бабушка не успокоилась и стала звонить папе по мобилке.

Но папин телефон не отвечал.

Пришла с работы мама — пораньше. Она еще больше, чем бабушка, удивилась, что ёлки нет, и тоже стала звонить папе.

Но и на мамины звонки папа не отвечал.

Уже стемнело, когда заиграл их домофон.

— Папаша твой! — обрадовалась бабушка и, не переспрашивая, нажала кнопку.

Она вышла к лифту, и он вслед за ней посмотреть на папу, послушать, что же папа скажет.

Из лифта вышли Ульяна, ее мама с довольно старой коричневой коробкой в руках и, наверное, Ульянин папа. Папа обнимал длинный сверток с их ёлкой, он ее сразу узнал, она была все так же завернута в белую сетку.

— Нашли! — радостно сказала Ульяна. — Это мы, Антон!

— Ну, говори, — сказала мама Ульяны ее папе.

— Добрый вечер, — сказал папа. — С наступающим! Мы, извините, вот с чем пришли... поймите нас правильно. Спасибо вам огромное за ёлку, только она большая, и в квартире у нас никак ее не поставить... мы прикидывали... ну никак.

Бабушка смотрела очень удивленно. Она просто застыла от удивления.

— Честное слово, не обижайтесь. Зато мы вот что придумали... она придумала... — папа кивнул на Ульяну.

— И ба-абушка моя! — протянула Ульяна недовольно.

— Да. И бабушка, конечно, — поправился папа и показал на коробку в руках Ульяниной мамы. — Здесь — наши елочные игрушки. У вас, понятно, свои имеются, но ведь ёлка большая, все поместятся...

— Вот и повесьте наши игрушки тоже — на вашу ёлку! — радостно сказала мама.

— Они много лет собирались, — так же радостно сказал папа. — У нас такие есть, что и не выпускают теперь. Дирижабль, например.

— Иван-Царевич и Жар-Птица, стеклянные гирлянды и дед с репкой. Теремок со всеми зверушками...

— И еще там есть бабушкина черепашка стеклянная, — добавила Ульяна, показав на коробку. И объяснила: — Она у нее на ёлке висела, когда бабушка даже младше, чем я, была. И ты ее, Антон, повесь так, чтобы все видели.

— Ретро! — важно сказал папа Ульяны, и все рассмеялись.

— А мы к вам, если сложится, в гости придем, — сказала Ульянина мама. — С бабушкиными пирогами.

— Чего это вы все двери нараспашку?! — раздался сердитый голос его мамы, вышедшей из квартиры. — Холоду напустили...

Увидев улыбающуюся компанию, она замолчала.

Останавливаясь, лязгнул лифт. Створки раздвинулись.

Из лифта, пятясь, выходил его папа.

Ёлка, которую он вытаскивал, была еще выше, чем первая.